Памятник Роб. Бернсу. Мы будем — как анатомы1... Не удивляйтесь, если отзывы не всегда благочестивы и общеприняты...
Тот период, о котором я хочу говорить — новейшая литература, реалисты, символисты, неореалисты и футуристы, — чрезвычайно законченный, и у него резкие пограничные столбы: он выходит из эпохи гражданской, тенденциозной литературы — и входит в гражданскую. Якубович2, Гаршин, Каразин3, Успенский, Решетников...
Образ: жидкость, сосуд.
Этот период — один из самых значительных в русской литературе, еще, быть может, недостаточно оцененный. В этот период огромный шаг вперед сделала форма в литературе. Форма — основа. Сюжеты — одни и те же, важно — как Гейне: портной Штауб4. Когда литература приобретает прикладной, тенденциозный характер — на форму уже не обращают внимания. Слащава, сусальна, неестественна деревня у народников. Прокрустово ложе; неестественность, уродливость. Невероятно пошла и убога форма у [реалистов]. Но в тот период, который начинается Чеховым, — литературная форма шагнула вперед.
Чем вызван был отказ от тенденциозной, гражданской литературы? Что творилось в обществе?.. Что за эпоха? Разбиты народовольцы. Реакция. Тщетные попытки продолжать революционное движение: заговор «второго 1-го марта» в 1887 году. Аресты. Проповедь культурных «малых дел»5. Разочарование и неудовлетворенность в интеллигенции — и вместе странное, неопределенное стремление к неопределенному светлому будущему. Разочарование и неопределенное стремление — типичные черты романтизма. И Чехов — типичный романтик.
Романтизм — двух типов: романтизм позитивный и романтизм мистический. Одни ищут это неопределенное будущее на земле, другие — на небе или вообще где-то, только не на земле. С романтизмом позитивным мы встретимся позже у Горького и других реалистов и неореалистов, с романтизмом мистическим — у символистов. У Чехова как у реалиста — романтизм позитивный. Детальнее мы с этим потом разберемся.
Романтизм — из 2-х элементов: отрицание и стремление, из 2-х сил одна +, другая −. Как у Чехова — отрицательное отношение к настоящему? Он ясно взял всю пошлость, застой, скуку, безвыходность жизни. То, что народники изображали в розовых, сусальных красках, — мужик. «Смерть чиновника», «Человек в футляре», которому кажется недозволенным все, что не запрещено.
Вторая черта романтизма — стремление, мечта. Если бы Чехов начал проповедовать — он начал бы в противоположность Христу так: «Мое царство от мира сего»6. Его романтизм — романтизм бесконечного человеческого прогресса. Врач. Через триста лет.
Толстовство, электричество и пар. — Чехов увлекался толстовством. Но затем — перестал, так как «расчетливость и справедливость говорит мне, что в электричестве и паре любви к человеку больше, чем в целомудрии и воздержании от мяса»7. Реализм — позитивизм (символизм — мистицизм).
«Дуэль» — фон Корен. Его романы — религия мирового прогресса, религия науки — и в этом его родство с окончательным Горьким. В «Дуэли» разговор зоолога фон Корена и дьякона. За разрешением всех проклятых вопросов зоолог рекомендует:
— Обратитесь к тем немногим точным знаниям, какие есть у нас. Доверьтесь очевидности и логике фактов. Любовь да заключится в устранении всего того, что так или иначе вредит людям и угрожает им опасностью в настоящем или будущем.
— Значит, любовь в том, чтобы сильный побеждал слабого?
— Несомненно.
— Но ведь сильные распяли Иисуса Христа?
— В том-то и дело, что распяли его не сильные, а слабые. Человеческая культура ослабела и стремится свести к нулю борьбу за существование и подбор. Отсюда — быстрое размножение слабых и преобладание их над сильными. Мы, культурные, распяли Христа и продолжаем его распинать. Не лицемерьте же, а глядите жизни прямо в лицо, признавайте ее разумную законность, и когда она хочет уничтожить хилое, золотушное, развращенное племя, то не мешайте ей вашими иллюзиями и цитатами из дурно понятого Евангелия. Христос, надеюсь, заповедал любовь разумную, осмысленную и полезную.
(«Дуэль»)8
«Черный монах». Разговор Черного монаха с Ковриным.
— Вечная жизнь есть, — сказал монах.
— Ты веришь в бессмертие людей?
— Да, конечно, вас, людей, — ожидает великая, блестящая будущность. И чем больше на земле таких, как ты, тем скорее осуществится это будущее. Вы на несколько лет раньше введете человечество в царство вечной правды — и в этом ваша заслуга.
— А какая цель вечной жизни?
— Как и всякой жизни: наслаждение. Истинное наслаждение — в познании, а вечная жизнь представит бесчисленные и неисчерпаемые источники для познания9.
Подлинный романтизм сказывается в стремлении к «завтра» от «сегодня». Сегодняшнее никогда не удовлетворяет, даже если оно и положительно. Эта «завтрашность» — и у Чехова. Все люди у него делятся на два разряда: которые сегодня что-то знают, достигли, определили — кто «приставлен к чему-нибудь» («Овраг»)10, и которые не знают, томятся и «не представлены ни к чему». Т. е. на романтиков и не романтиков. И первые Чехову — милы, вторые — противны. Побеждают у Чехова — как и всегда бывает в жизни и как следует ожидать от знающего жизнь реалиста — побеждают люди практические, не романтики. Но их победа — сегодняшняя: люди завтрашнего, люди, служащие ферментом, бродилом жизни, — это романтики, это неудовлетворенные сегодняшним, отрицатели, ищущие.
Злейший враг Чехова как романтика — пошлость.
Пошлость. Мать диктует письмо к дочери и зятю, диктует письмо, где она хочет излить лучшие свои чувства, послать свое благословение, сказать самое дорогое, заветное. А диктует она отставному солдату Егору, которого так определяет Чехов: «сама пошлость, грубая, надменная, непобедимая, гордая тем, что она родилась и выросла в трактире, — сидит на табурете, раскинув широко ноги под столом, сытый, здоровый, мордастый, с красным затылком». Он пишет: «В настоящее время, как судьба ваша через себе определила Вас на Военное Поприще, то мы Вам советуем заглянуть в Устав Дисциплинарных взысканий и Угол. Зак. Военн. Вед. и Вы усмотрите в оном законы цывилизации чинов Военного Ведомства»11.
В «Трех сестрах» Андрей, охваченный нежным чувством, сквозь слезы говорит: «Милые мои сестры, чудные мои сестры. Маша, сестра моя!» А в этот момент растворяется окно, и выглядывает из него тоже сама пошлость — Наташа: «Кто здесь разговаривает так громко? Il ne faut pas faire du bruit, la Sophie est dormée déjà. Vous êtez un ours»* 12.
В «Моей жизни» архитектор идет под руку с дочерью, говорит ей о звездах, о том, что даже самые маленькие из них — целые миры, и при этом указывает на небо тем самым зонтиком, которым только что избил своего сына13.
Безутешная мать, у которой убили единственного ребенка. Но священник, подняв вилку, на которой сидел соленый рыжик, сказал ей: «Не горюйте о младенце. Таковых бо есть Царство Неб...»14
Пьесы. «Иванов». Медленной походкой идет Иванов, и от его мертвого прикосновения гибнут женщины, земля глядит на него, как сирота. А он жалуется на свое переутомление, насмехается над «своей гнусной меланхолией»15, над игрой в Гамлета. Но он не кроток, как Обломов, и Иванов в лицо умирающей жене сказал «жидовка» — и бросил смертный приговор.
(Пошлость людская бессмертна16. Гамлет.)
В одном из писем Чехов говорит: «Не дело психолога делать вид, что он понимает то, чего не понимает никто... Мы не будем шарлатанить и заявим прямо, что на этом свете ничего не разберешь. Все знают и все понимают только дураки и шарлатаны»17.
Психологически объяснить значение краткости: почему краткость более сильное впечатление?
«Кроме романов, стихов и доносов — все виды перепробовал. И повести, и рассказы, и водевили, и пьесы»18, — писал сам Чехов. Зеркало. Хладнокровие.
В другом письме (к Плещееву — по поводу повести «Жена») Чехов говорит о себе, свободном художнике: «Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индифферентист. Я хотел бы быть свободным художником, и только, и жалею, что Бог не дал мне силы быть им. Я ненавижу ложь и насилие во всех видах. Фарисейство, тупоумие и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках: я вижу их в науке, в литературе, среди молодежи. Потому я одинаково и не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Форму и ярлык — я считаю предрассудком. Моя святая святых — это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновенье, любовь и абсолютнейшая свобода — свобода от насилия и лжи, в чем бы последние две ни выражались»19.
Мы видим, что Чехов — романтик, и позитивный романтик. Но что же нам дает право назвать его реалистом? Т. е. изображение по-настоящему, объективно. 1) Отсутствие тенденциозности. Почему тенденция — мешает реализму — искажение реального в угоду тенденции. «Розовые» мужики, конечно, не реальны; [«розовые»? тоже.] Подход к мужику — барский и народнический. К революционеру и интеллигенту — реакционный (Достоевский) и народнический. У Чехова — третий.
Во 2) позитивизм Чехова, отсутствие в нем мистицизма. Все, что говорилось о позитивизме выше. Ни одного фантастического рассказа — хотя десятки святочных. Рассказ «Страхи». Как просто, по-докторски (анатом, трупы), объясняет он то, что сначала показалось мистически жутким. Ночью в лесу пристала черная собака — вспом. фаустовский пес. Но дома застал гостя, который пожаловался на пропажу дорогой собаки. — В час ночи вагон сам собой катился по рельсам. Встречный мужик объяснил: «На 121 версте — уклон».
Из «Три года». — «Вы любите жизнь?» — «Да, люблю. Я — химик. Мыслю химически и умру химиком»20.
И «В овраге». Липа: «Вы святые?» — «Нет, мы из Фирсанова»21.
В первой лекции я уже упоминал, что Чехов в отношении формы сделал очень много. В чем же именно его достижения и новшества?
Чехов писал все, «кроме стихов и доносов»... Но его значение — в трех родах: 1) новелла, 2) драма и 3) письма. Неудачные романы. Сравнительно малоудачные большие повести: «Три года», «Степь». Но новеллы — изумительны. Мопассан.
Как писал Чехов? Вначале — необычайно быстро, шутя. «Егерь» — в купальне22. Рассказ Короленки о пепельнице23.
В письме к Л. Гуревич: «Пишу медленно, с длинными антрактами; пишу и переделываю, и часто, не кончив, бросаю»24. В другом письме: «Пишу — и зачеркиваю, пишу и зачеркиваю»25. В последний период он уже не писал, а, как шутя говорил про себя, — «рисовал» (цветные чернила)26.
Первое и главное, чего достиг Чехов и чего до него не умели: краткость, сжатость, сгущенность (длинноты у Тургенева, Толстого «Анна Каренина»). Значение краткости особенно для современного, городского читателя. Значение недоговоренности: творчество самого читателя.
Эта краткость воспиталась в Чехове работой в «Осколках».
Сравним рассказ из 3-го тома «Агафья» и из 5-го тома «Спать хочется». «Агафья». Герой Савка. Описание — точное, протокольное. Рассказ начинается со 2-й страницы: «Помню — я лежал». Пейзажи. «А ты что насупилась — словно тетка тебя родила?» Пейзаж.
«Спать хочется» — один из лучших рассказов Чехова. Тут уже нет описаний. Биографию Варьки, и почему она в няньках — читатель узнает из сна Варьки. Обстановку автор заставляет все время чувствовать приемом лейтмотива: зеленое пятно и тени... Переход из сна в явь.
Второе: пейзажи. Пейзажи у прежних писателей: пейзажи — ради пейзажа, у Чехова — пейзаж только фон, средство, а не цель.
В одном из писем Чехов говорит: «Описания природы уместны и не портят дело лишь тогда, когда они кстати, когда помогают вам сообщить читателю то или другое настроение»27. Том 2-й «Мыслитель». Пейзаж. «Знойный полдень. В воздухе ни звуков, ни движений. Вся природа похожа на одну очень большую, забытую Богом и людьми, усадьбу...»
Пейзаж. «Солнце легло спать и укрылось обагряной золотой парчой, и длинные облака, красные и лиловые, сторожили его покой, протянувшись по небу. У самого пруда, в кустах за поселком и кругом в поле заливались соловьи... Чьи-то годы считали кукушки и все сбивались со счета, и даже можно было разобрать слова: «И ты таков! И ты такова!» Какой был шум! Казалось, все эти твари кричали и пели нарочно, чтобы никто не спал в этот веселый вечер, чтобы все, даже сердитые лягушки, дорожили и наслаждались каждой минутой: «Ведь жизнь дается только один раз!»»28
Третье: драматическая форма рассказа, а не описание. Рассказ, а не показ. Биография героя — в действии («Спать хочется»). Там же — прием лейтмотивов. И то и другое — одновременно дает сжатость рассказу.
Четвертое: уменье начинать. Чехов не раз писал, что это — самое трудное29. Начала у прежних писателей. Искусство Толстого в этой области. Чехов — шел за ним. Вот рассказ «Беда» — о купце, которого засудили за то, что был членом ревизионной комиссии. Начинается он прямо: «Директора городского банка Петра Семеновича, бухгалтера и двух членов — отправили ночью в тюрьму...»30
«Неосторожность». Начало: «Петр Петрович Стрижин, племянник полковницы Ивановой, тот самый, у которого в прошлом году украли новые калоши, вернулся с крестин в два часа ночи»31.
Пятой особенностью рассказов Чехова был юмор. Юмор, отличие великих писателей, смех сквозь слезы. «Злоумышленник» (гайка). «Смерть чиновника». Со сборника «Хмурые люди»32 — беспечный смех затихает. «Чеховские настроения». Но остается юмор. Комическое — Белинский определяет, пользуясь терминами Гоголя, как «противоположное между идеей и ее общественностью»33. Но здесь и залог трагического. И у Чехова везде подход именно такой. Везде НО, трагикомическое «но». Алехин долго таил свое чувство от любимой женщины, и вот наконец признался — целует ее, плачет; понял, как ненужно и мелко было все, что мешало любить — но поздно: через мгновение поезд унесет ее далеко34. — Другой путник — уже обнял женщину, но ямщик в дверях35. «Скучная история»: выдающийся ученый, с европейским именем, но... «Бабье царство» — миллионерша, здоровая, кругом — богатство, лесть — но ей скучно жить, тоска... «Иванов» — выдающийся общественный деятель, интеллигент, умница, но он говорит: «Без любви, без цели, без веры — как тень, слоняюсь я среди людей»36... Поэт неудавшейся русской жизни, неудачников, стремление этих неудачников вдаль.
Шестая особенность: боль. В рассказе «Припадок» говорится (про Васильева): «Есть таланты писательские, сценические, художнические, — у него же особый талант: человеческий. Он обладает тонким, великолепным чутьем к боли вообще. Как хороший актер отражает в себе чужие движения и голоса — Васильев умеет отражать в своей душе чужую боль. Увидев слезы, он плачет; около больного — он сам становится больным и стонет; если видит насилие, то ему кажется, что насилие совершается над ним...»37
Седьмая особенность: зачатки символизма. В «Палате № 6». В «Крыжовнике». «В овраге». Содержание. Разговор Липы со стариком.
Пьесы
Среди вас есть математики... Статика и динамика...
Но есть ли в природе действительная статика, полное равновесие? По новейшим теориям — молекулы в вечном, невидимом для глаз движении. Изменения температур, электрический ток. Мост, по которому бегут трамваи... Молекулы совершают колоссальную, невидимую работу, живут, гибнут, стареются — невидимо, неслышно. Какие-то невидимые, безмолвные драмы.
Та же молекулярная жизнь — и в человеческой душе. Теперь — эпоха динамическая. Все — снаружи: внешние драмы, убийства, смерти, голодные трагедии... Но в так называемые органические эпохи — жизнь уходит внутрь. В жизни моста — революционной эпохой было, когда его строили, революционной эпохой будет — когда его будут взрывать. Органическая эпоха — теперь.
Вот эту самую молекулярную жизнь человеческой души, молекулярную драму — изображал Чехов. Эту жизнь — простым глазом не уловить, эти драмы невидимы и неслышны. Эти драмы — не в действиях: мост как стоял — так и стоит. Эти драмы даже не в словах, они где-то за словами, они в паузах, в намеках. Эти драмы не динамические, а статические — вернее: как будто статические.
Самый корень слова греческий — и означает «действовать». Понятно, почему драма, пьеса строились на действии: драма рассчитывалась на массу, на толпу зрителей, на то, чтобы воздействовать на возможно большее число зрителей. Ясно: на те способности к восприятию, которыми обладает большинство зрителей. А если мы вынесем за скобки эти общие способности... Обычная драма — расчет (верный) на среднее, отнюдь не утонченное восприятие. Ясно: этому среднему, «заскобочному» зрителю — не видна молекулярная драма, молекулярная жизнь человеческой души, которую пытался изобразить Чехов. Этим и объясняется неуспех — первоначальный — его пьес.
Пьесы: два водевиля и пять драм: «Иванов», «Дядя Ваня», «Чайка», «Три сестры», «Вишневый сад».
«Иванов». Сперва «Иван Иванович Иванов»38. Попытка грубого, примитивного символизма, как у Андреева «Жизнь человека». Алгебра и геометрия, где все трехмерное, выпукло.
По поводу «Иванова» Чехов писал: «Хотел соригинальничать, не вывел ни одного злодея, ни одного ангела, никого не обвинил, никого не оправдал»39.
Содержание пьесы: Иванов, говорящий о высоких материях; его жена; Саша... Иванов — романтик, Гамлет + Обломов. Проклинает «гнусную меланхолию». Отражение развала интеллигенции. Гнилой устой моста: не способен сопротивляться, бороться. В момент высшего напряжения — [когда трамвай] — он ломается...
Элемент внешней, динамической драмы, смерть. Фабула есть.
Некоторый успех.
«Леший» — впоследствии «Дядя Ваня» — через год. Там был не Астров, а Хрущов, не врач, а помещик. В «Дяде Ване» исчезли 4 лица «Лешего». Желтухин, не кончивший курса, технолог, его сестра Юля, помещик Орловский и его сын — кутила. Здесь больше внешней драмы: будущий дядя Ваня кончает самоубийством — вместо статической попытки убить профессора Серебрякова. Зато в «Лешем» нет основной внутренней, молекулярной, психологической драмы — драмы Сони: в «Лешем» все кончается благополучно, аккорд разрешается: Соня выходит замуж за Хрущова, нет ее безнадежной, безвыходной любви.
В «Дяде Ване» — все тоньше. Разрешения — нет: пьеса кончается диссонансом. Параллель с новой музыкой: Скрябин...
Нет надобности напоминать содержание. Родство Серебрякова — «ученой воблы» — с проф. из «Скучной истории»: «Скучная история» — за два месяца — до «Лешего»40. Родство Сони с Сашей. Родство Хрущова — дяди Вани с Ивановым. Романтик — дядя Ваня. Его мечты о будущем счастье человечества, символизируемые его влюбленностью в леса. Опять элемент символизма. «Мы отдохнем». Героиня кладет голову на руки дяде Ване и уверяет его, что Бог сжалится над ними, что они увидят жизнь светлую и прекрасную. «Мы отдохнем. Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах... Ты не знал радостей в своей жизни, но погоди, дядя Ваня, погоди... Мы отдохнем...»41
Отражение толстовства: положительный образ — люди, не умеющие побороть быт, люди, покорно приносящие себя в жертву эгоизму «ученой воблы».
Успеха «Леший» не имел. Не могли простить Чехову профессора. И только гораздо позже, в Художественном театре, был поставлен и имел успех. Через 11 лет42.
ЧАЙКА. Зарождение ее. (Еще больший разрыв.) Измайлов, с. 39743.
Еще больший разрыв с прежними условностями драмы: «Начал пьесу forte, кончил pianissimo»44. (Прием, потом повторенный Андреевым в «Катерине Ивановне».) Типичная молекулярная драма. Изм. 398.
Почти нет внешнего действия. Но молекулярная драма назревает невидимо и неслышно: в пьесе — покушение на самоубийство, самоубийство. Это — все же еще дань старой драме: в других пьесах Чехова ничего не случается.
Треплев — декадент, пародия.
Родство Тригорина и Чехова. Треплев в одном месте пьесы говорит: «Я так много говорил о новых формах, а теперь чувствую, что сам мало-помалу сползаю к рутине. Описание лунного вечера длинно и изысканно. Тригорин выработал себе приемы, и ему легко. У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова. А у меня — и трепещущий свет, и тихое мерцание звезд, и далекие звуки рояля, замирающие в воздухе. Это мучительно!»45
А в 11-м томе сочинений Чехова, в его рассказе «Волк» — мы найдем описание лунного вечера: «На плотине, залитой лунным светом, не было ни кусочка тени; на средине блестело звездой горлышко разбитой бутылки. Два колеса мельницы, наполовину спрятавшись в тени широкой ивы, глядели сердито, уныло».
Это — мелочь, но таких мелочей в образе Тригорина — целые десятки. Например — отзыв Тригорина о начинающем писателе, который целиком можно отнести к молодости самого Чехова46. Если Тригорин не Чехов — то, во всяком случае, очень ему близкий.
Символизм: Чайка.
Пьеса была поставлена в Александринском театре — и провалилась. Внешняя причина провала: бенефис Левкеевой. Публика «заскобочная». Внутренняя причина: еретичество, новшества, утонченность. Неблагоприятные отзывы автопортретов. Реабилитация Художественного театра — через два года47.
«Проживу 700 лет и не напишу больше ни одной пьесы»48. «Назовите меня последним словом, если я когда-нибудь еще напишу пьесу»...49
«Три сестры». Здесь уже сплошь — то, что мы назвали молекулярной драмой, или, выражаясь принятым термином: драма психологическая. Ничего не случается: самое крупное, самое динамическое — уход полка.
Взят не темп театрального представления — взят темп жизни: обыкновенные, как будто незначащие разговоры; обычные, житейские дела и события.
Игра на паузах. Значение недоговоренности. — Символизм: «Москва». В новых формах сумел покорить публику. Леонид Андреев писал: «Я видел жизнь, она волновала меня, мучила, наполняла страданьем и жалостью. И мне не стыдно было моих слез»...50
«Вишневый сад»...
Внешняя форма, глина, быт: дворянское оскудение. То, что было известно со времен Обломова, прошло через тургеневские романы.
Выродились и развалились не только помещичьи усадьбы, но и люди. Легкомыслие, безволие, неспособность к сосредоточенным переживаниям.
Любовь Андреевна. Шкафчик и няня. Сын Гриша — «Петя, отчего вы так подурнели?»51 Овс.-Куликовский, 16452.
Раневская, Гаев, Трофимов — недотепы по Фирсу. Они — воплощение отрицательных добродетелей: они добры — в смысле не злы, они не глупы, не бесчувственны. Лопахин сказал: «А сколько, брат, в России людей, которые существуют неизвестно для чего»53. Это — лишние люди.
Раневская и Гаев — просто лишние люди, не романтики: романтиком является Трофимов. Он из «неделающих», но зовет к новой жизни, к труду. Он жалок: «облезлый барин», постарел, вылинял, приживальщик. Но автор — его любит.
Определенное отрицание прошлого, сегодняшнего. Овс.-Кулик., с. 17354.
Лопахин. Трофимов говорит ему: «Как в смысле обмена веществ нужен хищный зверь, который пожирает все, что попадается ему на пути, так и ты нужен»55. Нет прежнего, как у Глеба Успенского, изображения «гнусного промышленника», «гнусного хозяйственного мужика». Чехов понимал необходимость Лопахиных в процессе общественного развития; тут сказался реалист.
Лопахин вовсе не зверь: он готов выручить Раневскую из беды, он предлагает Трофимову денег, чтобы тот мог учиться. Он уважает книгу, знание, Трофимова. Он утешает плачущую Любовь Андреевну: «Бедная моя, хорошая, не вернешь теперь... Отчего же вы меня не послушались? О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась наша нескладная, несчастливая жизнь!»56
И все же Чехову он не мил: он — не романтик. Чехову ближе смешной, облезлый недотепа Трофимов.
Вместе с «Тремя сестрами» «Вишневый сад» наиболее типичная для Чехова пьеса, наиболее типичная психологическая драма. Опять — полнейшее отсутствие внешнего действия, динамики. Вся драма глубоко скрыта. Вместо звука выстрелов, которые должны потрясти нервы зрителя в обыкновенной драме, — здесь такой, на первый взгляд, нестрашный звук: рубят деревья, рубят вишневый сад. Но за этим...
Опять паузы, недоговоренности, намеки. В паузе — слышен странный звук «как бы от бадьи, упавшей в воду»57.
Символизм: вишневый сад.
Итоги
1) Взята статика жизни, а не динамика, как обычно в пьесах. Начало психологической драмы. Действие происходит в глубине, под поверхностью. Улавливаются мельчайшие, молекулярные движения души, настроения. Драма настроения. Самое слово в русском языке стало существовать именно со времен Чехова.
2) Внешние признаки такого рода пьес — отсутствие действия, отсутствие завязки и развязки; отсутствие внешних драматических эффектов; отсутствие обычных, связных драматических диалогов.
3) Темы в чеховских пьесах — темы жизни, а не сцены.
4) Какая-то коллизия должна быть — без коллизии нет пьесы. Эта коллизия во всех пьесах Чехова — коллизия между мечтателем, романтиком — и жизнью. Иванов — и Львов; Кулыгин, учитель, который говорит: «Я даже имею Станислава 2-й степени» — и Вершинин; Аркадина — и Треплев; Гаев — и Лопахин.
5) Но эта коллизия — не временная, а вечная; это бесконечная трагедия, бесконечно отражающаяся вдоль романтизма. И потому, совершенно логично, коллизия в чеховских пьесах остается неразрешенной. Пьесы заканчиваются не консонансом, а диссонансом. Пьесы, если хотите, не заканчиваются.
6) Изображение настроений — не хватает слов: пользование паузами.
7) Символизм. Еще примитивный в «Иванове». «Африка» в «Дяде Ване»; «Москва» в «Трех сестрах»; «Вишневый сад». Это вошло в жизнь.
8) Юмор.
9) Темы жизни — показывают, что он реалист: реализм пьес. Это, в частности, в «Вишневом саде» — в изображении Лопахина; неприкрашенное изображение интеллигенции — Иванов, Астров, Трофимов.
Продолжатели: Л. Андреев — «Анфиса», «Катерина Ивановна»; Б. Зайцев — «Усадьба Ланиных». Новый этап — в пьесах Сологуба, Минского, Гиппиус. (Баранцевич, Альбов, Лазаревский, Потапенко.)
Нетенденциозность. «Свободный художник».
1) Отсутствие тенденциозности — делает Чехова реалистом;
2) отсутствие мистики, таинственного и 3) самые образы его — реальны, даже для наиболее отвлеченных представлений.
Что нового в вещах Чехова в отношении формы?
1) Новелла. Краткость, сжатость и т. п.
2) Импрессионизм.
3) Драматическая, а не описательная форма рассказа.
4) Пейзажи.
Со стороны содержания:
1) Юмор.
2) Боль.
3) Борьба с пошлостью.
4) Вера в человека и его будущее.
5) Романтизм. Все его герои фантазеры («Палата № 6» — доктор и почтм.). «Черный монах» — Коврин и тесть; «Дом с мезонином» — Люда и Женя; «Моя жизнь» — архитектор и «Я».
Пьесы
Какое-то великое единство во всей природе: единство материи; единство материи и силы; единство движения и покоя.
Нет покоя: все в движении. Молекулы.
Эпохи революционные и эпохи органические. У человека. — У моста.
Молекулярная жизнь человеческой души — драмы Чехова. Эта драма не в действиях: мост как стоял — так и стоит. Это драма даже не в словах, а в паузах между слов, в намеках.
Заскобочный зритель.
«Иванов». — Иванов — и Львов Саша. Представители пошлости: Боркин, Зинаида Савишна, Косых и гости.
«Чайка» — Аркадины и Треплев; Тригорин и Треплев.
Примечания
Впервые: Замятин Е.И. Техника художественной прозы // Литературная учеба. 1988. № 6. С. 101—107 / Публикация А.Н. Стрижева. Датируется: 1924 г. Печатается по тексту первой публикации.
1. Вероятно, речь идет о формальном методе. Ср.: «Нужно заниматься исключительно анатомией, телом литературы, как Эйхенбаум, чтобы не видеть того, что творится в душе литературы» (Замятин Е.И. Я боюсь. Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. М., 1999. С. 246).
2. Якубович Петр Филиппович (1860—1911) — революционер-народоволец, поэт, писатель и переводчик.
3. Каразин Николай Николаевич (1842—1908) — русский художник-баталист и писатель.
4. Имеется в виду широко известный афоризм Г. Гейне: «В искусстве форма — все, материал не имеет никакого значения: Штауб берет с вас за фрак, который он шьет вам из вашего сукна, ту же цену, как и со своим сукном. Он требует платы только за фасон, материал он вам дает бесплатно».
5. «Теория малых дел» («абрамовщина») была выдвинута в начале 1880-х гг. публицистом-народником, сотрудником газеты «Неделя» Я.В. Абрамовым. Она стала реакцией народнической интеллигенции на неудачу террористической деятельности народовольцев. Сторонники теории считали культурную работу в деревне средством постепенного изменения народной жизни.
6. Слова Иисуса Христа, сказанные Пилату: «Царство Мое не от мира сего...» (Ин 18: 36).
7. Письмо к А.С. Суворину от 27 марта 1894 г. (П 5, 283—284).
8. Неточная цитата из повести «Дуэль» (1891; гл. XVI).
9. Неточная цитата из повести «Черный монах» (1893; гл. V).
10. Перефразированная цитата из повести «В овраге» (1899; гл. II).
11. Рассказ «На Святках» (1899; гл. I).
12. «Три сестры» (1901, д. 4).
13. «Моя жизнь» (1896; гл. I).
14. «В овраге» (гл. VIII).
15. Неточная цитата из драмы в четырех действиях «Иванов» (1889; Д. 4, VIII).
16. По-видимому, перефразированная цитата из стихотворения Ф.И. Тютчева «Чему молилась ты с любовью...» (1851 или 1852).
17. Неточная цитата из письма к И.Л. Леонтьеву (Щеглову) от 9 июня 1888 г. (П 2, 283).
18. Неточная цитата из письма к А.Н. Плещееву от 14 сентября 1889 г. (П 3, 248).
19. Неточная цитата из письма к А.Н. Плещееву от 4 октября 1888 г. (П 3, 11).
20. «Три года» (гл. XIV).
21. «В овраге» (гл. VIII).
22. Письмо к Д.В. Григоровичу от 28 марта 1886 г. (П 1, 218).
23. По воспоминаниям В.Г. Короленко, Чехов однажды спросил его:
«— Знаете, как я пишу свои маленькие рассказы?.. Вот.
Он оглянул стол, взял в руки первую попавшуюся на глаза вещь — это оказалась пепельница, — поставил ее передо мною и сказал:
— Хотите — завтра будет рассказ... Заглавие «Пепельница»».
(А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1954. С. 101.)
24. Неточная цитата из письма к Л.Я. Гуревич от 22 мая 1893 г. (П 5, 211).
25. Письмо к Е.М. Шавровой-Юст от 1 января 1897 г. (П 6, 260).
26. Источник не установлен.
27. Письмо к А.В. Жиркевичу от 2 апреля 1895 г. (П 6, 47).
28. «В овраге» (гл. VIII).
29. См. в настоящем издании статью С.Д. Кржижановского «Чехонте и Чехов (Рождение и смерть юморески)», в которой с цитатами из писем Чехова утверждается обратное.
30. Неточная цитата из рассказа «Беда» (1887).
31. Неточная цитата из рассказа «Неосторожность» (1887).
32. «Хмурые люди» (1890).
33. По-видимому, подразумевается статья «Русская литература в 1843 году», в которой В.Г. Белинский писал: «Поэт национальный более, нежели кто-нибудь из наших поэтов, всеми читаемый, всем известный, Гоголь все-таки не высоко стоит в сознании нашей публики. Это противоречие очень естественно и очень понятно. Комизм, юмор, ирония — не всем доступны, и все, что возбуждает смех, обыкновенно считается у большинства ниже того, что возбуждает восторг возвышенный. Всякому легче понять идею, прямо и положительно выговариваемую, нежели идею, которая заключает в себе смысл, противоположный тому, который выражают слова ее. Комедия — цвет цивилизации, плод развившейся общественности. Чтоб понимать комическое, надо стоять на высокой степени образованности» (Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1953—1959. Т. 8. С. 90).
34. «О любви» (1898).
35. Скорее всего, имеется в виду рассказ «На пути» (1886).
36. «Иванов», драма в четырех действиях (д. 4, X).
37. «Припадок» (1888; гл. VI).
38. Первоначальное название пьесы зафиксировано в воспоминаниях В.Г. Короленко. Встретившись с Чеховым в Москве в конце сентября 1887 г., Короленко застал его «за писанием драмы»: «Я действительно пишу и непременно напишу драму, — сказал он, — «Иван Иванович Иванов»... Понимаете? Ивановых тысячи... обыкновеннейший человек, совсем не герой... И это именно очень трудно...» (А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1954. С. 104).
39. Письмо к Ал.П. Чехову от 24 октября 1887 г. (П 2, 138).
40. Работа над «Скучной историей» была завершена к концу сентября 1889 г., пьеса «Леший» была написана в конце сентября — начале октября 1889 г., Чехов переделывал ее в декабре 1889 г. и окончательно завершил в феврале—апреле 1890 г.
41. Слова Сони в финале пьесы «Дядя Ваня» (1896).
42. Первая постановка пьесы «Леший» была осуществлена труппой общества драматических артистов, премьера состоялась в Москве 27 декабря 1889 г. на сцене театра Абрамовой и была приурочена к бенефису Н.Н. Соловцова, исполнявшего роль Федора Ивановича. Премьера пьесы «Дядя Ваня» на сцене Художественного театра состоялась 26 октября 1899 г.
43. Е.И. Замятин ссылается на книгу А.А. Измайлова «Чехов (1806—1904). Биографический набросок» (1916). В главе, посвященной «Чайке», Измайлов указывает, что замысел пьесы был связан с И.И. Левитаном и зародился еще в 1885 г. Там же приводится и цитата из письма Чехова к Суворину от 21 ноября 1895 г. (см.: Измайлов А.А. Чехов. Биография. М., 2003. С. 312—313).
44. Неточная цитата из письма к А.С. Суворину от 21 ноября 1895 г. (П 6, 100).
45. Неточно цитируются слова Треплева (д. 4).
46. По-видимому, имеются в виду слова Тригорина: «Маленький писатель, особенно когда ему не везет, кажется себе неуклюжим, неловким, лишним, нервы у него напряжены, издерганы; неудержимо бродит он около людей, причастных к литературе и к искусству, непризнанный, никем не замечаемый, боясь прямо и смело глядеть в глаза, точно страстный игрок, у которого нет денег. Я не видел своего читателя, но почему-то в моем воображении он представлялся мне недружелюбным, недоверчивым. Я боялся публики, она была страшна мне, и когда мне приходилось ставить свою новую пьесу, то мне казалось всякий раз, что брюнеты враждебно настроены, а блондины холодно равнодушны. О, как это ужасно! Какое это было мучение!» (д. 2).
47. Премьера «Чайки» в Александринском театре состоялась 17 октября 1896 г., в бенефис Е.И. Левкеевой (в спектакле не участвовала). Премьерный спектакль в Художественном театре прошел 17 декабря 1898 г.
48. Письмо к А.С. Суворину от 2 ноября 1896 г. (П 6, 213).
49. Из некролога, написанного А.С. Сувориным на кончину Чехова (Русское слово. 1904. № 185. 5 июля).
50. Цитата из статьи Л.Н. Андреева «Три сестры» (Курьер. 1901. № 291. 21 октября). Позднее вошло в кн.: Линч Дж. <Андреев Л.>, Глаголь С. <Голоушев С.> Под впечатлением Художественного театра. М., 1902.
51. Слова Раневской (д. 1).
52. Е.И. Замятин ссылается на «Этюды о творчестве А.П. Чехова» Д.Н. Овсянико-Куликовского (1902) (см. в изд.: А.П. Чехов: pro et contra. Творчество А.П. Чехова в русской мысли конца XIX — начала XX в. (1887—1914). СПб., 2002. С. 528).
53. «Вишневый сад», д. 4.
54. См.: А.П. Чехов: pro et contra. СПб., 2002. С. 535—536.
55. Неточное цитирование слов Трофимова (д. 2).
56. Неточное цитирование слов Лопахина (д. 3).
57. Имеются в виду ремарка из второго действия: «Вдруг раздался отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный» и слова Лопахина: «Где-нибудь далеко в шахтах сорвалась бадья. Но где-нибудь очень далеко».
*. Не шумите, Софи уже спит. Вы — медведь! (искаж. фр.).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |