Я никогда не ставил Чехова. Хотя стремился к нему всю жизнь. Для меня Чехов — не просто большой русский писатель-драматург, не один из мировых классиков, а великий, открыватель нового, провидец и Колумб театра XX века. У Чехова учился великий Горький. Я уверен, что Чехову обязан не только МХАТ и русский театр, но и Хемингуэй, и Сароян, и итальянские неореалисты. Без Чехова не было бы Леонова и Афиногенова, Арбузова и Володина, без Чехова не было бы... Да что там говорить! Чехов поставил себе тысячи незримых памятников в умах и душах минимум трех поколений людей искусства...
Не раз я собирался ставить Чехова. Все, казалось бы, располагало к этому — хорошие актеры, время, возможности. Но каждый раз я останавливал себя... Сказать больше, чем сказал Художественный театр в «Трех сестрах», например, я сейчас не могу. Сказать лучше, чем Немирович-Данченко, — для меня невозможно. Кому же нужны жалкие копии гениального спектакля или бессмысленные попытки во что бы то ни стало переиначивать совершенное произведение?
Но значит ли это, что найденная МХАТ форма спектаклей Чехова навеки лишила театр возможности иначе и лучше ставить Чехова? Конечно, нет. Наилучшее доказательство этому дал сам Вл.И. Немирович-Данченко, создав новый, совсем новый вариант «Трех сестер». Великий друг и интерпретатор Чехова понял, что новое время, новый зритель нуждается в новой достоверности, что время открывает в Чехове новое звучание, новые мысли.
Ведь мечта Чехова о светлом будущем его современникам казалась чем-то несбыточным.
Астров надеялся, что человек будет счастлив через тысячу лет. Вершинин утверждал, что «через двести-триста лет жизнь на земле будет невообразимо прекрасной». Эта тоска по невозможному и породила взгляд на Чехова как на пессимиста. Но ныне, для нас, создавших условия для того, чтобы сроки прихода человеческого счастья сократились, в десятки раз, Чехов не пессимист, не певец печали, а провозвестник и борец. Мечты его любимых героев стали реальностью, и сам он мог бы дожить до их осуществления...
Треплев в «Чайке» говорит: «Нужны новые формы». Но он выдумывал их и потерпел поражение в творческом споре с беллетристом Тригориным, пишущим хорошо, но по-старому...
Новые мысли и новая форма лежат в самих пьесах Чехова. Нужно время, чтобы их обнаружить. Оно придет. Чехов вновь придет к нам молодым и одухотворенным мечтателем, мудрым другом, строгим судьей и учителем, чтобы помочь правнукам Астрова и Вершинина, дяди Вани и трех сестер еще больше любить жизнь, еще лучше украсить ее, еще смелее мечтать о «небе в алмазах».
Я буду ставить Чехова. Я не могу не ставить Чехова. И это, наверное, будет самым радостным, но самым ответственным экзаменом на право считать себя современным режиссером.
Примечания
Товстоногов Георгий Александрович (1915—1989) — главный режиссер Ленинградского Большого драматического театра (с 1956); позднее поставил в БДТ «Три сестры» (1965) и «Дядю Ваню» (1982), «Три сестры» ставил также в Хельсинки (1971) и Белграде (1981).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |