Как показывает заглавие, главный герой этой книги — А.П. Чехов. Ему и посвящен первый раздел, в котором выясняются главные черты чеховского реализма в их развитии. Дальше речь идет о том, как рядом с Чеховым, в связи с ним, иногда приближаясь к нему, иногда далеко от него удаляясь, шли подсказанные самой эпохой поиски новых художественных путей и ценностей. Это был большой и сложный процесс, и рассматривается он по возможности широко — на материале публицистики и критики, поэзии и прозы. И все-таки сколько-нибудь исчерпывающе воссоздать в одной книге полную картину русского реализма той поры, когда жил и работал Чехов, во всем многообразии ее красок и линий, разумеется, нет никакой возможности. Задача поэтому заключалась в том, чтобы из огромного множества имен, явлений, фактов выбрать те, которые по своему духу и смыслу яснее всего соотносятся с Чеховым. У каждого писателя есть своя орбита, свой мир, свои сопредельные явления. Совершенно ясно, что в мир Чехова входят не Достоевский, не Тургенев, даже не Лев Толстой, хотя с каждым из них Чехов может быть сопоставлен и соотнесен. Мир Чехова — это Гаршин, Короленко, Глеб Успенский, это литературная критика последней четверти XIX века и это поэзия той же поры.
Критико-публицистическая линия представлена в этой книге деятельностью Н.К. Михайловского, наиболее влиятельного критика последней четверти XIX века. Его социологические построения и общелитературные оценки, его суждения о Чехове, иной раз страстно несправедливые и в то же время схватывавшие нечто чрезвычайно характерное в художественном методе Чехова, его мысли о назревшей необходимости обновления литературы, даже его собственные беллетристические эксперименты — все это явно соприкасалось с исканиями Чехова, хотя, конечно, далеко не совпадало с ними.
Общая идейно-психологическая атмосфера времени Чехова, настроения мыслящих людей, их искания, разочарования и надежды сказались не только в строгих формулах литературно-критической мысли, но и в образах лирической поэзии, всегда стремящейся выразить «невыразимое» и сказать о том, что не умещается в рамках прозаического слова. Включение раздела о поэзии в эту книгу требует, однако, некоторых разъяснений. Речь здесь идет не о реализме в поэзии, а о тех естественных связях, которые существовали между реалистической прозой и поэзией конца века. Так, настроения литературных героев 80—90-х годов, в том числе героев Чехова, их манера думать и говорить воспринимались читателями чеховской поры на фоне мотивов, образов, поэтических формул Надсона, Фофанова, Случевского. Проза, таким образом, прояснялась поэзией.
За разделом о поэзии следуют очерки о новаторских течениях в русской прозе. Здесь возникает прежде всего личность Глеба Успенского, сближающегося с Чеховым неукротимым стремлением заново решить коренные задачи жизни — не догматически, не по готовым рецептам, а «по чистой совести» и во имя «сущей правды». С Чеховым сближается Глеб Успенский и смелым художественным реформаторством, размеры и значение которого до сих пор еще недостаточно раскрыты. Рядом с Г.И. Успенским стоит другой писатель «больной совести», другой искатель новых путей в искусстве — В.М. Гаршин, высоко ценимый Чеховым и раньше многих почувствовавший живую прелесть и новизну чеховского искусства.
В конце XIX века русский реализм перестраивался, наполнялся ощущением близости всесторонних перемен и вырабатывал новые формы художественной выразительности. Значительная роль в этом процессе принадлежала В.Г. Короленко. В связи с его творчеством в очерке, завершающем книгу, делается попытка проследить соотношение новых тенденций в реализме конца века с художественной мыслью Максима Горького.
Давно уже было замечено, что в книгах, подобных предлагаемой читателю («Чехов и...», «Толстой и...» и т. д.), самым трудным и неясным оказывается маленькое слово «и». Оно может обозначать личные взаимоотношения писателей, творческие переклички, литературную борьбу и многое иное. В данном случае оно должно обозначать связь исканий Чехова в реализме с современной ему литературной жизнью, с самим духом эпохи, со всем тем, что носилось в воздухе в ту пору, когда бурная ломка старых устоев порождала глубокие изменения в умах и совести людей, в нравственном тоне литературы, в самом направлении искусства.
Таков замысел этой книги. Вопросами, поставленными в ней, автор занимается уже давно. Здесь он стремится подвести итоги своих работ в этой области по некоторым существенно важным для него темам.
| К оглавлению | Следующая страница |