Хоронили мы как-то на днях молоденькую жену нашего старого почтмейстера Сладкоперцева. Закопавши красавицу, мы, по обычаю дедов и отцов, отправились в почтовое отделение «помянуть».
Когда были поданы блины, старик-вдовец горько заплакал и сказал:
— Блины такие же румяненькие, как и покойница. Такие же красавцы! Точь-в-точь!
— Да, — согласились поминавшие, — она у вас действительно была красавица... Женщина первый сорт!
— Да-с... Все удивлялись, на нее глядючи... Но, господа, любил я ее не за красоту и не за добрый нрав. Эти два качества присущественны всей женской природе и встречаются довольно часто в подлунном мире. Я ее любил за иное качество души. А именно-с: любил я ее, покойницу, дай бог ей царство небесное, за то, что она, при бойкости и игривости своего характера, мужу своему была верна. Она была верна мне, несмотря на то, что ей было только двадцать, а мне скоро уж шестьдесят стукнет! Она была верна мне, старику!
Дьякон, трапезовавший с нами, красноречивым мычанием и кашлем выразил свое сомнение.
— Вы не верите, стало быть? — обратился к нему вдовец.
— Не то что не верю, — смутился дьякон, — а так... Молодые жены нынче уж слишком тово... рандеву, соус провансаль...
— Вы сомневаетесь, а я вам докажу-с! Я в ней поддерживал ее верность разными способами, так сказать, стратегического свойства, вроде как бы фортификации. При моем поведении и хитром характере жена моя не могла изменить мне ни в каком случае. Я хитрость употреблял для охранения своего супружеского ложа. Слова такие знаю, вроде как бы пароль. Скажу эти самые слова и — баста, могу спать в спокойствии насчет верности...
— Какие же это слова?
— Самые простые. Я распространял по городу нехороший слух. Вам этот слух доподлинно известен. Я говорил всякому: «Жена моя Алена находится в сожительстве с нашим полицеймейстером Иваном Алексеичем Залихватским». Этих слов было достаточно. Ни один человек не осмеливался ухаживать за Аленой, ибо боялся полицеймейстерского гнева. Как, бывало, увидят ее, так и бегут прочь, чтоб Залихватский чего не подумал. Хе-хе-хе. Ведь с этим усастым идолом свяжись, так потом не рад будешь, пять протоколов составит насчет санитарного состояния. К примеру, увидит твою кошку на улице и составит протокол, как будто это бродячий скот.
— Так жена ваша, значит, не жила с Иваном Алексеичем? — удивились мы протяжно.
— Нет-с, это моя хитрость... Хе-хе... Что, ловко надувал я вас, молодежь? То-то вот оно и есть.
Прошло минуты три в молчании. Мы сидели и молчали, и нам было обидно и совестно, что нас так хитро провел этот толстый красноносый старик.
— Ну, бог даст, в другой раз женишься! — проворчал дьякон.
Примечания
Впервые — «Осколки», 1883, № 44, 29 октября (ценз. разр. 28 октября), стр. 5. Подпись: А. Чехонте.
Вошло в издание А.Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. I, стр. 216—217.
Готовя текст для собрания сочинений, Чехов усилил комическую характерность речи персонажей: добавлены иностранные слова, употребляемые ими в неверном или приблизительном значении («рандеву, соус провансаль», «так сказать стратегического свойства, вроде как бы фортификации», «вроде как бы пароль»). Ср. подобные случаи в рассказах: «О том, как я в законный брак вступил», «Депутат, или Повесть о том, как у Дездемонова 25 рублей пропало». Этот комический прием получил дальнейшее развитие в поздней прозе Чехова.
В статье, посвященной первому тому издания А.Ф. Маркса, Н.К. Михайловский противопоставлял этот и ряд других рассказов раннего Чехова таким его произведениям, как «Муж»: «И остроумный почтмейстер Сладкоперцев, и все слушатели его рассказа — всё это продукты той же житейской пошлости, которая выработала грубое животное Шаликова (из рассказа «Муж»). Но разница — в отношениях к ним автора. К Шаликову он относится с очень сложным чувством, берет его со всеми корнями и ветвями», тогда как герои рассказов типа «В почтовом отделении» «ему просто смешны, и рассказывает он про них именно на смех» (Ник. Михайловский. Литература и жизнь. Кое-что о г. Чехове. — «Русское богатство», 1900, № 4, стр. 123).
При жизни Чехова рассказ был переведен на болгарский, немецкий, сербскохорватский, финский, чешский и шведский языки.