Почти в самый канун 1899 г. гимназический товарищ Чехова Петр Алексеевич Сергеенко сообщил ему о желании петербургского издателя Адольфа Федоровича Маркса приобрести право собственности на его сочинения. Известно, что и сам писатель давно подумывал о такого рода соглашении. «Чехов нуждался... Как это странно звучит теперь! Но в те годы, — писал близко знавший его И.Н. Потапенко, — в этом не находили ничего странного. <...> Ведь незадолго перед тем нуждался и умер в нужде Достоевский. А после него нуждались Гаршин и Надсон. У всех это вызывало сочувствие, но никто не удивлялся. Так полагалось. Книга, как бы ни была она талантлива, была тогда достоянием немногих»1.
Как помнит читатель, с подобного рода предложением Чехов обращался и к своему прежнему издателю А.С. Суворину. Правда, никогда ранее не шла речь о продаже, да еще на весьма длительный срок, права на все написанное. Необходимость упрочить свое материальное положение Чехов испытывал все предшествующие годы, поэтому предложение Маркса пришлось как нельзя кстати: оно давало возможность порвать отношения с опостылевшим издательством, получить сразу солидное вознаграждение и, главное, выпустить собрание сочинений в том виде, в каком автор хотел предстать не только перед современниками, но и перед потомками. Маркс мог не только осуществить это пожелание, но и издать сочинения, как никто другой, быстро и большим тиражом. Впрочем, издатель был заинтересован в этом договоре не менее, если не более автора. На это обстоятельство указывал незыблемый для Маркса авторитет — Л.Н. Толстой. «Для Маркса это почти вроде Синая», — писал Сергеенко2. Относительно близкий к Толстому человек, он вряд ли бы рискнул при жизни писателя что-либо присочинить или исказить высказанную им мысль.
Есть еще одно обстоятельство, которое следует учитывать, говоря о договоре Чехова с Марксом. В год его подписания Чехов еще не был для своих современников, по крайней мере для подавляющего их большинства, тем Чеховым, которым он стал для потомков. С громадным успехом прошла премьера «Чайки» на сцене Художественного театра, но пьесы Чехова ставились на сцене от случая к случаю, только Сытин практически нарушил неписаную монополию Суворина на издание его книг, и никто не предлагал писателю более выгодных условий. Всероссийская, всеобщая слава пришла чуть-чуть позже, и в какой-то мере ее приход был ускорен описываемым событием. «Я был бы очень не прочь продать ему (т. е. Марксу. — Е.Д.) свои сочинения, даже очень, очень не прочь, но как это сделать? <...> ...Я продам все, что есть, и, кроме того, все, что отыщу когда-либо в старых журналах и газетах и найду достойным. Продам все, кроме дохода с пьес. <...> Мне и продать хочется, и упорядочить дело давно уже пора, а то становится нестерпимо» (8, 8), – писал Чехов, отвечая на предложение Сергеенко в первый же день нового, 1899 г.
Получив согласие Чехова, Сергеенко, увы, не столь уж бескорыстно (как это будет видно из последующего изложения), но энергично приступил к делу...
Связанный многолетними отношениями с Сувориным, Чехов не хотел ставить его в неловкое положение, не известив о предполагавшихся переговорах с Марксом. Тем более что к этому времени он наконец получил от издательства Суворина начальные листы корректуры первого тома своих сочинений. Кроме того, его, безусловно, интересовало мнение многоопытного в издательских делах человека.
«Вчера, получив твою телеграмму, — писал Сергеенко Чехову в январе 1899 г., — я фразу о Суворине почел обязательной в смысле свидания с ним. <...> Из очень продолжительной интересной беседы с ним я вынес относительно нашего дела самое удручающее впечатление. Нам не дают ничего, кроме жалких слов, которые могут только затемнить наше и без того перемежающееся умосостояние. Что такое 75 т.? 75 т. — вздор. Чехов всегда стоит дороже. И зачем ему спешить? Денег он всегда может достать. <...> Когда же я, пользуясь раскаленностью железа, сказал: значит, вы дадите больше, чем Маркс? — послышалось шипенье, и только. — «Я не банкир. Все считают, что я богат. Это вздор. Главное же, меня останавливает нравственная ответственность перед моими детьми и так далее. А я дышу на ладан». <...> Словом, я вышел от него сбитым с толку и даже в тревоге, уж не сооружаю ли я леса будущих нареканий за то, что продешевил тебя»3. Не очень-то верил в успех чеховского собрания сочинений Алексей Сергеевич Суворин, если сразу же заговорил о «нравственной ответственности» перед детьми и возможности ухода в лучший мир, ответствуя на поставленный вопрос.
Сергеенко ни на йоту не исказил основного мотива отказа. В точности передачи слов Суворина не приходится сомневаться. Они подтверждаются и сохранившимися телеграммами его Чехову. Одна из них содержала ответ на просьбу писателя сообщить состояние его дел по издательству («в понедельник переговорю с Колесовым») и рекомендовала воздержаться от продажи прав собственности на будущие произведения. Ссылаясь на мнение Толстого, Суворин убеждал Чехова не спешить с заключением договора («за одно приложение к «Ниве» ваших вещей можно дать 50 000. «Нива» этого не избегнет года через два») и со своей стороны предлагал одолжить еще 20 000 руб. Видимо, аргументируя свое решение, Чехов писал, что подталкивает его на этот шаг и плохое самочувствие («Разве Ваше здоровье плохо?» — спрашивал Суворин4).
Аванс в двадцать тысяч рублей на неопределенных условиях Чехова явно не устраивал*, да и прогноз Толстого относительно соглашения с Марксом был более чем проблематичен, хотя в размере возможного гонорара Суворин вряд ли ошибался. Но весьма сомнительно, чтобы Маркс предпринял новое издание сочинений Чехова, пока Суворин не выпустил бы и не распродал своего.
Суворин яснее Маркса представлял место Чехова в русской литературе, но при этом не верил в успех издания собрания его сочинений. Он явно руководствовался старыми представлениями о русском книжном рынке и недооценивал возросшую роль демократического читателя, того самого «третьего сословия», певцом которого считал Чехова. Видимо, и в издательской интуиции он уступал Марксу.
Прежде чем познакомиться с поистине драматической историей издания Собрания сочинений Чехова, следует рассказать о его издателе и с чего началось его знакомство с писателем, тем более что по этому поводу существуют разноречивые сведения.
Адольф Федорович Маркс был выходцем из Померании. Приехав по приглашению одной из петербургских книготорговых фирм в Россию, он прошел нелегкий путь, прежде чем стал одним из крупнейших издателей, удостоившись к тому же и возведения в потомственное дворянство. Успех его делу принес еженедельный журнал для семейного чтения.«Нива», тираж которого к началу XX в. достиг невиданной для России цифры — 250 тыс. экз. Но истинную славу Марксу принесли практически бесплатно выпускаемые в виде приложений к «Ниве» собрания сочинений крупнейших русских писателей.
По тиражу журнала видно, что он был общедоступен (самый дешевый, исключая религиозные журналы), с широкой программой (например, в год заключения договора с Чеховым на его полосах печатался роман Толстого «Воскресение»), индифферентен в политическом плане. Другим он и не мог быть. Об этом ясно и четко говорилось в циркулярных документах цензуры: «Иллюстрированные газеты и журналы, вроде «Всемирной иллюстрации», «Нивы» и проч., предназначаемые для легкого чтения и привлекающие читателя картинками, всего более обращаются среди молодежи и людей, не обладающих серьезным образованием, а весьма часто попадают даже в руки воспитанников и воспитанниц средних учебных заведений. Закон, подчинив все без исключения такие издания предварительной цензуре, имел в виду именно сказанный круг читателей и потому желал дать цензурному ведомству все способы не допустить в этих популярных изданиях ничего могущего действовать вредно на ум или воображение их читателей»5.
Такого рода опека, понятно, ограничивала возможности журнала, однако А.Ф. Маркс вынужден был искать пути расширения тематики, повышения содержательности публикуемых материалов. Вскоре был найден довольно «простой» выход. В 90-е гг. при журнале стали выходить «Ежемесячные и научно-популярные приложения к журналу «Нива»», которые распространялись одновременно с другими изданиями, составляющими, как тогда говорили, «премии» к основному органу. На страницах этого приложения и были опубликованы рассказ Чехова «Ионыч» и повесть «Моя жизнь» (что не спасло последнюю от посягательств цензуры). Но об этом несколько ниже.
По словам Сергеенко, Маркс до подписания договора с писателем прочел «в своей жизни только две... вещи» Чехова (Сергеенко имел, очевидно, в виду два вышеназванных произведения). И только после заключения договора, ознакомившись с творчеством писателя, пришел в восторг от чеховских «мелких» рассказов. Современные исследователи, не исключая такой возможности, все же полагают, что издатель, кроме того, «знал критические работы о Чехове, слышал отзывы о нем в литературной среде»6.
Версия Сергеенко в целом неубедительна. Вряд ли такой обстоятельный и деловой человек, как Маркс, купил бы, и за немалую сумму, «кота в мешке». Он, бесспорно, имел более точные сведения о Чехове, чем это хотел представить Сергеенко, преувеличивая, может быть и невольно, свои посреднические услуги. Известно, например, что Чехов в конце 1893 г., уйдя из «Нового времени», обратился с просьбой к Потапенко узнать у Маркса о возможности сотрудничества в «Ниве». Ответ был получен скорее, чем этого можно было ожидать. 12 января 1894 г. Маркс писал Потапенко: «Князь Волконский передавал мне, что А.П. Чехов уже имел с ним разговор относительно сотрудничества своего в «Ниве» и что вопрос этот был решен между ними в утвердительном смысле. Если у А.П. Чехова имеется что-нибудь готовое, прошу прислать — охотно помещу в «Ниве». Маркс соглашался приобрести и предлагаемый Чеховым роман, но писал, что сможет его опубликовать, по техническим причинам, «только через два года» — в 1896 г. «Если же окажется возможность окончить роман раньше, то гонорар, как Вам известно, всегда уплачивается мною немедленно по принятии рукописи»7. Размер установленного гонорара — 350 руб. за лист — свидетельствует о достаточно высокой оценке предлагаемого материала. Легко можно согласиться с тем, что Маркс не имел представления о творчестве Чехова в полном объеме, но с отдельными публикациями его произведений в «Петербургской газете», «Новом времени», «Северном вестнике» или «Русской мысли», бесспорно, был знаком. Тем более что находился в добрых отношениях с издателем «Русской мысли», на страницах которой была опубликована прогремевшая на всю Россию «Палата № 6». Он искренне, по словам Сергеенко, удивился, узнав о числе предназначенных к публикации произведений, но этот факт еще не свидетельствует о его невежестве в делах современной ему русской литературы.
Трудно сказать, почему Чехов немедленно не воспользовался предложением М.Н. Волконского, и сменившему его на посту редактора А.А. Луговому вновь пришлось обращаться к писателю с просьбой о сотрудничестве. «...Могу с уверенностью — сказать, что рассказ я Вам дам непременно и что мне хочется работать в «Ниве»», — отвечал А.А. Луговому в самом конце следующего года Чехов (6, 112). Но только в июне 1896 г. выполнил свое обещание и послал в журнал начало повести «Моя жизнь» (6, 156). Затянутость переговоров непонятна, поскольку еще в августе 1891 г. Чехов просил Ф.А. Червинского узнать, «почем платят в «Ниве»», так как у него есть «подходящий рассказик» для этого журнала (4, 264).
В отличие от многих своих современников Чехов никогда, насколько известно, не предъявлял никаких претензий к журналу и весьма высоко оценивал издательскую деятельность Маркса. В ряде писем к родным и знакомым он высказывал уверенность, что его сочинения будут наконец издаваться достойным образом. «Маркс издает великолепно, — сообщал он сестре о предполагаемом собрании сочинений. — Это будет солидное издание, а не мизерабельное» (8, 52). «Я забрал бы у Маркса все его издания. Он прекрасно издает», — писал он Луговому тремя годами ранее (6, 217).
Столь же высоко отзывался он и о «Ниве». Даже выделял некоторые материалы, в ней опубликованные: «Литературные приложения к «Ниве» в текущем году имели успех благодаря главным образом статьям серьезного содержания», — писал Чехов в 1896 г., имея в виду критический очерк Вл. Соловьева «Поэзия Я.П. Полонского» (1896. № 2 и 6) и «Гигиенические беседы» профессора Ф.Ф. Эрисмана (1896. № 4, 5, 7, 8). Отмечая причину успеха этих публикаций, он писал, что «русский пестрый читатель если и не образован, то хочет и старается быть образованным; он серьезен, вдумчив и неглуп» (6, 179).
Несколько иначе в процессе перераспределения ценностей между «Нивой» и приложением к журналу отнеслись вчерашние сотоварищи Чехова по сатирическому цеху. На страницах лейкинских «Осколков» В.А. Юркевич, скрывавшийся под псевдонимом «Люцифер», язвил по адресу издателя журнала:
Просвещения поборник,
Маркс, к несчастью, проглядел,
Утолщая «Нивы» сборник,
Как журнал его хирел...8
Увы, далеко не каждому было дано видеть истинное положение дел.
Из-за цензурных вмешательств, касавшихся повести «Моя жизнь», сотрудничество с «Нивой» принесло Чехову в дальнейшем немало огорчений (6, 215, 217, 221), но имелась и положительная сторона: читательская аудитория писателя заметно расширилась. Отвечая в августе 1898 г. новому редактору «Нивы» Р.С. Сементковскому, писавшему Чехову о желании Маркса повидаться с ним, писатель выражал полную к этому готовность в случае, если тот желает встретиться с ним «по делу» (7, 252). Речь, несомненно, шла о возможных переговорах, равно интересовавших обе стороны. Сказанное подтверждается письмом Чехова к И.И. Горбунову-Посадову, отправленным вскоре после заключения договора: «До меня давно уже доходили слухи, что Маркс хочет купить меня, но я не ожидал никак, что это произойдет так скоро, что я вдруг ни с того ни с сего стану марксистом» (8, 49).
Договор сроком на 20 лет был подписан 26 января 1899 г. Чехов получил 75 000 руб. за все произведения, ранее напечатанные под собственной фамилией или псевдонимом. Редакция издания принадлежала автору, доход от пьес являлся собственностью писателя или его наследников. За будущие, предварительно напечатанные в повременной печати произведения следовал гонорар в 250 руб. с листа, возрастающий через каждые пять лет на 200 руб.9
Ничуть не обманываясь в характере заключенного договора, Чехов писал сестре: «Продажа, учиненная мною, несомненно, имеет свои дурные стороны. Но, несомненно, есть и хорошие. Во-1-х) произведения мои будут издаваться образцово; во-2-х) я не буду знаться с типографией и с книжным магазином, меня не будут обкрадывать и не будут делать мне одолжений; 3) я могу работать спокойно, не боясь будущего; 4) доход не велик, но постоянен» (8, 35—36). Наконец, последний мотив (из письма к брату Михаилу Павловичу): «Полное собрание моих сочинений начали печатать в типографии (А.С. Суворина. — Е.Д.), но не продолжали, так как все время теряли мои рукописи, на мои письма не отвечали, и таким неряшливым отношением ставили меня в положение отчаянное; у меня был туберкулез, я должен был подумать о том, чтобы не свалить на наследников своих сочинений в виде беспорядочной обесцененной массы» (9, 36). Все эти мотивы, по его словам, побудили заключить договор с Марксом.
Литературная общественность оценила договор следующим образом: «Боясь продешевить тебя, я предварительно зондировал почву везде. А суворинцы прямо говорят, что нужно быть сумасшедшим на месте Маркса, чтобы связать себя таким договором», — писал Сергеенко10. «Когда узнали, что нашелся издатель, оценивший сочинения Чехова в определенную солидную сумму, стон удивления пронесся по всему литературному стану», — свидетельствует Потапенко11.
В письме к Чехову чрезвычайно близкий к нему в то время (а также и к Суворину) беллетрист Н.М. Ежов сообщал в конце января 1899 г.: «В Москве ...узнали, что Вы продали Марксу свои сочинения (настоящие и будущие) за 75 000 руб. Цифра «75 000» ошеломляющая, но не знаю, хорошо ли это для Вас? Ведь будущие сочинения, на мой взгляд, кроме 75 000 р., Вы должны были обложить еще особой пеней, хоть на 500 р. с листа.
Во всяком случае поздравляю. Спрыска с Вас»12.
Ради справедливости следует отметить, что сама по себе возможность приобретения прав на литературную собственность у здравствующего писателя всегда вызывала недовольство общественности. Нет сомнения, что сделка Чехова с Марксом в этом отношении не могла быть исключением. Во всяком случае, отклик на нее можно услышать в весьма печальных строчках известного в те годы сатирика Lolo (Л.Г. Мунштейна):
Издатель — полный господин.
Купил — и делает что хочет,
И ловко публику морочит
Букетом пошленьких картин.
. . . . . . . . . . . .
И твой талант и вдохновенье
Все мерит он на свой аршин13
Но как бы то ни было, через три года эта «особая пеня», о которой писал Ежов, достигла не 500, а 1000 руб., тем не менее именно к этому времени Чехов робко, но все же выразил недовольство заключенным договором. Невольно возникает вопрос: на какую сумму он первоначально надеялся? «Насколько я мог судить по некоторым фразам, — писал Сергеенко, он рассчитывал получить «тургеневскую плату», т. е. 60 000 р.»14 Откуда взял Сергеенко цифру 60 000 руб. и какие фразы он имел в виду, неизвестно. Поскольку с Чеховым он в тот период не встречался, можно было бы предположить, что речь идет о каком-то не дошедшем до нас письме. Однако это маловероятно. Скорее всего имеется в виду телеграмма от 16 января, но в ней весьма четко определена сумма: «Желательно 75 000» (8, 21).
На следующий же день после заключения договора Чехов послал Марксу для первого тома 65 рассказов, не вошедших еще ни в один из сборников, и одновременно отказал одному из руководителей издательства «Посредник» в дальнейшем сотрудничестве: «...Ваше намерение выпустить в свет для интелл<игентных> читателей мои последние три рассказа — ныне неосуществимо <...>... В договоре дальнейшее печатание оговорено крупной неустойкой. И этот договор представляется мне теперь собачьей конурой, из которой глядит злой, старый, мохнатый пес» (8, 49).
Шутка объясняет само собой разумеющееся положение, но в ней легко можно уловить некоторое неудовольствие. Со временем степень неудовлетворенности писателя договором, несомненно, возросла. Судя по одному из позднейших писем, Антон Павлович считал договор с Марксом «ошибкой», а продажу сочинений «довольно неудачной». Объясняя причины, побудившие его заключить договор, Чехов напоминал адресату, что в 1899 г. он постоянно нуждался, с другой стороны, «теперешних больших (горьковских) цен на литературные произведения еще не было» (12, 21, 51).
Цитированное письмо — далеко не единственный источник, по которому можно судить не только о переоценке договора, но и о причинах, его вызвавших. В самом начале века общественный подъем и неожиданный, громадный интерес к творчеству так называемых «молодых» писателей вызвали необычный для русского книжного рынка спрос на их произведения. С другой стороны, благодаря развертывающейся деятельности издательства «Знание», резко возросли гонорары за литературные произведения: писатели фактически стали получать почти весь доход с издания. В этих условиях Чехов начал подумывать о возможности пересмотра или какого-то уточнения договора: «...похоже, будто над моей головой высокая фабричная труба, в которую вылетает все мое благосостояние», — писал он брату Михаилу Павловичу (8, 320).
Однако ни о каких решительных действиях он не помышлял. В ответ на предложение Горького разорвать договор с Марксом, выплатить неустойку и войти в товарищество «Знание» с гарантированным годовым доходом чуть ли не в 25 тыс. руб. он писал 24 июля 1901 г.: «...Вы ждали ответа именно насчет моих произведений и Маркса. Вы пишете: взять назад. Но как? Деньги я уже все получил и почти все прожил, взаймы же взять 75 тыс. мне негде, ибо никто не даст. Да и нет желания затевать это дело, воевать, хлопотать, нет ни желания, ни энергии, ни веры в то, что это действительно нужно» (10, 53). Посылая затем Горькому копию договора с Марксом, он уточняет свою позицию: «С Марксом, который теперь, кстати сказать, очень болен, я могу разорвать не иначе, как только лично поговорив с ним. Так здорово живешь он ни за что не станет разрывать условие, ибо сей разрыв, помимо всего прочего, лег бы пятном на его издательскую деятельность»15.
Чехов отлично понимал, что дело упирается не только в деньги, но и в авторитет фирмы. К тому же ему явно импонировала возможность издания своего собрания сочинений небывалым еще в истории русской литературы 250-тысячным тиражом. «За сообщение о том, что мои сочинения в будущем году выйдут приложениями к «Ниве», приношу Вам сердечную благодарность», — писал он в конце октября 1902 г. Марксу (11, 66).
Однако Горький не оставлял своих намерений, подключив к хлопотам и О.Л. Книппер. Посоветовавшись с известным адвокатом О.О. Грузенбергом, он выяснил любопытную деталь. Договор с Марксом вступает в законную силу лишь после подписания Чеховым неустоечной записи. Но таковой в делах не оказалось. Появилась возможность на «законных» основаниях расторгнуть или изменить договор. Тем не менее Чехов не хотел прибегать к такому средству давления на Маркса, считая, что, подписав условие, надо и держаться его честно, каково бы оно ни было. На настойчивые советы О.Л. Книппер обратиться к адвокату он отвечал 9 января 1903 г.: «Неустоечной записи у меня нет, но это не значит, что ее нет у Маркса. Помнится, что я не подписывал ее, но, быть может, память обманывает меня. <...> Мне кажется, что если я теперь напишу Марксу, то он согласится возвратить мне мои сочинения в 1904 г., 1-го января, за 75 000. Но ведь мои сочинения уже опошлены «Нивой», как товар, и не стоят этих денег, по крайней мере не будут стоить еще лет десять, пока не сгниют премии «Нивы» за 1903 г. <...> ...Да и как-то не литературно прицепиться вдруг к ошибке или недосмотру Маркса и, воспользовавшись, повернуть дело «юридически»». И опять уже знакомый довод: «...не надо все-таки забывать, что когда зашла речь о продаже Марксу моих сочинений, то у меня не было гроша медного, я был должен Суворину, издавался при этом премерзко, а главное, собирался умирать и хотел привести свои дела хотя бы в кое-какой порядок. Впрочем, время не ушло и не скоро еще уйдет, нужно обсудить все как следует и для сего недурно бы повидаться с Пятницким» (118—119).
К.П. Пятницкий как издатель понимал, что Чехов прав. После того как его сочинения начали выходить приложением к «Ниве», не могло быть и речи о новом их издании. Поэтому он, в отличие от Горького, предлагал добиваться лишь изменения условий, с тем чтобы получить с Маркса третью часть заработанных им на Чехове «400 тысяч» и откупить право публикации будущих произведений16.
Роль посредника в переговорах с Марксом взял на себя издатель «Журнала для всех» Виктор Сергеевич Миролюбов. Почему не Пятницкий или Грузенберг, который довольно охотно соглашался взяться за дело? Да потому, что Чехов не хотел предавать его никакой огласке. И, как выясняется из письма к нему Миролюбова, он и ему не дал никаких документально подтвержденных полномочий на переговоры с Марксом. Именно на этом основании Маркс и не пожелал с ним беседовать по этому поводу, выразив желание говорить лично с Чеховым. Никаких полномочий Миролюбову Чехов, несмотря на его желание выступать в роли посредника и в дальнейшем, не послал. И не потому, что его убедили приведенные Миролюбовым слова Маркса (бесспорно, справедливые), что он вынужден «доходами от ходких книг» покрывать «убытки от книг, плохо идущих»17. Чехов лишний раз убедился в том, что с Марксом по столь деликатному поводу может говорить лишь один человек — он сам.
Руководители «Знания» были заинтересованы в сотрудничестве Чехова. Этого они никогда не скрывали, но было бы ошибкой объяснять их горячее участие в его делах только этой причиной. Шла борьба за право литератора полностью распоряжаться плодами своего труда, поэтому неудивительно, что частному инциденту придавалось широкое общественное значение.
Искренне желая помочь Чехову, М. Горький и Л. Андреев подготовили письмо к Марксу, приуроченное к 25-летнему юбилею литературной деятельности писателя, которое подписала целая группа литераторов (И. Бунин, В. Вересаев, В. Гольцев, А. Серафимович, Е. Чириков и др.): «Мы знаем, — писали авторы письма, — что за год, протекший с момента договора, Вы в несколько раз успели покрыть сумму, уплаченную Вами А.П. Чехову за его произведения: помимо отдельных изданий, рассказы Чехова, как приложение к журналу «Нива», должны были разойтись в сотнях, тысячах экземпляров и с избытком вознаградить Вас за все понесенные издержки. Далее, принимая в расчет, что в течение многих десятков лет** Вам предстоит пользоваться доходами с сочинений Чехова, мы приходим к несомненному и печальному выводу, что А.П. Чехов получил крайне ничтожную часть действительно заработанного им. Бесспорно, нарушая имущественные права Вашего контрагента, указанный договор имеет и другую отрицательную сторону, не менее важную для общей характеристики печального положения Антона Павловича: обязанность отдавать все свои новые вещи Вам, хотя бы другие издательства предлагали неизмеримо большую плату, должна тяжелым чувством ложиться на А.П. Чехова и, несомненно, отражаться на продуктивности его творчества. <...> Он лишен возможности давать свои произведения даже дешевым народным издательствам. И среди копеечных книжек, идущих в народ и на обложке своей несущих имена почти всех современных писателей, нет книжки с одним только дорогим именем — именем А.П. Чехова»18.
Н.Д. Телешов, опубликовавший этот документ, писал, что, узнав о письме, Чехов просил не обращаться с ним к Марксу, аргументируя свою просьбу в таких приблизительно словах: «Я своей рукой подписывал договор с Марксом и отрекаться мне от него неудобно. Если я продешевил, то, значит, я и виноват во всем: я наделал глупостей. А за чужие глупости Маркс не ответчик. В другой раз буду осторожней»19.
По странной забывчивости Телешов, публикуя это письмо, не назвал в числе подписавшихся М. Горького, В. Дорошевича, а это обстоятельство имело немаловажное значение. Нисколько не сомневаясь в искренности порыва, побудившего целую группу писателей поставить свои подписи под письмом, следует все же сказать о некоторых преувеличениях, заключенных в его строках, поскольку, помимо воли его авторов, они сыграли известную роль в развернувшейся вновь после смерти Чехова полемике вокруг этой сделки***.
Маркс дважды выпускал издание сочинений Чехова: в 1899—1901 гг. — десятитомное издание тиражом в 20 тыс. экз. и в 1903 г. — шестнадцатитомное, выпущенное приложением к «Ниве». Тираж последнего составлял не менее 235 тыс. экз. (таков был тираж журнала в 1902 г.). Подписчики могли отказаться от приложения, поскольку требовалась доплата в 1 руб., но на практике подобного не случалось.
Том первого издания стоил 1 руб. 50 коп., комплект — 15 руб. (после смерти Чехова вышел 11-й том — «Рассказы и пьесы»), следовательно, при тираже 20 тыс. экз. (наивысший тираж отдельных томов) общая сумма номинала составила 300 тыс. руб. За вычетом гонорара оставалось 225 тыс. руб. Хотя сочинения Чехова Маркс печатал в собственной типографии, нельзя забывать о производственных издержках, расходах на бумагу, весьма дорогую в начале века, и т. п. По обычной для того времени калькуляции они составляли не менее трети номинала, т. е. примерно 100 тыс. руб. К этой сумме следует добавить книготорговую скидку в 30% и расходы по пересылке издания, которые в общей сложности составляли не менее 90 тыс. руб. Таким образом, чистый доход Маркса от первого издания вряд ли мог превысить 35 тыс. руб.**** Что же касается сочинений, приложенных к «Ниве», то все 16 томов стоили подписчику журнала всего 1 руб., другими словами, 6 коп. за том. Ни одно «народное» издание не стоило так дешево. Маркс отнюдь не кривил душой, когда писал Чехову: «Приложение ваших сочинений при «Ниве» сделает их доступными для большого круга читателей, притом таких, которые по недостатку средств не имели возможности приобрести отдельное издание». Объясняя Чехову, почему он не может последовать его совету и исключить из собрания сочинений «Остров Сахалин» и драматургические произведения, Маркс в другом письме утверждал, что «это несколько уменьшило бы предстоящие на будущий год огромные затраты. Но сделать это я не могу, так как, объявив полное собрание ваших сочинений, считаю своей обязанностью дать все, что вошло в отдельное 10-томное издание»20.
Издатель не остался внакладе, доход от первого издания покрыл убытки второго, а если и не покрыл, то почти бесплатное Собрание сочинений Чехова стало хорошей рекламой для «Нивы» и немало способствовало увеличению ее тиража.
Авторы письма имели основания утверждать, что договор лишил Чехова возможности «давать свои произведения даже дешевым народным издательствам», хотя и оставлял за ним право печатать их «в литературных сборниках с благотворительной целью». Возможно, многое объяснялось тем, что Маркс сам намеревался выпустить чеховские рассказы дешевым изданием. Так, например, И.П. Видуэцкая считает, что он предполагал «издать вслед за собранием сочинений серию сборников чеховских произведений для народа, включив в них по преимуществу те произведения, которые не вошли в собрание сочинений»21. (Подобным образом Маркс в прошлом выпустил серию произведений Гоголя.) Этот вывод обосновывается анализом сохранившихся в архиве издательства трех вариантов списков «Брошюры из сочинений А.П. Чехова. Серия 1-я (для самых неподготовленных читателей)», в составлении которых принимали участие А.Ф. Маркс и Н.А. Рубакин. Думается, однако, что списки эти связаны с начинанием, предпринятым уже после смерти Маркса его вдовой Лидией Филипповной.
Высказанную Видуэцкой мысль скорее подтверждает другой документ — письмо Н.П. Кондакова Чехову (5 февраля 1901 г.), в котором тот сообщал, что «Маркс обратился в Общество вспомоществования художников... с предложением художникам (которые там подешевле) заняться иллюстрацией рассказов и повестей А.П. Чехова. Пока не получено рисунков, художники говорят: за этими иллюстрациями просидишь за одною месяц, а заработка выше 20 рублей не обретешь»22. Исследователь предполагает, что в данном случае речь идет о намерении Маркса проиллюстрировать Собрание сочинений Чехова. Но какое? То, что он собирался пустить приложением к «Ниве»? Но, как известно, Маркс никогда никакие собрания сочинений не иллюстрировал, тем паче предназначенные для приложений. Следовательно, не исключено, что он действительно предполагал выпустить серию дешевых изданий произведений Чехова или собирался поместить эти рисунки в «Ниве» под постоянной рубрикой «Литературный альбом».
Но если утверждение о намерении Маркса выпустить серию произведений Чехова в виде дешевых изданий нуждается в более веских доказательствах, то бесспорно другое — именно благодаря «нивским» приложениям они стали общедоступны. «Читающая Русь получила сочинения Чехова за гроши, и Чехов разошелся в сотнях тысяч экземпляров» только благодаря А.Ф. Марксу, не без основания писала после смерти писателя одна столичная газета23.
Не в пример многим другим издателям Маркс, как правило, соглашался на перепечатку принадлежавших ему произведений тех или иных писателей, которые, в частности, издавались с благотворительной целью. Именно этим положением и воспользовались руководители издательства «Знание», когда вознамерились включить в свой очередной сборник пьесу Чехова «Вишневый сад».
История публикации «Вишневого сада» на страницах второго сборника «Знания» вкратце такова: 16 октября 1903 г. Горький и Пятницкий попросили Чехова дать пьесу для сборника, оговорив свое предложение очень высоким гонораром — 1500 руб. за лист5*. Горький не был в восторге от пьесы, как об этом можно судить по его письму Пятницкому («Слушал пьесу Чехова — в чтении она не производит впечатления крупной вещи»), однако как «гвоздь» она, безусловно, была необходима24. К сожалению, обстоятельства складывались неблагоприятно. Цензура из-за рассказов Е.Н. Чирикова и С.Ю. Юшкевича задерживала сборник, и он вместо января вышел лишь в самом конце мая 1904 г. Факт этот имел немаловажные последствия, так как для того, чтобы оправдать затраты по изданию, нужно было продать несколько десятков тысяч экземпляров сборника: «Летом покупают мало. Можно рассчитывать только на осень. Всякий удар, нанесенный сборнику до осени, должен сильно отразиться на его успехе», — писал Пятницкий, встревоженный сообщением о подготовляемом Марксом дешевом издании пьесы25.
Не зная истории мытарств, которые перетерпел сборник товарищества «Знание», Маркс в начале года заручился согласием Чехова на отдельное издание пьесы. Обращаясь к нему 12 марта 1904 г., он писал: «Пьеса, как Вы мне сообщили в письме от 3 февраля, будет в скором времени обнародована, я распорядился уже теперь о наборе пьесы для моего издания. <...> Само собой разумеется, что мое издание будет выпущено только после того, как пьеса будет вами обнародована в повременном издании или, как вы предлагаете на этот раз, в сборнике с благотворительной целью». Одновременно Маркс выслал и гонорар — 2500 руб.
Чувствуя свою невольную вину перед «знаньевцами», Чехов 31 мая просил Маркса задержать выпуск пьесы в свет. На что 2 июня последовала ответная телеграмма Маркса: «Крайне огорчен невозможностью исполнить Вашу просьбу и удивлен тем, что не предупредили меня своевременно. <...> О выходе пьесы помещено объявление в номер 23 «Нивы», которого уже отпечатано около ста тысяч экземпляров, часть которых сегодня разослана. Будут поступать заказы, отказывать в высылке объявленной книги для меня более чем неудобно, поэтому при всем желании не могу ничего сделать»26.
Нет никаких оснований сомневаться в правдивости приведенных слов. Журнал выходил и рассылался по графику с точностью утренней газеты, и не вина Маркса, что конфликт, приняв характер конкурентной борьбы, стал широко известен в литературных кругах, чем доставил немало огорчений больному писателю.
Прав был Чертков, писавший в свое время Чехову, что «все издатели, какие бы они сами по себе ни были достойные личности, как издатели неизбежно соперничают друг с другом и поэтому невольно и даже бессознательно склонны придавать веру тем, часто неосновательным, обвинениям в неподобающем отношении того или другого издателя к своим литературным сотрудникам, которое большей частью распространяется авторами, чьим произведениям почему-либо не посчастливилось у этого издателя»27. В данном случае значительная часть тирады явно не по адресу, но с основным ее положением, увы, согласиться следует. Элементы соперничества и со стороны «Знания», и со стороны Маркса, безусловно, имели место.
Многие биографы Чехова и исследователи его творчества так или иначе касались договора писателя с Марксом. Одни из них рассматривали его как акт, благоприятный для Чехова и в конечном счете имевший больше положительных сторон, чем отрицательных, другие считали его невыгодным для писателя, а некоторые — просто кабальным28. Многое, по мнению наиболее объективных из них, объяснялось тем, что подъем издательского дела на рубеже двух веков кардинально изменил ситуацию в гонорарной политике, чего, естественно, не мог учесть Чехов. Сложившееся положение весьма точно сформулировал В. Дорошевич: «Издатель «Нивы» когда-то купил «на вечные времена» (?!) сочинения Чехова за 75 000 руб. По тем временам — цифра сказочная. Возбуждавшая изумление, зависть. В 1904 г. цифра — обидная»29. Думается, однако, что в недооценке чеховских сочинений есть доля вины и современной ему критики, далеко не всегда отдававшей должное таланту писателя. Перелом наступил именно в тот самый момент, когда начались переговоры с Марксом; его-то и не уловили ни издатель, ни писатель. Об этом и напоминала Чехову его сестра Мария Павловна: «Вот моя просьба: пожалуйста, не отдавай дешево Марксу твоих сочинений, — писала она 22 января 1899 г. брату. — Теперь ты стал очень популярен, прямо знаменитостью, только и говорят, что о тебе. Теперь ты можешь не завидовать Южину! <...> Как-то у Немировичей Сергеенко, таинственно отведя меня в сторону, предлагал свои услуги для переговоров о твоих делах с Марксом. <...> Запомнила слова Сергеенко, что «Антон должен просить 100 тысяч». Сто не сто, а все-таки ты знай цену своим произведениям»30.
Кто бы и как бы ни судил об этой сделке, не следует забывать о том, что Маркс единственный из издателей предложил Чехову сумму, устроившую писателя. Поэтому обвинять его во всех смертных грехах, как это делалось вплоть до недавнего времени, нет никакого основания. Договор нельзя оценивать однозначно. Тем более что, как справедливо считает И.П. Видуэцкая, «Чехов согласился на условия, предложенные Марксом, с полным сознанием всех предстоящих выгод-потерь. <...> Необходимость заставила Чехова продать свое право литературной собственности, и договор с Марксом был для него не худшим выходом»31.
Чтобы закончить рассказ о договоре, следует сказать несколько слов о человеке, сыгравшем важную роль в его заключении, — Петре Алексеевиче Сергеенко.
Как явствует из его писем к Чехову, разговор о желательности приобретения собственности на сочинения писателя возник по инициативе управляющего конторой «Нивы» Ю.О. Грюнберга. Его и следует считать инициатором заключения договора. Этот факт подчеркивает сам Сергеенко («Грюнберг — наш и все сделает, чтобы не допустить туч на твое чело», «больше всего сделка обязана Юл. Ос. Грюнбергу и его горячему отношению к тебе»)32.
Что касается какой-то личной заинтересованности Грюнберга в этом деле, то возможность такого рода предположений категорически отрицалась самим Сергеенко. («Я попробовал, — писал Сергеенко, — заезжать насчет благодарности, но он осадил меня и хорошо бы сделал, если бы заехал, что называется, в морду».) Но если Грюнберг был бескорыстен в своем содействии заключению договора, то этого никак нельзя сказать о Сергеенко.
Уверяя Чехова, что моральное удовлетворение от совершенного искупает полностью все его усилия, Сергеенко всячески подчеркивал свой расчет на возможность «сорвать» в дальнейшем с Маркса «какой-нибудь куш для доброго дела» или «аванс»33. Другими словами, пытался завязать более тесные отношения с могущественным издателем «Нивы». Такое объяснение выглядело вполне правдоподобно и, видимо, устраивало Чехова. Однако вскоре отношения между ними испортились настолько, что Чехов, как вспоминал Потапенко, старался избегать всяческих встреч с ним, а в письме В.Л. Кигну писал, что продажу сочинений устроил «некий Сергеенко» (12, 21). Охлаждение наступило вскоре после заключения договора, но до того, как Чехов стал проявлять первые признаки недовольства им. И вряд ли причиной этому послужил характер Сергеенко34. Виной всему были неожиданно проявившиеся поползновения Сергеенко на часть, хотя и отраженную, славы своего знаменитого однокашника. 15 февраля 1899 г. он писал Чехову: «Теперь по самому главному! Принявши некоторое участие в твоих делах, мне бы хотелось довести мою роль до конца и принять участие (с правом совещательного голоса) в издании полного собрания твоих сочинений. Прежде всего, мне кажется, издание должно быть хорошо проредактировано и вещи сомнительного достоинства отделены безусловно...»35 Советы Сергеенко не оставляли никакого сомнения, на какую роль он претендовал. Однако Чехов не нуждался в соредакторе. Не только Сергеенко, но и никого другого в этой роли он не хотел видеть.
Предложение Сергеенко не нашло никакого отклика. Он еще раз, но более робко напомнил о нем через месяц. Ответа и на это письмо не последовало.
История заключения договора Чехова с Марксом интересовала многих его биографов. Гораздо в меньшей степени касались они истории издания самого собрания сочинений, за исключением, пожалуй, И.П. Видуэцкой, сумевшей продемонстрировать своим исследованием, посвященным его подготовке, проявление той «неустанной внутренней работы», которая, по словам Е.Н. Коншиной, способствовала появлению на авансцене истории еще одного великого русского писателя. Поэтому так важно проследить весь ход работы над собранием сочинений и перипетии взаимоотношений автора с его издателем.
В одной из последних работ о Чехове можно найти утверждение, что «со своим издателем Чехов почти не встречался, ему претила скаредность и непримиримость Маркса. Он имел в виду не только условия договора. В течение четырех лет Чехов изучал Маркса, но и сейчас не понимал его. Возможно, представление о своем издателе сложилось у Чехова несколько однобоко, поскольку он больше переписывался с ним, чем общался. Он остерегался такого общения, ибо склонен был ожидать от издателя скорее плохого, чем хорошего»36.
Оставим на совести автора утверждение о «скаредности и непримиримости Маркса». Убедиться в обратном совсем нетрудно, если ознакомиться с воспоминаниями современников или перечесть сохранившуюся переписку писателя с издателем.
В последние годы жизни Чехов постоянно жил в Ялте, и его наезды в Петербург были чрезвычайно редки. Тем не менее он дважды встречался с Марксом — в июне 1899 г. и мае 1903 г. Правда, впервые Маркс приглашал Чехова «повидаться» еще задолго до заключения договора, в августе 1898 г. Писатель выразил готовность тут же приехать, если разговор будет «по делу» (7, 252). Однако Маркс, передававший это приглашение через Р.И. Сементковского, в тот момент, видимо, находился вне Петербурга и не смог принять Чехова. Отсрочить свидание в тот раз не представлялось возможным, так как в сентябре писатель намеревался поехать в Крым, оттуда — на Кавказ, а после наступления холодов и вовсе отправиться в заграничное путешествие (7, 259).
Во время первой встречи речь шла о составе собрания сочинений. Маркс охотно согласился с предложением Чехова издавать его пьесы, иллюстрируя их аксессуарами последних мхатовских постановок. «Я виделся с Марксом, — писал Чехов по этому поводу Немировичу-Данченко. — Моему предложению печатать пьесы и вообще издавать пьесы с mise en scène Худож<ественного> театра — он, видимо, был очень рад, точно давно ждал его. Он сказал, что будет печатать пьесы с декорациями, гримом, с полным mise en scène и проч. и проч. и будет продавать недорого» (8, 200). В последовавшем вскоре письме Станиславскому повторялась эта же мысль: «...теперь остановка только за Вами» (8, 208). Почему эта идея не нашла воплощения, трудно сказать. Во всяком случае, Художественному театру столь оригинальная форма рекламы была не менее выгодна, чем Марксу, искренне им восхищавшемуся (о чем можно судить по публикациям в «Ниве»).
Менее удачна была вторая встреча, вызванная «провалом» миссии Миролюбова, о которой говорилось выше. Состоялась она 14 мая 1903 г. О том, как она проходила, известно лишь то, что писатель сообщал сестре: «С Марксом я говорил, но особенного пока ничего не вышло. Он дал мне очень много (около 4 пудов) книг в роскошных переплетах; предлагал «на лечение» 5 тысяч, я, конечно, не взял» (11, 219—220). Решено было снова повидаться и поговорить в августе. Однако работа над «Вишневым садом» затянулась до осени, когда приезд в Петербург исключался. Ничего иного не оставалось, как переписываться. К тому же именно в эти годы резко ухудшилось здоровье обоих корреспондентов, что затруднило их встречу. Да, вероятно, это обстоятельство и не столь уж важно. Достаточно сказать, что их отношения ни в коей мере не напоминали те, что складывались в свое время с Лейкиным, Горбуновым-Посадовым, Сувориным или Сытиным. Это были отношения сотрудника и предпринимателя, и только. Но отношения вполне корректные и доброжелательные — во всяком случае, до истории с «Вишневым садом», о которой, кстати, нельзя судить односторонне.
Приступая к изданию Собрания сочинений Чехова, Маркс столкнулся с желанием читателей видеть его наиболее полным, включающим чуть ли не все написанное писателем. Так, например, известный в свое время литератор П.П. Перцов от имени многих читателей просил издателя включить в будущее собрание сочинений как можно больше произведений писателя, имея в виду и «мелочишки» ранней поры его творчества, между которыми, по его словам, встречались и «истинные шедевры»37
Маркс охотно пошел навстречу этим пожеланиям. В первом же письме к Чехову он спешил сообщить, что «прежде всего весьма желательно и важно, чтобы «Собрание» Ваших сочинений было возможно более полное, т. е. чтобы в издание вошло безусловно все Вами написанное, за исключением разве того, что Вы найдете неподходящим для помещения»38.
Впоследствии Чехов, правда, заметил по этому поводу, что в разговоре с ним издатель выражал свое удивление количеством переданного ему материала. Он явно не представлял, что писателем было написано «так много рассказов». Тем не менее, по словам редактора «Нивы» Р.И. Сементковского, Маркс был огорчен строгостью чеховского отбора, поскольку многие исключенные из собрания сочинений рассказы ему нравились.
Здесь, пожалуй, необходимо рассказать, каким хотел видеть свое собрание сочинений Чехов и каким его представлял себе Маркс. Во-первых, писатель первоначально предполагал, что в него войдут лишь наиболее значительные художественные произведения, список которых он составил и отослал издателю (нужно сразу отметить, что произведения, не вошедшие в этот список и посылаемые автору в корректуре, безжалостно им выкидывались). Публицистика (статьи, заметки, фельетоны) — полностью исключалась. Все ранние рассказы, сценки, фельетоны, написанные до 1883 г., были им опущены, а из 116 произведений, появившихся в печати в 1883 г., Чехов включил в собрание сочинений лишь 20. Во-вторых, все включенные в собрание сочинений произведения им заново редактировались, причем многие радикально переделывались.
Всесторонне обдумав структуру издания, его объем, тип и характер, Чехов остановился на хронологически-жанровом принципе расположения материала. Но принятый порядок выдерживался только в общих рамках; каждый том состоял из произведений одного периода, временная последовательность их написания не принималась в расчет. «Распределив материал по основным периодам своего творчества, Чехов выдвинул для группировки произведений внутри каждого периода принцип циклизации, объединения рассказов и повестей с одной общей большой темой, проблемой, с общей тональностью произведений»39.
Маркс, как уже говорилось, хотел включить в издаваемое им полное собрание сочинений наибольшее число произведений. Он настоял на включении некоторых драматических произведений писателя и «Острова Сахалина». Как всякий издатель, он предпочитал объединять тома по жанровому принципу, дав им соответствующие названия, что облегчало их продажу в розницу. Да и технически было удобнее поместить в отдельные тома все крупные вещи и отдельно сгруппировать небольшие рассказы, независимо от времени их написания. Чехов с его предложениями не согласился.
Полное собрание сочинений А.П. Чехова было на самом деле далеко не полным. В него не вошли даже некоторые широко известные произведения писателя: трилогия «Человек в футляре» — «Крыжовник» — «О любви» (автор считал, что этот цикл еще не закончен), «Рассказ старшего садовника», «Дама с собачкой», «На святках», «В овраге» (последние предназначались для дополнительного тома).
Второе издание, предназначенное служить приложением к «Ниве», в 1911 г. было дополнено еще семью томами, в которые были включены произведения, не вошедшие ранее в собрание сочинений, но переданные писателем в распоряжение фирмы Маркса. Оно было, естественно, более полным. В него вошли вещи, написанные после 1901 г. (кроме «Невесты»и «Вишневого сада»), а в дополнительные тома — почти все, известное в то время.
Чехову импонировала манера оформления изданий в фирме Маркса, несколько тяжеловатая на современный взгляд: добротная бумага, чистый шрифт, политипажи, большие поля и малая емкость полос, крепкий переплет, призванный сохранить книгу на долгие годы. В наши дни слово «эклектика» уже не звучит столь осуждающе, как каких-нибудь 10—20 лет назад, и теперь никто, пожалуй, не удивится вкусу Чехова, посчитавшего, что «Полонский издан недурно» (6, 135)6*, и вообще полагавшего, что Маркс «прекрасно издает».
Чехов был скромен в своих требованиях к издателям и художникам. Ему нравились книги, оформленные братом Николаем, обложка к «Пестрым рассказам», выполненная Ф.О. Шехтелем, нравилась строгость, с какой были напечатаны тома собрания сочинений. Можно смело утверждать, что к проблеме оформления книги он не относился безучастно, даже в тех случаях, когда судьба выпускаемой книги его особо не интересовала. Так, например, он пожелал ознакомиться с проектом обложки своей книги «Нахлебники», которая печаталась у Сытина. 11 апреля 1894 г. Иван Дмитриевич писал Чехову: «По желанию Вашему посылаю Вам рассказ в иллюстрации (т. е. обложку. — Е.Д.). Корректуру пришлю, если успею, в конце страстной недели»40.
С Сувориным в этом плане отношения складывались более сложно. Подавляющая часть его изданий оформлялась, как бы мы сейчас сказали, стандартно, строго и достаточно аккуратно. Отдельные издания, которым глава фирмы придавал особое значение, выпускались даже «роскошно» оформленными, а иногда и с истинным вкусом (в том случае, когда за этим следил сам Суворин). Но часто к оформлению изданий привлекались второстепенные художники, вроде С.С. Соломко, и появлялись аляповато рисованные обложки. Далеко не всегда везло и Чехову. Особенно его огорчила «Каштанка», иллюстрированная А.С. Степановым: «Аллах, что за рисунки! — писал Суворину автор. — ...Я от себя готов дать художнику еще 50 р., чтобы только этих рисунков не было. Что такое! Табуреты, гусыня, несущая яйцо, бульдог вместо такса...» (4, 348).
Зная «привередливость» Чехова в этом отношении, Тычинкин при подготовке его собрания сочинений согласовал с ним шрифты, бумагу, формат. От Маркса Чехов не потребовал такого рода образцов, будучи уверен, что сама издательская традиция фирмы исключает возможность недобросовестного решения задачи. Сказанное, понятно, не означает, что Чехов во всем шел навстречу издателю. Он, например, категорически воспротивился попытке Маркса разнообразить названия отдельных томов собрания сочинений и настоял на своем — названием определялся лишь жанр входящих в том произведений («Рассказы», «Повести и рассказы», «Повести» и т. п.). Он был убежден, что читателю все должна была сказать сама фамилия автора. Только она могла служить гарантом качества включенных в книгу произведений.
По просьбе Чехова параллельно его собранию сочинений Маркс предпринял издание распроданных к этому времени книг: сборника «Пьесы» и рассказа «Каштанка». Желая угодить Чехову, да и из конкурентных соображений «перещеголять» Суворина, Маркс решил выпустить книжку в оригинальном оформлении, которое было поручено тогда еще молодому, но многообещающему художнику Д.Н. Кардовскому. Последний очень ответственно отнесся к стоящей перед ним задаче, но бытовые аксессуары заслонили то, что способно было передать духовный мир героев этого замечательного рассказа41. «Пришла «Каштанка» — изящно изданная, дурно иллюстрированная книжка, изд. Маркса», — с горечью писал Чехов жене (12, 40)7*.
Следуя обычной практике выпуска собраний сочинений, Маркс и в данном случае хотел их сопроводить портретом писателя и его автобиографией. Чехову эти традиционные атрибуты показались излишними, и он просил издателя освободить от них свое собрание сочинений: «Теперь о фотографии. <...> Я буду сниматься, только уступая Вашему желанию, сам же я, если бы это зависело от меня, не помещал бы своего портрета, по крайней мере, в первых изданиях. То же самое могу сказать и о моей биографии. Если Вы найдете возможным обойтись без портрета и биографии, то этим меня очень обяжете» (8, 105).
Маркс пошел навстречу автору: традиционный портрет на фронтисписе появился только во втором издании собрания сочинений, выпущенном в качестве приложения к «Ниве». Автобиография писателя, предназначенная для первого тома, осталась в гранках. Носила она явно шутливый характер и, видимо, показалась Марксу чересчур легкомысленной, тем более что Чехов кончал ее словами: «Однако все это вздор. Пишите, что угодно. Если нет фактов, то замените их лирикою...» В приписке сообщалось, что написана автобиография по просьбе известного беллетриста и драматурга Владимира Алексеевича Тихонова42.
Выполнено было и пожелание Чехова об обязательной присылке двух корректур. Писатель понимал, что этим весьма осложняет положение издателя, но был неумолим. Он даже усложнил свою просьбу, потребовав, чтобы первую корректуру «мелких рассказов» (т. е. двух первых томов) ему присылали «в полосах, не в сверстанном виде. Исполнением этой моей просьбы очень меня обяжете», — писал он Марксу (8, 148). Чем она объясняется — сказать трудно. Поскольку сохранившиеся в архиве Чехова вторые экземпляры гранок первого тома не сфальцованы, а так и остались в «полосах», то можно утверждать, что его просьба была удовлетворена.
Чехов мог жаловаться друзьям, что «корректура для Маркса — это каторга» (8, 308), что корректура ему «опротивела» (10, 102), но только благодаря этим добровольно надетым на себя веригам смог достигнуть желаемого результата. О чем и признавался собрату по перу: «...неистово читаю корректуру, которую целыми пудами присылает мне Маркс. Редактирую все то, что я до сих пор написал, я выбросил 200 рассказов и все не беллетристическое, и все же осталось более 200 печатных листов — и выйдет, таким образом, 12—13 томов. Все, что составляло до сих пор содержимое сборников, Вам известных, утонет совершенно в массе материала, неведомого миру. Когда я собрал всю эту массу, то только руками развел от изумления» (8, 196). Нетрудно догадаться, что далеко не каждый издатель пошел бы на «неоправданные» расходы, набирая извлеченные из различных источников материалы, с тем чтобы облегчить автору их отбор для будущих томов собрания сочинений.
Маркс пошел навстречу Чехову, спешившему с началом издания своего собрания сочинений, и в сроках его выпуска в свет. В свое время, когда шли переговоры о подобном начинании с Сувориным, писатель опасался, что оно осуществится «не раньше 1948 года» (8, 19), и имел для этого известные основания. Маркс, наоборот, сам был заинтересован в ускорении издания собрания сочинений: «Вы говорите, — писал он Чехову, — что для вас было удобнее, если бы к изданию было бы приступлено до мая. Я этому весьма рад, и с моей стороны никаких препятствий к скорейшему выходу издания не встречается»43.
Правда, не всегда и не во всем издатель и автор понимали друг друга. Читателю памятен конфликт вокруг «Вишневого сада». Возникали поводы и для иных недоразумений. Известно, например, письмо Чехова к Сергеенко от 17 марта 1899 г., в котором он с явным неудовольствием сообщал адресату, что «Маркс, по-видимому, старается завести со мной переписку, но не совсем дружескую. Канальский немец уже начинает пугать неустойкой и в письмах приводит целиком пункты договора. Я написал ему в ответ, что неустойки я не боюсь» (8, 128). Правда, в данном случае писатель не имел оснований столь нервно реагировать на письмо издателя. Речь шла о вполне справедливых претензиях к его бывшему издателю, А.С. Суворину, сохранявшему, как выяснилось, на своем складе в чистых листах несколько тысяч экземпляров чеховских книг. Но и эта конфликтная ситуация была благополучно разрешена.
Вначале Чехов не возражал и против предложения Маркса предварять включение новых произведений писателя в очередные тома собрания сочинений их публикациями в журнале. Вслед за подписанием договора издатель изъявил готовность повысить ставку гонорара (400 руб. с листа) «за новые рукописи, которые окажутся подходящими для «Нивы»». «В качестве издателя всех Ваших сочинений, — писал он Чехову, — я хотел бы иметь возможность помещать в «Ниве» и Ваши новые произведения, и я надеюсь, что Вы признаете за мною нравственное на это право». При этом Маркс не скрывал, что такого рода публикации должны были не только содействовать популяризации творчества писателя, но и вызывать у читателя «желание иметь и другие... сочинения» Чехова44.
Как известно, Чехов поначалу «решительно ничего» не имел против подобного сотрудничества (11, 64). Позднее, когда обнаружились некоторые неудобства такого рода обязательств, он писал жене, что подумывает о том, как ему «обойти» Маркса, чтобы передать «Вишневый сад» сборникам «Знания» (11, 279). Но если быть справедливым, то нужно признать, что «оковы» договора никак не сказались на судьбе позднейших публикаций произведений Чехова. Все они появились на страницах газет и журналов, никакого отношения к Марксу не имеющих: «В овраге» (Жизнь. 1900. № 1), «Дама с собачкой» (Осская мысль. 1899. № 12), «На святках» (Петербургская газета. 1900. № 1), «Архиерей» (Журнал для всех. 1902. № 4), «Невеста» (Журнал для всех. 1903. № 12) и т. д.
Восстанавливая события чуть ли не вековой давности, трудно выявить все нюансы деловых отношений, так или иначе сказавшихся на ходе подготовки такого многотрудного издания, как прижизненное Собрание сочинений Чехова, не имевшего, в сущности, аналога в отечественной издательской практике. Никто из русских писателей, даже являвшихся издателями своих собраний сочинений, не проделал при их подготовке столь тщательной текстологической работы, как Чехов.
По словам Р.И. Сементковского, Чехов считал, что «писатель не родится готовым, как Минерва из головы Юпитера, что он постепенно развивается и вырабатывается, так что ему иногда может быть стыдно за прежние произведения. Только сам писатель может быть судьей в вопросе, что должно и не должно войти в собрание его сочинений. Нельзя от него требовать, чтобы он включал то, что уже не может признать ни художественным, ни даже просто грамотным. «Чехонте» мог многое написать, чего «Чехов» никогда не напишет. Конечно, напечатанное нельзя уничтожить, но если бы произведения его сохранялись только в виде рукописей, то он немедленно сжег бы то, что теперь вымарывает красным карандашом. Пусть библиографы и критики соберут вычеркнутое, чтобы уяснить себе ход его творчества (они ведь любят заниматься пустяками, рассмеялся Чехов); но публике этого никогда не должно быть представлено. Писатель должен давать читателю только то, что он в своих произведениях признает лучшим»45.
Оценили ли этот подвиг писателя читатели и критика? Далеко не сразу. Некоторые, даже очень доброжелательно настроенные по отношению к автору, люди, знакомые с его ранним творчеством, просто не заметили колоссальности проделанной работы. «Здесь, в томике, только что изданном А.Ф. Марксом, мы встречаем еще не Антона Чехова, но Антошу Чехонте <...>, — писал А.В. Амфитеатров. — Большинство помещенных в сборнике Маркса рассказов все же представляют собою как бы зачатки того, из чего впоследствии выработался «чеховский жанр», неразрывно связанный в воображении современного читателя с именем Антона Павловича... Но тогда у него этот жанр еще не сложился, и он писал, по востребованию, в каком угодно и в каком приходило ему в голову жанре, и во всех всегда одинаково удачно. <...> Здесь еще есть охота в игрушки играть, чехардою прыгать, лаптою мяч перебрасывать»46.
Другая рецензия так и называлась «Безобидный юмор». Принадлежала она присяженному критику «Московских ведомостей» А. Басаргину, посчитавшему, что «благодушный или, точнее, безобидный юмор: вот, по нашему мнению, преобладающий характер рассказов Чехова». В целом критик воспринимал первый том как «пробу пера» талантливого автора. Что же касается чисто издательских параметров, то в этой области к А.Ф. Марксу не предъявлялось почти никаких претензий: «С внешней стороны, как и всегда, издание безукоризненно, даже больно роскошно». Лишь «одно упущение» усмотрел критик — под рассказами не были указаны даты их написания или первых публикаций47.
«Наша надежда не исполнилась: повести и рассказы и во втором томе появляются без хронологических пометок, — писал в последующей рецензии Басаргин. — Тем хуже, и прежде всего для самого автора!» «Остается сожалеть, — писал он далее, — что такой художник, как Чехов, так долго не переходил (да, в сущности, и теперь не перешел) к воссозданию более широких картин жизни, освещенных более объемистыми и глубинными идеями. Его эскизы интересны, — но... они, так сказать, не в меру его таланта. Это, во всяком случае, явление печальное»48.
Примерно в том же тоне говорилось о первом томе и в провинциальной прессе. Анонимный рецензент «Нового обозрения» (Тифлис), правда, увидел и в нем нечто большее, чем пробу пера «известного русского беллетриста». Он считал, что некоторые из включенных в том рассказов — «не более как анекдоты и писаны исключительно ради смеха, некоторым же свойственны интересный психологический анализ (например, «Муж») и даже общественная сатира («В бане»)»49.
Впрочем, следует отметить и проскальзывающее в ряде «мелких» рецензий чувство истинного преклонения перед талантом Чехова. Так, один из провинциальных рецензентов, анализируя второй том, особо подчеркивал, что в него «вошел целый ряд тонко отточенных, филигранной работы рассказов, где не знаешь — чему более удивляться: острой ли наблюдательности автора или меткости его изобразительности, которая самую мелкую подробность жизни, самый обыденный и неважный случай дает воспроизвести в такой полной жизненности, с такими искорками бьющего прямо в цель юмора»50.
Вряд ли было бы справедливым требовать от газетных рецензий глубокого анализа или каких-то обобщающих выводов, наконец, широкого взгляда на все творчество писателя в целом. Ни место, ни характер издания к этому явно не располагали. Да и «время для полной и всесторонней оценки произведений Чехова, конечно, еще не пришло», — полагал рецензент «Русской мысли». «Впрочем, — замечал он далее, — и теперь уже можно сказать, что с общественной точки зрения Чехов примыкает к знаменитым писателям земли Русской, воплотившим нашу печальную действительность в целом ряде бессмертных типов, потому что он из осколков дал нам собирательный тип хмурого человека, заставил его жить и чувствовать в тех сумерках, которые мы зовем восьмидесятыми годами. С точки зрения чистого искусства Чехов — крупная индивидуальность, прокладывающая новые пути в искусстве». Таким образом, подчеркивалось не только единство чеховских книг, но и поступательность развития его творчества, ибо уже в первом томе сочинений, по мнению рецензента, читатель мог обнаружить «намеки на то, чему суждено было впоследствии развиться до ясно осознанного и прекрасно выраженного трагизма человеческого существования»51.
В сущности та же самая мысль выражалась и в рецензии А.И. Богдановича, помещенной в другом, не менее популярном «толстом» журнале. Имея в виду два первых тома собрания сочинений, критик писал, что в помещенных на их страницах «незначительных по размеру вещах раннего периода литературной деятельности Антона Чехова ярко проявляются все те особенности, которые достигают полного развития в его позднейших произведениях. <...> Все его рассказы просты и правдивы, как жизнь, и в этом их подавляющая сила. Чехов — огромный художник прежде всего и в конце всего. Это значит, что он умеет в каждом случае не только воспроизвести этот случай, сценку, анекдот, но и осветить его особым внутренним светом, при котором мы видим нечто большее, чем анекдот, только сценку или любопытный экземпляр человечества, в роде его мыслителя или упраздненного прапорщика («Мыслитель» и «Упразднили»). Мы видим как бы частичку собственной души, обнаженной, трепещущей и страждущей от жгучего стыда, какой каждому приходится испытывать подчас наедине с собой»52.
На этой пространной цитате, пожалуй, следует остановиться, поскольку сказанное дает достаточно полное представление о том, как было встречено собрание сочинений писателя. Маленькое добавление: как Богданович, так и многие другие рецензенты отмечали, что «по внешнему виду издание г. Маркса не оставляет желать лучшего».
В одном из писем к Суворину, связанных с заключением договора с Марксом, Чехов писал, что «продажа выгодна, если мне осталось жить недолго, меньше 5—10 лет; и невыгодна, если я буду жить дольше» (8, 79). В данном случае он имел в виду лишь материальную сторону сделки, но ведь была и другая сторона проблемы. Благодаря союзу с Марксом писатель получил, наконец, возможность собрать воедино рассеянные по бесчисленным периодическим изданиям свои произведения, пересмотреть их, а многие и заново отредактировать, из-за чего возникли новые оригинальные вариации на темы старых рассказов. Чехов отобрал, по его мнению, наиболее достойные из них, а издатель представил их в достойном виде читающей публике. Более того, Маркс (и никто другой в этом не мог с ним соперничать) предельно удешевил издание и выпустил его тиражом, которым до Чехова не печатался ни один из его современников. Маркс сделал его сочинения общедоступными.
Примечания
*. «Аванс в 20 тысяч — это значит купить произведения за 20 тысяч, так как я никогда не вылез бы из долга», — писал Чехов брату Михаилу Павловичу (9, 36).
**. На самом деле договор был ограничен 20-летним сроком.
***. Об этом подробнее см.: Динерштейн Е.А. «Фабрикант» читателей: А.Ф. Маркс. М., 1986. С. 168—179.
****. В одной из столичных газет был приведен иной расчет, исходивший из того, что общий номинал выпуска при тираже в 12 тыс. экз. составлял сумму в 180 тыс. руб. По мнению анонимного автора, в каждом томе насчитывалось около 25 печатных листов (в действительности объем был несколько меньшим). Отсюда делался вывод, что издание каждого тома обходилось Марксу около 2500 руб. (стоимость печатного листа при 12 тыс. экз. исчислялась в 100 руб.), 10 томов — в 25 тыс. руб., книгопродавческая уступка (у Маркса не было собственных магазинов) не превышала 20% (крайне сомнительная цифра) и составляла 54 тыс. руб., реклама, переписка и прочие расходы — еще 26 тыс. руб. Таким образом «набегало» примерно 105 тыс. руб. Следовательно, у издателя оставалось в кармане 75 тыс. руб. Но их он должен был возвратить в качестве гонорара автору (Н.Г. О самооправдании г-на А.Ф. Маркса (Письмо в редакцию) // С-Петербург. ведомости. 1904. 16 июля).
5*. По позднейшему свидетельству В.М. Дорошевича, газета «Русское слово» готова была предложить вдвое больший гонорар (Дорошевич В.М. Десять лет // Рус. слово. 1914. 17 янв.).
6*. Речь идет об издании: Полонский Я.П. Полное собрание стихотворений: В 5 т. / Изд. просмотр. авт. Спб.: А.Ф. Маркс, 1896.
7*. Книга содержала пятьдесят пять оригинальных рисунков Кардовского.
1. Потапенко И.Н. Несколько лет с А.П. Чеховым // Чехов в воспоминаниях современников. С. 276.
2. Сергеенко П.А. О Чехове // Ежемес. лит. и науч.-попул. прилож. к журн. «Нива». 1904. № 10. С. 250.
3. Красный архив. 1929. № 6. С. 201, 202.
4. Там же. С. 199. Узнав о содержании телеграммы Суворина, Сергеенко писал, что она «мало привлечет к нему симпатий со стороны потомства» (Там же. С. 207).
5. ЦГИА, ф. 777, оп. 4, д. 3, л. 41—42.
6. Видуэцкая И.П. А.П. Чехов и его издатель А.Ф. Маркс. М., 1977. С. 37.
7. Динерштейн Е.А. «Фабрикант» читателей: А.Ф. Маркс. М., 1986. С. 153.
8. Люцифер (Юркевич Ю.А.). Столичные журналы // Осколки. 1900. № 48. С. 5.
9. Красный архив. 1929. № 6. С. 208—209.
10. Там же. С. 205.
11. Потапенко И.Н. Указ. соч. С. 276.
12. Динерштейн Е.А. «Фабрикант» читателей: А.Ф. Маркс. С. 156.
13. Lolo (Мунштейн Л.Г.). Страничка из письма: Петербург. 20 марта // Новости дня. 1900. 22 марта.
14. Сергеенко П.А. Указ. соч. С. 239.
15. Архив А.М. Горького. М., 1954. Т. 4. С. 27.
16. Гитович Н.И. Указ. соч. С. 732—734.
17. Динерштейн Е.А. «Фабрикант» читателей: А.Ф. Маркс. С. 159.
18. Телешов Н.Д. А.П. Чехов // Чехов в воспоминаниях современников. С. 448.
19. Там же. С. 449—450.
20. Видуэцкая И.П. Указ. соч. С. 151.
21. Там же. С. 103.
22. Там же. С. 111—112.
23. Любошиц С.Б. В сутолоке жизни // Новости дня. 1904.
24. Архив А.М. Горького. Т. 4. С. 143.
25. Динерштейн Е.А. «Фабрикант» читателей: А.Ф. Маркс. С. 165.
26. Там же. С. 166.
27. ГБЛ, ф. 331, к. 62, д. 18, л. 11.
28. Измайлов А.А. Чехов, 1860—1904. Биогр. набросок: Жизнь. — Личность. — Творчество. М., 1916. С. 487—488; Соболев Ю.В. Чехов. С. 242, 243; Дерман А.Б. Антон Павлович Чехов: Крит.-биогр. очерк. М., 1939. С. 176.
29. Дорошевич В. Десять лет // Рус. слово. 1914. 17 янв.
30. Чехова М.П. Письма к брату А.П. Чехову. М., 1954. С. 97.
31. Видуэцкая И.П. Указ. соч. С. 75—76.
32. Динерштейн Е.А. «Фабрикант» читателей: А.Ф. Маркс. С. 167; Красный архив. 1929. № 6. С. 207.
33. Красный архив. 1929. № 6. С. 203—207.
34. Незадолго до заключения договора (11 авг. 1898 г.) управляющий изданиями (конторой) «Нового времени» К.С. Тычинкин писал о Сергеенко: «Вот неискренний-то господин! Я видел его не более двух часов, но, во-первых, узнал всю подноготную про Льва Толстого, разумеется, озаренную отблеском света и... в волнах фимиама, и, во-вторых, почти поругался с ним из-за Сократа. Что мне сергеенковский Сократ, но как-то даже приятно было хоть повздорить с ним. Такой нудный человек и такая у него непогрешимость» (ГБЛ, ф. 331, к. 60, д. 646). «Нудным и неискренним» человеком называл Сергеенко и сам Чехов.
35. Динерштейн Е.А. «Фабрикант» читателей: А.Ф. Маркс. С. 168.
36. Симки Я.Р. Семь лет из жизни А.П. Чехова (1898—1904). Ростов н/Д, 1987. С. 214—215.
37. Гитович Н.И. Указ. соч. С. 556.
38. ГБЛ, ф. 331, к. 51, д. 37а, л. 2.
39. Александров Б.И. А.П. Чехов. Семинарий. 2-е изд., перераб. и доп. М.; Л., 1964. С. 6.
40. ГБЛ, ф. 331, к. 59, д. 89, л. 3.
41. Кардовский Д.Н. Об искусстве. Воспоминания, статьи, письма. М., 1960. С. 82—90.
42. ЦГАЛИ, ф. 549, оп. 1, д. 210, л. 17.
43. ГБЛ, ф. 331, к. 51, д. 37а, л. 3.
44. Там же, л. 2.
45. Сементковский Р.И. Встречи и столкновения // Рус. старина. 1911. № 12. С. 521—527.
46. O.G. (Амфитеатров А.В.). Литературный альбом // Россия. 1900. 14 (26) янв.
47. Басаргин А. Безобидный юмор // Моск. ведомости. 1900. 5 (17) февр.
48. Басаргин А. Новый сборник повестей и рассказов г. Чехова // Моск. ведомости. 1900. 30 сент.
49. Библиография // Новое обозрение. 1900. 2 сент.
50. Оникс. Новые книги // Волгарь. 1900. 23 окт.
51. Рус. мысль. 1903. № 3. С. 83—84.
52. А.Б. (Богданович А.И.). Антон Чехов. Рассказы. Кн. 1 и 2 // Мир божий. 1900. № 11. С. 92—93.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |