Его любили мы, как друга,
С которым нас связала нить
И грез и вечного недуга,
С которым можно говорить
Полунамеком, полусловом,
С которым, в сумраке суровом
Тоскливых будней, так легко
Мечтать о чем-то светлом, новом,
Что скрыто где-то далеко,
Куда наш путь тернист и длинен —
Но «через двести — триста лет»,
Как уверяет нас Вершинин,
Исчезнет тьма, и будетъ свет!
Студент Трофимов веритъ свято
В работу будущих годин:
Былое сгинет без возврата, —
Разумный труд, лишь он один
Даст людям счастье... Новь объята
Надеждой, верой... Старина
Кончает дни, озарена
Лучом печального заката...
Но в этой «доброй старине»,
Среди оставшихся развалин
Былых веков, как в старом сне,
Есть что-то жалкое... Печален
И неразумен прежний быт,
Который брошен и забыт...
Но вотъ в гнезде заветном, старом
Раздался первый грозный стук,
Стук топора... И этот звук
Смертельным кажется ударом
Для разоренного гнезда,
Где жизнь всегда была чужда
Животворящего труда...
Следов былого нет уж боле:
Слуга, последний могикан,
Из тех фанатиков-крестьян,
Что испугались светлой воли,
Забыт в усадьбе... старый крот
В пыли минувшего умрет.
О, нам жалеть его не надо,
Как и помещичьего сада,
Как старины... Но, ах! мораль
Слабее чувства — и печаль
Вливает в душу каплю яда...
И почему-то всех нам жаль.
Таков уж Чехов... Нежно, кротко
Похоронил он старину, —
И ворволась в его «весну»
Меланхоличская нотка...