Многие исследователи отмечали необычайное разнообразие чеховских персонажей и по возрасту, и по роду занятий. Можно выделить среди них и школьных учителей. Задача данной работы — выявить особенности изображения учителя в произведениях Чехова и развитие этих традиций в книгах современных писателей. Для анализа возьмем два хрестоматийных рассказа Чехова: «Учитель словесности» и «Человек в футляре» и два романа современных авторов — А. Иванова «Географ глобус пропил» и Б. Ханова «Непостоянные величины». Общее в них то, что в центре внимания школьный учитель. Учитываем, конечно, различие жанров этих произведений. То, что в рассказах лишь намечено, дано штрихами, в романах развернуто и обрастает многими подробностями. Чехов практически не показывает своих героев в профессиональной деятельности, в общении с учениками. У Иванова и Ханова эта сторона учительской жизни раскрыта особенно подробно. Отметим и такую общую особенность: ни в одном из рассматриваемых произведений мы не увидим учителя, пришедшего в школу по призванию. Остановимся отдельно на каждом произведении. В «Учителе словесности», пожалуй, главная проверка, которую проходит герой, — это проверка личным счастьем. Более привычно представление об учителе вне этой сферы жизни. Если и есть у учителя семья, то не идет речь о чувствах, тем более состоянии счастья. Вспомним хотя бы учительскую семью из «Чайки». В «Учителе словесности» Чехов испытывает Никитина не трудностями и лишениями, не изменой, а именно тем, что сам герой неоднократно определяет как счастье: «Я думал: как расцвела, как поэтически сложилась моя жизнь»; «Я взялся за дневник, чтобы описать свое полное, разнообразное счастье...»; «Несмотря на дурную погоду, Никитину жилось так же счастливо, как летом». Не случайно для передачи состояния и настроения героя автор использует форму дневника. Ему важно, как сам герой себя понимает и осмысляет, как приходит к пониманию самообмана.
Сначала ему кажется, что возникшие сомнения связаны с тем, что счастье досталось слишком легко, он его не заслужил: «...вот если бы он был работником... Да и все счастье, рассуждал он, досталось ему даром». Но вслед за этим рождаются мысли о другой жизни, другом наполнении счастья: «И ему страстно, до тоски вдруг захотелось в этот другой мир...»; «Ему захотелось чего-нибудь такого, что захватило бы его до забвения самого себя, до равнодушия к личному счастью, ощущения которого так однообразны» (8, с. 330). Никитин пытается себя остановить. Среди доводов — сама профессия учителя: «Ты педагог, работаешь на благороднейшем попроще. Какого же тебе еще нужно другого мира. Что за чепуха!». Однако Чехов дает своему герою и способность самокритичной оценки: «Но тотчас же он с уверенностью говорил себе, что он вовсе не педагог, а чиновник, такой же бездарный и безличный, как преподаватель греческого языка...». Как уже говорилось, Чехов не показал героя в профессиональной деятельности, однако заострил внимание на самом отношении к ней. Подчеркнуты при этом устоявшиеся представления об учителе, формальные моменты, которые оказываются важнее содержательных: «Учитель словесности, а до сих пор не читал Лессинга». Не идет разговора о том, что это интересно, поэтому стоит читать. Не соблюдены формальные требования, установки, и Никитин это принимает, нет у него внутреннего протеста. В финальных записях дневника героя звучит мысль о бегстве: «Меня окружает пошлость и пошлость. <...> Бежать отсюда, бежать сегодня же. Иначе я сойду с ума». И автор, и читатель понимают, что совсем не обязательно герой от мыслей перейдет к поступкам. Однако Чехову важно само понимание ситуации, и связывается оно не со школой, а с той атмосферой жизни, которая совсем недавно соотносилась с представлением о полном счастье. В рассказе «Человек в футляре» значительно усиливается акцент на формальных представлениях о профессии, а в центр поставлен персонаж, олицетворяющий «охранительные» настроения и страх перед живой жизнью. Многократно и многозначно звучит формула «как бы чего не вышло». Беликова читатель видит в основном глазами его коллеги, тоже учителя.
Автор подчеркивает, что дело не только конкретно в Беликове. Такое отношение к жизни, пусть не столь откровенно выраженное, характерно для многих: «И в самом деле, Беликова похоронили, а сколько еще таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет». Оценку общей атмосферы Чехов доверяет человеку «со стороны», Коваленко: «Атмосфера у вас удушающая, поганая. Разве вы педагоги, учителя? Вы чинуши. У вас не храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке». Если характеристика Никитина начиналась с раскрытия его упоения личным счастьем, то образ Беликова завершается почти карикатурным эпизодом его взаимоотношений с Варенькой. Варенька была «первой женщиной, которая отнеслась к нему ласково и сердечно». Значимость этого отношения гасится уже привычной оглядкой: «Женишься, а потом, чего доброго, попадешь в какую-нибудь историю». И уже не просто с опаской, а почти трагически воспринимает Беликов Вареньку на велосипеде: «Я вчера ужаснулся! Когда я увидел вашу сестрицу, то у меня помутилось в глазах. Женщина или девушка на велосипеде — это ужасно!» Смерть Беликова ни у кого не вызывает ни жалости, ни сочувствия. Оказывается возможным даже признание в том, что «хоронить такого человека, как Беликов, большое удовольствие». Сама профессия учителя, как и врача, казалось бы, свидетельствует об определенном уровне интеллигентности, благородства. Но в том-то и дело, показывает Чехов, что профессия не гарантирует защиты ни от бездуховности, ни от омещанивания. Вспомним историю доктора Старцева из «Ионыча» или инженера Должикова из «Моей жизни», ставших равнодушными к людям дельцами. Теперь обратимся к современным произведениям и образам современных школьных учителей. Роман А. Иванова «Географ глобус пропил» написан в 2003 году. Действие в нем связано с жизнью провинциальной школы. Виктор Сергеевич Служкин становится учителем в надежде как-то преодолеть собственное неустройство, безденежье и одиночество. По ходу развития сюжета и выясняется, сможет ли работа в школе помочь в решении серьезных проблем и выдерживает ли герой проверку новыми обстоятельствами. Мотив, отмеченный в рассказах Чехова, о школе как системе регламентаций, рамок, установок, возникает и здесь. Другое дело, что для данного героя все эти рамки не становятся определяющими. Он умеет их обходить, преодолевать, нарушать. Вплоть до явно недопустимого — пьянства с учениками.
Взаимоотношения учителя и учеников в этой книге, пожалуй, самое важное и интересное. Препятствий на этом пути слишком много, тем более для неподготовленного человека. Ребята Служкина признали и приняли, что не исключает многочисленных конфликтов и стычек. Признание прозвучало на их языке: «Вы учитель клевый» [1]. Видимо, главное (и ребята это почувствовали), было не пьянство, а естественность, человечность, доверие, чего подросткам так не хватает. Важно, что учитель не обольщается и пусть с некоторой рисовкой, но готов к критической самооценке: «Раздолбай я клевый, а учитель из меня, как из колбасы телескоп». Географу приходится выслушивать и отдельные замечания руководства, и серьезную разборку на педсовете. Но в ходе учебной работы, в течение пяти дней похода, по значимости равных месяцам обычной жизни, при всех ошибках и порой неоправданном риске, он многого сумел добиться в борьбе с безразличием, чрезмерной самоуверенностью, казавшимися непреодолимыми: «Доброта их не пробивает, ум не пробивает, шутки не пробивают, даже наказания — и то не пробивают». Решается в этой книге и поднятая Чеховым проблема личного счастья учителя. Интересна сама постановка вопроса, идущая от героя, его понимание счастья: «...когда ты никому не являешься залогом счастья и когда тебе никто не является залогом счастья, но чтобы ты любил людей и люди тебя любили» [1, с. 212].
Сюжет начинается в тот период жизни Служкина, когда он убедился в неудаче своей личной жизни. Есть жена, дочь, но нет теплоты, доверия, близости. Автор показывает, что и в этой сфере для его героя нет строгих рамок. Нет ни стремления больше внимания уделять дочери, ни верности жене. Больше того, герой проходит испытание, связанное с увлечением ученицей, которая в свою очередь, умудряется влюбиться в столь странного учителя. Нельзя сказать, что Служкин всегда оказывается на высоте. Он и при Маше умудряется напиваться и не всегда контролирует слова и поступки. И все же именно эти отношения оказываются решающей проверкой для героя и позволяют ему справиться с собой, совладать со своей распущенностью: «Мне стыдно перед Машей. Для нее, примерной ученицы, я не парень, не ухажер. Я — учитель. А на самом деле я — скот. Я могу добиться от нее всего. Это несложно. Но что я дам взамен? Воз своих ошибок, грехов, которые я допер даже сюда. Куда я лезу? Маша, прости меня». Никакие проблемы не решены, никакой выход не найден, никакие «рецепты» не выданы. Вполне чеховский принцип подхода к проблеме, принцип «открытых» финалов: «И вот я стою под этими созвездиями с пустыми руками и дырявыми карманами. Ни истины, ни подвига, ни женщины, ни друга, ни гроша. Ни стыда, ни совести». Не случайно и название последних глав романа «Тупик» и «Одиночество».
Вместе с тем, в этих признаниях полного поражения скрывается и сознание определенной победы человеческого над скотским, подлинного над внешним: «Я хочу веры в мир и в то, что я делаю». Очевидно, здесь можно увидеть, хотя логически объяснить трудно, секрет симпатии читателей к персонажу при всем очевидном его несоответствии представлениям об учителе.
Центральный герой книги Булата Ханова «Непостоянные величины» (2019) тоже школьный учитель. Он тоже в школе оказался достаточно случайно, решая свои личные проблемы. Разрыв с любимой девушкой он воспринимает как поворот судьбы. В поисках выхода он бежит не столько из Москвы, где он только что закончил филфак МГУ, сколько от самого себя. Его задача — «отстраниться от себя и понять современность, которой нет, ибо есть прошлое и будущее». Случайным оказывается выбор Казани и само участие в педагогическом эксперименте. Однако то, что местом для решения самых серьезных личных проблем становится школа, видимо, вполне закономерно. И в этом романе герою никуда не деться от всякого рода формальностей и рамок. И в этой школе нельзя выгонять из класса, нельзя ставить много плохих оценок, надо писать фиктивные отчеты об учениках, как бы переведенных на домашнее обучение и выполнять за них контрольные работы. Приходится сталкиваться не только с отсутствием дисциплины у «трудных» подростков, но и с трудностями другого рода: «Роман долго осмыслял, каково это — преподавать Фонвизина и роль второстепенных членов предложения подростку, на глазах которого убили отца». У молодого учителя, включившегося в педагогический эксперимент, глобальные планы. Он хочет не только выяснить уровень учащихся провинциальной школы, но и многое передать им, научить их самостоятельно мыслить. Достаточно быстро приходит понимание невыполнимости поставленных целей: «Рушился замысел... Детей не интересовали, по большому счету, ни свобода, ни справедливость, ни избавление от конформизма. Они твердо верили, что умнее и осведомленнее мамы и папы, а тем паче дедушки с бабушкой». Как в рассказе Чехова для характеристики эволюции миропонимания учителя словесности важна форма дневника, так в рассказе о смысле и противоречиях учительской практики героя Ханова интересны его письма-отчеты с вымышленными именами и адресами, которые он пишет любимой девушке. В результате авторский рассказ о его работе в школе дополняется и корректируется самоанализом и самооценкой. Сам герой и итог подводит, выясняя чего достиг, чем удовлетворен: «Если бы надо мной занесли меч и дали последнее слово, я бы сказал, что не учил детей тому, во что не верю сам, и не предъявлял к ним требований, которые не предъявлял и себе» [2, с. 164]. В письмах любовная коллизия не затрагивается. Они посвящены проблемам и удачам учебной деятельности. Однако в финале мы понимаем, что все, происходящее в жизни Романа и его работе в школе, и было тем самым путем становления личности. Последнее письмо уже без придуманного имени и адреса свидетельствует о победе над собой. Чувство не угасло. Он не стал искать забвения в вине или новых увлечениях. Завершение письма («Я тебя отпускаю») свидетельствует не о разрыве, а о надежде на воссоединение. И читатель воспринимает эти строки как признание в любви и подтверждение явного взросления молодого человека.
За год работы в школе Роман приобрел и жизненный, и профессиональный опыт. То, что ученики и коллеги сожалеют о его отъезде, тоже говорит в его пользу. Сам герой это понимает и ценит, что «сумел завоевать доверие тех, с кем работал бок о бок и кому преподавал, и ни разу их не подвел». Рассмотренные произведения современных авторов подтверждают развитие мотивов, отмеченных в чеховских рассказах. Авторы выбирают на роль главного героя отнюдь не «образцовых» представителей профессии, а в чем-то слабых, не уверенных в себе, находящихся в состоянии поиска смысла.
В современных произведениях больше внимания уделено самой школе, ее проблемам и противоречиям. На примерах школьных учителей показаны многие особенности современных молодых людей, пытающихся разобраться в жизни и в себе. Очевидно, не случайно школа при всех ее недостатках и явно невысоком материальном обеспечении своих работников все же привлекает самим замыслом своего существования.
Литература
1. Иванов, А. Географ глобус пропил. — СПб.: Азбука, 2005. — 448 с.
2. Ханов, Б. Непостоянные величины. — М.: Эксмо-Пресс, 2019. — 384 с.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |