Антон Павлович Чехов по пути из Мелихова в Крым в августе 1896 г. побывал в родном Таганроге. Его встретили с детства знакомые зеленые улочки со старинной кладкой стен и диким виноградом; шагам писателя вторили старые ступени лестницы, спускающейся к морю.
Мог ли предположить тогда Чехов, что в доме Фельдмана, что на Петровской улице, родилась девочка, которая станет великой актрисой, и чья судьба тесно переплетется с его творческим наследием?
Как и Антон Чехов, Фаина воспитывалась в купеческой семье, и так же, как Чехов, прожила в Таганроге 19 лет... Вот семилетняя девочка с пышной рыжеватой косой укладывает куклу спать. «Помню, как вскрикнула моя мать, — читаем в записной книжке актрисы. — Я бросилась в ее комнату, она уронила голову на грудь. Лицо было залито слезами. Мать говорила: «Его нет. Он умер». В руках у матери была газета, в ней крупным шрифтом написано: «Вчера в Баденвейлере скончался А.П. Чехов». Чехов! Я видела дома в библиотеке книги, на кромках которых было — «А.П. Чехов». Почему же так плачет мама, кто же это Чехов?»
Первый из прочитанных Фаиной чеховских рассказов — «Скучная история». Он заставил девочку задуматься над смыслом жизни: «Я поняла все об одиночестве человека. И на этом кончилось мое детство».
Гимназисткой Фаина часто посещала таганрогский театр. На его сцене она видела чеховские пьесы, герои которых осуждали царившие в обществе «лень, равнодушие, предубеждение к труду, гнилую скуку».
С годами загадочная драматургия Чехова становилась все притягательнее. Вместе с Ниной Заречной юная Фаина уносилась мечтами в мир театра, а с сестрами Прозоровыми — в Москву, в мир одухотворенных людей, стремившихся сделать жизнь интересной, осмысленной.
Вопреки воле родителей, Фаина твердо решает стать актрисой. В 1915 году, тайно покинув отчий дом, она приезжает в Москву. Ее цель — поступить в театральную школу. Но экзаменаторам не понравилась ее внешность: высокая худая девушка, с длинными руками и ногами, какая-то нескладная. К тому же эта наивная провинциалка при волнении заикалась. Фаину Фельдман признали «неспособной».
Однако невозможно было отнять у девушки мечту о театральных подмостках. Сценическим университетом стали для нее чеховские спектакли Художественного театра с участием Станиславского, Книппер-Чеховой, Москвина, Качалова и других корифеев сцены. Жадно всматривалась она в игру актеров, училась отработке взглядов, жестов, пауз.
И вот, наконец, первые собственные пробы сценической деятельности — в подмосковном Малаховском дачном театре.
...1917 год. Революция. Фаина Георгиевна вспоминала о тех роковых днях: «Ради Бога, не подумайте, что я тогда исповедывала революционные убеждения. Боже упаси. Просто я была из восторженных девиц, которые на вечерах с побледневшими лицами любили повторять слова нашего земляка Чехова, что наступит время, когда придет иная жизнь, красивая, и люди в ней тоже будут красивыми».
В 1918 году семья Фаины покинула родину, а она — осталась.
Строки в записной книжке Чехова (1891—1894) пророчески предсказали жизненный путь Фаины Георгиевны: «Судьба актрисы: начало — богатая хорошая семья... скука жизни, бедность впечатлений... Сцена станет искусством в будущем, теперь же она борьба за будущее».
И действительно, у молодой актрисы начались бесконечные странствия от Смоленска до Владивостока и от Архангельска до Баку. Жилось чрезвычайно трудно, нередко приходилось обменивать вещи на еду. Как и чеховская Нина Заречная, Фаина сталкивалась с рутиной, дешевой театральщиной, непрофессиональной режиссурой. Ее часто охватывало глубокое разочарование. Но бывали и минуты истинного озарения, а настоящий успех ждал ее в Крыму. Она выступала в Севастополе, Ялте, Феодосии, Керчи.
Играла Войницкую в «Дяде Ване», Наташу в «Трех сестрах», Машу в «Чайке». В 1919 году на сцене Евпаторийского театра в спектакле «Вишневый сад» Фаина Георгиевна создала трагически-безысходный образ одинокой женщины — гувернантки Шарлотты Ивановны, которая в чужой ей России оказалась ни к чему не пригодной, кроме как развлекать хозяев цирковыми фокусами. В работе над этой ролью актрисе помогли размышления о судьбах родных и близких, уехавших на чужбину. Жизнь вне Родины — духовно обречена!
В Симферополе она выступала на сцене «Первого Советского театра» (ныне Крымский академический русский драматический театр имени Горького). Режиссеру П.А. Рудину в знак благодарности актриса подарила книгу, подписавшись в первый раз: «Фаина Раневская».
Это было 27 января 1920 года. Наверное, не случайно актриса взяла фамилию чеховской героини из «Вишневого сада»: Фаину Георгиевну и Любовь Андреевну роднили такие черты, как восторженность, эмоциональность, мечтательность и... беззащитность.
В поисках своего театра, ролей и просто куска хлеба прошло 15 лет. Устав от скитаний по городам и весям, Фаина возвращается в Москву. Ее принимают в труппу Камерного театра. Потом будет театр имени Пушкина. Но всю себя, без остатка, Фаина Раневская отдаст сцене Театра имени Моссовета. С успехом работала актриса и в кино, сыграв почти 25 ролей. В 1939 году режиссер И. Анненский экранизировал рассказ Чехова «Человек в футляре». В этом фильме Раневская сыграла роль жены инспектора гимназии.
Роль была маленькая, и значительную ее часть Фаина Георгиевна досочинила сама. Но когда она прочла высказывание А.М. Горького о том, что чеховские рассказы — «это дорогие тонкие кружева, требующие осторожного обращения с собой, и они не выносят прикосновений грубых рук, которые могут только смять их», Раневская, терзаемая сомнениями, позвонила Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой и спросила, как отнесся бы Чехов к ее сочинительству. После долгого молчания Ольга Леонардовна сказала: «Антон Павлович бы улыбнулся». Раневская с облегчением вздохнула.
И вот мы видим на экране даму с прической, делавшей ее похожей на скаковую лошадь. С папироской в зубах, водрузив на нос пенсне, она сидит за роялем, смотрит поверх пенсне на ноты и басом пытается воспроизвести мелодию песни «Почему я не сокол?». Вошедшему мужу сердито бросает: «Опять нализался? А ну, дыхни!». Затем привычно отвешивает ему звонкие пощечины и... снова садится за рояль «добивать» сокола. Придуманная Раневской в этом фильме фраза: «Я никогда не была красива, но всегда была чертовски мила» пользовалась популярностью.
К сорокалетию со дня смерти Чехова в 1944 году на Тбилисской киностудии И. Анненский снял фильм «Свадьба». В этой картине Раневская получила роль матери невесты. В исполнении талантливой актрисы Змеюкина предстала ограниченной, тщеславной мещанкой, которая кичится богатым приданым своей дочери, затевает скандал и, в конце концов, расстраивает свадьбу.
А в 1950 году режиссер Центральной студии телевидения Г.В. Ливанов снял фильм «Драма», где Раневская сыграла на грани комизма и злой иронии роль бездарной писательницы Мурашкиной. Эта дама долго и нудно читала редактору свой опус — многоактную драму, довела редактора до исступления и стала жертвой собственной графомании.
Запомнилась зрителям Раневская и в образе Мерчуткиной, жены губернского секретаря в фильме «Юбилей».
Раневской было приятно сниматься в атмосфере чеховского юмора. Даже сейчас, спустя много десятилетий, глядя на экран, мы не можем не почувствовать влюбленность Раневской в Чехова. Об Антоне Павловиче актриса как-то сказала: «Играть в его пьесах для меня ни с чем не сравнимое наслаждение... Полюбила Чехова и люблю всю мою долгую жизнь».
И Чехов, и Раневская не любили юбилеи. Как вспоминает Ия Саввина, актриса отказалась отмечать в театре свое 80-летие: «Вы с ума сошли. Я расскажу, как это будет выглядеть. Сидит старуха в кресле, и все поют гимн ее падагре. Потом ей дарят сто пятьдесят дерматиновых папок, она вызывает грузовое такси, чтобы все это увезти, приезжает домой и на нервной почве «дает дуба». Зачем мне и вам это надо?»
Как и Чехов, Раневская не оставила нам ни дневников, ни воспоминаний, хотя ее размашистые торопливые строчки можно найти в записных и в телефонных книжках, в календарях, на случайных листках бумаги. Актриса говорила: «Воспоминания — это грезы старости... Это была бы книга жалоб». Как-то издательство ВТО упросило ее написать книгу о своей жизни. Работа шла легко и быстро, и уже первые страницы говорили о том, что рождается талантливое произведение мемуарной литературы. Но однажды Раневская все порвала: «Писать о себе плохо не хочется, писать о себе хорошо — неприлично».
И Чехов, и Раневская любили братьев наших меньших. В Мелихове у писателя были собачки Хина и Бром, а в Ялте — Тузик и Каштан. Раневская как-то увидела на улице продрогшую дворнягу, накормила, обогрела и... оставила у себя. «Спасибо собаке, не подлизывается, не врет, глаза добрые. Что бы я делала без нее?»... Не Чехов ли своим рассказом «Каштанка» пробудил когда-то в девочке Фаине чувство жалости и сострадания к несчастным, обиженным существам?
Годы шли, и неумолимо надвигалась старость. Новые роли приходили чрезвычайно редко. Иногда присылали актрисе пьесы и сценарии, но они были такими слабыми, что Фаина Георгиевна считала для себя унизительным принимать в них участие.
Раневская покинула театр, пояснив: «Мне надоело симулировать здоровье». Ей оставался последний год жизни. Скончалась Фаина Георгиевна Раневская 19 июля 1984 года. Похоронили ее на кладбище Донского монастыря.
Без хозяйки в опустевшей квартире загрустило лимонное дерево, привезенное в подарок актрисе кем-то из чеховской Ялты. Листья пожелтели и стали опадать. Но в Театре Моссовета вернули деревцу жизненные силы, и на ветках появились молодые листочки.
Вещи Раневской перевезли в Таганрог. Здесь в краеведческом музее открыли экспозицию, посвященную ее жизни и творчеству. На доме, где родилась Раневская, установили мемориальную доску.
Вновь — и теперь уже навечно — рядом Чехов и Раневская.
Фаина Раневская
Ф. Раневская в к/ф «Человек в футляре»
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |