1.1. Рассказ «Смерть чиновника»: социальная роль — самоопределение человека

Рассказ «Смерть чиновника» относится к самым изученным ранним произведениям Чехова. В основном исследователи рассматривают в нем образ человека либо с точки зрения социума (унижение человека обусловлено структурами)¹, либо с точки зрения индивидуального, внутреннего, духовного состояния человека². В настоящем исследовании представляется необходимым соединить оба аспекта, анализируя рассказ «Смерть чиновника» на разных уровнях.

Фабула рассказа сосредоточена на поведении главного героя — Червякова.

Большинство глаголов в тексте относится именно к нему. Из них некоторые, причем в самых значимых фрагментах текста, в начале и в финале произведения, описывают не действия Червякова, но то, что происходит с его телом: в начале говорится, что «лицо его поморщилось, глаза подкатились» (2, 165); в финале же сказано: «В животе у Червякова что-то оторвалось» (2, 167). Глаголы «чихнул» (2, 165) и «помер» (2, 167) также не относятся к активным действиям, и речь в рассказе идет о чиновнике, с которым случилась небольшая неприятность (чихнув, он обрызгал высокопоставленного чиновника) и который думает, что ему необходимо исправить эту ситуацию. Но своими попытками он только усугубляет ее, и небольшая неприятность перерастает в катастрофу. Червяков снова и снова извиняется, с точки зрения здравого смысла «непонятно почему»³. Как говорит сам обрызганный Червяковым генерал, факт чихания — это «ничего» (2, 165) и «пустяки» (2, 166). Помимо того, в тексте дважды подчеркивается, что Бризжалов — «чужой» начальник, не имеющий к Червякову никакого отношения (2, 165; 166), так что острой необходимости многократно извиняться нет.

В данном смысле рассказ «Смерть чиновника» является произведением с непонятной фабулой о том, как незначительная причина ведет к гибели человека. Уже здесь использован прием, который будет характерным для ряда произведений Чехова: фабула своей непонятностью заставляет задуматься о других уровнях рассказа. Человеку с точки зрения здравого смысла непонятно, каким образом такое незначительное событие, как чихание в театре, может привести к преждевременной и внезапной смерти героя. Это указывает на то, что, скорее всего, причиной смерти Червякова является именно нарушение здравой логики мышления. В антропологическом же аспекте данная ситуация демонстрирует тесную связь между внешними событиями (даже якобы незначительными), внутренними переживаниями героев и их дальнейшей судьбой⁴.

Пониманию того, в чем заключается нарушение героем здравой логики, помогают высказывания Червякова. Он постоянно стремится извиняться. Слово «извиняться» («извиниться») появляется в тексте восемь раз, из которых семь раз — в прямой речи Червякова или в предложениях, передающих его мысли. История его попыток извиниться начинается с того, что, чихнув, он проверяет, «обеспокоил ли он кого-нибудь своим чиханьем» (2, 165). Сначала можно воспринять его поведение как признак вежливости (2, 165). Но затем становится понятно, что дело не в вежливости самой по себе. Червяков думает: «Не мой начальник, чужой, а все-таки неловко. Извиниться надо» (2, 165). «Извиниться надо» не потому, что Червяков помешал человеку, а потому, что это высокопоставленное лицо. Червяков воспитан на чинопочитании и по-другому поступать не может. Он шесть раз обращается к генералу со словами «ваше -ство». Это указывает на то, что Червякову свойственно не уважать личность ни в себе, ни в других, а уважать только чин.

При этом его страх оскорбить высокопоставленное лицо доходит до патологии, похожей на «обсессивно-компульсивное расстройство» или «ананкастический психоз»⁵. Психическое состояние главного героя позволяет ему решать конфликтную ситуацию с чиновником, занимающим позицию выше его, только тем способом, которому он научился⁶, т. е. извинением. Именно тот факт, что попытки извиниться не достигают своей цели и не способствуют доброжелательности или снисхождению к Червякову со стороны генерала, заставляет чиновника повторять их. Это замкнутый круг: чем жестче генерал реагирует на извинения, тем больше Червяков вынужден повторять их, тем самым еще больше раздражая генерала.

Важно видеть в поведении героя сочетание индивидуального и социального начал. Патологически преувеличенное поведение отдельного индивида отчасти обусловлено социальными нормами⁷, здесь — тем фактом, что социум поощряет чиновника, который стремится всегда быть удобным начальству. В случае Червякова эта установка, воспитанная в чиновниках социумом, доходит до психопатологии. Высмеивая Червякова, Чехов критикует современное ему общество.

Сам Червяков в определенный момент осознает дисфункциональность своих извинений. Чувствуя непонимание со стороны генерала, он решает: «Генерал, а не может понять! Когда так, не стану же я больше извиняться перед этим фанфароном! Чёрт с ним! Напишу ему письмо, а ходить не стану! Ей-богу, не стану!» (2, 167). Однако это остается эпизодом, и затем Червяков все-таки снова извиняется (2, 167). Этот момент прозрения показывает, что даже в таком однозначном характере, как Червяков, присутствует шанс на изменение. Однако он быстро теряется из-за отсутствия личностной силы героя и его сужения до роли чиновника.

Помимо извинения присутствует желание Червякова «объяснить» свое чихание (2, 166), тот факт, «что это закон природы» (2, 166), т. е. то, что Червяков чихнул не произвольно, а нечаянно. Но это объяснение ничего не меняет в позиции генерала. Более того, объяснения Червякова, который в дальнейшем пытается также убедить генерала в том, что он не хотел смеяться над ним, показывают то, что «уважения к персонам» (2, 167) у него на самом деле нет, и он считает генерала глупым, непонимающим человеком (2, 167). Здесь следует также обратить внимание на то, что Червяков употребляет слово «персоны» вместо более привычных «личности», «лица» или просто «люди». «Персоны» звучит торжественно. Однако изначально данное слово означало маски актеров в греческом и римском театре, указывающие на их роли⁸. Именно такими носителями социальных ролей в глазах Червякова и являются люди: он сам играет роль «чиновника», о чем свидетельствует заглавие произведения; генерал же играет роль начальника.

Генерал говорит Червякову: «Да вы просто смеетесь, милостисдарь» (2, 167). Разумеется, Червяков отрицает это (2, 167). Но, в любом случае, данное высказывание ставит вопрос о присутствии смехового начала в рассказе. Безусловно, Червяков не смеется, но его можно воспринимать в смеховом ключе. Согласно теории Г. Плесснера, смех выражает потерю самообладания, когда человек больше не справляется со своим положением⁹. Опасение, что генерал обиделся на него, является для чиновника такой угрозой, что он не знает, как с ней справиться. Происходит то, что Г. Плесснер называет «эмансипацией средств»¹⁰: средствам, которые обычно выполняют свою функцию и помогают осуществить цели, придается неуместная значимость, так что они, наоборот, мешают достижению целей. Извинения Червякова, рассчитанные на восстановление хороших отношений, окончательно портят их. Это обусловлено тем, что Червяков видит в себе не человека, который может чихать, как все (2, 165), но исключительно чиновника, который должен уметь «себя в публике держать» (2, 166). Также и в Бризжалове он видит не человека, который понимает, что люди иногда чихают, но исключительно генерала, который может быть обиженным его чиханием. Червяков идет домой «машинально» (2, 167). Это указывает на то, что он как человек окончательно превратился в механизм¹¹.

Смех в рассказе можно назвать «наказанием»¹² за то, что Червяков отрекся от собственной человечности. Он умирает «комической смертью»¹³ в вицмундире — символе чина. Комизм обусловлен тем, что смерть является уместной «репликой на провокацию, саму по себе неуместную»¹⁴, она представляет собой завершение потери человечности Червяковым.

Смех над Червяковым можно также считаться «предупреждением»¹⁵ о том, чтобы люди рассуждали и поступали иначе, чем Червяков, и не забывали о том, что каждый человек является в первую очередь индивидом. «Вот почему, пользуясь словами Чернышевского, можно сказать, что комическое у Чехова пробуждает в читателе чувство собственного достоинства»¹⁶.

Итак, смеховое начало в рассказе имеет двойное антропологическое значение: смешной Червяков олицетворяет человека, ведущего себя совершенно неуместно, потому что стал заложником тех правил поведения, которым сформировал в нем социум, т. е. чинопочитания и чрезмерной заботы о собственной репутации. Червяков изображается как «animal sociale» в дурном смысле слова, как существо, редуцированное до своей социальной роли и ее механизмов. Смех же над Червяковым показывает, что человек может понять абсурдность такого поведения. В лучшем случае, это позволяет человеку преодолеть зависимость от своей социальной роли и ее механизмов и, тем самым, приобрести свободу и индивидуальность.

По поводу описания внешности и характера главного героя обращает на себя внимание на тот факт, что в произведении ничего не говорится о том, как он выглядит или каким является по своему характеру. Рассказчик только фиксирует меняющиеся факты. Так, нет описания лица Червякова, но сообщается о том, что оно в определенный момент, в связи с чиханием, «поморщилось, глаза подкатились» (2, 165). О волосах Червякова говорится только то, что он «подстригся» (2, 166) перед очередным визитом к генералу. Также ничего не говорится о повседневной одежде Червякова, но сообщается, что для посещения генерала он надевает новый вицмундир (2, 166). Ничего не сообщается и о характере Червякова, о том, как он обычно себя чувствует. Описана только смена его настроения в театре: сначала он чувствует себя «на верху блаженства» (2, 165), когда сидит во втором ряду, затем он «конфузится» (2, 165), смотрит «подозрительно» (2, 166), после чего чувствует «ужас» (2, 167). Его блаженство резко сменяется ужасом, когда он думает, что высокопоставленный чиновник им недоволен.

Такое описание Червякова показывает, что он является только носителем меняющихся ролей и объектом событий. Он оказывается не носителем характера, но только предметом настроений и переживаний. Вицмундир, который он носит (2, 167), покрывает его внутреннюю пустоту, обусловленную тем, что он редуцирован до социальной роли. Рассказ показывает, что такое возможно, по крайней мере, в виде карикатуры¹⁷. Но становится понятно, что данная возможность в действительности невозможна, т. к. человек, являющийся только носителем социальной роли, не может жить или, по крайней мере, не может пережить потерю роли или социальной позиции.

Таким образом, у смерти Червякова есть логика оскудения, находящая свое художественное выражение в приеме сужения. Все его возможности поведения редуцируются на то, чтобы «извиняться» перед «его -ством». Поэтому неудивительно, что он умирает, когда генерал окончательно и злобно отказывается принять извинения. Сразу же после повторного крика Бризжалова «Пошел вон!» (2, 167) Червяков теряет все свои человеческие возможности: «Ничего не видя, ничего не слыша <...> он вышел на улицу и поплелся... Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и... помер» (2, 167). Тело Червякова становится пустой обложкой или почти машиной. Когда он умирает, единственное, что у него остается, — это обложка чиновника, вицмундир. Сужение совершается после того, как генерал выгнал Червякова, и смерть в вицмундире является для него закономерной. Но начинается его сужение намного раньше, поскольку для Червякова всё время главным было положение в обществе, то, что думают о нем другие, в частности, высокопоставленные лица.

Как это часто бывает в рассказах Чехова, особенно в ранних, главный герой носит говорящую фамилию — «Червяков». Она позволяет вникнуть в вопрос об идейный подтекст рассказа. Чиновник ведет себя как «червяк», т. е. его поведение не соответствует его человеческому достоинству. Уже в Псалтири червь символизирует низость, незначительность, презрение или унижение, т. е. состояние, недостойное человека: «Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе» (Пс 22, 7)¹⁸.

Именно низкий человеческий статус героя придает определенный смысл его абсурдным попыткам «объяснить» свое чихание (2, 166—167)¹⁹. Строго говоря, его слова о том, «что это закон природы» (2, 166), относятся к тому очевидному факту, что чихание не подвергается свободе воли человека. Но в кратком выражении «это закон природы» актуализируется дискуссия о теории Чарльза Дарвина, восприятие которой Ф.М. Достоевским в «Записках из подполья» была важно для Чехова. Червяков становится карикатурой дарвиниста²⁰, по мнению которого человек не свободен, а полностью подчинен законам природы. Червяков оказывается несвободным не только в аспекте социума, но и в мировоззренческом аспекте. Первоначальная ситуация несвободы Червякова из-за страха перед высокопоставленными лицами усугубляется тем, что он не хочет быть свободным, он видит только свою принадлежность к природе, но не то, что он, как человек, способен выйти за эти рамки.

Таким образом, уже в раннем рассказе «Смерть чиновника» разные уровни художественной архитектоники чеховского прозаического произведения дополняют друг друга и нуждаются друг в друге. На уровне фабулы и высказываний героя рассказ оказывается непонятным, однако художественные уровни рассказа во всей своей совокупности показывают главного героя совершенно не неизреченным, но только ограниченным своей социальной ролью. И именно этим они указывают на конфликт между ролью («персоной») и личностью. Червяков неспособен разрешить конфликтную ситуацию в пользу личности, и она разрешается в сторону роли. За свою неготовность выйти из роли «чиновника» главный герой терпит «наказание» в виде комической смерти.

Примечания

1. Паперный З.С. А.П. Чехов... С. 16—20.

2. Михновец Н.Г. Указ. соч. С. 142.

3. Михновец Н.Г. Указ. соч. С. 142.

4. Катаев В.Б. Проза... С. 135.

5. Тирген П. Указ. соч. С. 11.

6. Deutsche Gesellschaft für Psychiatrie und Psychotherapie, Psychosomatik und Nervenheilkunde (DGPPN). S3-Leitlinie Zwangsstörungen [digital resource]. http://www.awmf.org/uploads/tx_szleitlinien/038_0171_S3_Zwangsst%C3%B6rungen_2013.pdf (date: 30.12.2016). S. 10.

7. Тирген П. Указ. соч. С. 8—9.

8. Тирген П. Указ. соч. С. 10.

9. Plessner H. Lachen und Weinen... S. 108—109.

10. Там же. С. 109.

11. Plessner H. Lachen und Weinen... S. 108.

12. Там же. С. 109.

13. Там же. С. 120.

14. Там же.

15. Там же. С. 109.

16. Паперный З.С. А.П. Чехов... С. 16.

17. Относительно концепта «карикатура»: Степанов А.Д. Чеховские рассказы... С. 9.

18. Псалмы в настоящем исследовании исчисляются согласно принятой в международном научном сообществе мазоретской системе.

19. Михновец Н.Г. Указ. соч. С. 142—143.

20. Там же.