...Он вышел в «сумерки». Пред ним,
Вдали, за небом голубым,
Сверкали робкие зарницы.
И стал читать умом живым
Он русской повести страницы.
Хороший, бодрый, молодой,
В душе его жил смех сначала,
Его жизнь бережно качала,
Как челн над светлою водой,
И сердца грусть не омрачала.
У жизни врат он встал с пером,
И с доброй, ласковой улыбкой
Он заносить стал в своей «Альбом»
Штрихи и тени жизни зыбкой.
То был весенний, юный звон!
Как золотой рейнвейн в бокале,
В нем искры юмора сверкали,
И жизни гнет и сердца стон
Над «Чехонте» мы забывали...
И с обаятельных страниц
К нам смех слетал неутомимо:
Пора веселых, бодрых лиц,
«Хамелеона» и «Налима»!
Но годы шли. Поэта взгляд
Стал зорче видеть «Тину» жизни,
Ум отравил сомнений яд,
И увидал он жизнь в отчизне,
Увы, совсем уж не такой,
И сердце сжалось в нем тоской!
Он вдруг прозрел, и тяжесть ноши
Он отгадал, что давит всех, —
И беззаботный смех «Антоши»
Сменил Антона грустный смех...
Поблекли краски жизни прошлой,
Пробрался в душу смутный «Страх»,
И, средь действительности пошлой,
Стал «Черный» грезиться «монах».
И жаль людей безумно стало!
Как «Чайка» в чаще камыша,
Его душа затрепетала, —
Святая, кроткая душа!
О светлом будущем вздыхая,
«Людей» он «хмурых» стал певцом,
И, как змея, болезнь лихая
Уж обвила его кольцом.
Его уж слава осеняет,
И фимиам ему кадят,
Но грустный близится закат,
Но все грустней лучистый взгляд:
То — «Скрипка Ротшильда» рыдает,
То листья желтые роняет,
Чтоб умереть, «Вишневый сад»!..
Он, умирающий, чужбиной
В объятья принят. Поздно! Свет
Погас, и с «Песней лебединой"
Ушел художник и поэт!..
Прах дорогой Москва встречала,
Молитвы тихие творя,
И «Панихида» прозвучала
У старых стен монастыря.
Прошел он «Степью» русской жизни,
Вперяя взор в ее «Огни»,
И вечным сном заснул в отчизне:
Его сегодня помяни!
Приди на тихое кладбище,
Где молча высятся кресты,
Его последнее жилище
Найди, над ним забудься ты
И погрузись в его «Мечты»...
Потом, сквозь вечный шум столицы,
Могиле вымолвив: «прости!»,
Ты поспеши домой уйти,
И погрузись в его страницы,
И память тем его почти!
И с новой болью, с новой силой,
Поникнув в скорби головой,
Вздохни над раннею могилой,
Над этой смертью роковой!
Склонись пред памятью поэта,
Чью жизнь скосил недуга яд,
И песня чья так рано спета:
Когда б он жил еще для света, —
Ему бы было пятьдесят!..(1910)