«Спать хочется! — думал я, сидя в банке. — Приду домой и завалюсь спать».
— Какое блаженство! — шептал я, наскоро пообедав и стоя перед своей кроватью. — Хорошо жить на этом свете! Важно!
Бесконечно улыбаясь, потягиваясь и нежась на кровати, как кот на солнце, я закрыл глаза и принялся засыпать. В закрытых глазах забегали мурашки; в голове завертелся туман, замахали крылья, полетели к небу из головы какие-то меха... с неба поползла в голову вата... Всё такое большое, мягкое, пушистое, туманное. В тумане забегали маленькие человечки. Они побегали, покрутились и скрылись за туманом... Когда исчез последний человечек и дело Морфея было уже в шляпе, я вздрогнул.
— Иван Осипыч, сюда! — гаркнули где-то.
Я открыл глаза. В соседнем номере стукнули и откупорили бутылку. Я повернулся на другой бок и укрыл голову одеялом.
«Я вас любил, любовь еще, быть может»... — затянул баритон в соседнем номере.
— Отчего вы не заведете себе пианино? — спросил другой голос.
— Черрти, — проворчал я. — Не дадут уснуть!
Откупорили другую бутылку и зазвонили посудой.
Зашагал кто-то, звеня шпорами. Хлопнули дверью.
— Тимофей, скоро же ты самовар? Живей, брат! Тарелочек еще! Ну-с, господа? По христианскому обычаю. По маленькой... Мадемуазель-стриказель, бараньи ножки, же ву при!1
В соседнем номере начался кутеж. Я спрятал голову под подушку.
— Тимофей! Если придет высокий блондин в медвежьей шубе, то скажешь ему, что мы здесь...
Я плюнул, вскочил и постучал в стену. В соседнем номере притихли. Я опять закрыл глаза. Забегали мурашки, меха, вата... Но — увы! — через минуту опять заорали.
— Господа! — крикнул я умоляющим голосом. — Ведь это, наконец, свинство! Ведь вас просят! Я болен и спать хочу.
— Это вы нам??
— Вам.
— Что вам угодно?
— Не извольте кричать! Я спать хочу!
— Спите, вам никто не мешает; а если вы больны, так отправляйтесь к доктору! «У рыцарей любовь и честь»... — запел баритон.
— Как это глупо! — сказал я. — Очень глупо! Даже подло.
— Прошу не рассуждать! — послышался за стеной старческий голос.
— Удивительно! Повелитель какой нашелся! Птица важная! Да вы кто такой?
— Не рассуж-дать!!!
— Мужичье! Надулись водки и орут!
— Не рас-суж-дать!!! — раз десять повторил старческий, охрипший голос.
Я ворочался на кровати. Мысль, что я не сплю по милости праздных гуляк, приводила меня мало-помалу в ярость... Поднялась пляска...
— Если вы не замолчите, — крикнул я, захлебываясь от злости, — то я пошлю за полицией! Человек!! Тимофей!
— Не рассуждать!!! — еще раз крикнул старческий голосок.
Я вскочил и, как сумасшедший, побежал к соседям. Мне захотелось во что бы то ни стало настоять на своем.
Там кутили... На столе стояли бутылки. За столом сидели какие-то личности с выпуклыми, рачьими глазами. В глубине номера на диване полулежал лысый старичок... На его груди покоилась головка известной кокотки-блондинки. Он глядел на мою стену и дребезжал:
— Не рассуждать!!
Я раскрыл рот, чтобы начать ругаться и... о ужас!!! В старичке я узнал директора того банка, где я служу. Мигом слетели с меня и сон, и злость, и фанаберия... Я выбежал от соседей.
Целый месяц директор не глядел на меня и не сказал мне ни единого слова... Мы избегали друг друга. Через месяц он боком подошел к моему столу и, нагнув голову, глядя на пол, проговорил:
— Я полагал... надеялся, что вы сами догадаетесь... Но вижу, что вы не намерены... Гм... Вы не волнуйтесь. Даже можете сесть... Я полагал, что... Нам двоим служить невозможно... Ваше поведение в номерах Бултыхина... Вы так испугали мою племянницу... Вы понимаете... Сдадите дела Ивану Никитичу...
И, подняв голову, он отошел от меня...
А я погиб.
Примечания
Впервые — «Осколки», 1882, № 47, 20 ноября (ценз. разр. 19 ноября), стр. 4. В подзаголовке: (Из летописи Лиговско-Чернореченского банка). Подпись: Антоша Чехонте.
Текст был подготовлен для издания А.Ф. Маркса. Вырезка из журнала «Осколки» с правкой Чехова хранится в ГПБ. На полях пометки: ««Осколки» 1882, № 47»; «NB. В полное собрание не войдет. А. Чехов».
Печатается по журнальному тексту с учетом авторских поправок.
При доработке был снят подзаголовок, придававший рассказу фельетонный характер, и после слов: «Я болен и спать хочу» — введены четыре строки диалога:
«— Это вы нам?
— Вам.
— Что вам угодно?
— Не извольте кричать! Я спать хочу!»
Сохранились относящиеся ко времени публикации рассказа в «Осколках» письма редактора Н.А. Лейкина, в которых оговорены условия работы Чехова в журнале:
«Милостивый государь! Имею честь Вас уведомить, что присланные Вами в два приема рассказцы я получил и отобрал из них для помещения в журнал «Осколки» три рассказа: «Речь и ремешок», «Неудачный визит» и «Нарвался». За присылку их приношу Вам мою благодарность. Два же рассказа «Выучил» и «Между прочим» спешу Вам при сем возвратить. Мне вообще приятно Ваше сотрудничество. Мелкие Ваши прозаические вещицы я всегда готов помещать, ежели они будут согласны с программой журнала. Ежели у Вас будут мелочишки для отдела «Осколочки» или подписи к рисункам, то прошу присылать и таковые» (14 ноября 1882 г., ЦГАЛИ).
В письме от 3 декабря 1882 г. Лейкин сообщал Чехову, что гонорар в «Осколках» определен ему по 8 коп. со строки.
«Я вас любил, любовь еще, быть может» — Романс А.С. Даргомыжского на слова Пушкина.
1. Прошу вас (фр. je vous prie).