«Где теперь его кляузы, ябедничество, крючки, взятки?»
Гамлет.
— Господа, ветер поднялся, и уже начинает темнеть. Не убраться ли нам подобру-поздорову?
Ветер прогулялся по желтой листве старых берез, и с листьев посыпался на нас град крупных капель. Один из наших поскользнулся на глинистой почве и, чтобы не упасть, ухватился за большой серый крест.
— «Титулярный советник и кавалер Егор Грязноруков...» — прочел он. — Я знал этого господина... Любил жену, носил Станислава, ничего не читал... Желудок его варил исправно... Чем не жизнь? Не нужно бы, кажется, и умирать, но — увы! — случай стерег его... Бедняга пал жертвою своей наблюдательности. Однажды, подслушивая, получил такой удар двери в голову, что схватил сотрясение мозга (у него был мозг) и умер. А вот под этим памятником лежит человек, с пеленок ненавидевший стихи, эпиграммы... Словно в насмешку, весь его памятник испещрен стихами... Кто-то идет!
С нами поравнялся человек в поношенном пальто и с бритой, синевато-багровой физиономией. Под мышкой у него был полуштоф, из кармана торчал сверток с колбасой.
— Где здесь могила актера Мушкина? — спросил он нас хриплым голосом.
Мы повели его к могиле актера Мушкина, умершего года два назад.
— Чиновник будете? — спросили мы у него.
— Нет-с, актер... Нынче актера трудно отличить от консисторского чиновника. Вы это верно заметили... Характерно, хотя для чиновника и не совсем лестно-с.
Насилу мы нашли могилу актера Мушкина. Она осунулась, поросла плевелом и утеряла образ могилы... Маленький дешевый крестик, похилившийся и поросший зеленым, почерневшим от холода мохом, смотрел старчески уныло и словно хворал.
— «забвенному другу Мушкину»... — прочли мы.
Время стерло частицу не и исправило человеческую ложь.
— Актеры и газетчики собрали ему на памятник и... пропили, голубчики... — вздохнул актер, кладя земной поклон и касаясь коленами и шапкой мокрой земли.
— То есть как же пропили?
— Очень просто. Собрали деньги, напечатали об этом в газетах и пропили... Это я не для осуждения говорю, а так... На здоровье, ангелы! Вам на здоровье, а ему память вечная.
— От пропивки плохое здоровье, а память вечная — одна грусть. Дай бог временную память, а насчет вечной — что уж!
— Это вы верно-с. Известный ведь был Мушкин, венков за гробом штук десять несли, а уж забыли! Кому люб он был, те его забыли, а кому зло сделал, те помнят. Я, например, его во веки веков не забуду, потому, кроме зла, ничего от него не видел. Не люблю покойника.
— Какое же он вам зло сделал?
— Зло великое, — вздохнул актер, и по лицу его разлилось выражение горькой обиды. — Злодей он был для меня и разбойник, царство ему небесное. На него глядючи и его слушаючи, я в актеры поступил. Выманил он меня своим искусством из дома родительского, прельстил суетой артистической, много обещал, а дал слезы и горе... Горька доля актерская! Потерял я и молодость, и трезвость, и образ божий... За душой ни гроша, каблуки кривые, на штанах бахрома и шахматы, лик словно собаками изгрызен... В голове свободомыслие и неразумие... Отнял он у меня и веру, злодей мой! Добро бы талант был, а то так, ни за грош пропал... Холодно, господа почтенные... Не желаете ли? На всех хватит... Бррр... Выпьем за упокой! Хоть и не люблю его, хоть и мертвый он, а один он у меня на свете, один, как перст. В последний раз с ним вижусь... Доктора сказали, что скоро от пьянства помру, так вот пришел проститься. Врагов прощать надо.
Мы оставили актера беседовать с мертвым Мушкиным и пошли далее. Заморосил мелкий холодный дождь.
При повороте на главную аллею, усыпанную щебнем, мы встретили похоронную процессию. Четыре носильщика в белых коленкоровых поясах и в грязных сапогах, облепленных листвой, несли коричневый гроб. Становилось темно, и они спешили, спотыкаясь и покачивая носилками...
— Гуляем мы здесь только два часа, а при нас уже третьего несут... По домам, господа?
Примечания
Впервые — «Осколки», 1884, № 40, 6 октября (ценз. разр. 5 октября), стр. 4. Подпись: А. Чехонте.
В переработанном виде включено в сборник: Призыв. Литературный сборпик. В пользу престарелых и лишенных способности к труду артистов и их семейств. Издатель Д. Гарин-Виндинг. М., 1897 (ценз. разр. 24 январи). Подпись: Лаэрт.
Вошло в издание А.Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. I, стр. 303—305.
Рассказ был написан в последних числах сентября или в первых числах октября 1884 г. С 23 по 26 сентября 1884 г. Н.А. Лейкин был в Москве — 22 сентября он писал Л.Н. Трефолеву: «Сегодня, часа через два я отправляюсь в Москву для свидания с моими сотрудниками Пальминым и Чеховым (Чехонте)...», а 29 сентября сообщал ему же: «Третьего дня вернулся из Москвы, виделся с столпами моих «Осколков» Чехонте и Пальминым, пображничал с ними, дал им родительское наставление о том, что именно нужно для журнала, и вообще поговорил по душе» (ЦГАЛИ, ф. 507, оп. 1, ед. хр. 201). Рассказ «На кладбище» в это время еще не был написан — иначе Чехов передал бы его Лейкину при встрече, вместо того чтобы посылать почтой (вероятно, 3 октября), 4 октября Лейкин писал Чехову: «Странно, что я не получил от Вас никакого ответа на письмо мое при присылке сценки «На кладбище» <...> Плохость рассказа «На кладбище» Вы объясняете похмельем. Боже милостивый! Да неужели похмелье могло длиться больше недели!» (ГБЛ).
В октябре 1895 г. к Чехову обратился Д.В. Гарин-Виндинг с просьбой дать рассказ для публикации в сборнике (письмо от 23 октября 1895 г. — ГБЛ). Чехов ответил 14 ноября согласием: «Рассказ я привезу или пришлю к декабрю. Это наверное». Издание сборника затянулось. 2 ноября 1896 г. Чехов писал Гарину-Виндингу: «Присылайте корректуру рассказов». Сборник вышел в свет в начале 1897 г.
Для сборника «Призыв» Чехов сократил рассказ, выбросив эпизод, рисовавший в сентиментальных тонах отношение околоточного надзирателя к покойному. Был также устранен намек, злободневный для 1884 г.: «известный актер К.» был заменен «актером Мушкиным».
Для собрания сочинений был взят текст сборника (см. письма Чехова Н.М. Ежову от 5 февраля и 13 мая 1899 г.); Чехов внес три небольшие поправки.
Буквой К. в журнальном тексте было обозначено реальное лицо — иначе Чехову незачем было бы прибегать к зашифровке. Из первопечатного текста рассказа известно, что актер этот умер «года два тому назад», что «актеры и литераторы собрали ему на памятник и... пропили, голубчики». Судя по всему этому, Чехов имел в виду Н.П. Киреева, комедийного актера Пушкинского театра (Драматический театр А.А. Бренко в доме Малкиеля). По отзыву актрисы того же театра А.Я. Глама-Мещерской, Киреев был «замечательный актер, вообще мало знаемый, но высоко ценимый лишь немногими, истинными театралами» («Воспоминания». М., 1937, стр. 156). В спектакле «Гамлет» Киреев был «безупречен», по отзывам рецензентов, в роли Полония, — см. рецензию А.М. Дмитриева (Зритель) в «Современных известиях», 1882, № 13, 14 января. Киреев был также и переводчиком — ему принадлежит, например, перевод пьесы «Убийство Коверлей», известной Чехову еще с таганрогских времен. Умер Киреев в 1882 г., в ночь с 5 на 6 мая; на похоронах присутствовали актеры, журналисты и репортеры; 29 января 1883 г. в театре Ф.А. Корша был дан концерт, сбор с которого предназначался для устройства надгробного памятника Кирееву (см. «Московский листок», 1882, № 124, 8 мая; 1883, № 30, 31 января). Однако в декабре 1883 г. в печати был поднят вопрос, использованы ли по назначению собранные деньги («Где деньги, собранные на памятник Н.П. Киреева?» — «Новости дня», 1883, № 165, 12 декабря).
При жизни Чехова рассказ был переведен на болгарский, финский и шведский языки.
«Где теперь его кляузы...» — Слова Гамлета из одноименной трагедии Шекспира (акт V, сцена 1), в переводе А. Кронеберга (Харьков, 1844, стр. 188). Чехов не случайно отдал предпочтение самому точному из существовавших в то время переводов «Гамлета». Вольное обращение с текстом шекспировской трагедии вызвало за два года до этого критическое замечание Чехова в его рецензии «Гамлет на Пушкинской сцене»: «Для чего выпускали из текста то, чего нельзя выпускать?» («Москва», 1882, № 3, ценз. разр. 19 января). Сценическая редакция «Гамлета» в первой половине 1880-х годов представляла собой контаминацию разных переводов (см. «Шекспир и русская культура». Под ред. акад. М.П. Алексеева. М.—Л., изд-во «Наука», 1966, стр. 613 и 644). В частности, 11 января 1882 г. «Гамлет» шел «по трем переводам: Полевого, Кронеберга и Загуляева» (см. указанную выше рецензию А.М. Дмитриева).