Этот звук дважды раздается в «Вишневом саде» — сначала во втором действии, потом в финале пьесы. Первый раз его слышат Раневская, Гаев, Лопахин, Трофимов, Аня, Варя и старый Фирс. В тот момент, когда они сидят, погруженные в раздумье, среди тишины «вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный». Во второй раз его слышат только зрители, он звучит под занавес, когда действие уже закончено; на сцене находится один только Фирс, но он лежит, безучастный ко всему, в полной неподвижности. Автор в ремарке говорит о звуке лопнувшей струны теми же словами, что и в первый раз. Буквальное повторение эпизода подчеркивает его важность и в то же время придает ему оттенок загадочности. Происхождение звука неясно. То ли где-то далеко в шахтах сорвалась бадья, то ли закричал филин или какая-либо другая птица — это остается неизвестным. Создается ощущение тревоги, возникает смутное предчувствие неотвратимой беды. Любовь Андреевна взволнована, ей «неприятно почему-то», у Ани на глазах слезы.
Б. Костелянец в книге «Драма и действие» считает этот внезапно возникший звук не просто эпизодом, а драматическим событием в развитии пьесы. Он пишет: «Звук лопнувшей струны предвещает многое: он отнимает надежды...» Простодушный Фирс прямыми и наивными словами разъясняет символический смысл эпизода: «Перед несчастьем тоже было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь». «Перед несчастьем» значит «перед волей», то есть накануне больших перемен в жизни России. В финале пьесы выраженное в таинственном звуке ощущение конца и, соответственно, назревающего обновления приобретает еще большую ясность. Предчувствие, возникшее во втором акте, теперь как бы сбывается, и авторский замысел, связанный с этим звуковым эпизодом, таким образом, завершается вполне. Недаром Чехов уделял его сценическому воплощению большое внимание.
Было уже отмечено, что в эпизоде со звуком лопнувшей струны Чехов имеет неожиданного предшественника в лице Тургенева, написавшего в шестнадцатилетнем возрасте драматическую поэму «Стено», которую он впоследствии считал рабским подражанием Байрону. Герой этой поэмы однажды, объятый ужасом, почувствовал приближение нездешней силы. В авторской ремарке сказано: «В вышине слышен звук, как будто лопнула струна». Совпадение с Чеховым полное, хотя он и не читал эту поэму: она была опубликована лишь в 1913 году. И.Г. Ямпольский, отметивший это удивительное совпадение, высказал догадку о том, что ремарки Чехова и Тургенева, быть может, восходят к общему источнику. К этому можно добавить, что звук лопнувшей струны встречается и у позднего Тургенева, в стихотворении в прозе «Нимфы». Рассказчик вспоминает старинное сказание о том, как в первом веке нашей эры некий кормчий корабля, плывшего по Эгейскому морю, воскликнул: «Умер великий Пан!», и услышал в ответ рыдания, стоны и жалостные возгласы. Вспомнив эту легенду, рассказчик при тех же обстоятельствах, но в наши дни закричал: «Воскрес великий Пан!» и увидел ликующих нимф, дриад, а впереди — богиню Диану. Вдруг богиня в смятении остановилась: она увидела крест христианской церкви. «Я услышал за собою неровный, длинный вздох, подобный трепетанию лопнувшей струны» (в черновом автографе было: «жалобный, протяжный вздох, подобный звенящим трепетаниям лопнувшей струны»). Мгновенно все пропало. «Но как мне было жаль исчезнувших богинь!» В произведении Тургенева речь идет о смене язычества христианством, о конце исторической эпохи, и с легкой руки Тургенева возглас «Умер великий Пан!» «стал крылатым выражением, употреблявшимся впоследствии для обозначения не только заката эллинской культуры, но и вообще для завершения какого-либо исторического периода». Печальный вздох, подобный звуку лопнувшей струны, находится у Тургенева в ассоциативно-образной связи с представлением об исторической смене, и это сближает тургеневский мотив с чеховской ремаркой, оба раза оформленной в стилистической тональности стихотворения в прозе, что также не лишено характерности.
В заключение упомяну об интересном наблюдении Л.Э. Найдич, указавшей автору этой заметки на стихотворение Г. Гейне «Sie erlischt» («Она угасла»), которое также, быть может, имеет отношение к Чехову. Сюжетно оно близко к рассказу Чехова «Калхас» и возникшему на его основе драматическому этюду «Лебединая песня (Калхас)». У Гейне поэт, автор только что сыгранной пьесы, имевшей большой успех у публики, остается один в опустевшем театре. Разошлась публика, умолкло веселье, погасли огни, наступила тишина. Но тут раздается возле сцены резкий звук. «Vielleicht daß eine Saite sprang. An einer alten Violine» («Быть может, лопнула там вдруг струна на чьей-то скрипке старой?»1). Потом гаснет, кряхтя и шипя, последняя лампа. Это погасла душа поэта. Звук лопнувшей струны, как видим, и здесь предвещает печальный и горький конец жизни.
Так поэтические мотивы Тургенева и Гейне бросают дополнительный свет на символический смысл знаменитой ремарки в «Вишневом саде».
Примечания
Первая публикация: Звук лопнувшей струны // Театр. 1985. № 1. С. 187.
1. Гейне Г. Избранные произведения. Т. 1. М., 1956. С. 353. Перевод Л. Пеньковского. В старом переводе Плещеева это место читается так: «Ну, чу! Близ опустевшей сцены вдруг послышался какой-то резкий звук. То лопнула струна в оркестре...» // Плещеев А.Н. Полн. собр. стихотворений. М.; Л., 1964. С. 303.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |