Софья Петровна и Дмитрий Павлович Кувшинниковы

Софья Петровна Кувшинникова (урожденная Сафонова; 1847—1907) — русская художница XIX века, ученица и возлюбленная Исаака Левитана, прототип главной героини рассказа Антона Чехова «Попрыгунья». Родилась в Москве в 1847 году в семье крупного чиновника П.Н. Сафонова, ценившего литературу и искусство. С детства занималась музыкой и живописью, участвовала в любительских спектаклях, называла себя «жрицей душевного, умственного и художественного». Она вышла замуж за московского полицейского врача Дмитрия Павловича Кувшинникова, который был намного ее старше. Жили они в скромной казенной квартире в Доме Остермана в Малом Трехсвятительском переулке, под каланчой одной из московских пожарных команд.

В 1871 году художник Перов запечатлел врача и большого любителя ружейной охоты Кувшинникова в образе рассказчика на своей картине «Охотники на привале». Эту картину Перов представил публике на первой выставке художников-передвижников. Чтобы обеспечить достойную жизнь себе и жене, Кувшинников с утра до позднего вечера работал, а его жена занималась живописью. Характер у Дмитрия Павловича был спокойный и тихий, а вот супруга его, Софья Петровна, была по характеру полной противоположностью. «Это была женщина лет за сорок, некрасивая, со смуглым лицом мулатки, с вьющимися темными волосами... и с великолепной фигурой, — такой увидела ее писательница Т.Л. Щепкина-Куперник. — Она была очень известна в Москве, да и была "выдающейся личностью", как было принято тогда выражаться...»

Кувшинникова была уже совсем не первой молодости, не особенно внешне привлекательной, но по своему интересной. Она обладала безупречным вкусом, прекрасно одевалась (не имея много денег, умела из ничего сшить себе изящные туалеты), могла сделать уютным любое жилье, своим поведением и словами заставить обратить на нее внимание мужчин. Художественного образования у Софьи Петровны не было, но она занималась живописью. На заработанные ее мужем деньги вечерами в их скромной квартире она устроила литературный и художественный салон, довольно популярный в Москве в 1880—1890 годах. Владимир Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи» упоминал семью Кувшинниковых и приемы в их квартире:

Врачом полицейским был <...> благодетель хитровской рвани, описанный портретно в рассказе А.П. Чехова «Попрыгунья», — Д.П. Кувшинников, нарочно избравший себе этот участок, чтобы служить бедноте. <...> Внизу была большая квартира доктора, где я не раз бывал по субботам, где у Софьи Петровны, супруги доктора, страстной поклонницы литераторов и художников, устраивались вечеринки, где читали, рисовали и потом ужинали. Бывал там и А.П. Чехов, и его брат художник Николай, и И. Левитан, — словом, весь наш небольшой кружок «начинающих» и не всегда вкусно сытых молодых будущих...

Иван Евдокимов в биографическом романе «Левитан» разъясняет, на чем именно основывалась известность Софьи Петровны:

Цветы, написанные Кувшинниковой, покупал Третьяков, ее игрой на фортепьяно заслушивались общепризнанные московские пианисты-виртуозы. Софья Петровна любила охоту не меньше, чем искусство, и, подолгу пропадая в подмосковных лесах, одна, одетая по-мужски, возвращалась с полным ягдташем. Софья Петровна говорила, повелевая, словно имела над своими собеседниками такую же неограниченную власть, как над мужем, избалованная его терпением, молчаливостью, большим сердцем и глубокой затаенной нежностью. Кувшинникова была горда и смела, презирая всякие сплетни о себе... Софья Петровна была очень даровита. Из кусков и лоскутков дешевой материи она шила себе прекрасные костюмы. Она умела придать красоту любому жилью, самому захудалому и унылому, простой сарай преображая в кокетливый будуар. Четыре небольшие комнаты своей квартиры с необыкновенно высокими, как в нежилом помещении, потолками, Софья Петровна убрала по своему вкусу. Искусной женщине недоставало средств, но она не унывала и так ловко изворачивалась с самыми скромными деньгами, что украшенное ею гнездо Кувшинниковых казалось роскошно меблированным.

Брат Чехова Михаил так вспоминал о ней:

Жил в то время полицейский врач Дмитрий Павлович Кувшинников. Он был женат на Софье Петровне. Дмитрий Павлович с утра до вечера исполнял свои служебные обязанности, а Софья Петровна в его отсутствие занималась живописью. Это была не особенно красивая, но интересная по своим дарованиям женщина. Она прекрасно одевалась, умея из кусочков сшить себе изящный туалет, и обладала счастливым даром придать красоту и уют даже самому унылому жилищу, похожему на сарай. Все у них в квартире казалось роскошным и изящным, а между тем вместо турецких диванов были поставлены ящики из-под мыла и на них положены матрацы под коврами. На окнах вместо занавесок были развешаны простые рыбацкие сети.

В квартиру Кувшинниковых по вечерам съезжались очень интересные люди. Часто бывали Антон Павлович Чехов и его брат Михаил Павлович, писатели Е.П. Гославский, С.С. Голоушев (С. Глаголь), Т.Л. Щепкина-Куперник, артисты М.Н. Ермолова, А.П. Ленский, Л.Н. Ленская, А.И. Сумбатов-Южин, Е.Д. Турчанинова, К.С. Лошивский (Шиловский), Л.Д. Донской, композитор Ю.С. Сахновский. Из художников — А.С. Степанов, Н.В. Досекин, Ф.И. Рерберг, А.Л. Ржевская, Д.А. Щербиновский, М.О. Микешин... Живописец А.А. Волков вспоминал, что «когда приезжал в Москву И.Е. Репин, то непременно посещал салон Кувшинниковой».

В августе 1886 года братья Чеховы привели в эту квартиру Левитана, который нашел в супругах Кувшинниковых «горячих поклонников и ревностных друзей». Она стала брать у Левитана уроки живописи, считалась вначале его ученицей, а затем и любовницей. Михаил Чехов так рассказывал о том периоде:

Обыкновенно летом московские художники отправлялись на этюды то на Волгу, то в Саввинскую слободу около Звенигорода, и жили там коммуной целыми месяцами. Левитан уехал на Волгу и... с ним вместе отправилась туда и Софья Петровна. Она прожила на Волге целое лето; на другой год, все с тем же Левитаном, как его ученица. Среди наших друзей и знакомых уже стали определенно поговаривать о том, о чем следовало бы молчать. Стало казаться, что муж догадывался и молча переносил свои страдания. По-видимому, и Антон Павлович осуждал в душе Софью Петровну...

Муж Кувшинниковой продолжал принимать художника и на все закрывал глаза. В 1891 году московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович велел евреев из Москвы выслать в «черту оседлости». Касалось распоряжение и Левитана. Софья Петровна тогда увезла художника к своей родне в деревню — пересидеть недобрый период. А ее муж пустил в ход все свои связи, чтобы Левитан мог вернуться. Среди тех, к кому Кувшинников обращался, был и Нагорнов — "молодой охотник" из той же картины, ставший к тому времени крупным чиновником со связями и породнившийся с семьей Льва Толстого через его племянницу. Нагорнов помог: Левитан получил разрешение остаться. Не сразу, через несколько месяцев, усилиями не только Нагорнова — но получил.

В рассказе «Попрыгунья», написанном в 1892 году, легкомысленная, витающая в эмпиреях дамочка закрутила роман с блестящим художником, в то время как настоящим героем оказался ее скромный супруг-врач (в рассказе — Дымов) — который погибает, спасая больного ребенка. Хотя внешне героиня «Попрыгуньи» была списана с Лики Мизиновой, жизненная ситуация героини повторяла историю именно Кувшинниковой. Поневоле оказавшись включенным в «романтический треугольник», Кувшинников вел себя точно так же, как Дымов в «Попрыгунье»; догадываясь об отношениях жены и Левитана, он «молча переносил свои страдания» или, как утверждала Софья Петровна, «бескорыстно, отрешась от своего я, умел любить». В образах персонажей, входящих в окружение Ольги Ивановны, просматриваются черты людей, которых Чехов видел в доме Кувшинниковых: это Лаврентий Донской («певец из оперы»), режиссер Александр Ленский («артист из драматического театра»), беллетрист Евгений Петрович Гославский («молодой, но уже известный литератор»), граф Федор Львович Соллогуб («дилетант-иллюстратор и виньетист»).

Разразился настоящий скандал. Кувшинникова узнала себя в главной героине рассказа, глупенькой пустышке Ольге Ивановне, Левитану приписывали роль художника Рябовского, а всю историю называли пасквилем. Кувшинникова и Левитан на Чехова сильно обиделись. Софья Петровна отказала Чехову в приемах, а художник чуть было не вызвал Чехова на дуэль.

Чехов оправдывался, как мог: «Можете себе представить, — писал он в письме в 1894 году, одна знакомая моя, 42-летняя дама, узнала себя в двадцатилетней героине моей "Попрыгунье", и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика — внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор и живет она с художником». Однако сходство было не только внешним: почти дословно приводились выдержки из ее писем, чеховская попрыгунья в речи использовала любимые выражения Кувшинниковой, она была так же экстравагантна и оригинальна, хотя и куда более легкомысленна и поверхностна, чем ее прототип. Писатель пытался отшучиваться: «Моя попрыгунья хорошенькая, а ведь Софья Петровна не так уж красива и молода». Но ничего не помогало: Левитан был в ярости. Он даже собирался вызвать друга на дуэль, правда, знакомые вовремя отговорили его от опрометчивого поступка. Как бы то ни было, Чехов и Левитан перестали общаться. Художник продолжал встречаться с Кувшинниковой. Все кругом уверяли Софью Петровну, что она намного глубже героини чеховского рассказа. Вспоминали, что Кувшинникова действительно благотворно влияла на Левитана, отвлекала меланхоличного художника от хандры, вселяла ему уверенность.

Роман Кувшинниковой и Левитана продлился до 1894 года. Поговаривали, что на протяжении нескольких лет Софье Петровне приходилось закрывать глаза на новых пассий молодого красавца Левитана. Но закончилось все настоящей любовной драмой: летом того года Левитан и Кувшинникова гостили у Ушаковых в имении Островно, на берегу одноименного озера. Здесь разыгралась любовная драма. Невольным ее свидетелем стала Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, приглашенная Софьей Петровной. В соседнее имение Горка приехала из Петербурга Анна Николаевна Турчанинова с двумя дочерьми, — семья заместителя градоначальника Санкт-Петербурга И.Н. Турчанинова, владевшего усадьбой Горка. У Левитана завязался роман с Анной Николаевной Турчаниновой. Оскорбленная Кувшинникова вернулась в Москву и больше никогда не встречалась с Левитаном.

А Левитан и Чехов помирились. Писательнице Щепкиной-Куперник удалось уговорить художника сделать первый шаг к примирению: «Левитан заволновался, зажегся... и вдруг решился. Бросил кисти, вымыл руки, и через несколько часов мы подъезжали к мелиховскому дому, — вспоминала она много лет спустя. — И вот мы подъехали к дому. Залаяли собаки на колокольчик, выбежала на крыльцо Мария Павловна, вышел закутанный Антон Павлович, в сумерках вгляделся, кто со мной, — маленькая пауза — и оба кинулись друг к другу, так крепко схватили друг друга за руки — и вдруг заговорили о самых обыкновенных вещах: о дороге, погоде, о Москве... будто ничего не случилось». Дружба Чехова и Левитана, едва не разрушенная глупой обидой, продлилась до последних дней художника.

Кувшинникова умерла раньше мужа. Дата смерти Дмитрия Павловича Кувшинникова, как и место его захоронения, неизвестны. О похоронах Софьи Петровны в «Московских вестях» 3 сентября 1907 года вышла небольшая заметка:

Вчера похоронили художницу С.П. Кувшинникову. Покойная была чрезвычайно богато одаренная натура, и в течение долгого периода времени вокруг нее собиралось огромное общество, состоявшее из художников, артистов, литераторов, певцов, — вообще деятелей всякого рода художественного творчества. <...> Покойная скончалась лет 50-ти. Смерть ее явилась неожиданностью для окружающих: покойная гостила у своих знакомых в имении по моск.-каз. жел. д. и там заболела дизентерией, отчего и умерла. Отпевание и погребение совершено в Скорбященском монастыре. На гроб возложено много венков.