Весной 1884 года Антон Чехов успешно сдал выпускные экзамены в университете, 15 сентября получил звание уездного врача. Чехов шутил: «<...> родители мои благородные плебеи <...> такое мне уважение оказывают, словно я в исправники попал. Они мнят, что в первый же год я буду ворочать тысячами. <...> Придется разочаровать бедняг». Чехов теперь в шутку подписывался: «Лекарь и уездный врач А. Чехов». Летом 1884 года он принимал больных в земской больнице недалеко от Воскресенска, ездил на вскрытия, потом подменял доктора в Звенигородской больнице. Больных было много, по 30—40 человек в день.
После окончания учебы он начал частную врачебную практику. Правда, особых доходов она не приносила. В августе 1884 года Антон Павлович писал в редактору Н.А. Лейкину: «Ах... не так давно лечил одной барышне зуб, не вылечил и получил 5 руб.; лечил монаха от дизентерии, вылечил и получил 1 р.; лечил одну московскую актрису от катара желудка и получил 3 руб. Таковой успех на новом моем поприще привел меня в такой восторг, что все оные рубли я собрал воедино и отослал их в трактир Банникова, откуда получаю для своего стола водку, пиво и прочие медикаменты».
По воспоминаниям университетского однокашника Антона Павловича, потом профессора-невропатолога Г.И. Россолимо, Чехов хотел стать преподавателем в университете, он предлагал курс лекций, в котором старался бы «возможно глубже вовлекать свою аудиторию в область субъективных ощущений пациента». Предварительные переговоры с деканом медицинского факультета профессором И.Ф. Клейном вел Россолимо. При этом в качестве диссертации, необходимой для определения на кафедру, Чехов хотел представить «Остров Сахалин». Однако эти переговоры успехом не увенчались.
В 1884 году Антон Павлович издал сборник «Сказки Мельпомены. Шесть рассказов А. Чехонте» (общий тираж — 1200 экземпляров). Впервые он попытался выпустить книгу своих рассказов еще летом 1882 года. Иллюстрировал ее брат Николай. Однако книжка «Шалость» (другие предполагавшиеся названия — «На досуге», «Шалопаи и благодушные») не появилась. Почему — сказать трудно, но Чехов о ней не говорил и не вспоминал в своих письмах. «Сказки Мельпомены» Чехов издал на свои деньги, при этом шутил, что сделал это «экспромтом, от нечего делать, спустя рукава...». А деньги? Ну, так, по его словам, «на пропивку и амуры просаживали больше, отчего не просадить на литературное удовольствие?».
К этому времени Чехов привык к жизни в Москве. В январе 1885 года он признавался «дорогому дядечке» Митрофану Егоровичу: «Я уверен, что, служа в Таганроге, я был бы покойнее, веселее, здоровее, но такова уж моя «планида», чтобы остаться навсегда в Москве... Тут мой дом и моя карьера... Служба у меня двоякая. Как врач, я в Таганроге охалатился бы и забыл свою науку, в Москве же врачу некогда ходить в клуб и играть в карты. Как пишущий, я имею смысл только в столице».
В летние месяцы Чехов выезжал с семьей на дачу в Воскресенске и там тоже занимался врачеванием. Лечил своих знакомых в Москве. В письме к дяде Митрофану Егоровичу шутил: «Каждый день приходится тратить на извозчика более рубля. Знакомых у меня очень много, а стало быть, немало и больных». При заключении соглашения о сотрудничестве в «Новом времени» предупреждает А.С. Суворина, что для него срочная работа неудобна, так как он врач и занимается медициной. «Не могу я ручаться за то, — пишет Чехов, — что завтра меня не оторвут на целый день от стола... Тут риск не написать к сроку и опоздать постоянный...»
По воспоминаниям его знакомых, Антон Павлович был внимательным и отзывчивым врачом. «Он любил, — пишет Г.И. Россолимо, — давать врачебные советы и следил за научной и практической медициной по периодической литературе. Отношение его к больным отличалось трогательной заботливостью и мягкостью: видно было, что в нем, враче, человечное достигало высокой степени, что способность сострадать, переживать вместе с больным его страдания была присуща не только ему как человеку, по еще более как врачу-человеку».
Врачебная практика так и не стала для Чехова основным занятием, приносящим доход. В письме Лейкину в сентябре 1885 года он сообщает, что за лето он принял несколько сотен больных, а заработал всего рубль. С конца восьмидесятых годов Антон Павлович прекращает медицинскую практику в Москве, но бесплатно лечить крестьян продолжал еще долго. Врачебная деятельность оказала значительное влияние на его творчество. Сам Чехов об этом говорил: «Не сомневаюсь, занятия медицинскими науками имели серьезное влияние на мою литературную деятельность; они значительно раздвинули область моих наблюдений, обогатили меня знаниями, истинную цену которых для меня, как для писателя, может понять только тот, кто сам врач; они имели также и направляющее влияние...»
Круг общения Антона Чехова в те годы был достаточно широким. Он поддерживал дружеские отношения с художником Исааком Левитаном. Во время летнего отдыха в Воскресенске Чеховы близко познакомились с семьей полковника Б.И. Маевского, командовавшего артиллерийской батареей, стоявшей в городке. Дети Маевского описаны Чеховым в рассказе «Детвора». Недалеко от Воскресенска в бывшей усадьбе Чикино находилась земская больница, во главе которой стоял известный земский врач П.А. Архангельский. В этой больнице Чехов летом 1883 года проходил врачебную практику и близко сошелся с самим Архангельским и его окружением.
Недалеко от Воскресенска, в Бабкине, было имение Алексея Сергеевича Киселева. Чеховы познакомились с Киселевым и его женой Марией Владимировной, дочерью директора московских императорских театров В.П. Бегичева, и сняли на лето у них дачу. Здесь Чеховы жили летом 1885, 1886 и 1887 годов. О новой даче Чехов писал Лейкину в Петербург: «Нанял я дачу с мебелью, овощами, молоком и проч... Усадьба, очень красивая, стоит на крутом берегу... Внизу река, богатая рыбой, за рекой громадный лес, по сю сторону реки тоже лес... Около дачи оранжереи, клумбы et caetera. Я люблю начало мая в деревне... Весело следить за тем, как распускается зелень, как начинают петь соловьи... Вокруг усадьбы никто не живет, и мы будем одиноки... Киселев с женой, Бегичев, отставной тенор Владиславлев, тень Маркевича, моя семья — вот и все дачники... В мае отлично рыба ловится, в особенности караси и лини, сиречь прудовая рыба, а в усадьбе есть и пруды...»
Просыпались в Бабкине рано, и уже часов с семи утра Антон Павлович начинал работать. Обедали около часа дня. Гуляли по лесу, потом пили чай и он вновь садился за работу. В восемь часов ужинали, а после ужина шли к Киселевым в большой дом. «Это были превосходные, неповторимые вечера, — пишет Михаил Павлович. — А.С. Киселев и В.П. Бегичев сидели у стола и раскладывали пасьянсы. Е.А. Ефремова аккомпанировала, тенор Владиславлев пел, а все Чеховы усаживались вокруг Марии Владимировны и слушали ее рассказы о Чайковском, Даргомыжском, Росси, Сальвини. <...> В эти вечера много говорилось о литературе, искусстве, смаковали Тургенева, Писемского. Много читали, — здесь получали все толстые журналы и много газет».
С мая 1885 года Чехов начинает сотрудничать в «Петербургской газете», куда его приглашают по рекомендации Лейкина. Этот год в жизни Чехова — время колебаний, неустойчивого равновесия. Назревал выбор между литературной работой и медициной. Равновесие поколебали два события: поездка в Петербург в декабре 1885 года и смерть двух его пациенток — матери и одной из сестер художника А.С. Янова, приятеля Николая. Впервые Чехов приехал в Санкт-Петербург вместе с Н.А. Лейкиным. У него он и остановился. Во время этой двухнедельной поездки Чехова встретился с писателем Д.В. Григоровичем и издателем одной из самых известных петербургских газет «Новое время» А.С. Сувориным. Эти знакомства оказали большое влияние на жизнь Антона Павловича. Суворин сразу же предложил ему постоянное сотрудничество. В дальнейшем Чехов охотно общался и переписывался с ним. Позднее Чехов останавливался у Сувориных в Петербурге, гостил на феодосийской даче, вместе они путешествовали по Европе.
25 декабря Чехов вернулся в Москву. В январском письме Александру в Новороссийск он писал: «Я был поражен приемом, который оказали мне питерцы. Суворин, Григорович, Буренин... всё это приглашало, воспевало... и мне жутко стало, что я писал небрежно, спустя рукава. Знай, мол, я, что меня так читают, я писал бы не так на заказ...» Сразу после возвращения он занялся подготовкой сборника рассказов, о котором договорился с Лейкиным. В феврале 1886 года в газете «Новое время» был опубликован рассказ «Панихида», впервые подписанный Чеховым настоящей фамилией. Вскоре он вошел в круг постоянных авторов «Нового времени», здесь были напечатаны рассказы «Ведьма», «Агафья», «Святою ночью», «Мечты».
Через несколько месяцев Григорович, прочитавший в «Петербургской газете» несколько рассказов Антоши Чехонте (среди них был «Егерь»), написал Чехову: «У Вас настоящий талант — талант, выдвигающий Вас далеко из круга литераторов нового поколения». В этом письме он советовал молодому писателю не тратить время на мелкие вещи: «...поберегите Ваши впечатления для труда обдуманного, обделанного, писанного не в один присест, но писанного в счастливые часы внутреннего настроения. Один такой труд будет во сто раз выше оценен сотни прекрасных рассказов, разбросанных в разное время по газетам». Это письмо растрогало Чехова. 28 марта 1886 года он пишет: «Ваше письмо, мой добрый, горячо любимый благовеститель, поразило меня, как молния... Как Вы приласкали мою молодость, так пусть Бог успокоит Вашу старость. <...> Доселе относился я к своей литературной работе крайне легкомысленно, небрежно, зря. Не помню я ни одного своего рассказа, над которым я работал бы более суток, а «Егеря», который Вам понравился, я писал в купальне! Как репортеры пишут свои заметки о пожарах, так я писал свои рассказы: машинально, полубессознательно, нимало не заботясь ни о читателе, ни о себе самом...» В своем письме Григорович, помимо прочего, рекомендовал Чехову послать издателю телеграмму с просьбой заменить псевдоним настоящей фамилией автора, Чехов послушался совета. На обложке книги осталось «А. Чехонте», но на контртитуле было проставлено: «А. Чехонте (Ан. П. Чехов)».
В то время взяться за что-то крупное Чехов не мог, так как был связан множеством обязательств. Продолжалась работа в «Осколках», где все еще появлялись юмористические рассказы и сценки Антоши Чехонте; в 1886 году были напечатаны «Месть», «Оратор», «Произведение искусства». В «Петербургской газете» Чехов печатался еженедельно (иногда и дважды в неделю) под тем же псевдонимом. Немалую долю времени отнимала врачебная практика. Чехов, по-видимому, был еще на распутье между медициной и профессиональным писательством: «...медицина — моя законная жена, а литература — любовница» — это, быть может, хорошая шутка, но за нею стоит разлад.
Вернувшись в Москву, Чехов написал Лейкину, что поездка в Петербург и праздничная рождественская «галиматья» «совсем сбили с толку»: «Дела по горло, но сядешь писать — не пишется: то и дело зачеркиваешь; к больному надо ехать — проспишь или за писанье сядешь...» Об успехе своих рассказов, печатавшихся в «Петербургской газете», Чехов узнал вскоре от секретаря редакции «Осколков» В.В. Билибина, с которым тоже познакомился в Петербурге: «...на вечере у Суворина были сливки литературно-музыкального и артистически-ученого миров. Григорович Вас опять расхваливал и стыдил Я. Полонского, что тот не читал».
Суворин не просил и не требовал присылать материалы в каждый номер и платил 12 копеек за строчку. Таким образом у Чехова появился относительно стабильный доход и возможность печатать рассказы без построчных ограничений, под настоящей фамилией. Отпала необходимость в работе для «Осколков» и «Петербургской газеты». Начиная с 1887 года, почти все книги Чехова выходили у Суворина: «В сумерках», «Рассказы», «Хмурые люди», «Пестрые рассказы», «Палата № 6», «Детвора», «Каштанка», «Пьесы»... Не слишком большими тиражами, как было принято тогда, они издавались и переиздавались почти ежегодно. Малый удобный формат, отличная бумага — все это обеспечивало спрос. Россия по этим книжечкам узнала Чехова. Немалую роль сыграл Суворин в присуждении Чехову Пушкинской премии за сборник «В сумерках».
Приятные события продолжали следовать одно за другим. Пришло новое письмо от Григоровича и его портрет с надписью: «От старого писателя молодому таланту». В конце апреля — начале мая 1886 года Чехов вновь приехал в Петербург. 10 мая он пишет Александру: «Я только что вернулся из Питера, где прожил 2 недели. Время провел я там великолепно. Как нельзя ближе сошелся с Сувориным и Григоровичем... Пятью рассказами, помещенными в «Новом времени», я поднял в Питере переполох, от которого... угорел, как от чада». Второй сборник Чехова «Пестрые рассказы» вышел в мае 1886 года. Летом в прессе появились критические отзывы. Об авторе «Пестрых рассказов» писали: «неглубокое, но симпатичное дарование»; «многообещающее дарование»; может быть, в будущем — «большой, выдающийся талант». О рассказах — «бойкие» очерки, «бойкая» карикатура, «бойкий» язык, «болтовня ради болтовни». Сам автор тоже был не очень доволен книгой, в письме Григоровичу говорил: «Книжка моя мне очень не нравится. Это винегрет, беспорядочный сброд студенческих работишек, ощипанных цензурой и редакторами юмористических изданий». Однако его задели замечания критиков, их порою развязный тон, например, в покоробившем его «некрологе» Скабичевского. Тот писал в журнале «Северный вестник», что автор, «увешавшись побрякушками шута», тратит «свой талант на пустяки», строчит, «не раздумывая долго над содержанием своих рассказов. <...> Вообще книга г. Чехова, как ни весело ее читать, представляет собой весьма печальное и трагическое зрелище самоубийства молодого таланта».
Летом 1886 года Чеховы опять снимали флигель у Киселевых. В конце мая Антон Павлович пишет: «Боже, как я ленюсь! Погода виновата: так хороша, что нет сил на одном месте усидеть». И тут же: «У меня много больных. Рахитичные дети и старухи с сыпями... Есть 75-летняя старуха с рожей руки...» В воспоминаниях тех, кто бывал в Бабкине, «каникулы» — по-прежнему череда прогулок, смешных происшествий, ухаживаний за барышнями. Чехов будто бы выделял из всех Машу Данковскую, дочь полковника. В эти годы около Чехова было много симпатичных девушек: сестры Марковы, Яновы, Евдокия Эфрос. Но он словно опасался увлечься. В шутку и всерьез советовал приятелям жениться не в ослеплении. Мол, потом вглядишься, поймешь, но поздно, началась семейная жизнь.
Этим летом Чехов практически ничего не написал. Деньги тут же закончились. Для аренды новой большой квартиры на Садовой-Кудринской пришлось просить аванс у Лейкина. Чехов заложил часы, золотую монету и шутил, что ходит на паперть просить взаймы. Осенью 1886 года он писал по обыкновению много. Думал о повести, начал и отставил пьесу, по-прежнему посылал что-то в «Осколки», в «Петербургскую газету», где попросил прибавки. Говорил, что «обидно» на старости лет писать за 7 копеек. Худеков поднял гонорар до 10 копеек, а в наступающем году обещал, как в «Новом времени» — 12 копеек.
