Вступление

Бунин вспоминает:

«Однажды, читая газеты, он (Чехов. — В.Г.) поднял лицо и не спеша, без интонации сказал: — Все время так: Короленко и Чехов, Потапенко и Чехов, Горький и Чехов»¹.

Бунин и Чехов... — мысленно продолжаю я этот перечень.

Аналогия опасная, не правда ли? Тем не менее я без особых колебаний ставлю эти имена рядом.

Легко понять причины чеховского недовольства: критики постоянно, с редкостным упорством навязывали ему «двойников». Иногда среди них были литераторы явно третьестепенные, такие, как ныне почти забытый Игнатий Потапенко. Иногда — писатели талантливые и интересные. Но они были талантливы и интересны каждый по-своему и заслуживали внимания самостоятельного. Как, бесспорно, заслуживал его и сам Чехов. Получалось, однако, что критики вместо двух индивидуальностей рассматривали некий странный симбиоз, при этом своеобразие и самого Чехова и писателя, к которому «подверстывался» он, нивелировалось.

Нужно ли объяснять, насколько интересно, поучительно и в полном смысле слова увлекательно сопоставление двух писательских судеб, двух творческих биографий, двух имен — Чехова и Бунина!

Определенное сходство между писателями было подмечено уже современной им критикой. Имена Чехова и Бунина не раз ставились рядом. Чеховское влияние на творчество Бунина подтверждалось или оспаривалось; уточнялись границы этого влияния, но так или иначе правомерность сопоставления двух писателей не ставилась под сомнение.

В статьях, опубликованных в дореволюционных изданиях², сопоставление Чехова и Бунина преследовало, как правило, две цели: определить известную близость в тематике, в основных проблемах их произведений, в художественных средствах и в то же время установить различия между двумя авторами. Бунин рассматривается как писатель, имеющий определенное сходство с Чеховым, но в то же время как писатель вполне самостоятельный и своеобразный.

Однако наряду с диалектическим подходом к творчеству Бунина существовала и другая концепция взаимосвязей между писателями, по которой Бунин воспринимался лишь как талантливый подражатель Чехова, ученик «чеховской школы». От соблазна такого подхода к Бунину не отказался даже самый опытный критик А. Измайлов: «О Бунине нельзя говорить, не беспокоя прекрасной тени Чехова. Бунин больше чем «его школы». Он плоть от плоти, кровь от крови чеховского поколения, чеховского настроения, чеховских симпатий»³.

И Чехов и Бунин горячо и категорично отрицали такое сходство.

В ответ на слова Бунина о том, что критики находят у него «чеховское настроение», Чехов воскликнул:

«— Ах, как это глупо! Ах, как глупо! И меня допекали «тургеневскими нотками». Мы похожи с вами, как борзая на гончую» («О Чехове»; 9, 195—196).

Столь же определенен был и сам Бунин.

«Решительно ничего чеховского у меня никогда не было» (9, 265).

«Имел ли на меня, как на писателя, Чехов влияние? Нет»⁴.

Свидетельства эти более чем авторитетны. Оспорить их трудно, однако сделать это заставляет объективный подход к творчеству обоих писателей. Определенное сходство между Чеховым и Буниным существует, как существует и влияние Чехова на Бунина. Другое дело — относительность этого влияния. Разумеется, Бунина нельзя воспринимать как ученика чеховской школы: он слишком независим и самостоятелен. Бунин усвоил многие важные уроки чеховской прозы (как и прозы Тургенева, Толстого). Но он был достаточно крупным и своеобразным мастером, чтобы прокладывать свои пути в литературе. Его отличие от Чехова было заметно даже по первым рассказам (имевшим и что-то общее с Чеховым). Чем больше определялся Бунин как художник, тем различие это становилось явственней.

Такое диалектическое понимание взаимосвязей Чехова и Бунина присуще большинству работ, появившихся в последние полтора десятилетия.

Исследователи этой проблемы имели по сравнению со своими предшественниками два несомненно важных преимущества.

Творческий путь Бунина был к этому времени окончательно завершен и основные его направления были определены. И второе: в распоряжении исследователей оказался ценнейший художественный и человеческий документ — книга Бунина «О Чехове».

