Введение

Творчество писателя — важнейшее звено историко-литературного процесса, в котором осуществляется синтез традиционного и новаторского решения писателем художественных задач. Каждая эпоха в истории литературы характеризуется преобладанием в ней интереса к воплощению авторской задачи в той или иной художественной форме, являясь показателем своеобразия жанровой системы в целом, а также свидетельством индивидуального, творческого переосмысления жанра, позволяющего более четко определить характер индивидуального стиля художника. Исследование творчества Чехова в аспекте архитекстуальности — одна из актуальных проблем современного чеховедения, обусловленная назревшей потребностью уточнить характер становления его творческой прозаической манеры, обосновать закономерность обращения Чехова к драматургической форме, которая постепенно вызревает в процессе освоения им опыта мировой драматургии, в первую очередь, драматургии Шекспира. Создавая картины современной ему русской действительности, Чехов апеллирует к реальности, эстетически освоенной английским драматургом, фиксируя таким образом трагический разлад героя с окружающим миром, который в какой-то момент «утрачивает статус объективно данного порядка» [154, с. 260—261].

Актуальность исследования определяется назревшей необходимостью систематизации приемов творческого переосмысления Чеховым опыта драматургической техники Шекспира, определения их функций в творчестве писателя 1880—90-х гг. Изучение творчества Чехова в аспекте обозначенной проблемы дает возможность выявить некоторые общие закономерности функционирования шекспировской «памяти жанра» в произведениях писателя, показать роль аллюзий, реминисценций и прямых цитат из произведений Шекспира в сюжетно-композиционном и архитектоническом решении художественной идеи прозы и драматургии Чехова.

Понятие «память жанра» было введено в научный оборот М.М. Бахтиным. Исследуя произведения античности, западно-европейской и русской литературы, ученый обосновывает идею о жанре как диалоге в большом времени, содержательно-формальном единстве, «помнящем» свое прошлое, возрождаясь и обновляясь в каждом новом произведении [31, с. 120]. Речь в данном случае идет о воспроизведении узнаваемых структурных компонентов художественного целого в новом контексте. Эта идея получила развитие в отечественном литературоведении [141, 98], однако вопрос о способах проявления текста-прецедента в структуре художественного целого и его функциях рассматривается, как правило, в связи с категорией автора. Между тем, жанровая идентификация текста зависит и от читателя, о чем писал, развивая идеи Бахтина, Н.Л. Лейдерман, определяя «память жанра» как систему сигналов, направляющих читательское восприятие [100, с. 87]. С данным тезисом созвучна и идея Х.Р. Яусса о том, что интерпретативная стратегия читателя зависит от горизонта его ожидания, а интерпретативный успех от его адекватности «транссубъективному горизонту понимания» [173, с. 60]. Творчество Чехова вписано в культурный и историко-литературный контексты. Обращаясь к произведениям Шекспира, создавшим основные архетипы трагических образов, Чехов рассчитывает на компетенцию читателя, поэтому рецептивный уровень функционирования «памяти жанра» имплицитно определяет не только структуру его текстов, но и структуру их восприятия, в частности, обозначенную в переводах произведений писателя на родной язык Шекспира, английский, а также в переводах трагедий Шекспира на русский язык.

В зарубежном литературоведении с термином «память жанра» соотносится термин «архитекстуальность», введенный Ж. Женеттом [62]. Архитекстуальность определяется им как жанровая связь текстов, посредством которой текст включается в различные типы жанрового дискурса (трансисторические, тематические, модальные, формальные), которая, в том числе, подразумевает смешение жанров и пренебрежение жанровым каноном [62]. В настоящее время категория архитекстуальности становится предметом исследования в когнитивистике. Так, в работах Н.С. Олизько данная категория рассматривается в рамках изучения форм диалогических отношений «автор-текст-читатель». Исследователь акцентирует коммуникативную функцию жанра, направляющего читательское восприятие и устанавливающего ограничения на интерпретацию высказывания [112, 113].

Использование термина «архитекстуальность» в нашей работе объясняется тем, что он описывает трансформацию структуры произведения под влиянием «памяти жанра» с учетом рецептивных установок читателя и творческой воли автора.

Степень разработанности проблемы. Вопрос о жанровой идентификации произведений Чехова в настоящее время занимает довольно скромное место среди исследований, посвященных этой проблеме, в отечественной и зарубежной истории литературы [241, 41, 169, 28, 138], среди которых следует отметить и мнение о том, что Чехов вообще был равнодушен к определению жанровой природы созданных им произведений [138]. В современном литературоведении сложилось несколько подходов к определению жанровой специфики произведений Чехова. Так, некоторые исследователи характеризуют его малые эпические формы как жанр новеллы, характеризующийся смысловой емкостью [152, 171, 93] и обладающий жанровым потенциалом романа [93, 152]. Б.М. Эйхенбаум, напротив, отмечал нехарактерную для новеллы бессобытийность прозы Чехова, в которой мысли и разговоры персонажей важнее сюжета [171]. Преобладающую роль коммуникации в произведениях Чехова подчеркивал также А.Д. Степановым [136]. Отмечая преобладание лирического начала чеховской прозы, Б.М. Эйхенбаум характеризовал его как жанровую доминанту, обусловившую закономерность движения Чехова не к большому эпическому жанру — роману, а к драме [171]. Драматургичность ранней прозы писателя, выраженная «в предпочтении прямого «представления» события — описанию», была отмечена Э.А. Полоцкой [122, с. 169]. И.Н. Сухих, разрабатывая проблему структуры жанра в творчестве Чехова, создает свою типологию жанровых форм его прозы, где в качестве основы классификации принимается «драматическая архитектоническая доминанта». Этим термином обозначается такая структура повествования, в центр которой помещается персонаж, во всем многообразии его «социальных и психологических связей» [138, с. 105—106], а развертывание сюжета мотивировано особенностями внутреннего мира героя. Именно таким образом, по мнению исследователя, подготавливается зарождение драматических жанров в творчестве Чехова, которые рассматриваются им как высшая точка развития жанрового мышления писателя [138, с. 108].

Не менее дискуссионным остается вопрос о специфике драматических жанров в творчестве писателя. Исследователями не раз отмечалась эпичность драматургии Чехова, выраженная в «бессобытийности» и «эпичном», «размытом» способе обрисовки характеров [138, 37, 73, 81, 82, 116]. Если сам Чехов свои драматические произведения определял как комедии, акцентируя прежде всего свою концепцию изображаемой жизни, то критика, рассматривая их исходя из законов драматического рода, обнаруживала в них черты таких драматических жанров, как трагедия, трагикомедия или драма, что стало основанием для утверждения идеи жанрового синкретизма его творчества [178, 156, 37, 73].

В многоаспектных исследованиях, посвященных рецепции произведений Шекспира русской культурой, рассматриваются вопросы, связанные с исследованием особенностей восприятия шекспировского наследия в переводах его произведений на русский язык, интерпретация произведений Шекспира в театральных постановках, литературных переделках. Отдельной проблемой можно назвать изучение такого явления, как русский гамлетизм, и функционирование этого концепта в творчестве А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, И.С. Тургенева [98, 230]. В меньшей степени проблема русского гамлетизма изучена в связи с творчеством Чехова, несмотря на то, что в работах Ю.Д. Левина [98], Н.В. Захарова [72], М.П. Алексеева [21] подготовлена серьезная база для изучения произведений Чехова в свете проблемы рецепции творчества Шекспира русской культурой.

Исследованию собственно функций шекспировских отсылок в творчестве Чехова посвящено достаточно большое количество работ, в которых изучается характер аллюзий и реминисценций на произведения русской и мировой литературы [115, 81, 80, 142, 46, 47, 134, 123, 175, 64, 65, 66], выполняющих важную роль в формировании стратегии чеховского текста. Так, например, исследование Е.Ю. Виноградовой, посвященное вопросу влияния творчества Шекспира на художественный мир Чехова, обращено к анализу образно-семантического сходства произведений обоих авторов и выявлению идейно-тематической новизны, привносимой шекспировскими аллюзиями в произведения русского писателя [46]. Однако за пределами внимания данного исследования остается определение архитекстуальных функций, то есть способов включения структурных элементов претекста в текст-реципиент, что позволило бы уточнить идейно-содержательную составляющую произведения, прояснить особенность его структуры.

В работах отечественных и зарубежных историков литературы отмечалась роль шекспировских аллюзий и реминисценций в решении Чеховым драматического конфликта. Так, в работах З.С. Паперного доказывалось положение о ведущей роли «шекспировского микросюжета» в строении конфликта «Чайки» [115]. В.Б. Катаев значительное внимание уделил сравнительно-сопоставительному анализу сюжетно-композиционного строения «Гамлета» и «Иванова», выявив содержательные и структурные «схождения» их текстов [81]. В работах других исследователей предметом изучения становились способы создания характеров персонажей чеховской драмы. Так, Чарльз Ржепка отметил влияние реминисценций «Макбета» и «Короля Лира» в формировании системы образов персонажей в «Трех сестрах» Чехова [210]. О роли гамлетовских аллюзии в раскрытии характера Треплева в «Чайке» писал В. Смиренский [245]. Многие исследователи обращали внимание на роль шекспировских отсылок в создании иронического пафоса (в «Чайке» [229], «Иванове» [46]), лирического пафоса (в «Вишневом саде» [187]), характеризующих изображение Чеховым героев и обстоятельств русской действительности.

Если шекспировские аллюзии в драматургии Чехова описаны и проанализированы достаточно полно, то проза Чехова в названном аспекте почти не привлекала внимание исследователей. В рассказах Чехова отсылки (аллюзии, реминисценции, цитирование) к трагедиям английского драматурга (особенно в раннем творчестве писателя, в 80-е гг.) рассматривали как дань Чехова культурному контексту. В работах Л.Е. Бушканец, Е.Н. Петуховой проза Чехова 80-х годов рассматривается в историко-культурном контексте эпохи и делается вывод о том, что поэтика его ранних рассказов может быть объяснена также фактом сотрудничества Чехова в юмористических журналах, которое привело, с одной стороны, к созданию ряда юморесок («И то, и сё», «Комические рекламы и объявления», «Мои остроты и изречения», и т. д.) на тему «шекспировское и повседневная жизнь», а с другой стороны, к оформлению — уже на данном этапе — темы игры в шекспировские образы [42]. В духе эпохи Чехов использует шекспировские аллюзии для придания комического эффекта созданной ситуации и развенчания образа персонажа [119]. Функцию шекспировского текста в рассказах 1890-х годов, как правило, рассматривали в качестве маркера философии пессимизма: введение отсылок к трагическим коллизиям Шекспира наряду с другими голосами-«источниками» (книга Екклесиаста, сочинения Марка Аврелия, Шопенгауэра, Ницше), по мнению исследователей, связано с созданием в творчестве Чехова образа расхожего типа философствования [38, 138, 82].

Исследование поэтики архитекстуальности предполагает необходимость установить источник, который мог быть использован Чеховым в процессе работы над произведениями. Учитывая время создания переводов Шекспира в XIX в. и состав чеховской библиотеки, исследователями были высказаны предположения об источниках, использованных писателем [48, 55]. В результате было установлено обращение Чехова к переводам Н.А. Полевого (1837), А.И. Кронеберга (1844), К.Р. (1899), А.В. Дружинина (1856), П.И. Вейнберга (1866). Однако вопрос о том, как известные Чехову переводы способствовали формированию структуры «памяти жанра» в прозе и драматургии писателя, в этих работах затронут не был.

Цель данной диссертационной работы — установить архитекстуальные функции произведений Шекспира в становлении творческого метода писателя, его движении от прозы к драматургии.

Поставленная в диссертации цель обусловила необходимость решения следующих задач:

1. обосновать продуктивность обращения к категории архитекстуальности в изучении творческого метода Чехова;

2. определить объем содержания категорий «архитекстуальность» и «память жанра», использованных в работе как инструмент исследования;

3. выявить функции шекспировских аллюзий и реминисценций в «театральных» рассказах Чехова 1880-х годов, определить их роль в формировании жанровой доминанты его прозы;

4. дать характеристику функций шекспировских аллюзий и реминисценций в структуре прозаических произведений Чехова 1890-х гг.;

5. установить роль шекспировской «памяти жанра» в драматургии Чехова;

6. на материале анализа переводов Шекспира на русский язык и переводов драматургии Чехова на английский язык выявить особенности интерпретации архитекстуальной доминанты его трагедий в пьесах Чехова.

Объектом исследования являются прозаические произведения Чехова 1880-х — 1890-х гг., его драматургия, оригинальные тексты пьес Шекспира, их переводы на русский язык (А.Н. Полевой, А.И. Кронеберг, П.И. Вейнберг, А.В. Дружинин), переводы произведений Чехова на английский язык (Т. Стоппард), эпистолярий Чехова.

Предметом исследования являются функции архитекста трагедий Шекспира в формировании сюжетно-композиционных и структурных особенностей чеховской прозы и драматургии.

Методологической основой исследования послужили теоретико-литературные труды М.М. Бахтина, Ж. Женетта, Ю.М. Лотмана, Н.Л. Лейдермана, Э. Спольски, О.М. Фрейденберг, а также работы, посвященные творчеству Чехова, — В.Б. Катаева, З.С. Паперного, Э.А. Полоцкой, В.В. Фролова, Н.М. Фортунатова, Б.И. Зингермана, Дж.Х., Адлера, Т.К. Шах-Азизовой, В.Б. Смиренского, Х. Левина, М. Валенси, Т.Г. Виннера. Методы исследования включают сравнительно-исторический, типологический, рецептивный и интертекстуальный подходы.

Научная новизна работы обусловлена доказательством гипотезы о шекспировской «памяти жанра» как структурной доминанте, организующей архитектонику прозы и драмы Чехова.

Теоретическое значение работы связано с разработкой в рамках проведенного анализа интертекстуальных методов исследования произведений русской классики, а также доказательством научной значимости решения вопросов теории и практики архитекстуального анализа для определения стратегии перевода.

Практическое значение исследования определяется возможностью применить его результаты в изучении творчества Чехова, в исследованиях, посвященных проблемам архитекстуальности и «памяти жанра», в спецкурсах и спецсеминарах, посвященных проблемам творческого метода Чехова, а также в курсах по практике перевода.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Введенные в тексты Чехова цитаты, аллюзий и реминисценций из произведений Шекспира выполняют функцию структурных и смысловых опор, определяющих архитектонику произведений, их жанровую специфику.

2. Исследование структурных функций шекспировских аллюзий, цитат и реминисценций в прозаических произведениях Чехова показало, что они «драматизируют» конфликт прозаического текста, формируя конфликт, его сюжетно-композиционное решение и систему персонажей.

3. В драматургии Чехова творческое переосмысление художественного опыта Шекспира, воплощенного в жанрах трагедии и комедии, приводит к созданию пьес, основной конфликт которых, апеллируя к шекспировской «памяти жанра», перемещается в подтекст, а жанровая доминанта смещается относительно существующей традиции характеристики драматических жанров.

4. Смысловой потенциал архитекстуальности, обозначенный шекспировской «памятью жанра», в драматургии Чехова связан не только с авторской интенцией, но и с восприятием произведения читателем, зрителем и переводчиком. Результатом осуществления переводческой стратегии, как правило, оказывается смещение жанровой доминанты произведения, обусловленное целевой установкой переводчика и характером интерпретации им текста оригинала.

Поставленные в нашей работе задачи определили структуру работы, которая состоит из трех глав, введения, заключения, библиографии. Общий объем диссертации 171 страница.

Достоверность полученных выводов определяется репрезентативностью исследуемого материала (произведения Чехова, отражающие специфику его творческого метода в разные периоды творчества: проза 1880-х гг., 1890-х гг., драматургия начала и середины 1890-х годов, а также переводы Шекспира на русский язык и Чехова на английский) и методами анализа, адекватными выбранному материалу и поставленным задачам.

Апробация и внедрение результатов исследования: идеи и выводы работы были представлены автором на международных конференциях: Международный форум молодых ученых «Ломоносов-2013» (Москва, 2013), «Междисциплинарные связи при изучении литературы» (Саратов, 2013), XXV Шекспировские чтения (Москва, 2014), «Грехневские чтения — X» (Нижний Новгород, 2014), «Пушкинские чтения 2015» (Санкт-Петербург, 2015), «Чеховские чтения в Ялте: Чехов и Шекспир» (Ялта, 2015), «Чеховские чтения в Ялте: Чехов на мировой сцене и в мировом кинематографе» (Ялта, 2016); на всероссийских конференциях: «Жизнь провинции» (Нижний Новгород, 2012), «Актуальные проблемы изучения и преподавания литературы в вузе и в школе: Движение времени и законы жанра» (Екатеринбург, 2014); на региональной конференции «17-я Нижегородская сессия молодых ученых» (Арзамас, 2012).

Основные положения и результаты исследования изложены в 13 публикациях по теме, в том числе 5 опубликовано в изданиях, рекомендованных ВАК РФ.