В конце сентября он жаловался Лейкину на семейные проблемы: «Живется серо. Сам я плох, да и кругом себя не вижу счастливых. Агафопод с семьей живет в Москве и еле сыт. Николай вчера и 3-го дня был серьезно и опасно болен. Появилась неожиданно обильная кровавая рвота, которую едва удалось остановить. Отощал он на манер тифозного... Ужас, сколько передряг я испытал в эти дни, а тут еще денег нет... Кончится, должно быть, вся музыка тем, что я плюну, махну рукой и удеру в земство на службу». Бросить семью Чехов, конечно, не смог. Он помог Александру получить работу в редакции петербургского журнала «Русское судоходство» и в газете «Новое время», продолжал содержать родителей, студента Михаила и младшую сестру Машу, работавшую в гимназии за мизерное жалование. В эту осень Чехов заметно похудел. Он собирался с Шехтелем на теплый юг Франции, в Ниццу. Но побоялся нарушить денежное равновесие, с трудом восстановленное после сентябрьского безденежья. Позволил себе только поездку с сестрой в Петербург.
В то время в Петербурге Чехов уже становится известным. В 1886 году уже были опубликованы «Смерть чиновника», «Дочь Альбиона», «Толстый и тонкий», «Шведская спичка», «Жалобная книга», «Хирургия», «Экзамен на чин», «Хамелеон», «Маска», «Налим», «Капитанский мундир», «Унтер Пришибеев», «Злоумышленник», «Горе», «Егерь», как и многие другие рассказы, справедливо отнесенные к числу классических произведений русской литературы. Сам он потом с иронией говорил: «В Питере я становлюсь модным, как Нана. В то время, когда серьезного Короленко едва знают редакторы, мою дребедень читает весь Питер...»
Осенью 1886 года семья Чеховых переехала на новую квартиру — на Садово-Кудринскую, в дом Корнеева с небольшим палисадником. Помещение было на двух этажах, из прихожей на второй этаж вела лестница с красной ковровой дорожкой. Наверху были комнаты Марии Павловны и Евгении Яковлевны, столовая и гостиная. Внизу был кабинет Антона Павловича, его спальня и спальня Михаила Павловича. Здесь Чеховы прожили до 1890 года. «Я был тогда уже студентом, — вспоминал Михаил Павлович. — Жизнь била во мне ключом, из сестры Маши сформировалась очаровательная, чуткая, образованная девушка. Антону шел только 26-й год — и наша квартира наполнилась молодежью. Интересные барышни — Лика Мизинова, Даша Мусина-Пушкина, Варя Эберле, молодые музыканты и люди, причастные к искусству и литературе, постоянно пели и играли, а брат Антон вдохновлялся этими звуками и людьми и писал у себя внизу, где находился его отдельный кабинет...»
В прессе постоянно появлялись статьи и рецензии о творчестве Чехова. В начале 1887 года Антон Павлович писал своему дяде Митрофану Егоровичу: «Надо Вам сказать, что в Петербурге я теперь самый модный писатель. Это видно из газет и журналов, которые в конце 1886 года занимались мной, трепали на все лады мое имя и превозносили меня паче заслуг... Рассказы мои читаются публично на вечерах, всюду, куда ни явлюсь, на меня тычут пальцами, знакомства одолели меня своим изобилием и т. д., и т. д...» В ноябре — начале декабря и в марте 1887 года новые поездки в Петербург. Зимой с Марией Павловной, которая тоже ощутила атмосферу почитания, окружавшую ее брата в столичных литературных кругах. «Ма-Па, — пишет Чехов о сестре, — в восторге от поездки. Еще бы! В вагоне за ней ухаживали поручики, а в Питере с ней возились, как с королевой Помаре. Кушала она на каждой станции...»
Весной 1887 года Чехов отправился в путешествие по югу России. Он побывал в Таганроге, Новочеркасске, Рагозиной балке, Луганске, Святых горах. А.С. Суворину 10 февраля 1887 года он писал: «Чтобы не высохнуть, в конце марта уеду на юг, в Донскую область, в Воронежскую губернию... где встречу весну и возобновлю в памяти то, что уже начало тускнеть. Тогда, думаю, работа пойдет живее...» В письме к родным говорилось: «Пахнет степью и слышно, как поют птицы. Вижу старых приятелей — коршунов, летающих над степью... Курганчики, водокачки, стройки — все знакомо и памятно... Хохлы, волы... белые хаты, южные речки, ветви Донецкой дороги... — все это мелькает, как сон...»
После письма Григоровича, поездок в Петербург, критического обсуждения в печати сборника «Пестрые рассказы» перед Чеховым открылись новые горизонты, но он все еще оставался газетным поденщиком. В сентябре 1886 года он сообщает Киселевой: «Пишу пьесу для Корша (гм!), повесть для «Русской мысли», рассказы для «Нового времени», «Петербургской газеты», «Осколков», «Будильника» и прочих органов. Пишу много и долго, но мечусь, как угорелый: начинаю одно, не кончив другое...». Осенью этого года вышли книги Чехова «В сумерках. Очерки и рассказы», «Невинные речи». Его пьесы стали появляться на подмостках театров. В 1886 году начинающий драматург публикует водевиль «О вреде табака», в 1887 году «Калхас». 19 ноября 1887 года в московском театре Корша состоялась премьера пьесы «Иванов».
А здоровье Чехова не становилось лучше. Михаил Павлович пишет, что брат в то время сильно кашлял: «Особенно сильно кашлял брат Антон, когда мы жили на Кудринской-Садовой... На моей обязанности лежало зажигать в спальне у Антона на ночь лампадку, так как он часто просыпался и не любил темноты. Нас отделяла друг от друга тонкая перегородка, и мы подолгу разговаривали через нее на разные темы, когда просыпались среди ночи и не спали. Вот тут-то я и наслушался его кашля». 10 октября 1888 года Чехов сообщает А.Н. Плещееву, что он в плохом настроении, так как у него кровохарканье.
Тем временем его произведения продолжают печатать. В 1888 году в журнале «Северный вестник» напечатаны рассказы Чехова «Степь», «Огни», «Именины». Постановки водевилей «Медведь» и «Предложение». В мае вышел пятый сборник — «Рассказы». Летом 1888 года Чехов с семьей жил в имении Линтваревых под Сумами в Харьковской губернии. 7 октября этого же года Антону Чехову была присуждена академическая Пушкинская премия (половинная, 500 рублей) за сборник «В сумерках». В декабре Чехов вновь едет в Петербург, где знакомится с композитором П.И. Чайковским.
31 января 1889 года состоялась премьера «Иванова» по сцене Александрийского театра в Петербурге. В этом же году в печати появляются рассказы «Пари» и «Княгиня», водевиль «Предложение». В сборнике «Памяти Гаршина» напечатан рассказ «Припадок». В «Северном вестнике» — «Скучная история». Выходит в свет очередной сборник рассказов «Детвора». Чехов был избран членом комитета Общества русских драматических писателей. В апреле семья Чеховых снова едет на дачу к Линтваревым в Сумы. Антон Павлович привозит туда тяжело больного чахоткой брата Николая. 17 июня Николай умер. «Бедняга Николай умер, — писал Антон Павлович. — Я поглупел и потускнел. Скука адская, поэзии в жизни ни на грош, желания отсутствуют и проч. и проч.». После смерти брата Антон уехал в Одессу, затем в Феодосию и Ялту.
Осенью Антон Павлович задумывает поездку через всю Россию на остров Сахалин, где в те годы находилась каторга.
Свидетельство на звание врача, выданное А.П. Чехову Московским университетом (1884)
Н.А. Лейкин
Чехов с актерами П.М. Свободиным и В.Н. Давыдовым. Справа — А.С. Суворин. Фото 1889 г.