В конце ноября 1909 года в Петербурге появилась книга под псевдонимом и без указания издательства: ФИДЭЛЬ. НОВАЯ КНИГА О ЧЕХОВЕ (Ложь в его творчестве). — СПб., 1909. — 89 с. В этой книжке, состоящей из 24 главок, человек с необычной фамилией или псевдонимом Фидэль утверждал накануне 50-летнего юбилея покойного писателя, что Чехов искажал картину жизни, будучи больным. «Напрасно мы стали бы искать в произведениях Чехова положительных типов, положительных, отрадных явлений, утешительных перспектив. Над всей его литературой навис густой мрак, и не видно сквозь него ни единого луча солнца!
Художник погасил его в своих глазах и в своём сердце раньше, чем угас его больной взор».
Автор книги выступал с позиций чуть ли не русского националиста, утверждая, что Чехов не знал и не понимал души русского народа.
«Художник возвёл кощунственную хулу на многомиллионный народ, забывши про то, что у этого народа душа ребёнка».
«Чехов всей своей литературой высказал порицание целому народу, и было бы в высокой степени наивно приписывать такой литературе воспитательное значение.
Поэтому любопытно установить, явилась ли смерть Чехова «вечно печальной утратой»? На этот вопрос можно ответить только вопросом: чего, собственно, ещё ждали от Чехова? Семнадцатого тома? С каким содержанием? С какими настроениями? С какой идеологией? С каким символом веры? Что Чехов мог прибавить к тому, что он сказал и как он сказал?»
«Уходя в другой мир, Чехов произнёс: «Я умираю... Ich sterbe...» Это были его последние слова.
В них я хотел бы видеть аллегорию: умер Чехов, и вместе с ним канула в вечность полоса отчаяния.
Пора уверовать в себя, в народ, в силу и величие национального гения. В этом вся будущность России.
Довольно самоуничижения и самооплёвывания. Вредно это и оскорбительно».
На книгу Фидэля последовали десятки рецензий, в которых авторы их издевались над его попытками вычеркнуть Чехова из позитивного контекста русской литературы. Один из приятелей Чехова, писатель И.Л. Щеглов (Леонтьев), в статье «Оклеветанный Чехов» разоблачил всё убожество претензий Фидэля на роль глубокого мыслителя. Самое интересное в этой статье то, что И.Л. Щеглов не узнал в Фидэле хорошо ему знакомого петербургского писателя, которого он когда-то познакомил с Чеховым. Щеглов писал: «...выплывает на свет божий никому не известный г. Фидэль (его имя мы установим. — А.М.) и пыжится доказать на восьмидесяти страничках, что Антон Чехов не зоркий, и не чуткий, и не правдивый. На обложке так и напечатано: «Ложь в творчестве Чехова».
Каким же образом он это доказывает? Он вылавливает из произведений Чехова и «по преимуществу» из его интимных писем (новый критический приём!) случайные отрывки, теряющие всякий смысл вне связи с целым, и на них строит свой карточный домик.
Главное его положение — Чехов был человек больной и потому не мог писать здоровых вещей, органически внося во всё, что он писал, фальшивую пессимистическую ноту... Или вот ещё преступный пробел: «На всём пространстве сочинений Чехова вы не найдёте ни одного описания студенческой сходки...»
И далее И. Щеглов цитирует: «Чехов не уловил смутных чувствований толпы, но зато уловил... и славу, и ренту! Здесь Фидэль выдал свою зависть к Чехову».
О Чехове как о драматурге он выражается таким категорическим образом: «писал нудную чепуху, но что за беда: в союзе с чародеем Станиславским цель «пур манже»1 всегда осуществлялась с успехом».
«В конце концов г. Фидэль даже привязывается к последнему слову Чехова, которое он прошептал на смертном одре: «Я умираю». С точки зрения Фидэля, это, видите ли, своего рода символ: это значит, что «вместе со мной умирает гнилая, мрачная полоса русской жизни».
До такого цинизма не договаривался, кажется, ещё ни один критик!»
У Чехова были многочисленные завистники из среды петербургских литераторов, которые считали себя талантливее Чехова, потому что писали большие романы; он же, как отмечал замечательный русский критик М.О. Меньшиков в публикуемой здесь же статье «Памяти А.П. Чехова», «относился к этим жалким завистникам с большим добродушием, иногда переписывался с ними, поздравлял с юбилеями» (Памяти А.П. Чехова. Новое время. — СПб., 1904. 11 июля (№ 10186)).
8 октября 1888 г. Чехов был удостоен Пушкинской премии Академии наук (половинной — 500 рублей) за сборник «В сумерках». О том, как встретили петербургские «друзья» это известие, Чехов узнал из письма И.Л. Щеглова (Леонтьева), о чём сообщил 10 октября 1888 г. А.С. Суворину: «Жан Щеглов толкует о литературных Яго и о пятистах врагах, каких я приобрету за 500 руб.».
В 1891 г., 14 января, Чехов писал сестре из Петербурга: «Меня окружает густая атмосфера злого чувства, крайне неопределённого и для меня непонятного. Меня кормят обедами и поют мне пошлые дифирамбы и в то ж время готовы меня съесть. За что? Чёрт их знает. Если бы я застрелился, то доставил бы этим большое удовольствие девяти десятым своих друзей и почитателей».
Кто же скрывался под псевдонимом Фидэль? Прошло более ста лет со времени выхода книги, но этот псевдоним так и не раскрыт.
В «Словаре псевдонимов русских писателей, учёных и общественных деятелей» И.Ф. Масанова (М.: Изд-во Всесоюз. книж. палаты, 1960) — этот псевдоним отсутствует.
В немецком языке есть слово fidèl — весёлый.
Фидэль — это мужское имя в Испании.
«Фиделио» — опера в двух действиях и трёх картинах Бетховена. В ней отражены события в Испании конца XVIII в., время революции. Молодая женщина, переодевшись в мужской костюм и выдав себя за юношу по имени Фиделио, проникает в тюрьму, где находятся повстанцы, и спасает своего мужа. Не исключено, что разгадку псевдонима нужно искать именно в этом сюжете.
Из книги Фидэля можно выявить, кто он по профессии и происхождению.
1. Книга издана в Петербурге. Весьма возможно, что и автор жил в столице.
2. Издательство не обозначено. Не исключено, что издателем был сам Фидэль.
3. Он писатель, современник Чехова. «Иду за Чеховым, шаг за шагом, едва, впрочем, поспевая, ибо он торопится, скользит по поверхности, я же внедряюсь в глубину — там сущность вещей и отношений: вот дворянство и традиции, с особым классовым самосознанием, вот купечество, там мещанство, «мужики», духовенство, курсистки, студенты, чиновники, проститутки, лица неопределённых состояний и положений и проч. Со всеми ими я дышал одним воздухом, и не как чужак, а честно и любовно залазил к ним в душу, ибо душа-то для меня и представляла самую ценную искомую величину».
4. Редактор в этом издательстве отсутствовал, так как пропущено украинское слово «зала'зил». Многие журналисты, обрушившиеся на Фидэля, смеялись над этим словом, называя автора книги «малограмотным». Но в украинском языке существует глагол: «залазити» — куда? — ла'жу, зала'жу, зала'зил (укр.) — залезать, залезаю, залезал (рус.). См. «Украиньско-русский словник». Можно предположить, что автор — выходец с Украины.
5. Фидэль хорошо знает критические статьи о Чехове. Похоже, он собирал их всю жизнь.
6. Он называет число — 19 лет назад — когда «стал он думать о Чехове». То есть имеется в виду 1889 или 1890 год, когда Фидэль познакомился с Чеховым и заинтересовался его творчеством.
Сопоставление книги, статей современников о Чехове, мемуаров лиц из окружения Чехова убеждает в том, что Фидэль — это псевдоним близкого знакомого Чехова писателя Иеронима Иеронимовича Ясинского.
И.И. Ясинский (выступал также под псевдонимами Максим Белинский и Независимый) родился в 1850 г. в Харькове в семье польского дворянина, участника восстания 1831 г. Учился на естественном факультете в Киевском и Петербургском университетах, но курса нигде не окончил. Служил чиновником, был секретарём Черниговской земской управы. С середины 1870-х гг. в киевских и некоторых московских изданиях были напечатаны его стихи, очерки, фельетоны, научные статьи. Был членом редакции и сотрудником журнала «Слово». В 70-х гг. он был известен как писатель, примыкавший к демократическому общественному движению. С 1880 г. в «Слове», «Отечественных записках», «Вестнике Европы», «Устоях» появилась проза Ясинского.
С середины 1880-х гг. Ясинский стал противником позитивизма и выступал за «чистое искусство». Во второй половине 1880-х гг. и первой половине 1890-х гг. его работы появились в иллюстрированных изданиях — «Русском вестнике», «Русском обозрении», «Наблюдателе», «Новом времени». В 90-х гг. он возглавил газету «Биржевые ведомости» и обличал в ней «тёмные стороны русской жизни». К тому времени Ясинский разбогател и смог построить два дома в Петербурге на Головинской ул., 9. Это был его домашний адрес и одновременно адрес его редакции и издательства, в котором он был и редактором, и издателем.
С 1900 г. (с апреля) он издавал и редактировал «Ежемесячные сочинения: Литературный журнал И. Ясинского». Одновременно выпускал ещё журнал «Почтальон», новое название — «Беседа» (1903—1907. Лит. сб. И. Ясинского). В 1903 г., в № 7—8: «Ежемесячных сочинений» было объявлено: «Ежемесячные сочинения» в 1904 г. сливаются с «Беседою». Крупные произведения — романы, повести и научные исследования — будут в 1903 г. печататься в нашем новом периодическом издании, тоже бесцензурном, которое нам разрешено вместо «Ежемесячных сочинений» под названием «Новые сочинения».
Вот почему книга под псевдонимом Фидэль вышла без указания издательства.
После революции 1917 г. Ясинский, собственник 500 десятин земли, усадьбы в деревне и двух домов в столице, очень быстро изменил своё мировоззрение, начал работать в Петроградском пролеткульте, даже вступил в члены ВКП(б). Между прочим, переводил стихотворения Ф. Энгельса (были у соратника Маркса и такие шалости). Умер он в 1931 г.
Сопоставление стиля критических сочинений Ясинского и «Новой книги о Чехове» с большой долей вероятности позволяет сделать вывод, что он и был Фидэлем. На эту же мысль со всей определённостью наводят мемуары писательницы Лидии Алексеевны Авиловой, подруги Чехова. В частности, она писала о случае, произошедшем в Петербурге на банкете 1 января 1892 г. «Какой-то услужливый приятель рассказал Мише (мужу Авиловой. — А.М.), что в вечер юбилея Антон Павлович кутил со своей компанией в ресторане, был пьян и говорил, что решил во что бы то ни стало увезти меня, добиться развода, жениться. Его будто бы очень одобряли, обещали ему всякую помощь и чуть ли не качали от восторга... Почти невероятно, что из-за Чехова я попала в грязную историю... я сказала себе: а всё-таки этого не может быть. Это чья-то злобная выдумка... Кому это могло быть нужно? Я решила, что Миша мог слышать эту сплетню только от двух лиц. Одно было вне всяких подозрений, другое... И сейчас же мне вспомнилось, что это другое лицо сидело за юбилейным столом наискось от нас и, по-видимому, очень скучало. Он был писатель и печатал толстые романы, но никаких почестей ему не оказывали и даже на верхний конец стола не посадили. К Чехову он обращался с чрезвычайным подобострастием и выражал ему свои восторги, но не было никакого сомнения, что он завидует ему до ненависти, в чём я впоследствии убедилась.
После обеда он сказал мне мимоходом: «Я никогда не видал вас такой оживлённой».
«Он! — решила я. — Конечно, несомненно, он. Выдумал, насплетничал...» Я справилась и узнала, что действительно он участвовал на ужине после юбилея. Я сказала о своих предположениях Мише.
— Наврал? Возможно. Да, это он мне рассказал, — признался Миша. — Но ведь это известная скотина!»
Речь идёт о Иерониме Иеронимовиче Ясинском.
После этого вечера И.И. Ясинский завязывает дружеские отношения с Чеховым и очаровывает его. Он увидел, как Чехов пришёл вместе с Сувориным, в квартире которого он жил, когда приезжал в Петербург. А в газете Суворина «Новое время» авторам платят большие гонорары. А тут ещё Авилова, свояченица издателя влиятельной «Петербургской газеты», как было заметно, неравнодушна к Чехову. Поэтому Ясинский ищет встреч с Чеховым и предлагает ему свою помощь в издании рассказов.
Уже 6 января он встречается с Чеховым в ресторане «Медведь», где и преподносит ему свою книгу (или книги). А через некоторое время прислал Чехову и ещё несколько своих книг. И какие на них были надписи!
«Дорогому товарищу в знак приязни и глубокого уважения — Антону Павловичу Чехову от И. Ясинского.
6 янв. 92».
«Дорогому Антону Павловичу Чехову на память о знакомстве, которое никогда не должно и ничем не должно омрачить. Искренно любящий И. Ясинский».
«Антону Павловичу Чехову от автора».
«Дорогому Антону Павловичу Чехову от преданного ему автора. Ваш И. Ясинский».
Он совершенно очаровал Чехова, о чём свидетельствует письмо Чехова Л.А. Авиловой от 19 марта 1892 г. Чехов, советуя ей послать рассказ в журналы «Север» или во «Всемирную иллюстрацию», даёт характеристику редакторам: «В первом редактирует Вл. Тихонов, во втором, кажется, Ясинский. Оба люди доброжелательные и внимательные» (П., 5, 26).
Чехов не знал, что 15 марта 1892 г. И.Л. Щеглов (Леонтьев) присутствовал где-то в обществе Ясинского и К», как обычно он именовал его близких друзей. Он слушал разговоры Ясинского и К°, после чего сделал запись в дневнике: «15 марта. Александров, Ясинский и Ко. «Чехов — это «суворинская содержанка»». И вся эта сплетня, разумеется, из зависти к его слепому... успеху. Фу, какие... свиньи!!!»
Как и следовало ожидать, постепенно отношения Чехова и Ясинского ухудшились. 11 июля 1894 г. Чехов пишет Суворину: «Ясинский начал недурно, но под конец стал надоедать. Спутанность».
Они ещё продолжают переписываться. 8 октября 1894 г. Ясинский по просьбе издателя «Биржевых ведомостей» обращается к Чехову, предлагая присылать свои произведения. «Газета становится очень порядочной». Уже получены рукописи от многих знакомых писателей. Гонорар они назначают сами. И заканчивается письмо так: «Вы очень обязали бы всех нас, если бы согласились на предложение. Сердечно преданный Вам и любящий Вас».
Чехов ответил 8 ноября, объясняя свой отказ занятостью: «...возможность работать в «Биржевых ведомостях» представляется мне весьма отдалённой...». 10 ноября в письме Ясинский подробно рассказал о том, как он купил «шматок» земли на Чёрной речке и построил два дома.
В 1895—1896 гг. Чехов уже не был нужен разбогатевшему Ясинскому, и вся накопившаяся за долгие годы ненависть вылилась, наконец, наружу. Он неожиданно открыто выступает против Чехова и выдаёт свою зависть. 8 мая 1896 г. в «Петербургской газете» опубликована его статья: «Критические наброски. Новый полемический приём. Рассказ г. Антона Чехова» (о «Доме с мезонином»): «Уж сколько раз твердили г. Антону Чехову, что он талант, и даже высокий талант, что это, наконец, могло ему надоесть. Его сравнивали с Гоголем, с Тургеневым, ещё не знаю с кем. Преувеличенные похвалы эти свидетельствовали о том, что г. Чехов действительно проявил дарование и популярная газета поспешила великодушно возложить на него венок славы. По-моему, очень благородно поощрять начинающий талант похвалами; похвалы окрыляют его, и часть его энергии не уходит на сомнения и на недоверие к себе, возбуждаемые несправедливой или придирчивой критикой. До г. Чехова было не так. Не все рождаются в сорочке, и не каждому писателю суждено сосредоточить на себе восторженное внимание современников. Не каждому также надоедают похвалы. Я почему-то уверен, что г. Чехову они надоели. Потому что, если бы они были ему по-прежнему приятны, то он по-прежнему писал бы хорошо, и каждый его рассказ представлял бы собою нечто цельное и поэтическое, а главное, смелое и ненатянутое, как были смелы и ненатянуты, бодры, свежи и почти дерзки его первоначальные очерки». Далее идёт критика на рассказ «Дом с мезонином» — в издевательском тоне: «Дом с мезонином не играет никакой роли в «Доме с мезонином». Он мог быть и без мезонина. Художник, от лица которого ведётся рассказ, — человек совершенно бесцветный и страшный болтун... Бесцветный герой рассказа встречается с бесцветной барышней из курсисток... К бесцветной беседе бесцветных молодых людей прислушивается Мисюсь — маленькая, большеглазая семнадцатилетняя девочка, тоже с бесцветным сердечком и с жалкой бесцветной и бессильной душонкой». «Бесспорно, на шестнадцати страничках найдётся несколько хорошеньких штрихов». При этом Ясинский называет себя «почитателем его таланта».
«Зависть — это свойство того, кто завидует: досада по чужом добре или благе» — так объяснено это слово в «Толковом словаре» Даля. Зависть к таланту или высокому положению другого — классический сюжет. Завистник стремится приблизиться к своей будущей жертве и умеет так обольстить ненавидимого им, что тот считает его своим лучшим другом. У Пушкина в сцене «Моцарт и Сальери» Моцарт не замечает того, что Сальери бросил яд в его стакан: «За твоё здоровье, друг, за искренний союз, связующий Моцарта и Сальери. Двух сыновей гармонии (пьёт)».
И вот у Ясинского созревает план мщения Чехову за его раннюю славу. Для того чтобы публично опозорить Чехова, нужно было устроить театр в театре, и это было достигнуто.
Л. Авилова вспоминала, что они с мужем всегда ходили на театральные премьеры и всегда их места были в партере. Но на премьеру чеховской «Чайки» 17 октября 1896 г. все билеты в партер были проданы, и ей достался один билет в амфитеатр. Весь партер был занят друзьями Ясинского и К. Они сорвали спектакль. Это была хулиганская выходка. Комиссаржевской не дали говорить. Авилова вспоминала: «Когда Нина Заречная стала говорить свой монолог... я услышала в партере какой-то странный гул... Показалось мне, что это пронёсся по рядам сдержанный смех или это был не смех, а ропот, возмущение? Во всяком случае, это было что-то неприятное враждебное... Занавес опустился, и вдруг в зале поднялось что-то невообразимое: хлопки заглушались свистом, и чем больше хлопали, тем яростнее свистели. И тогда ясно стал слышен и смех. Мало того что смеялись, — хохотали. Публика стала выходить в коридоры и в фойе, и я слышала, как некоторые возмущались, другие злобно негодовали:
«Символистика»... «Писал бы свои рассказы»... «За кого он нас принимает?..» «Зазнался, распустился»...
Остановился передо мной Ясинский, весь взъерошенный, задыхающийся.
— Как вам понравилось? Ведь это чёрт знает что! Ведь это позор, безобразие...
Его кто-то отвёл... В зале стало тихо, всё злобствующее, язвительное, злорадно захлёбывающееся — всё ушло разливать свою желчь на просторе, собираясь в кружки, стараясь перекричать друг друга. Литературно-журналистская братия! Та, которая кланялась ему низко, подобострастно льстила. Им ли было не радоваться, когда неожиданно явился случай лягнуть его побольнее. Слишком быстро и высоко он взлетел, и теперь тянули они его вниз, воображая, что его гордая голова уже никогда больше не поднимется над ними.
В последнем действии... весь зал покатился от хохота. И это в самом драматическом, самом трогательном месте пьесы, в той сцене, которая должна бы вызвать слёзы!.. Я была убеждена, что захохотал с умыслом какой-нибудь Ясинский, звериные хари и подхватили, а публика просто заразилась, а может быть, даже вообразила, что в этом месте подобает хохотать».
На следующий день в «Биржевых ведомостях» появилась заметка И.И. Ясинского: «Отдельные штрихи даже некоторых лиц — всё это так живо, ярко и в то же время, в общем-то, это так сумбурно и дико. Это не чайка — просто дичь... Много мелких и односторонних наблюдений, отличающих беллетриста, привыкшего к описанию небольших очерков и рассказов, где и эскизного мазка достаточно иногда, но обличающих также и неопытного драматурга, в распоряжении которого совсем другие краски... Замысел великий, а результат ничтожный... Вечные похвалы парализовали в нём критическое отношение к себе...»
А.П. Чехов — А.С. Суворину:
14 декабря 1896 г. Мелихово
«17-го октября не имела успеха не пьеса, а моя личность. Меня ещё во время первого акта поразило одно обстоятельство, а именно: те, с кем я до 17-го окт. дружески и приятельски откровенничал, беспечно обедал, за кого ломал копья (как, например, Ясинский) — все эти имели странное выражение, ужасно странное... Одним словом, произошло то, что дало повод Лейкину выразить в письме соболезнование, что у меня так мало друзей, а «Неделе» вопрошать: «что сделал им Чехов»...»
Срыв спектакля был заранее подготовлен и отрепетирован. Сохранились свидетельства очевидцев. 27 октября 1896 г. Н.А. Лейкин писал Чехову о присутствовавших в зале «рецензентах»: «У рецензентов я видел на лицах какое-то злорадство, когда они указывали на слабые стороны пьесы и когда бенефисные завсегдатаи с ними соглашались. В особенности отличался... Кугель из Петерб. газеты». Причину этой ненависти к Чехову так объяснил В.П. Гайдебуров в «Неделе»: «Кому какое зло мог сделать Чехов, кого обидеть, кому помешать, чтобы заслужить ту злобу, которая на него неожиданно кое-откуда выступила? Неужели для этого достаточно быть талантливым, любимым, знаменитым?»
С.В. Танеев в журнале «Театрал» утверждал: «Это было какое-то издевательство над автором и артистами, какое-то неистовое злорадство некоторой части публики, словно зрительный зал переполнен был на добрую половину злейшими врагами г. Чехова... Особенно злорадствовали строгие ценители и судьи из «пишущей братии». Тут сводились личные счёты». «Почему же неудаче г. Чехова был придан характер какого-то торжества?» «Пресса набросилась на «Чайку» и её автора с завидным усердием: дошли до того, что стали отрицать какой бы то ни было талант в г. Чехове, писали, что это раздутая величина, создание услужливых друзей и всё в том же роде».
О том, что срыв спектакля был организован заранее завистниками, писал и А.С. Суворин в статье «Театр и музыка».
Итак:
1. Ясинский — близкий знакомый Чехова, живёт в Петербурге.
2. Он имеет собственное издательство, бесцензурное. Поэтому он смог напечатать книгу без указания издательства.
3. Книга имеет размер журнала. В книге много глав. Некоторые короткие. Каждая глава имеет своё заглавие.
В журнале «Беседа» Ясинского такое же деление каждой статьи на маленькие главки со своими заглавиями.
И в книге и в журнале одно и то же оформление. Совпадение в форме преподнесения материала.
4. Украинизмы:
зала'зил — в книге Фидэля;
при'язнь — в надписи на книге Чехову;
шматок земли — по-русски: кусок земли для постройки дома (в письме от 10 ноября 1894 г.).
Из всех знакомых Чехова в Петербурге только один Ясинский родился, учился и провёл молодые годы на Украине.
5. Бешеная ненависть к Чехову (Дневник И.Л. Щеглова (Леонтьева), воспоминания Л.А. Авиловой, письмо Чехова Суворину от 14 декабря 1896 г.).
6. Отношение к драматургии Чехова в статьях Ясинского и книге Фидэля.
7. Раздражение Ясинского и Фидэля статьями поклонников Чехова.
8. Зависть к Чехову в статьях Ясинского и в книге Фидэля.
9. Противопоставление раннего творчества и больших повестей и драм Чехова Ясинским и Фидэлем.
Мы полагаем, что достоянием гласности и, в частности, истории литературы должны быть не только хорошие поступки и совершившие их люди, но и поступки дурные, и дурные люди, скрывающиеся за псевдонимами.
Одним из таких людей был клеветник и завистник Чехова И.И. Ясинский.
Примечания
Впервые: Литературная газета. 2010. № 2—3, 27 января. Печатается по этому изданию.
Мелкова Анна Сергеевна (1933—2012) — литературовед, кандидат филологических наук (1964), сотрудник Института мировой литературы (с 1971), участник академического Собрания сочинений Чехова в 30 т. Автор книги «И.Ф. Горбунов в Подмосковье» (2012), составитель антологий «Л.Н. Толстой и А.П. Чехов. Рассказывают современники, архивы, музеи...» (1998), «Антон Чехов и его критик Михаил Меньшиков; переписка, дневники, воспоминания, статьи» (2005).
Атрибуция «Новой книги о Чехове» И.И. Ясинскому не вызвала обсуждения и пока остается предположительной.
1. «Пур манже» — русифицированное французское pour manger, ради хлеба; встречается в рассказе А.П. Чехова «Закуска» (1883; 2, 129).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |