Вернуться к И.Н. Сухих. Чехов в жизни

Мелихово

Ужасно я люблю все то, что в России назыв<ается> имением. Это слово еще не потеряло своего поэтического оттенка.

Чехов — Н.А. Лейкину. 12 или 13 октября 1885 г. Москва

Ах, подруженьки, как скучно! Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке с мангусом. Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырех стенах без природы, без людей, без отечества, без здоровья и аппетита — это не жизнь, а какой-то гондон и больше ничего.

Чехов — А.С. Суворину, 20 октября 1891 г. Москва

Г.<осподи,> Б.<лагослови> Имение куплено в с. Мелихово 1892 года.

1-го марта переехали из Москвы со всем имуществом Павел Чехов, Маша и горничная Пелагея к обеду.

Сорохтин с семейством в этот день выехал.

4. Антоша совсем переехал в свое имение.

В продолжение сего месяца дневник не велся по случаю уборки и очистки комнат.

П.Е. Чехов. Дневник. Март 1892 г.

15. Антоша поехал в Москву.

16. Лед растаял в пруде.

17. Начали пахать 2 работника. Сад расчистили.

18. Корову выгнали в стадо. Тепло 15 гр.

19. Соху купили. Тепло 18 гр. Антоша и Ваня приехали.

20. Соху новую привезли. Тепла 17 гр. среди дня.

21. Приехала Е.И. Коновицер.

22. Суворин А.С. приехал. Коновицер уехала.

23. Деревья распустились. Овес получили от Смагина.

24. Суворин и Антоша уехали в Москву. Картошку купили на посев мелкую.

25. Сегодня 16 лет как я приехал в Москву жить. Киселев А.С. приехал к нам с Сашей и Сережей.

26. Киселев и Миша уехали. Сильный дождь.

27. Помолившись Богу, овес посеяли. Свободин, Антоша приехали.

28. А.А. Суворин II приехал. Миша пришел пешком.

29. Крестный ход. Преполовение. Воду святили.

30. Прохладно. В ожидании мороза.

П.Е. Чехов. Дневник. Апрель 1892 г.

15. Баран прыгает. Марьюшка радуется.

17. Уехал в Москву П.Г. Чехов. Днем +2. Привезли овес.

18. −1. Идет снег. Слава богу, все уехали и остались только двое: я и m-me Чехова.

19. −5. Приехали Маша и Мизинова. Ясный день. Привезли чечевицу и гречку.

20. −5. Ясный день. Парники готовы. Мамаше снилась коза на горшке.

21. +5. Приехал Семашко. Ели жареное вымя.

22. +6. Слыхали жаворонка. Вечером прилетел журавль. Уехал Семашко.

23. +3. Мамаше снился гусь в камилавке. Это к добру. Больна животом Машка. Зарезали свинью.

24. Делали колбасы.

25. −2. Яркое утро.

<Записи А.П. Чехова в дневнике П.Е. Чехова>. Март 1893 г.

В первый раз я попала в Мелихово приблизительно через год после того, как эта маленькая, заброшенная усадебка была куплена. Чехов купил ее за глаза, даже не осматривая. В то время она состояла из запущенного сада, земли с множеством пустырей и неуютного дома. Через год после покупки усадьбы нельзя было узнать. Вся семья взялась дружно за работу: кто занялся садом, кто огородом, кто посевами, при помощи двух работников не покладая рук чистили, сажали, сеяли... У всех Чеховых есть одно свойство: их, как говорится, «слушаются» растения и цветы: «хоть палку воткни, вырастет», — говорил А.П. Он сам был страстный садовод и говорил, так же как Чайковский, что мечта его жизни, «когда он не сможет больше писать», — заниматься садом. Дом был весь приведен в порядок, заново окрашен, оклеен, кое-где перестроен, выведена отдельная кухня. Мелихово стало настоящей «чеховской усадьбой»: не романтический тургеневский уголок с беседкой «Миловидой» и «Эоловой арфой», не щедринская деревня с страшными воспоминаниями — но и не «дача», хотя все и было новое. Новый низкий дом без всякого стиля, но с собственным уютом. Лучшая комната отведена была А.П. под кабинет. Большая, с огромными венецианскими окнами, с тамбуром, чтобы не дуло, с камином и большим турецким диваном. Зимой окна до половины заносило снегом. Иногда зайцы заглядывали в них из сугробов, становясь на задние лапки, причем Чехов говорил Лике, что это они любуются на нее. А весной — в окна смотрели цветущие яблони, за которыми ухаживал сам А.П. Он, между прочим, особенно любил цветущие яблони и вишни и в своей пьесе «Вишневый сад» больше всего ценил ее название. Цветение фруктовых деревьев вызывало в нем какие-то радостные ассоциации — может быть, сады его детства в южном городке, но когда он смотрел на бело-розовые яблони, у него были ласковые и счастливые глаза.

В доме было комнат девять-десять, и когда А.П. в первый раз показывал мне его, то меня обвели кругом дома раза три, и каждый раз он называл комнаты по-иному: то, положим, «проходная», то «пушкинская» — по большому портрету Пушкина, висевшему в ней, — то «для гостей», или «угловая» — она же «диванная», она же — «кабинет». А.П. объяснял, что так в провинциальных театрах, когда не хватает «толпы» или «воинов», одних и тех же статистов проводят через сцену по нескольку раз — то пешком, то бегом, то поодиночке, то группами... чтобы создать впечатление многочисленности. Позже этим способом великолепно воспользовался Станиславский в «Юлии Цезаре», и я вспомнила шутку Чехова.

Т.Л. Щепкина-Куперник. О Чехове

Жить в деревне неудобно, началась несносная распутица, но в природе происходит нечто изумительное, трогательное, что окупает своею поэзией и новизною все неудобства жизни. Каждый день сюрпризы один лучше другого. Прилетели скворцы, везде журчит вода, на проталинах уже зеленеет трава. День тянется, как вечность. Живешь, как в Австралии, где-то на краю света; настроение покойное, созерцательное и животное в том смысле, что не жалеешь о вчерашнем и не ждешь завтрашнего. Отсюда издали люди кажутся очень хорошими, и это естественно, потому что, уходя в деревню, мы прячемся не от людей, а от своего самолюбия, которое в городе около людей бывает несправедливо и работает не в меру. Глядя на весну, мне ужасно хочется, чтобы на том свете был рай.

Чехов — А.С. Суворину, 17 марта 1892 г. Москва

Вы говорите, что я был моложе. Да, представьте! Как это ни странно, мне уже давно перевалило за 30, и я уже чувствую близость 40. Постарел я не только телесно, но и душевно. Я как-то глупо оравнодушел ко всему на свете, и почему-то начало этого оравнодушения совпало с поездкой за границу. Я встаю с постели и ложусь с таким чувством, как будто у меня иссяк интерес к жизни. Это или болезнь, именуемая в газетах переутомлением, или же неуловимая сознанием душевная работа, именуемая в романах душевным переворотом; если последнее, то все, значит, к лучшему.

Чехов — А.С. Суворину. 8 апреля 1892 г. Мелихово

Ну-с, я жив и здрав. Лето было прекрасное, сухое, теплое, изобильное плодами земными, но вся прелесть его, начиная с июля, вконец была испорчена известиями о холере. В то время, как Вы в своих письмах приглашали меня то в Вену, то в Аббацию, я уже состоял участковым врачом Серпуховского земства, ловил за хвост холеру и на всех парах организовал новый участок. У меня в участке 25 деревень, 4 фабрики и 1 монастырь. Утром приемка больных, а после утра разъезды. Езжу, читаю лекции печенегам, лечу, сержусь и, так как земство не дало мне на организацию пунктов ни копейки, клянчу у богатых людей то того, то другого. Оказался я превосходным нищим; благодаря моему нищенскому красноречию мой участок имеет теперь 2 превосходных барака со всею обстановкой и бараков пять не превосходных, а скверных. Я избавил земство даже от расходов по дезинфекции. Известь, купорос и всякую пахучую дрянь я выпросил у фабрикантов на все свои 25 деревень. Одним словом, А.П. Коломнин должен гордиться, что учился в той же гимназии, где и я. Душа моя утомлена. Скучно. Не принадлежать себе, думать только о поносах, вздрагивать по ночам от собачьего лая и стука в ворота (не за мной ли приехали?), ездить на отвратительных лошадях по неведомым дорогам и читать только про холеру и ждать только холеры и в то же время быть совершенно равнодушным к сей болезни и к тем людям, которым служишь, — это, сударь мой, такая окрошка, от которой не поздоровится.

Чехов — А.С. Суворину. 16 августа 1892 г. Мелихово

Собравши плоды земные, мы тоже теперь сидим и не знаем, что делать. Снег. Деревья голые. Куры жмутся к одному месту. Чревоугодие и спанье утеряли свою прелесть; не радуют взора ни жареная утка, ни соленые грибы. Но как это ни странно, скуки совсем нет. Во-первых, просторно, во-вторых, езда на санях, в-третьих, никто не лезет с рукописями и с разговорами, и, в-четвертых, сколько мечтаний насчет весны! Я посадил 60 вишен и 80 яблонь. Выкопали новый пруд, который к весне наполнится водой на целую сажень. В головах кишат планы. Да, атавизм — великая штука. Коли деды и прадеды жили в деревне, то внукам безнаказанно нельзя жить в городе. В сущности, какое несчастье, что мы с детства не имели своего угла.

Чехов — Ал.П. Чехову, 21 октября 1892 г. Мелихово

Днем валит снег, а ночью во всю ивановскую светит луна, роскошная, изумительная луна. Великолепно. Но тем не менее все-таки я удивляюсь выносливости помещиков, которые поневоле живут зимою в деревне. Зимою в деревне до такой степени мало дела, что если кто не причастен так или иначе к умственному труду, тот неизбежно должен сделаться обжорой и пьяницей или тургеневским Пегасовым. Однообразие сугробов и голых деревьев, длинные ночи, лунный свет, гробовая тишина днем и ночью, бабы, старухи — все это располагает к лени, равнодушию и к большой печени. Если Вам когда-нибудь случится в своих «маленьких письмах» посылать интеллигенцию в деревню, то ставьте непременным условием, чтобы люди, не умеющие писать, читать, лечить, работать на фабрике, учить в школе или, как покойный Голохвастов, копаться в истории, оставались бы в городе, иначе они очутятся в дураках. Один мой сосед, молодой интеллигент, сознавался мне, что он очень любит читать, но не в состоянии дочитать книгу до конца. Что он делает в зимние вечера, для меня непостижимо.

Чехов — А.С. Суворину. 22 ноября 1892 г. Мелихово

Я живу в деревне. Постарел, одичал. У меня по целым дням играют и поют романсы в гостиной рядом с моим кабинетом, и потому я постоянно пребываю в элегическом настроении, чем и прошу объяснить мирный и спокойный тон этого письма.

Чехов — Л.А. Авиловой, 1 марта 1893 г. Москва

Ходил в деревню к чернобородому мужику с воспалением легкого. Возвращался полем. По деревне я прохожу не часто, и бабы встречают меня приветливо и ласково, как юродивого. Каждая наперерыв старается проводить, предостеречь насчет канавы, посетовать на грязь или отогнать собаку. В поле поют жаворонки, в лесу кричат дрозды. Тепло и весело.

Чехов — А.С. Суворину. 18 апреля 1895 г. Мелихово

Повесть для «Нивы» <«Моя жизнь»> я кончил. Колокольню кончил. Было освящение школы, и мужики после молебна (который служили три попа) поднесли мне образ, две серебр<яные> солонки и четыре хлеба на блюдах. Один старик говорил речь; говорил очень хорошо. Школа — лучшая в уезде.

Чехов — А.С. Суворину. 13 августа 1896 г. Мелихово

Перепись кончилась. Это дело изрядно надоело мне, так как приходилось и считать, и писать до боли в пальцах, и читать лекции 15 счетчикам. Счетчики работали превосходно, педантично до смешного. Зато земские начальники, которым вверена была перепись в уездах, вели себя отвратительно. Они ничего не делали, мало понимали и в самые тяжелые минуты сказывались больными. Лучшим из них оказался пьющий и привирающий a la И.А. Хлестаков — все-таки характер, по крайней мере, хоть с точки зрения комедии, остальные же черт знает как бесцветны и как досадно иметь с ними дело. <...>

Весь пост и потом весь апрель придется опять возиться с плотниками, с конопатчиками и проч. Опять я строю школу. Была у меня депутация от мужиков, просила, и у меня не хватило мужества отказаться. Земство дает тысячу, мужики собрали 300 р. — и только, а школа обойдется не менее 3 тысяч. Значит, опять мне думать все лето о деньгах и урывать их то там, то сям. Вообще хлопотлива деревенская жизнь.

Чехов — А.С. Суворину. 8 февраля 1897 г. Москва

Живу я теперь, как Вам известно, в деревне, в собственном имении, заложенном в земельном банке, живу здесь лето и зиму и, когда становится скучно, уезжаю во едину из столиц. Я по-прежнему не женат, не богат, все еще не седею, не лысею. Отец и мать при мне; постарели, но не очень. Сестра летом живет дома и занимается хозяйством, зимою учительствует в Москве. Братья служат. Имение у меня неважное, некрасивое, дом небольшой, как у помещицы Коробочки, но жизнь тихая, не дорогая и в летнее время приятная.

Чехов — С.А. Петрову (архимандриту Сергию). 23 мая 1897 г. Мелихово

Я строю еще новую школу, по счету третью. Мои школы считаются образцовыми — говорю это, чтобы Вы не подумали, что Ваши 200 р. я истратил на какую-нибудь чепуху.

Чехов — А.С. Суворину. 24 августа 1898 г. Мелихово

5. Утро −4°. Деревья сажают около пруда в поле. Полдень 0°. Ване письмо. Вечер −2°. Маша и М.И. уехали. Зарезали 2-х овец, весу 2 пуда 8 фунтов.

6. Утро −3°. Тихо и пасмурно. Капусту рубят — секут. Из ледника выбрасывают лед. Купили 2 куля угля. Полдень −3. Снег валит. Метель. Вечер −5°.

7. Утро −5°. Снегу выпало на ½ аршина. Зарезали 2-х телят больших весу 3 пуда 36 фунтов. Полдень 0°. Начали на санях ездить. Вечер −8°. Капусты нарубили 60 ведер.

8. Утро −12°. Окна заледенели, как зимою. Восход солнца яркий. В доме во всех комнатах холодно. Дров еще не навозили. Полдень 0°. Роман поехал на санях в Лопасню. От Вогау получен чай, сахар и кофе. Вечер −2°.

12. Сего месяца Павел Георгиевич Чехов скончался в Москве в пять часов пополудни.

П.Е. Чехов. Дневник. Октябрь 1898 г.

* * *

Последнюю запись — о смерти отца — сделала в мелиховском дневнике М.П. Чехова.

* * *

...В октябре нашу семью постигло несчастье. Наш отец приподнял в Мелихове с полу тяжелый ящик с книгами, и у него произошло невправимое ущемление грыжи. Пока по отвратительной грязной дороге его довезли до станции (13 верст), пока три часа везли в поезде в Москву и пока поместили в клинику, кишка у него омертвела, и явилась необходимость вскрывать брюшную полость. Отец не выдержал операции и умер. Мы похоронили его в Новодевичьем монастыре, и я, мать и сестра с грустью возвратились в Мелихово. Я прошел по пустынным комнатам. Брата Антона нет — он в Ялте; отца нет — он в могиле; «прекрасной Лики» тоже нет — она в Париже. Даже нет нашего вечного друга А.И. Иваненко — он навсегда уехал к себе на родину. Опустело наше Мелихово! Точно один отец занимал весь наш дом — так почувствовалось в Мелихове его отсутствие.

М.П. Чехов. Вокруг Чехова

Милая Маша, твою телеграмму Синани получил вчера 13 окт<ября> в 2 часа дня. Телеграмма неясна: «как принял Антон Павл. Чехов известие о кончине его отца». Синани был смущен и думал, что ему нужно скрывать от меня. Вся Ялта знала о смерти отца, а я не получал никаких известий, и Синани показал мне телеграмму только вечером; после этого я пошел на почту и там прочел только что полученное письмо от Ивана, который извещал меня об операции. Пишу я это 14-го вечером, и до сих пор никаких известий, ни звука.

Как бы ни было, грустная новость, совершенно неожиданная, опечалила и потрясла меня глубоко. Жаль отца, жаль всех вас; сознание, что вам всем приходится переживать в Москве такую передрягу в то время, как я живу в Ялте, в покое, — это сознание не покидает и угнетает меня все время. Что мать? Где она? Если она не поедет в Мелихово (ей там тяжело одной), то где ты поселишь ее? Вообще много вопросов, которые следовало бы решить. <...> Мне кажется, что после смерти отца в Мелихове будет уже не то житье, точно с дневником его прекратилось и течение мелиховской жизни.

Чехов — М.П. Чеховой. 14 октября 1898 г. Ялта

У меня умер отец. Выскочила главная шестерня из мелиховского механизма, и мне кажется, что для матери и сестры жизнь в Мелихове утеряла теперь всякую прелесть и что мне придется устраивать для них теперь новое гнездо. И это весьма вероятно, так как зимовать в Мелихове я уже не буду, а без мужчин в деревне не управиться.

Чехов — М.О. Меньшикову, 20 октября 1898 г. Ялта