Маленький немецкий городок. Имя этого городка носит одна из известнейших целебных вод. В нем больше отелей, чем домов, и больше иностранцев, чем немцев.
Хорошее пиво, хорошеньких служанок и чудный вид вы можете найти в отеле, стоящем на краю (левом) города, на высокой горе, в тени прелестнейшего садика.
В один прекрасный вечер на террасе этого отеля, за белым мраморным столиком, сидело двое русских. Они пили пиво и играли в шашки. Оба старательно лезли «в дамки» и беседовали об успехах лечения. Оба приехали сюда лечиться от большого живота и ожирения печени.
Сквозь листву пахучих лип глядела на них немецкая луна... Маленький кокетливый ветерок нежно теребил российские усы и бороды и вдувал в уши русских толстячков чуднейшие звуки. У подножия горы играла музыка. Немцы праздновали годовщину какого-то немецкого события. Мотивы не доносились до вершины горы — далеко! Доносилась одна только мелодия... Мелодия меланхолическая, самая разнемецкая, плакучая, тягучая... Слушаешь ее — и сладко ныть хочется...
Русские лезли «в дамки» и задумчиво внимали. Оба были в блаженнейшем настроении духа. Шёпот лип, кокетливый ветерок, мелодия со своей меланхолией — всё это, вместе взятое, развезло их русские души.
— При этакой обстановке, Тарас Иваныч, хорошо тово... любить, — сказал один из них. — Влюбиться в какую-нибудь да по темной аллейке пройтись...
— М-да...
И наши русские завели речь о любви, о дружбе... Сладкие мгновения! Кончилось тем, что оба незаметно, бессознательно оставили в покое шашки, подперли свои русские головы кулаками и задумались.
Мелодия становилась всё слышнее и слышнее. Скоро она уступила свое место мотиву. Стали слышны не только трубы и контрабасы, но и скрипки.
Русские поглядели вниз и увидели факельную процессию. Процессия двигалась вверх. Скоро сквозь липы блеснули красные огни факелов, послышалось стройное пение, и музыка загремела над самыми ушами русских. Молодые девушки, женщины, солдаты, бурши, старцы в мгновение наполнили длинную стройную аллею, осветили весь сад и страшно загалдели... Сзади несли бочонки с пивом и вином. Сыпали цветы и жгли разноцветные бенгальские огни.
Русские умилились духом. И им захотелось участвовать в процессии. Они взяли свои бутылки и смешались с толпой. Процессия остановилась на полянке за отелем. Вышел на средину какой-то старичок и сказал что-то. Ему аплодировали. Какой-то бурш взобрался на стол и произнес трескучую речь. За ним — другой, третий, четвертый... Говорили, взвизгивали, махали руками...
Петр Фомич умилился. В груди его стало светло, тепло, уютно. При виде говорящей толпы самому хочется говорить. Речь заразительна. Петр Фомич протискался сквозь толпу и остановился около стола. Помахав руками, он взобрался на стол. Еще раз помахал руками. Лицо его побагровело. Он покачнулся и закричал коснеющим, пьяным языком: «Ребята! Не... немцев бить!»
Счастье его, что немцы не понимают по-русски!
Примечания
Впервые — «Мирской толк», 1883, № 8, 27 февраля, стр. 75—76. Подпись: Ч. Б. С.
Включено, со значительными сокращениями, в первое издание сборника «Пестрые рассказы».
Сохранилась писарская копия рассказа с пометой: «NB. В полное собрание не войдет. А. Чехов» (ЦГАЛИ).
Печатается по тексту сб. «Пестрые рассказы». СПб., 1886, стр. 18—19.
Рассказ был написан в феврале 1883 г. и отдан в журнал «Мирской толк» не позднее 23 числа этого месяца.
Вместе с другими юмористическими материалами, напечатанными в № 8 журнала, предназначался для отдела «Винт». Но «Винт» был запрещен цензурой. 15 января 1883 г. на заседании Московского цензурного комитета цензор Леонтьев, которому было поручено наблюдать за журналом «Мирской толк» (ЦГАМ, ф. 31, оп. 3, ед. хр. 214, л. 179), сделал «словесный доклад» о том, что он затрудняется «подписать выпускной билет на 2 № «Мирского толка», так как внутренний вкладной лист этого журнала имеет вид какой-то особой рубрики под названием «Винт № 1» и может быть проданным разносчиками за какой-то новый журнал. В программе журнала такой рубрики нет. Комитет усматривает в данном случае нарушение редактором программы по внешности» (ЦГАМ, ф. 31, оп. 3, ед. хр. 2174, л. 16). Билет на выпуск № 2 все-таки был подписан, но редактора журнала Н. Пушкарева решено было вызвать «в заседание 19 января для объяснений» (там же).
Как явствует из протокола заседания Комитета от 19 января 1883 г., «вызванный согласно постановлению предшествовавшего заседания редактор «Мирского толка» Пушкарев <...> объяснил, что, имея в программе между прочим отдел под названием «Юмористические рассказы», он безо всякого умысла отдел этот озаглавил словом «Винт», и поэтому не признает себя виновным в нарушении программы» (там же, л. 19).
Истинные причины недовольства Цензурного комитета появлением «Винта» ясны из следующего документа: «Комитет <...> объяснения г. Пушкарева признал не заслуживающими внимания и объявил ему, что <...> новый отдел есть прямое нарушение утвержденной программы, которое не может быть допустимо <...> Придавая поступку этому тем более значение, что лишнее распространение листа с направлением, вообще неодобрительным, не может быть желательным, Комитет определил об изменением нарушении г. Пушкаревым программы представить на благоусмотрение Главного управления по делам печати» (там же, л. 20).
Главное управление по делам печати, рассмотрев доклад Комитета, предписанием от 16 февраля 1883 г. запретило отдел «Винт»: «Г-н министр внутренних дел приказал сделать редактору издания соответствующее внушение и предложить ему немедленно прекратить печатание отдела «Винт» <...> Начальник Главного управления по делам печати Феоктистов» (Распоряжения Главного управления по делам печати относительно повременных изданий, № 696, 16 февраля 1883 г. ЦГАМ, ф. 31, оп. 3, ед. хр. 213, л. 1. Ср. «Журнал входящих бумаг», 1883, запись № 71). На заседании Московского цензурного комитета 19 февраля 1883 г. было постановлено ознакомить Пушкарева с этим предписанием, вызвав его в заседание 23 февраля (ЦГАМ, ф. 31, оп. 3, ед. хр. 2174, л. 40; ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 5, ед. хр. 75, л. 145).
№ 7 «Мирского толка», еще с отделом «Винт», вышел 20 февраля. № 8, уже без «Винта» (хотя с обычными для «Винта» материалами), вышел 27 февраля. О запрещении отдела Пушкареву сообщили 23 февраля.