Важную роль в накоплении, систематизации и осмыслении фактического материала играли работы А. Бабореко⁵, в которых рассматривались преимущественно личные взаимоотношения между Чеховым и Буниным, и статья С. Гольдина⁶, наметившая основные точки сближения творческих позиций Чехова и Бунина.

Сходство и различия в мировоззрении, в эстетических особенностях творчества Чехова и Бунина более развернуто рассматривались в работах аналитического характера, к которым мне не раз придется в той или иной связи обращаться на протяжении книги⁷.

Сопоставление творчества Чехова и Бунина проводилось и в ряде монографических работ об этих писателях⁸.

Современным литературоведением накоплен определенный опыт в сравнительном изучении двух крупных русских писателей: сделаны попытки проанализировать общественные позиции Чехова и Бунина, их эстетические взгляды, их художественное своеобразие. Однако совершенно очевидно, что проблема эта еще далеко не исчерпана, что она нуждается в более развернутом и подробном исследовании.

И Чехов и Бунин сегодня — в числе наиболее читаемых авторов. Интерес к их творчеству и жизни велик необычайно. Есть и еще одно важное обстоятельство: их дружба, которая по-особому освещает творческие портреты обоих писателей.

Бунин — один из немногих людей, чьим частым присутствием Чехов не тяготился. Вокруг Чехова всегда было многолюдно. Он умел быть приветливым, гостеприимным — и в то же самое время умел «уходить в себя», быть поглощенным своими заботами и размышлениями.

С Буниным, однако, Чехов вел себя иначе. С Буниным он любил и говорить об искусстве, и кататься в лунную ночь на тройке, и молчать. Бунин был интересен ему.

Дружба предполагает равноправие; однако почти всегда кому-то принадлежит главенствующая роль. В данном случае это был Чехов. И тому имелись все основания: он старше Бунина, его писательский и общественный авторитет был к тому времени неизмеримо выше.

О том, что значил Чехов для Бунина, можно говорить много, горячо, не боясь преувеличений. Собственно, наиболее полно, точно и благодарно об этом уже сказано самим Буниным в его книге «О Чехове».

С именем Чехова связана, можно сказать, вся сознательная жизнь Бунина. Шестнадцатилетний Иван Бунин покупает на железнодорожном вокзале в городе Ельце книгу; книгу эту, «Пестрые рассказы» Чехонте, он прочел в поезде не отрываясь и, по собственному позднему признанию, «пришел в восторг» (9, 176). Спустя пять лет Бунин обратился к Чехову с просьбой прочитать его рассказы, спустя еще четыре года они познакомятся; впереди еще и годы дружбы, и смерть Чехова, и — прочная благодарная память о нем.

Чехов оставался духовным спутником Бунина с юности и до глубокой старости⁹. Наряду с Толстым и Пушкиным Чехов был одним из трех «богов» Бунина. И Чехов, быть может, единственный из современников Бунина, кого не коснулся резкий, пристрастный и часто несправедливый пересмотр своих симпатий и антипатий, предпринятый Буниным в эмиграции.

Происхождение Чехова и Бунина, обстоятельства детства и юности разительно отличались. Детство и отрочество — всего лишь начало биографии. И все-таки это уже часть биографии. Как бы ни складывалась человеческая судьба — в согласии или противоречии с тем, что готовили ему происхождение, образование, воспитание, полученное (или не полученное) в семье, — в любом случае первые нравственные уроки так или иначе скажутся в дальнейшем.

Обстоятельства детства многое определили в жизненных судьбах Чехова и Бунина. В разговорах между собой оба писателя довольно редко касались этого предмета, и если речь о нем заходила, то преимущественно в шутливой форме, которая исключала, с одной стороны, какую-либо кичливость, гордость дворянским происхождением и, с другой стороны, жалость к тяжелым обстоятельствам детства.

Как свидетельствует Бунин, Чехов именовал его «Господином маркизом Букишоном» (9, 199), «французским депутатом и маркизом» (9, 200)¹⁰. Сам же Чехов подписывался в дружеских посланиях то «аутским мещанином» (9, 201), то «домовладельцем» (9, 200).

Или вспомним такой диалог:

«— Вы переживете меня (говорил Бунин. — В.Г.).

— Да вы мне в дети годитесь.

— Все равно. В вас народная кровь.

— А в вас дворянская. Мужики и купцы страшно быстро вырождаются» (9, 222).

Из этого диалога, из этой шутливой, легкой перепалки напрашивается вывод, что и Чехов и Бунин не придавали происхождению особого значения. Если они и подчеркивали разницу между собой, то подчеркивали в такой форме, которая исключала всякую возможность как «возвысить» себя, так и нечаянно задеть собеседника.

Все это и объяснимо и оправдано. Ибо к тому времени, к которому относится дружба между Чеховым и Буниным, оба писателя уже как бы сравнялись в своем общественном положении (хотя у Чехова и была большая литературная известность). Не сын таганрогского купца третьей гильдии и не отпрыск угасающего дворянского рода, а писатели, авторитет которых год от года становится все значительнее и весомее. Можно сказать так: выходцы из разных социальных слоев, Чехов и Бунин встретились как бы на середине пути, соединявшем крайние социальные полюсы.

Если же взглянуть со стороны, то роль, которую играли в жизни Чехова и Бунина происхождение, среда, воспитание, будет намного существенней. У Чехова это сказалось в стремлении «выдавливать из себя по каплям раба»¹¹. У Бунина — в его болезненной горделивости, с которой воспринимал он угасание некогда величественного дворянского рода.

Ничто, кажется, не вызывало такой неприязни у Чехова, как атмосфера жизни небольшого провинциального города. Снова и снова, в рассказах, повестях, пьесах, пишет он о том, как бездуховна эта жизнь, какой отупляющей ленью, скукой она наполнена.

Угодничество, подобострастность, рабское преклонение перед авторитетами — эти свойства были ненавистны Чехову, от малейших проявлений внутренней несвободы он освобождался всю жизнь. Он казнился пороками, размеры и опасность которых, скорее всего, были им же самим преувеличены. Но он был требователен и строг к себе настолько, что невольно ставил в вину обстоятельства, в которых, собственно, не был повинен. Объективно у Чехова нет ни малейшей вины в том, что ему приходилось петь псалмы в церковном хоре или, торгуя в лавчонке мылом, заискивать перед немногими случайными покупателями.

Но память об этих днях Чехову была, по всей видимости, неприятна. И в своем нравственном самовоспитании Чехов отталкивался от тех свойств, которые были присущи среде провинциального мещанства.

Бунин, напротив, не отделял себя от своего сословия, с гордостью подчеркивал свою принадлежность к нему. Грустный парадокс состоял в том, что, кроме дворянского звания, Бунину, но тем временам, гордиться было нечем. Его юность прошла в той же очевидной бедности, в той же непрестанной заботе о хлебе насущном, что и у Чехова, что и у множества выходцев из средне- и малообеспеченных семей. Но разночинец, мещанин принимал такую участь как неизбежную; только упорнее и ожесточеннее отвоевывал он себе место под солнцем. Бунин, человек гордый и самолюбивый, чувствовал себя ущемленным. Он был дворянином, но имущественное положение как бы отлучало его от этого сословия. Дворянская гордость толкала его иногда на поступки, начисто лишенные практического смысла. У него нет денег на покупку брюк — старые обтрепались, но он приобретает щеголеватую фуражку с красным околышем.

Гордость и ущемленность — соединение этих качеств многое определило в характере Бунина. И определило нравственные различия между обоими писателями.

У Чехова и у Бунина есть рассказы с одинаковым названием и, по утверждению исследователей, сходные по теме и по смыслу¹².

Сходство между рассказом Чехова «Учитель» и рассказом Бунина «Тарантелла» (название «Учитель» Бунин дал ему в одной из последующих публикаций) мне представляется весьма относительным. И все же параллель между этими двумя рассказами допустима, поскольку каждый из них выявляет душевное состояние автора, — именно это для нас важно.

Общее прежде всего в демократизме бунинского рассказа. Бунин с явным сочувствием и пониманием повествует о той сложной ситуации, в какой оказался сельский учитель Турбин, приглашенный на вечер к богатому и родовитому помещику Линтвареву, где был собран цвет местного общества. Учитель чувствует себя неловко, а гости, которые видят смущение, неуверенность Турбина, изо всех сил стараются поставить его в глупое положение, подчеркнуть разницу между ними и сельским учителем.

Таков в основном смысл рассказа¹³. Но есть в рассказе и нюансы, оттенки, которые несколько меняют этот смысл и на которые хочется обратить внимание.

Да, гости, собравшиеся у Линтварева, обошлись с учителем не лучшим образом. Да, они всячески подчеркивали свое превосходство, иной раз открыто унижали его. Но почему учитель, вопреки авторским к нему симпатиям, нас раздражает? И чем раздражает? Тем ли, что он неловок? Нет. Тем ли, что не сумел удержаться, напился и позволил себе какие-то вольности в словах и поступках? Тоже нет. Турбин раздражает своей нравственной несвободой. Он не льстит деревенским аристократам, не угождает им и не пресмыкается перед ними. Но в его скованности, неловкости есть и то, и другое, и третье.

«Учитель, изгибаясь и покачиваясь, подходил то к одной, то к другой группе и все время был в напряженном состоянии от желания хоть что-нибудь сказать. Но весь разговор шел о неизвестном, и он молчал или смеялся сдержанно и неискренно, когда смеялись другие».

«То, что один из гостей не подал ему руки, заставило его ощутить почти физическую боль в сердце».

Человек, попавший не в свою среду, чувствует себя неловко. Но у Турбина эта неловкость переходит в комплекс ущемленности, в болезненное опасение не так ступить, не то сказать и не там сесть.

Чувства собственного достоинства — вот чего недостает учителю. Бунин между тем не просто сочувствует Турбину. Через его голову Бунин как бы сводит личные счеты с преуспевающими сельскими помещиками. И тем самым выдает мучительную раздвоенность в своих чувствах: с одной стороны, он одержим неприязнью к богатому родовитому сословию, с другой — невольно чувствует себя зависимым, незаметно «подлаживается» к нему.

Вспомним здесь пример из биографии Чехова. В переписке с братом Александром он однажды заметил: «В незаискивающем протесте-то и вся соль жизни, брат» (XIII, 49).

Протест бунинского героя — заискивающий. В нем отсутствует черта, едва ли не главная в моральном кодексе Чехова. Кажется несколько странным: у мягкого, сдержанного Чехова чувство собственного достоинства выражено более последовательно и отчетливо, чем у самолюбивого, гордого, обидчивого Бунина. Это парадоксальное явление можно объяснить несколькими причинами, и о них будет еще речь впереди.

Возникает закономерный вопрос: как сравнивать двух писателей, по каким принципам сопоставлять их творчество? Казалось бы, наиболее логично будет сравнивать произведения, хронологически близкие друг другу. Скажем так: рассказы обоих писателей, созданные с 1894 по 1904 год.

Однако это чисто формальный подход. Во многих случаях нам придется отступать от хронологической точности, сопоставлять произведения, между которыми разница и в пять, десять, пятнадцать лет. Больше того, в иных случаях возможны и более значительные «смещения» во времени — они необходимы всякий раз, когда заходит речь об эмигрантском периоде творчества Бунина. Дело не только в том, что среди произведений того времени есть рассказы, написанные в прямой или косвенной полемике с Чеховым (их не следует обходить только потому, что полемика эта отделена несколькими десятилетиями). Дело и в том, что некоторые поздние произведения Бунина многое объясняют в его ранних рассказах.

И Чехов и Бунин дают интересную возможность рассматривать их произведения с двух точек зрения — в перспективе и в ретроспекции. Поэтому даже в тех, очень немногих случаях, когда придется анализировать ранние и незрелые произведения Бунина и поздние — Чехова (или наоборот), будет определяться место этих произведений не только в системе Чехов и Бунин, но и в творчестве каждого писателя. Основная же цель исследования в том, чтобы при сопоставлении двух крупных писателей, жизнь и творчество которых близко соприкасались, выявить известное сходство и в то же время — несомненные различия между этими авторами. Такая задача диктует и другие требования: установить, как политическая, общественная, культурная жизнь эпохи влияла на произведения Чехова и Бунина; и наконец, определить своеобразие, неповторимую сущность каждого из этих писателей. Таковы главные задачи. Попытаюсь выполнить их.

Примечания

1. И.А. Бунин. Собрание сочинений в девяти томах, т. 9. М., «Художественная литература», 1965—1967, стр. 225. В дальнейшем ссылки на это издание будут приводиться в тексте с указанием тома и страницы арабскими цифрами.

2. Наиболее значительные из них: Д. Тальников. При свете культуры. «Летопись», 1916, № 1; Е. Колтоновская. Бунин как художник-повествователь. «Вестник Европы», 1914, № 5.

3. А. Измайлов. Юбилей Бунина. «Биржевые ведомости», 1912, № 13218, 27 октября, веч. вып.

4. «Бунин о Чехове». «Одесские новости», 1914, № 9398, 2 июля.

5. А. Бабореко. Чехов и Бунин. «Литературное наследство», 1960, т. 68; А. Бабореко. Чехов в переписке и записях Бунина. (Новые материалы). В кн.: «А.П. Чехов. Сборник статей и материалов». Симферополь, Крымиздат, 1962, и др.

6. С.Л. Гольдин. К вопросу о литературных связях И.А. Бунина с А.П. Чеховым и А.М. Горьким. «Ученые записки Орехово-Зуевского педагогического института», т. IX, вып. 3. М., 1958.

7. Важнейшие их этих исследований: А. Барковская. К вопросу о творческих связях Бунина с Чеховым. «Филологический сборник (Вопросы литературоведения)». Минский государственный педагогический институт им. А.М. Горького. Минск, 1966; И. Газер. А.П. Чехов и И.А. Бунин. В кн.: «Сборник статей и материалов. Литературный музей им. Чехова». Вып. 3. Ростовское книжн. изд-во, 1963; Э.А. Полоцкая. Чехов в художественном развитии Бунина. «Литературное наследство», 1973, т. 84, кн. 2, и др.

8. См., например: Н.Я. Берковский. Чехов от рассказов и повестей к драматургии. В его кн.: «Литература и театр». М., «Искусство», 1960; В. Афанасьев. И.А. Бунин. Очерк творчества. М., «Просвещение», 1966; А. Волков. Проза Бунина. М., «Московский рабочий», 1969; О.Н. Михайлов. И.А. Бунин. Очерк творчества. М., «Наука», 1967, и др.

9. Даже точнее — до самых последних дней жизни. «Вечером (накануне смерти. — В.Г.) Бунин задыхался, но все же просил прочесть ему вслух письма Чехова, он живо интересовался датой рождения Антона Павловича». (Т.Д. Муравьева-Логинова. Живое и прошлое. «Литературное наследство», 1973, т. 84, кн. 2, стр. 328).

10. Здесь и далее в цитатах курсивом набраны те слова и фразы, которые мне хотелось подчеркнуть. В тех же случаях, когда курсив принадлежит цитируемому автору, это специально оговаривается. — В.Г.

11. А.П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем, т. XIV. М., Гослитиздат, 1944—1951, стр. 291. В дальнейшем ссылки на это издание — в тексте, с указанием римскими цифрами тома, арабскими цифрами — страницы.

12. Такова, в частности, точка зрения Т. Бонами: «Бунин вольно или невольно теснее связал свой рассказ с известными чеховскими рассказами «Учитель» (1886), «Учитель словесности» (1889)». (Т. Бонами. Художественная проза И.А. Бунина (1887—1904). Владимир, 1962, стр. 59).

13. Исследователи Бунина, как правило, обращают внимание именно на эту сторону рассказа. Более диалектически рассматривает образ учителя А. Волков (см.: А. Волков. Проза Ивана Бунина. М., «Московский рабочий», 1969, стр. 21).