На этом свете всё совершенствуется: шведские спички, оперетки, локомотивы, вина Депре и человеческие отношения. Совершенствуется и брак. Каков он был и каков теперь, вы знаете. Каков он будет лет через 10—15, когда вырастут наши дети, угадать не трудно. Вот вам схема романов этого близкого будущего.
В гостиной сидит девица лет 20—25. Одета она по последней моде: сидит сразу на трех стульях, причем один стул занимает она сама, два другие — ее турнюр. На груди брошка, величиной с добрую сковороду. Прическа, как и подобает образованной девице, скромная: два-три пуда волос, зачесанных кверху, и на волосах маленькая лестница для причесывающей горничной. Тут же на пианино лежит шляпа девицы. На шляпе искусно сделанная индейка на яйцах в натуральную величину.
Звонок. Входит молодой человек в красном фраке, узких брюках и в громадных, похожих на лыжи, башмаках.
— Честь имею представиться, — говорит молодой человек, расшаркиваясь перед девицей, — помощник присяжного поверенного Балалайкин!..
— Очень приятно... Чем могу быть полезна?
— Меня направило к вам «Общество заключения счастливых браков».
— Очень приятно... Садитесь!
Балалайкин садится и говорит:
— «Общество» указало мне на несколько невест, но думаю, что ваши условия для меня будут самыми подходящими. Из этой вот записки, данной мне секретарем «Общества», видно, что вы приносите с собой мужу дом на Плющихе, 40 тысяч деньгами и тысяч на пять движимого имущества... Так ли это?
— Нет... За мною идет только 20 000, — кокетничает девица.
— В таком случае, сударыня, виноват... извините за беспокойство... честь имею кланяться...
— Нет, нет... я пошутила! — смеется девица. — В вашей записке всё верно... Деньги, дом и движимое... В «Обществе» вам, конечно, говорили, что ремонт дома будет производиться на счет мужа... и... и... — я ужасно застенчива! — и деньги муж получает не все сразу, а с рассрочкой на три года...
— Нет, сударыня, — вздыхает Балалайкин, — нынче с рассрочкой никто не женится! Если уж вы так настаиваете на рассрочке, то извольте, я дам вам год...
Девица и Балалайкин начинают торговаться. Девица в конце концов сдается и довольствуется годом рассрочки.
— Теперь позвольте узнать ваши условия! — говорит она. — Вам сколько лет? Где служите?
— Собственно говоря, я не сам женюсь, а хлопочу за своего клиента... Я комиссионер...
— Но ведь я просила «Общество» не присылать ко мне комиссионеров! — обижается девица.
— Вы, сударыня, не сердитесь... Клиент мой человек пожилой, страдающий ревматизмом, сырой... Ходить по невестам, хлопотать у него нет сил, так что volens-nolens1 ему приходится действовать через третье лицо. Но вы не беспокойтесь, я дорого не возьму...
— Условия вашего клиента?
— Мой клиент — мужчина 52 лет... Несмотря на такой возраст, он еще имеет людей, которые дают ему взаймы. Так, у него два портных, шьющих на него в кредит. В лавочках отпускают ему по книжке сколько угодно. Никто лучше его не может уходить от извозчиков в проходные ворота и т. д. Не стану распространяться в похвалах его деловитости, скажу только для полной характеристики, что он ухитряется даже в аптеке забирать в кредит.
— Он только и живет займами?
— Займы — это его главное занятие. Но, как натура широкая, не узкая, он не довольствуется одною только этою деятельностью... Без преувеличения можно сказать, что лучше его никто не сбудет с рук фальшивого купона... Кроме того, он состоит опекуном своей племянницы, что дает ему около трех тысяч в год... Далее, в театрах он выдает себя за рецензента и таким образом получает от актеров бесплатные ужины и контрамарки... Два раза он судился за растрату и ныне еще под судом за подлог...
— Разве еще существует суд?
— Да, как остаток не совсем еще отжившей средневековой морали... Но можно надеяться, сударыня, пройдет еще год-два, и культурный человек расстанется и с этим устаревшим обрядом... Так какой ответ прикажете передать моему клиенту?
— Скажите, что я подумаю...
— О чем же думать, сударыня? Не смею советовать вам, но, желая вам добра, не могу не выразить своего удивления... Человек порядочный, блестящий во всех отношениях и... и вдруг вы не соглашаетесь сразу, зная, как гибельна может быть для вас проволочка. Ведь пока вы будете думать, он войдет в соглашение с другой невестой!
— Это правда... В таком случае я согласна...
— Давно бы так! Позволите получить с вас задаток?
Девица дает комиссионеру 10—20 рублей. Тот берет, расшаркивается и идет к двери.
— А расписку? — останавливает его девица.
— Mille pardons2, сударыня! Я совсем забыл! Ха-ха...
Балалайкин пишет расписку, шаркает еще раз и уходит, девица же закрывает лицо и падает на диван.
— Как я счастлива! — восклицает она, охваченная новым, неведомым ей доселе чувством. — Как я счастлива! Я... люблю и любима!!
Конец. Такова свадьба близкого будущего. А давно ли, читатель, невесты ходили в кринолинах, а женихи щеголяли в полосатых брюках и во фраках с искрой? Давно ли жених, прежде чем влюбиться в невесту, должен был переговорить с ее папашей и мамашей?
Соловьи, розы, лунные ночи, душистые записочки, романсы... всё это ушло далеко-далеко... Шептаться в темных аллейках, страдать, жаждать первого поцелуя и проч. теперь так же несвоевременно, как одеваться в латы и похищать сабинянок. Всё совершенствуется!
Примечания
Впервые — «Будильник», 1885, № 46 (ценз. разр. 21 ноября), стр. 552. Подпись: Брат моего брата.
Сохранилась писарская копия с авторской пометой: «NB. В полное собрание не войдет. А. Чехов» (ЦГАЛИ).
Печатается по журнальному тексту.
...похищать сабинянок. — По легенде, древние римляне похищали женщин из племени сабинян, поселившихся близ Рима.
1. Волей-неволей (лат.).
2. Тысяча извинений (фр.).