Большая зала светилась огнями и кишела народом. В ней царил магнетизер. Он, несмотря на свою физическую мизерность и несолидность, сиял, блистал и сверкал. Ему улыбались, аплодировали, повиновались... Перед ним бледнели.
Делал он буквально чудеса. Одного усыпил, другого окоченил, третьего положил затылком на один стул, а пятками на другой... Одного тонкого и высокого журналиста согнул в спираль. Делал, одним словом, чёрт знает что. Особенно сильное влияние имел он на дам.
Они падали от его взгляда, как мухи. О, женские нервы! Не будь их, скучно жилось бы на этом свете!
Испытав свое чертовское искусство на всех, магнетизер подошел и ко мне.
— Мне кажется, что у вас очень податливая натура, — сказал он мне. — Вы так нервны, экспрессивны... Не угодно ли вам уснуть?
Отчего не уснуть? Изволь, любезный, пробуй. Я сел на стул среди залы. Магнетизер сел на стул vis-à-vis, взял меня за руки и своими страшными змеиными глазами впился в мои бедные глаза.
Нас окружила публика.
— Тссс... Господа! Тссс... Тише!
Утихомирились... Сидим, смотрим в зрачки друг друга... Проходит минута, две... Мурашки забегали по спине, сердце застучало, но спать не хотелось...
Сидим... Проходит пять минут, семь...
— Он не поддается! — сказал кто-то. — Браво! Молодец мужчина!
Сидим, смотрим... Спать не хочется и даже не дремлется... От думского или земского протокола я давно бы уже спал... Публика начинает шептаться, хихикать... Магнетизер конфузится и начинает мигать глазами... Бедняжка! Кому приятно потерпеть фиаско? Спасите его, духи, пошлите на мои веки Морфея!
— Не поддается! — говорит тот же голос. — Довольно, бросьте! Говорил же я, что всё это фокусы!
И вот, в то время, когда я, вняв голосу приятеля, сделал движение, чтобы подняться, моя рука нащупала на своей ладони посторонний предмет... Пустив в ход осязание, я узнал в этом предмете бумажку. Мой папаша был доктором, а доктора одним осязанием узнают качество бумажки. По теории Дарвина я со многими другими способностями унаследовал от папаши и эту милую способность. В бумажке узнал я пятирублевку. Узнав, я моментально уснул.
— Браво, магнетизер!
Доктора, бывшие в зале, подошли ко мне, повертелись, понюхали и сказали:
— Н-да... Усыплен...
Магнетизер, довольный успехом, помахал над моей головой руками, и я, спящий, зашагал по зале.
— Тетанируйте его руку! — предложил кто-то. — Можете? Пусть его рука окоченеет...
Магнетизер (не робкий человек!) вытянул мою правую руку и начал производить над ней свои манипуляции: потрет, подует, похлопает. Моя рука не повиновалась. Она болталась, как тряпка, и не думала коченеть.
— Нет тетануса! Разбудите его, а то ведь вредно... Он слабенький, нервный...
Тогда моя левая рука почувствовала на своей ладони пятирублевку... Раздражение путем рефлекса передалось с левой на правую, и моментально окоченела рука.
— Браво! Поглядите, какая твердая и холодная! Как у мертвеца!
— Полная анестезия, понижение температуры и ослабление пульса, — доложил магнетизер.
Доктора начали щупать мою руку.
— Да, пульс слабее, — заметил один из них. — Полный тетанус. Температура много ниже...
— Чем же это объяснить? — спросила одна из дамочек.
Доктор значительно пожал плечами, вздохнул и сказал:
— Мы имеем только факты! Объяснений — увы! — нет...
Вы имеете факты, а я две пятирублевки. Мои дороже... Спасибо магнетизму и за это, а объяснений мне не нужно...
Бедный магнетизер! И зачем ты со мной, с аспидом, связался?
P.S. Ну, не проклятие ли? Не свинство ли?
Сейчас только узнал, что пятирублевки вкладывал в мой кулак не магнетизер, а Петр Федорыч, мой начальник...
— Это, — говорит, — я тебе для того сделал, чтобы узнать твою честность...
Ах, чёрт возьми!
— Стыдно, брат... Нехорошо... Не ожидал...
— Но ведь у меня дети, ваше превосходительство... Жена... Мать... При нонешней дороговизне...
— Нехорошо... А еще тоже газету свою издавать хочешь... Плачешь, когда на обедах речи читаешь... Стыдно... Думал, что ты честный человек, а выходит, что ты... хапен зи гевезен...
Пришлось возвратить ему две пятирублевки. Что ж делать? Реноме дороже денег.
— На тебя я не сержусь! — говорит начальник. — Чёрт с тобой, натура уж у тебя такая... Но она! Она! У-ди-вительно! Она! кротость, невинность, бланманже и прочее! А? Ведь и она польстилась на деньги! Тоже уснула!
Под словом она мой начальник подразумевает свою супругу, Матрену Николаевну...
Примечания
Впервые — «Зритель», 1883, № 7, 24 января (ценз. разр. 22 января), стр. 6—7. Подпись: Человек без селезенки.
Печатается по журнальному тексту.
Непосредственным поводом для написания рассказа послужил сеанс гипнотизера Роберта, проходивший в редакции журналов Н.Л. Пушкарева «Мирской толк» и «Свет и тени» около 20 января 1883 г.
«Г-н Роберт начал с того, — писал «Московский листок» об этом сеансе в № 22 от 23 января 1883 г., — что взглядом своим в ½ минуты усыпил даму <...> г. Роберт, поводив над дамой ладонями, привел ее в состояние тетануса (окоченение, холод оконечностей и полная нечувствительность) <...> Проделан был и другой опыт: дама лежала на двух стульях, головой на одном и пятками на другом <...> Известные профессора Шарко и Гельмгольц, производившие подобные опыты, объяснение причин уступают будущему». См. также: Вокруг Чехова, стр. 128; А.В. Круглов. Пестрые странички («Исторический вестник», 1895, № 12, стр. 799).
...насчет хапен зи гевезен... — Тургенев еще в 1853 г., в повести «Два приятеля», употребил в речи персонажа выражение «хабен зи гевезен» — бессмысленное сочетание двух немецких глаголов, бытовавшее в чиновничьей среде как обозначение взятки (по ассоциации с русским «хапать»). «Одно только, чай, досадно: теперь уж нельзя хабен зи гевезен, — и Михей Михеич представил рукой, как будто поймал что-то в воздухе и сунул себе в боковой карман» (И.С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем в 28 т. Сочинения, т. VI. АН СССР. М.—Л., 1963, стр. 51 и 510). У Чехова то же иносказание сделано более прозрачным.