Самая обширная крымская переписка связывала Чехова с севастопольским писателем Борисом Александровичем Лазаревским: за 1897—1904 гг. Лазаревский послал в Ялту около ста подробных писем. Из чеховских писем к нему сохранились 14.
Лазаревский (1871—1936) в 1897 г. поступил на службу в Севастопольской военно-морской суд, а с Чеховым он знакомится в Ялте в сентябре 1899 г. — Чехов только что отстроил Белую дачу. В доме еще не было дверей, и писатель жил во флигеле.
Накануне в севастопольской газете «Крымский вестник» была ругательная рецензия на только что вышедший сборник Б. Лазаревского «Забытые люди. Очерки и рассказы» (Одесса, 1899). Отмечено было, что у начинающего автора «шаблонные темы; скучные герои, еще более шаблонные описания». Лазаревский по этому поводу сильно расстроился: первая книга — и такая встреча! Книжка при их встрече как раз лежала на столе Антона Павловича. Чехов утешил гостя: не стоит убиваться. «Мало ли какой чепухи о нас не пишут!»
Лазаревский скрупулезно фиксировал все детали общения с Чеховым в своих дневниках. Две тетради за 1900—1902 гг., где детально записаны все разговоры с Антоном Павловичем, находятся в Российской государственной библиотеке.
Когда Чехов снимал пенсне видны мелкие морщины вокруг «серьезных и добрых глаз». Глядя на собеседника, он «щурился и казалось иногда, что он относится безучастно к его словам». Потом Чехов вскидывал голову, «на высоком лбу его кожа чуть двигалась, а над носом ложились две глубокие вертикальных морщины». Говорил «не спеша, глухим баском, избегая всяких терминов, гладко и замечательно просто». Если его «густые, темные волосы были давно не стрижены, то один локон частенько опускался на лоб». В последние годы «чуть поседели виски и было несколько белых волосков по краям бороды». Когда волновался или хохотал, то «широкие ноздри шевелились». Сидел, положив ногу на ногу, руками не жестикулировал. Живой Чехов! Ничто не выпало из поля зрения: глаза, нос, волосы, жестикуляция, голос...
Есть в дневниках эпизоды, ярко характеризующие и других известных литераторов. Лазаревский выступал в суде в Севастополе 14 марта 1900 г. Защищал капитана транспортного судна «Казбек» В. Абазу по так называемому «угольному делу». «Речь произнесена. Успех огромный. Я никогда до сих пор не говорил в присутствии 600 человек публики». Все пять клиентов Лазаревского оправданы. «В конце заседания Никонов вдруг указал мне на только что прибывших В.А. Поссе и Максима Горького (Пешкова), они были в публике. Лицо Горького неинтеллигентное, с сильно раздутыми ноздрями. Что-то похожее на Гоголя-блондина. <...> Оба они какие-то странные с виду. Вероятно, такие бывают политические преступники».
Среди тем, которыми интересовался Чехов, были судебные, прокурорские дела. В 1901 г. случилась история, которая получила резонанс в прессе. 24 августа Лазаревский был у Чехова на Белой даче, и записал в дневнике, как сидя на диване в нише кабинета, пожелтевший от болезни Антон Павлович расспрашивал о дуэли между мичманом Иловайским и ревизором Рощаковским. Ревизор, который плавал на минном транспорте «Буг», заявил о пропаже из кассы казенных денег. Он заподозрил мичмана Иловайского, который, между прочим, был сыном давней ялтинской знакомой писателя Капитолины Михайловны Иловайской. Чехов прожил полгода на ее даче «Омюр», пока шло строительство собственного дома. Возмущенный Иловайский ударил Рощаковского по лицу. Состоялась дуэль, по словам Лазаревского, «не совсем обыкновенная». Рощаковский выстрелил раньше условленного счета «три». Иловайский, смертельно раненый в печень, повернулся кругом, выпустил свой заряд в воздух и произнес: «Готов». Рощаковский оправдывался тем, что выстрелил нечаянно — собачка (курок) револьвера оказалась слаба... Во время следствия и суда выяснилось, что вором, вероятно, был квартирмейстер Шульга, у которого нашли много краденых вещей. В ту ночь он самовольно съезжал с «Буга» на берег... Детали эти Лазаревский приводит в очерке «А.П. Чехов», опубликованном в 1906 г.
Чем эта история могла заинтересовать Чехова? В 1891 г. была опубликована его повесть «Дуэль», в которой, казалось бы, вопрос об этом анахронизме был решен. Однако изжить дуэли оказалось невозможным. На дуэли погиб сын Алексея Сергеевича Суворина, с которым Чехова связывали многолетние литературные, издательские и театральные интересы. В пьесе «Три сестры» столь же хладнокровное убийство армейского товарища совершает капитан Соленый... Некоторые исследователи полагают, что у Чехова была мысль еще раз обратиться к ситуации дуэли. Чехову это не довелось, а вот Александр Куприн написал-таки повесть «Поединок».
Очень многие детали отношений с Чеховым потом отразились в прозе Лазаревского. Механизм преображения живых наблюдений и соединения их с чеховскими мотивами можно проследить по рассказу Лазаревского «Человек». В дневнике есть запись о том, как на пароходе «Св. Николай» на пути в Ялту встретился с Чеховым. Было это 21 августа 1901 г. Чехов возвращался из Севастополя: проводил жену и заночевал в городе.
Сидели в 1 классе. Лазаревский принялся было спрашивать в киоске фотографии Чехова, обсуждать литературные дела. «А.П. на меня зацыкал»: не надо громко упоминать его фамилию. «На пароходе Чехов ужасно возмущался продажей порнографических карточек на открытых письмах».
Во время обеда подали барашка. Чехову попался плохой кусок — с косточкой, он сказал что-то неодобрительное. Старушка напротив протянула свою тарелку:
«— Вот у меня мягкий кусочек, будьте добры, возьмите мою порцию, а я вашу, я люблю косточку...
Чехов смутился, но понял старушку и не захотел лишать ее удовольствия сделать любезность. И обменялись тарелками».
В основу рассказа «Человек» легли те же наблюдения: пароход идет из Севастополя в Ялту, мужчины покупают в киоске открытки с голыми женщинами, обед, сцена за столом с туберкулезным пассажиром. Герой — таможенный чиновник Шатилов. Он испытывает острое чувство жалости к приговоренному туберкулезному больному, готов даже солгать, лишь бы как-то поддержать надежду: «Да, здешний климат делает чудеса. Я вот четыре года как живу на юге. Приехал сюда и тоже кровью харкал, едва ногами шевелил, а теперь чувствую себя очень сносно, — медленно проговорил Шатилов, стараясь тоном голоса не выдать своей лжи, так как никогда не харкал кровью и всю жизнь прожил на юге».
Чеховские детали сквозят в тексте: «молодые и старые, но все нарядные дамы сидели рядом на скамейках», — парафраз из «Дамы с собачкой» (сцена в порту при встрече парохода). Деталь — продажа порнографии на пароходе — взята прямо от Чехова! Сцена за столом — тоже явно с натуры. Еще один характерный штрих: Чехов ездил лечиться на кумыс — и чахоточный герой Лазаревского ездил на кумыс, прибавил четыре фунта весу... Даже Аутское кладбище упоминается.
Другой эпизод из дневника Лазаревского касается типичной для Чехова сцены — на севастопольском вокзале. Лазаревский вместе с Шапошниковым 15 сентября 1901 г. провожал Антона Павловича на московский поезд. Чехов уезжал курьерским поездом в купе первого класса — практически без багажа. Болезнь научила его ездить налегке: проще купить вещи в Москве, чем везти с собой. Его место внизу оказалось занято двумя студентами. «Завидев претендента на место, они заспорили и предложили Чехову в следующем купе. Чехов остался непреклонен. Шапошников переговорил с ребятами — они сделались кроткими, как ягнята». Лазаревский резонерски заметил: «Это разврат, что студенты ездят в первом классе». Чехов возразил и вспомнил, как в гимназические годы ему было приятно сидеть в первом ряду партера Таганрогского театра...
В апреле 1900 г. Чехов встретился в Севастополе с труппой Московского Художественного театра, смотрел на местной сцене спектакли по пьесам Ибсена и собственного «Дядю Ваню». Представления шли в Летнем театре, построенном в древнерусском стиле. Своей замысловатой деревянной резьбой, фигурными башенками и островерхими шатрами он напоминал теремок. Хроника севастопольских гастролей МХТ подробно описана в воспоминания К.С. Станиславского. Многие живописные детали сохранились в дневниках Лазаревского.
Гастроли МХТ в Севастополе отмечены для Лазаревского целым рядом памятных «экспонатов». В дневник вклеен билет на 11 апреля 1900 г. («Одинокие» Гауптмана): 7 ряд, кресло 145. Стоит 2 р. 10 коп. На обороте приписано: «Из рук А.П. Чехова». 12 апреля: снова попал в театр благодаря Чехову. «Эдда Габлер». Билет — 7 ряд, кресло 155. У военного прокурора Лазаревского, как ни странно, частенько не было денег даже на билеты. Отец его завещал свое состояние внукам, когда они подрастут, и бедному чиновнику приходилось тянуть семью за счет собственных небольших доходов.
Лазаревский видел чеховскую «Чайку» в Севастополе и записал в дневнике: «Пьеса вся меня не так заинтересовала, как отдельные лица ее, особенно Тригорин — это и Чехов, и я, и всякий пишущий».
Неприязненные отношения сложились у молодого писателя с членами чеховской семьи. Ольга Леонардовна реагировала на его приезды к больному Чехову однозначно: «Гони скучных людей, вроде Лазаревского». Причина неприязни крылась как раз в севастопольских гастролях МХТ. Лазаревский имел неосторожность в разговоре с Чеховым нелицеприятно отозваться об Ольге Леонардовне. Он полагал, что его кумира достойна такая женщина, как М.Ф. Андреева. «Какая же это большая актриса, не меньшая, чем Чехов писатель», — записал Борис Александрович об Андреевой.
Женитьба Чехова оказалась для Лазаревского полной неожиданностью. Он записал 3 июня 1901 г.: «Чехов женился 25 мая — на Книппер О.Л., — вот тебе и «разлучница»!» За неприязнь с ее стороны он постарался отплатить той же монетой. Именно благодаря Лазаревскому известна пикантная подробность о женитьбе Чехова. В 1908 г. Лазаревский записал разговор с дочерью писателя П.А. Сергеенко: «...за ½ часа до своего венчания Чехов сидел в трактире на Большой Московской с приятелями и говорил:
— Какие дураки те, которые женятся, да еще на артистках.
Потом вынул часы, поглядел и добавил:
— Мне нужно по делу.
Попрощался, поехал и повенчался с Книппер».
Б.А. Лазаревский. Фотография начала 1900-х гг.
А.П. Чехов. Фотография 1900 г.
Севастополь. Летний театр. Открытка начала XX в.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |