Главу XXI книги «Остров Сахалин» Чехов начинает с того, что ссыльные поселенцы ведут себя по-разному: одни несут наказание мужественно и сознаются в своей вине, другие ропщут, плачут, клянутся, что они ни в чем не виноваты. «Один считает наказание благом, так как, по его словам, он только на каторге узнал бога...» (С., 14, 324) Эта как бы вскользь брошенная фраза продолжения не имеет, нигде не сказано, кто этот «один» и какова его история. Но если подобный единичный случай Чехов упоминает, хотя бы и бегло и без всяких подробностей, значит, он действительно имел место. И возможно, навел писателя на замысел рассказа о судьбе трактирщика Якова Терехова, осужденного за убийство своего двоюродного брата на десять лет каторги, а потом, за попытку к бегству, — на каторгу бессрочную.
Тут же, в начальных строках XXI главы, говорится, что под одной крышей с настоящими преступниками живут «случайные», невинно осужденные люди, жертвы судебной ошибки — таких много, едва ли не 15—20 человек на сотню. Здесь тоже есть сходство с рассказом «Убийство»: Яков Терехов не убивал брата, убила в действительности его сестра.
Каторжный остров Сахалин, «место невыносимых страданий», где, по словам Чехова, «сгноили в тюрьмах миллионы людей» (П., 4, 32), отозвался в его творчестве глубоко и масштабно, поставив перед ним ряд философско-психологических проблем, ранее не затронутых. Вся собственно фактическая часть изложена в книге «Остров Сахалин», носящей характер строго документальный, исследовательский, беллетристика избегается. Зато в художественных произведениях, навеянных поездкой, ее «реалии» или вовсе отсутствуют, или проходят косвенно, стороной: и место действия другое, и герои другие; «просахалиненной», по выражению автора, является общая эмоциональная атмосфера и рожденные ею мысли. Без путешествия через Сибирь на Сахалин не было бы таких рассказов, как «Палата № 6», «В ссылке», «Гусев», «Воры», «В овраге» и даже «Дуэль»...
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |