Ялта. По страницам писем А.П. Чехова

В Ялту А.П. Чехов переехал осенью 1898 г. и прожил до мая 1904 г. Из первого же письма, отправленного с курорта, мы узнаем, что «погода в Ялте очаровательная». Он написал здесь тысячи писем родным и близким, коллегам-литераторам, деятелям театра, просто поклонникам его творчества. В них содержится масса наблюдений и замечаний, меткие характеристики персонажей литературного и театрального бомонда. В письмах родным и старым знакомым обязательно присутствует коротенький абзац, написанный в телеграфном стиле. Тут чеховский адресат узнавал о крымской природе, ялтинской погоде, домашних занятиях, радостях садовода-любителя, настроении невольного затворника «теплой Сибири». Обычно эти «телеграфные» сообщения сочились юмором или скрытой иронией, иногда при прочтении возникает ощущение неизбывного драматизма... И всегда эти письма окрашены особым лиризмом, если были адресованы любимой женщине...

Давайте, дорогой читатель, проникнемся атмосферой времени, атмосферой интимной жизни великого и простого человека — Антона Павловича Чехова. Письма цитируются по Полному собранию сочинений и писем в 30 томах (М., 1974—1983).

А.Б. Тараховскому, 13 сентября 1898 г.

Я уезжаю в Ялту, где пробуду около месяца и, быть может, даже дольше. Адрес: Ялта.

И.П. Чехову, 19 сентября 1898 г.

Море тихое. Погода в Ялте очаровательная: тепло и тихо, как в июне. Все обстоит благополучно. Квартира у меня в две комнаты, с садом и роскошным входом. <...> Здесь Миров (певец. — Примеч. Г.Ш.), поэт Бальмонт и Шаляпин.

М.П. Чеховой, 23 сентября 1898 г.

Нового ничего нет. Все благополучно. Я здоров. В Севастополе в лунную ночь я ездил в Георгиевский монастырь и смотрел вниз с горы на море; а на горе кладбище с белыми крестами. Было фантастично. Около келий глухо рыдала какая-то женщина, пришедшая на свидание, и говорила монаху умоляющим голосом: «Если ты меня любишь, то уйди».

М.П. Чеховой, 28 сентября 1898 г.

Крымский климат для меня весьма здоров, по-видимому, и мне нравится: в нем смесь французского с нижегородским. Нравится брынза.

Т.Л. Щепкиной-Куперник, 1 октября 1898 г.

Компания здесь есть, мутные источники текут по всем направлениям, есть и бабы — с пьесами и без пьес, но все же скучно; давит под сердцем, словно съел громадный горшок постных щей. Приезжайте...

М.П. Чеховой, 4 октября 1898 г.

Знакомых у меня много. Приют мой — это женская гимназия, где я обедаю часто у начальницы с классными дамами и учительницами. <...> Учительница танцев и гимнастики так молода, что втайне играет в куклы.

А.С. Суворину, 8 октября 1898 г.

Погода здесь теплая. Совершенно летняя. <...> Ходил без пальто, и все-таки жарко. Крымское побережье красиво, уютно и нравится мне больше, чем Ривьера; только вот беда — культуры нет <...> тут есть прекрасная канализация, но окрестности — это сплошная Азия.

М.П. Чеховой, 9 октября 1898 г.

...местные доктора настойчиво советуют завести себе маленький домик и в Ялте. Такой домик, чтобы, уезжая, можно было запирать его и брать с собой ключ. Здешний банк дает деньги на дом, и я уже подглядел землю; маленький пуп земли с превосходным видом на море и горы...

Л.А. Авиловой, 21 октября 1898 г.

У меня в октябре умер отец, и после этого усадьба, в которой я жил, потеряла для меня всякую прелесть <...> придется начинать теперь новую жизнь. А так как мне запрещено зимовать на севере, то свивать себе новое гнездо, вероятно, придется на юге.

Вл.И. Немировичу-Данченко, 21 октября 1898 г.

Здесь уже вовлекают меня в общественную жизнь. Назначили в женскую гимназию членом попечительного совета. И я теперь с важностью хожу по лестницам гимназии, и гимназистки в белых пелеринках делают мне реверанс.

Г.М. Чехову, 21 октября 1898 г.

В Ялте чудесная летняя погода; я присматриваю себе небольшой участок и, вероятно, куплю. Роскошный вид на море <...> около Ялты в сосновом лесу теперь собирают рыжики и маслята. Никак не думал, что и тут знаком грибной спорт.

И.П. Чехову, 30 октября 1898 г.

Участок куплен, купчая совершена, приступаем к постройке, и Маша уже чертит план.

И.П. Чехову, 16 ноября 1898 г.

Погода в Ялте совершенно летняя, +26. Жарко. Цветы и розы. Сегодня я ходил в летнем пальто. Море, как зеркало. Вот тебе и зима.

М.П. Чеховой, 22 ноября 1898 г.

Вчера я был на постройке. Кучи черного песку, яма для извести, ломают плетень, турки ничего не понимают, дым; грязь липнет к ногам <...> Недоразумение с водопроводом. Одним словом, строиться везде скучно. Но зато вид с нашего участка! Это не вид, а рахат-лукум.

Ал.П. Чехову, 28 ноября 1898 г.

Я жив и здоров, по крайней мере, никаких болей не чувствую. Бывают кровохарканья, но они мало мешают, и я привык к ним. Сердце мое весьма здорово, что я объясняю совершенным воздержанием от табака и алкоголя, предоставляя последнее людям развратным и легкомысленным. В Ялте погода очень хорошая, теплая; в природе полнейшее благоутробие. Пароходы то приходють, то уходють.

М.П. Чеховой, 2 декабря 1898 г.

...в Ялте нет ни дворян, ни мещан, перед бациллой все равны, и эта бессословность Ялты составляет некоторое ее достоинство. Сельский староста Аутки, здешний Прокофий, одет франтом...

М.П. Чеховой, 4 декабря 1898 г.

Ах, какие здесь вкусные бублики! Но зато как скучны здешние обыватели вроде Усатова, который или говорит о борще, или сплетничает, как баба.

И.П. Чехову, 9 декабря 1898 г.

Я купил Кучукой. Если приедешь, то привези рыболовных крючков и аршин 20 лесы. Поплавков и удилищ не нужно. Привези грузила. Здесь рыба ловится хорошо. В Кучукое до моря только 15 минут ходьбы; берег песчаный местами, местами скалистый, рыбу ловят сидя на камнях, держа леску на пальце. Рыба крупная.

М.П. Чеховой, 13 декабря 1898 г.

Вчера ездил в Кучукой <...> Овраги, каменные глыбы, старые деревья, вода, необычайный простор и дикость, как в Африке, и, глядя на все это, я думал: как было бы глупо, если бы я не купил этого имения!

В.М. Соболевскому, 24 декабря 1898 г.

Ялта растет с каждым днем, все шире и шире. Здесь водопровод, канализация, электрич(еское) освещение in spe (в будущем (лат.) — Примеч. Г.Ш.), пройдет железная дорога, одним словом, чудеса культуры, но скучно, и без газет можно было бы впасть в мрачную меланхолию и даже жениться.

П.Ф. Иорданову, 26 декабря 1898 г.

Ялта растет с каждым днем <...> но того, что называется жизнью, нет совсем. Тут бывает сезон, но жизни нет.

А.С. Суворину, 27 декабря 1898 г.

В Ялте снег <...> желаю Вам встречать Новый год еще 50 раз. Это возможно. В Ялте недавно умер старик татарин, 127 лет, помнивший еще Екатерину и, что больше всего нравится здешней публике, женившийся два года назад.

К.С. Баранцевичу, 2 января 1899 г.

Я зимую в Ялте. Здоровье мое сносно, но в Москву меня не пускают, и, вероятно, и все будущие зимы, если буду жив, придется проводить здесь. Я куплю здесь кусочек земли, чтобы построить себе логовище для зимы; куплю в долг, буду строиться в долг — по-видимому, затеял глупость... но что делать? Болтаться по номерам, болтаться целые годы при моей наклонности к кабинетной, сидячей жизни — это тяжело, даже нестерпимо, и поневоле приходится пускаться на всякие фокусы, чтобы слепить себе что-нибудь вроде гнезда.

Отец у меня умер.

Л.И. Веселитской (В. Микулич), 4 января 1899 г.

Ялта показалась Вам грязной и противной. Но ведь и Алупка тоже грязна и едва ли не грязней. В Ялте прекрасная канализация, хорошая вода, и если бы для людей со средним достатком были устроены здесь удобные квартиры, то это было бы самое здоровое место в России. Я знаю многих чахоточных, которые выздоровели оттого, что жили в Ялте <...> Ялта лучше Ниццы, несравненно чище ее.

В.А. Тихонову, 5 января 1899 г.

Мое здоровье порядочно, но в Москву и в Петербург меня не пускают; говорят, что бацилла не выносит столичного духа. Между тем мне ужасно хочется в столицу, ужасно! Я здесь соскучился, стал обывателем и, по-видимому, уже близок к тому, чтобы сойтись с рябой бабой, которая бы меня в будни била, а в праздники жалела.

М.П. Чеховой, 9 января 1899 г.

...я как в изгнании. В Ялте теперь людей нет — одни уехали, другие надоели, кругом пустыня, а я с удовольствием уехал бы в Москву <...> Развлечение у меня только одно — постройка, да и на той я бываю очень редко, так как на участке грязно, вязнут калоши. В снег и в дождь строиться нельзя, и поэтому постройка движется еле-еле, чуть-чуть. Архитектор рисует внутренности кабинета, камин, окна. Выходит ничего себе.

М.П. Чеховой, 16 января 1899 г.

Сегодня день моего рождения: 39 лет. Завтра именины: здешние мои знакомые барыни и барышни (которых зовут «антоновками») пришлют и принесут подарки.

Постройка подвигается. Обещают кончить дом к весне...

А.С. Суворину, 17 января 1899 г.

Погода в Ялте летняя. Я выхожу по вечерам, выхожу и в дождливые холодные дни — это для того, чтобы приучить себя к суровой погоде и будущей зимой жить в Москве и Петербурге.

Л.С. Мизиновой, 22 января 1899 г.

По-прежнему живу в Ялте <...> скучаю и жду весны, когда можно будет уехать. В жизни у меня крупная новость, событие... Женюсь? Угадайте: женюсь? Если да, то на ком? Нет, я не женюсь, я продаю Марксу свои произведения. Продаю право собственности.

М.П. Чеховой, 27 января 1899 г.

Я затеял «четверги», ко мне ходила женская гимназия и кое-кто из молодежи; но Варв(ара) Конст(антиновна) стала приводить на мои четверги молчаливых учителей словесности <...> — и я решил отменить четверги, бежать от них.

В.Н. Ладыженскому, 4 февраля 1899 г.

Я в Ялте, по-видимому, поселюсь здесь и уже строю себе дачу для зимовок, и уже приглашаю к себе приятелей и друзей, и даю при этом клятву, что на своей крымской даче я не буду заниматься виноделием и поить своих друзей красным мускатом, от которого на другой день рвет.

Л.А. Авиловой, 5 февраля 1899 г.

В Ялте чудесная погода, но скучно, как в Шклове. Я точно армейский офицер, заброшенный на окраину.

Н.И. Коробову, 6 февраля 1899 г.

...Крым я знаю больше десяти лет <...> Если выбирать на южном берегу, то отдать предпочтение следует Ялте — по многим причинам. Здесь удобные пути сообщения, почта приходит и уходит два раза в день, воскресные газеты получаются из Москвы во вторник вечером, чистота обеспечивается хорошей канализацией и санитарным надзором, и здесь не так грязно, как в Гурзуфе или Алупке; здесь всегда можно получить медицинскую помощь, есть порядочная библиотека, читальня, театр...

М.П. Чеховой, 10 февраля 1899 г.

Аутская дача будет и красива, и удобна. <...> Я нанял турку, его зовут Мустафа. Очень старается. Спит в сараешке. Физиономия добрая. Силища громадная, нищета, трезвость и благородные принципы. Купил ему лопату, кирку и топор. Будем копать и потом сажать деревья.

М.П. Чеховой, 15 февраля 1899 г.

...февраль довольно паскуден. Приходится все время сидеть дома и скучать. <...> В субботу я посылал в женскую гимназию к 12 часам бубликов, икры и всяких сладостей — это для классных дам и учительниц; все ели и потом благодарили в телефон. Играю в пикет с поповной.

А.С. Суворину, 4 марта 1899 г.

Я и академик Кондаков ставим в пользу пушкинской школы «Келью в Чудовом монастыре» из «Бориса Годунова». Пимена будет играть сам Кондаков <...> сделайте божескую милость, ради святого искусства, напишите в Феодосию кому нужно, чтобы мне прислали оттуда по почте гонг, который у вас там висит; китайский гонг. Нам это нужно для звона.

В.М. Соболевскому, 5 марта 1899 г.

Переписки у меня очень много, моя комната похожа на почтовое отделение, а люди ходят то и дело; часа нет свободного, хоть беги вон из Ялты <...> прошла длинная, скучная зима, наступила великолепная весна. Светло до боли в глазах, тепло, цветут фиалки и миндаль, у моря ласковый вид. Очень, очень хорошо <...> здоровье мое, по-видимому, поправилось настолько, что будущую осень и начало зимы я решил провести в Москве...

М.П. Чеховой, 14 марта 1899 г.

Тебе надоело уже читать про погоду, но не могу удержаться, чтобы не написать. Третьего дня подул горячий ветер, вдруг наступило лето, и теперь не могу сказать, как чудесно кругом. Вчера и сегодня я сажал на участке деревья и буквально блаженствовал, так хорошо, так тепло и поэтично. Просто один восторг. Я посадил 12 черешен, 4 пирамидальных шелковицы, два миндаля...

Л.А. Авиловой, 23 марта 1899 г.

В Ялте Горький. По внешности это босяк, но внутри это довольно изящный человек — и я очень рад. Хочу познакомить его с женщинами, находя это полезным для него, но он топорщится.

А.С. Суворину, 2 апреля 1899 г.

Здоровье мое ничего себе, но вчера и сегодня жар — не знаю, отчего <...> сажаю деревья, гуляю, и мне кажется, что моя праздность и весна продолжаются уже шестьдесят лет и что не мешало бы теперь на север. Скучна роль человека не живущего, а проживающего «для поправления здоровья»; ходишь по набережной и по улицам, точно заштатный поп.

М.П. Чеховой, 4 апреля 1899 г.

Только что вернулся из Кучукоя. Там изумительно хорошо, просто рай <...> Уже наступило лето по всей форме. Ехать было жарко до изнеможения, я загорел, как вельзевул. До такой степени хорошо, что я и не знаю, как это выразить. Деревья уже распустились, трава, всюду водопадами бежит вода, шум. В Кучукое очень уютно.

М.П. Чеховой, 21 июля 1899 г.

Ялтинский дом очень хорош. Лучше и не надо. Комнаты малы, но это не бросается резко в глаза. Виды со всех сторон замечательные, а из твоей комнаты такие виды, что остается пожалеть, что этого дома у нас не было раньше. Флигель совершенно готов. Уютно и мило. Конопля, рицинусы и подсолнухи тянутся к небу.

И.П. Чехову, 22 июля 1899 г.

Я в Ялте. Купанье здесь прекрасное. <...> Жарко, но не очень. Перебираюсь к себе во флигель. Дом вышел великолепный.

Где керосинка? Мне не на чем варить и жарить.

М.П. Чеховой, 29 августа 1899 г.

Вчера обедал в женской гимназии. Там горе: по доносу протоиерея, отца поповны, уволили священника, законоучителя. Вся Ялта возмущена и решила не знаться ни с протоиереем, ни с поповной. <...>

Во дворе хоть и не особенно просторно, но для кур место найдется.

О.Л. Книппер, 3 сентября 1899 г.

В Ялте чудесная погода, только ни к селу ни к городу вот уже два дня идет дождь, стало грязно и приходится надевать калоши. По стенам от сырости ползают сколопендры, в саду прыгают жабы и молодые крокодилы. Зеленый гад в цветном горшочке, который Вы мне дали и который я довез благополучно, сидит теперь в саду и греется на солнце. <...>

В театре оперетка. Дрессированные блохи продолжают служить святому искусству.

В.А. Гольцеву, 15 сентября 1899 г.

...нельзя ли взять у кого-нибудь в Москве тысячу рублей взаймы до декабря? В декабре получаю от Маркса целые горы денег, теперь же в сентябре сижу без гроша.

О.Л. Книппер, 29 сентября 1899 г.

У нас был дождь, теперь ясная, прохладная погода. Ночью был пожар. Я вставал, смотрел с террасы на огонь и чувствовал себя страшно одиноким.

Л.С. Мизиновой, 30 сентября 1899 г.

Здесь прекрасное вино — 35—40 к. за бутылку, чудесный белый хлеб и белый овечий сыр. По вечерам хорошо есть белый сыр и запивать красным вином. Приезжайте.

М.О. Меньшикову, 2 октября 1899 г.

Ах, какая тут чудесная погода! Солнце так и прет в окно. Деревья еще не начали желтеть, лето продолжается.

О.Л. Книппер, 4 октября 1899 г.

...я 3—4 дня был болен, теперь сижу дома. Посетителей нестерпимо много. Праздные провинциальные языки болтают, и мне скучно, я злюсь, злюсь и завидую той крысе, которая живет под полом в Вашем театре.

Г.И. Россолимо, 11 октября 1899 г.

У меня болезнь: автобиографофобия. Читать про себя какие-либо подробности, а тем паче писать для печати — для меня это истинное мучение. На отдельном листочке посылаю несколько дат, весьма голых, а больше не могу. Если хотите, то прибавьте, что, подавая ректору прошение при поступлении в унив(ерситет), я написал: «по медицынскому факультету».

М.П. Чеховой, 26 октября 1899 г.

Нового ничего. Сегодня морил мух персидским порошком в комнате матери. Обедали вдвоем. Гостей не было. На дворе сыро...

О.Л. Книппер, 30 октября 1899 г.

...о том, что «Дядя Ваня» идет 26-го, я узнал как следует только из вашего письма <...> Телеграммы стали приходить 27-го вечером, когда я был уже в постели. Их мне передают по телефону. Я просыпался всякий раз и бегал к телефону в потемках, босиком, озяб очень. Первый случай, когда мне не давала спать моя собственная слава. На другой день, ложась, я положил около постели и туфли, и халат, но телеграмм уже не было.

М.С. Малкиель, 5 ноября 1899 г.

...я перешел в магометанскую веру и уже приписан к обществу татар деревни Аутки близ Ялты. Наши законы не позволяют нам вступать в переписку с такими слабыми существами, как женщины, и если я, повинуясь влечениям своего сердца, пишу Вам, то совершаю большой грех <...> желаю Вам <...> попасть в гарем к какому-нибудь знатному господину, такому красивому, как Левитан. <...>. Осман Чехов.

М.П. Чеховой, 11 ноября 1899 г.

На горах снег. Потягивает холодом. Жить теперь в Крыму — это значит валять большого дурака <...> какая скука, какой это гнет ложиться в 9 час. вечера, ложиться злым, с сознанием, что идти некуда, поговорить не с кем и работать не для чего, так как все равно не видишь и не слышишь своей работы. Пианино и я — два предмета в доме, проводящие свое существование беззвучно и недоумевающие, зачем нас здесь поставили, когда на нас тут некому играть.

М.П. Чеховой, 17 ноября 1899 г.

Вот уже два дня, как дует отчаянный сев(ерный) ветер. Дождь стучит. Деревья гнутся, на магнолиях, которые я посадил недавно, оборвало все листья. Сижу безвыходно дома.

М.П. Чеховой, 19 ноября 1899 г.

Ноябрьские ветры дуют неистово, свистят, рвут крыши. Я сплю в шапочке, в туфлях, под двумя одеялами, с закрытыми ставнями — человек в футляре. Нового ничего нет.

Вл.И. Немировичу-Данченко, 24 ноября 1899 г.

Моя ялтинская дача вышла очень удобной. Уютно, тепло и вид хороший. Сад будет необыкновенный. Сажаю я сам, собственноручно. Одних роз посадил сто — и все самые благородные, самые культурные сорта, 50 пирамидальных акаций, много камелий, лилий, тубероз и проч. и проч.

М.П. Чеховой, 1 декабря 1899 г.

У нас отвратит(ельная) погода со снегом, холодом, грязью, с разговорами о погоде, какая бывает в Москве в самые плохие дни. И говорят, вся зима будет скверная. Надоели и раздражают посетители. Привези то, чего нет в Ялте: гороху, чечевицы, побольше шнурков для pince-nez, беловской колбасы <...> Нового ничего. <...>

Испортился телеграф, нет телеграмм.

О.Л. Книппер, 8 декабря 1899 г.

Мы отрезаны от мира: телеграф везде поломан, почта не пришла. Третий день ревет буря — как говорят, небывалая.

Е.М. Шавровой-Юст, 27 декабря 1899 г.

Напишите, что нового в Петербурге, о чем говорят, кто будет министром и кто за кем ухаживает. Кстати сказать, я здесь ни за кем не ухаживаю; нет ни одной живой души! Чтобы развлечь себя хоть немножко, придумал для себя особый спорт: завел мышеловку новой конструкции и ловлю мышей!

О.Л. Книппер, 2 января 1900 г.

У нас Левитан. На моем камине он изобразил лунную ночь во время сенокоса. Луг, копны, вдали лес, надо всем царит луна.

А.С. Суворину, 8 января 1900 г.

Мое здоровье недурно, я чувствую себя лучше, чем в прошлом году, но все же доктора не пускают меня из Ялты. Этот милый город надоел мне до тошноты, как постылая жена. Он излечит меня от туберкулеза, зато состарит лет на десять <...> Пописываю помаленьку; недавно послал большой рассказ в «Жизнь» <...> слышно, как кричит муэдзин на минарете. Турки очень религиозны; у них теперь пост, они весь день ничего не едят. У них нет религиозных дам — сего элемента, от которого мельчает религия, как Волга от песку.

А.А. Шенбергу (Санину), 14 января 1900 г.

(А.А. Санин — режиссер, будущий муж Лики Мизиновой. — Примеч. Г.Ш.)

Я жив и почти здоров, но скучаю без культуры, без московского звона. Дорого дал бы, чтобы провести хотя один день в Москве и повидать всех вас.

Не приедете ли в Ялту после Пасхи? Взяли бы пять полных сборов, а главное, здешний театр выстроен нарочно для того, чтобы Вы наняли его для репетиций. Репетировать и отдыхать.

М.П. Чеховой, 15 января 1900 г.

Я купил кусочек берега с купаньем и с Пушкинской скалой: около пристани и парка в Гурзуфе. Принадлежит нам теперь целая бухточка, в которой может стоять лодка или катер. Дом паршивенький, но крытый черепицей, четыре комнаты, большие сени. Одно большое дерево — шелковица. Вчера я был в Гурзуфе, обедал у той очень красивой (такой красивой, что даже страшно) дамы (владелица курорта Суук-Су (ныне Артек) О.М. Соловьева-Березина. — Примеч. Г.Ш.), с которой познакомила нас М-ме Бонье. Кучукой продается.

Неизвестному, 18 января 1900 г.

Здесь в Ялте, есть «Попечительство о приезжих больных», оно помогает приезжим, рассчитывает устроить когда-нибудь санаторию, но средства у П(опечительства) крайне ограничены, так что помогать приходится только немногим и понемногу, а санатория будет построена еще очень, очень нескоро. Когда Вы приедете в Ялту и поближе познакомитесь с положением дела, то удивитесь здешней, прямо можно сказать, бедности. У П(опечительст)ва нет и тысячи рублей, которыми оно могло бы располагать в течение зимы, а все, что могла дать местная благотворительность (жители Ялты), всё давно уже исчерпано.

Но всё же больные приезжают сюда и устраиваются кое-как и выздоравливают в большинстве случаев.

И.Л. Леонтьеву (Щеглову), 19 января 1900 г.

Я живу себе помаленьку. Бациллы ведут себя прилично, не либеральничают; по крайней мере, в моих плевках давно уже не было красного...

В.М. Соболевскому, 19 января 1900 г.

Я жив, почти здоров. Бываю болен, но не надолго, и в эту зиму меня ни разу не укладывали в постель. И болел я на ходу. Работал больше, чем в прошлом году, и скучал больше. Без России нехорошо, нехорошо во всех смыслах. Живешь тут, точно сидишь в Стрельне (модный ресторан. — Примеч. Г.Ш.), и все эти вечнозеленые растения, кажется, сделаны из жести, и никакой от них радости. И не видишь ничего интересного, так как нет вкуса к местной жизни.

Варвара Алексеевна (Морозова. — Примеч. Г.Ш.) писала, что она купила участок в Туапсе. Ой-ой, но ведь там скучища ужасная. Там чеченцы и сколопендры <...> Из всех русских теплых мест самое лучшее пока — южный берег Крыма, это несомненно, что бы там ни говорили про кавказскую природу. Я недавно был в Гурзуфе около Пушкинской скалы — и залюбовался видом, несмотря на дождь и на то, что виды мне давно надоели. В Крыму уютней и ближе к России.

М.П. Чеховой, 21 января 1900 г.

Вчера у нас были целый день гости. Была та очень красивая дама, что живет около Гурзуфа. Была м-ме Бонье, похожая на красного петуха с белым хохлом. Вечером приходила начальница с Манефой и по обыкновению сидела долго и изумлялась бесчеловечности гостей, которые сидят долго. Как только она ушла, с матерью сделалось дурно. Лежит бледная, жалуется вялым упавшим голосом на тошноту и слабость. Приехал Альтшуллер. Нашел у матери здоровые легкие, старческое перерождение сосудов и сердца и прописал покой. Сегодня утром вхожу в столовую, а мать уже сидит и пьет кофе. — «Ведь вам, говорю, запретили вставать!» А она: «Надо же мне кофию напиться!»

В Ялте туман. День моих именин прошел в угрюмом молчании, я был нездоров. Нового ничего нет.

Ф.Д. Батюшкову, 24 января 1900 г.

Мне здесь скучно, надоело, и такое чувство, как будто я выброшен за борт. А тут еще погода дурная, нездоровится. Я все еще продолжаю кашлять.

В.А. Гольцеву, 27 января 1900 г.

Погода здесь скверная, в феврале она будет хуже, но, говорят, ялтинский воздух обладает целебными свойствами и в дурную погоду. Я, начиная с 17 янв<аря> (день именин и возведение в бессмертный чин (звание почетного академика. — Примеч. Г.Ш.)), был болен <...> но ничего, ожил и теперь здравствую, хотя, впрочем, с мушкой под левой ключицей. Доктор нашел, что в правом легком совсем хорошо...

Н.И. Коробову, 29 января 1900 г.

Мне кажется, что я живу в Ялте уже миллион лет.

Т.Л. Щепкиной-Куперник, 30 января 1900 г.

Что сказать о себе? Я жив и почти здоров, делаю, как видите, кляксы. По-прежнему я обуреваем страстями, но борюсь с ними и довольно успешно. Когда меня искушает дьявол, то я хватаю его за хвост и мажу скипидаром, он бросается вон. И однажды бес, бросившись, разбил копытом стекло в окне.

(Чехов называл себя «пустынником Антонием», намекая на Антония Великого, знаменитого египетского пустынножителя, в честь которого и получил имя. Согласно жизнеописанию, Антония смущали бесы честолюбия. — Примеч. Г.Ш.).

М.П. Чеховой, 31 января 1900 г.

Милая Маша, в Ялте уже весна, распускаются вербы, трава. Целый день открыты окна. Мать здорова.

А.М. Пешкову (М. Горькому), 3 февраля 1900 г.

Дорогой Алексей Максимович, спасибо Вам за письмо, за строки о Толстом и «Дяде Ване», которого я не видел на сцене <...> Здесь, в благословенной Ялте, без писем можно было бы околеть. Праздность, дурацкая зима с постоянной температурой выше ноля, совершенное отсутствие интересных женщин, свиные рыла на набережной — всё это может изгадить и износить человека в самое короткое время. Я устал, мне кажется, что зима тянется уже десять лет.

В.М. Лаврову, 6 февраля 1900 г.

Милый друг Вукол Михайлович, сегодня 6 февраля — ты именинник? Поздравляю тебя и шлю сердечные пожелания <...> Когда же в Ялту? Здесь уже пахнет весной. На набережной торгуют цветами, в Мисхоре видели перелетных гусей, в садах кричат птички.

И.П. Чехову, 7 февраля 1900 г.

Милый Иван, писал ли я тебе, что я купил в Гурзуфе кусочек берега? Мне принадлежит маленькая бухта с прекрасным видом, собственными скалами, купаньем, рыбной ловлей и проч. и проч. Пристань и парк очень близко, 1—3 минуты ходьбы. Домишко есть, но жалкий, в 3 комнаты; одно дерево. Полагаю, что мы, т. е. я, мать, Маша и все наши крепостные, будем лето проводить в Гурзуфе. Если пожелаешь, то я для тебя найму рядом у татарина комнату или две, только напиши заранее. Купи на Трубе лесок и плетушку для рыбы в виде бочонка ведерного, а также грузил и всякой рыболовной чепухи. На новой даче только одно дерево, шелковица, но посадить можно сотню, что я и сделаю. <...> У нас всё благополучно. Нового ничего нет.

О.Л. Книппер, 10 февраля 1900 г.

Я оторван от почвы, не живу полной жизнью, не пью, хотя люблю выпить; я люблю шум и не слышу его, одним словом, я переживаю теперь состояние пересаженного дерева, которое находится в колебании: приняться ему или начать сохнуть?

О.Л. Книппер, 14 февраля 1900 г.

В саду из 70 роз, посаженных осенью, не принялось только 3. Лилии, ирисы, тюльпаны, туберозы, гиацинты — всё это ползет из земли. Верба уже позеленела; около той скамьи, что в углу, уже давно пышная травка. Цветет миндаль. Я по всему саду наставил лавочек, не парадных с чугунными ногами, а деревянных, которые выкрашу зеленой краской. Сделал три моста через ручей. Сажаю пальмы. Вообще новостей много, так много, что Вы не узнаете ни дома, ни сада, ни улицы. Только один хозяин не изменился, всё тот же хандрюля и усердный почитатель талантов, живущих у Никитских ворот. С самой осени я не слышал ни музыки, ни пения, не видел ни одной интересной женщины — ну как тут не захандришь?

А.М. Горькому, 15 февраля 1900 г.

Мне скучно не в смысле Weltschmerz, не в смысле тоски существования, а просто скучно без людей, без музыки, которую я люблю, и без женщин, которых в Ялте нет. Скучно без икры и кислой капусты.

В.Н. Ладыженскому, 17 февраля 1900 г.

Я всё в той же Ялте. Приятели сюда ко мне не ездят, снегу нет, саней нет, нет и жизни. Cogito — ergo sum — и кроме этого «cogito» нет других признаков жизни.

За отсутствием практики многие органы моего тела оказались ненужными, так что за ненадобностью я продал их тут одному турку.

М.О. Меньшикову, 20 февраля 1900 г.

Произошло чудо: у меня в саду в грунте расцвела камелия — явление в Ялте, кажется, небывалое. Она перезимовала, пережила 8-гр(адусные) морозы. Мне кажется, что я, если бы не литература, мог бы быть садовником.

М.П. Чеховой, 22 февраля 1900 г.

У нас все благополучно, кроме воды, и если водяной вопрос решится хоть сносно, то сад будет роскошный и, как это ни странно, доходный. Цветет в саду камелия, этого не бывало в Ялте. Ловлю мышей.

М.П. Чеховой, 28 февраля 1900 г.

Вчера у нас был важный человек, швейцар из Ливадии, дядя Марфуши, приходивший ко мне лечиться. Он, по крайней мере, раз сто назвал меня вашим превосходительством, так как бабушка его предупредила, что я теперь «енерал», т. е. академик. Сегодня уже нет мороза. Солнце. Отцовский пион принялся и уже всходит. Мать здорова. Все благополучно. Пароходы приходят уже засветло, дни увеличиваются.

М.П. Чеховой, 7 марта 1900 г.

Был Вишневский. Он пробыл здесь четыре дня и все это время сидел у меня за столом и сочинял своему начальству телеграммы или рассказывал, как он прекрасно играл. Он читал роль из «Дяди Вани» и совал мне в руки пьесы, просил, чтобы я подавал ему реплику; он орал, трясся, хватал себя за виски, а я смотрел и слушал с отчаянием в душе, уйти же было нельзя, так как шел снег, — и этак 4 дня!

Вл.И. Немировичу-Данченко, 10 марта 1900 г.

Понимаю, как я глупо сделал, оставив Москву. Я отвык от севера и не привык к югу, и ничего теперь не придумаешь в моем положении, кроме заграницы. После весны началась здесь в Ялте зима; снег, дождь, холодно, грязно — хоть плюнь.

И.П. Чехову, 12 марта 1900 г.

Милый Иван, был у меня аутский мулла и просил выписать для аутской татарской школы: 20 аспидных досок, 70 тетрадей, чернил, 1 кор(обку) перьев, 30 ручек и 70 карандашей. Купи все это, купи 12×12 карандашей дешевых школьных и дешевых ручек и вели выслать мне в Ялту <...> За все купленное заплатит тебе Маша. Только, пожалуйста, купи.

В Ялте март скверен. Зима надоела мне, чёрт знает как.

О.Л. Книппер, 26 марта 1900 г.

У нас ветер, еще весна не наступила как следует, но всё же мы уже ходим без калош и в шляпах. Скоро, на сих днях, зацветут тюльпаны. Сад у меня хорош, но всё как-то не убрано, мусорно, это сад-дилетант.

Тут Горький.

М.П. Чеховой, 26 марта 1900 г.

Милая Маша, уезжая в Ялту, главнее всего помни, что с наступлением теплого времени в Ялте уже нет никаких закусок, нет ни икры, ни ветчины, ни даже алвы для матери. Привези всего этого пудов пять...

В.М. Соболевскому, 2 апреля 1900 г.

Наша весна запоздала, ходим еще в осеннем пальто и в калошах, но, слава Богу, все же зима кончилась, стали приезжать интересные люди, и мне уже не так скучно. Приехал, между прочим, Горький, человек очень интересный и приятный во всех смыслах. Я и Елпатьевский живем в собственных дачах, как магнаты, наши дачи далеко видно, и когда к Ялте подойдет английский флот, то начнут палить прежде всего в наши дачи. У меня среди сада растет большая пальма, много цветов; барышни присылают подушки. Одним словом, не жизнь, а малина.

П.Ф. Иорданову, 27 апреля 1900 г.

На Страстной неделе у меня приключилось геморроидальное кровотечение, от которого я до сих пор никак не могу прийти в себя. На Святой неделе в Ялте был Художественный театр, от которого я тоже никак не могу прийти в себя, так как после длинной, тихой и скучной зимы пришлось ложиться спать в 3—4 часа утра и обедать каждый день в большой компании — и эдак больше двух недель. Теперь я отдыхаю.

О.Л. Книппер, 13 августа 1900 г.

Вчера и третьего дня был в Гурзуфе, теперь опять сижу в Ялте, в своей тюрьме. Дует жесточайший ветер, катер не ходит, свирепая качка, тонут люди, дождя нет и нет, все пересохло, все вянет, одним словом, после твоего отъезда стало здесь совсем скверно. Без тебя я повешусь.

О.Л. Книппер, 18 августа 1900 г.

Я работаю не в Гурзуфе, а в Ялте, и мне жестоко мешают, скверно и подло мешают. Пьеса сидит в голове, уже вылилась, выровнялась и просится на бумагу, но едва я за бумагу, как отворяется дверь и вползает какое-нибудь рыло <...> с каким чисто телячьим восторгом я пробежался бы теперь в поле, около леса, около речки, около стада. Ведь, смешно сказать, уже два года, как я не видел травы. Дуся, мне скучно!

В.Ф. Комиссаржевской, 25 августа 1900 г.

С каким удовольствием я поехал бы теперь в цивилизованные страны, в Петербург, например, чтобы пожить там, потрепать свою особу. Я чувствую, как здесь я не живу, а засыпаю или все ухожу куда-то без остановки, бесповоротно, как воздушный шар. А пьесу я все-таки пишу, и кончу ее, вероятно, в сентябре <...>

В Ялте холодно, море сердитое! <...> Не сердитесь на меня!

О.Л. Книппер, 8 сентября 1900 г.

Страшно скучаю. Понимаешь? Страшно. Питаюсь одним супом. По вечерам холодно, сижу дома. Барышень красивых нет. Денег становится все меньше и меньше, а борода седеет...

О.Л. Книппер, 27 сентября 1900 г.

А в Ялте все нет дождей. Вот где сухо, так сухо! Бедные деревья, особенно те, что на горах по сю сторону, за все лето не получили ни капли воды и теперь стоят желтые; так бывает, что и люди за всю жизнь не получают ни одной капли счастья. Должно быть, это так нужно.

Е.Я. Чеховой, 4 октября 1900 г.

Милая мама, я жив и здоров, чего и Вам желаю. У нас ничего нового, все благополучно. Дождя нет и не было. Бабушка здорова, Арсений пополнел. Вчера приходили в гости начальница и ее две воспитанницы, очень было приятно. У нас в саду чудесно цветут хризантемы и будут цвести еще долго, целый месяц. <...> Купил на всю зиму дров и угля. Журавль и собаки здоровы и веселы.

Л.А. Авиловой, 29 октября 1900 г.

В Крыму жить вообще очень скучно и неудобно, но несомненно, что, несмотря ни на скуку, ни на неудобства, жить в Крыму очень здорово и чахоточные поправляются очень быстро, как это ни странно <...> лучшее место для одинокого больного — это Ялта <...> из докторов рекомендую Альтшуллера, русского земского врача <...> Лучшее место для справок в Ялте — это книжный магазин Синани...

А.С. Суворину, 16 ноября 1900 г.

Нового ничего. Написал пьесу «Три сестры» и уже отдал ее в Художественный театр. Пишу повести <...> Вы слышали, что я женюсь? Это неправда. Я уезжаю в Африку, к крокодилам.

П.Ф. Иорданову, 23 ноября 1900 г.

Грязи и вони в Ялте совсем нет, это европейски чистый и благоустроенный город; в ялтинских гостиницах иногда пованивает. Канализация, кстати сказать, в Ялте чудесная.

О.Л. Книппер, 20 февраля 1901 г.

Я уехал из Италии так рано по той причине, что там теперь снег, холодно и потому, что вдруг стало скучно без твоих писем. <...>

В Ялте тепло, погода хорошая, в комнатах уютно, но в общем скучно. Здесь Бунин, который, к счастью, бывает у меня каждый день.

Н.П. Кондакову, 20 февраля 1901 г.

Я бежал из Ниццы в Италию, был во Флоренции и в Риме, но отовсюду пришлось бежать, так как всюду неистовый холод, снег и — нет печей. Теперь я в Ялте и отогреваюсь.

О.Л. Книппер, 1 марта 1901 г.

Я лично совсем бросаю театр, никогда больше для театра писать не буду. Для театра можно писать в Германии, в Швеции, даже в Испании, но не в России, где театральных авторов не уважают, лягают их копытами и не прощают им успеха и неуспеха. <...> А тут замечательная погода, тепло, солнце, абрикосы и миндаль в цвету... На Страстной я жду тебя, моя бедная обруганная актрисочка, жду и жду...

О.Л. Книппер, 7 марта 1901 г.

Я жив и, кажется, здоров, хотя все еще кашляю неистово. Работаю в саду, где уже цветут деревья; погода чудесная, такая же чудесная, как твои письма <...> Ах, какая ты у меня славная, какая умная, дуся! Я прочитываю каждое письмо три раза — это minimum. Итак, работаю в саду, в кабинете же скудно работается; не хочется ничего делать, читаю корректуру <...> В Ялте бываю редко, не тянет туда, зато ялтинцы сидят у меня подолгу, так что я всякий раз падаю духом и начинаю давать себе слово опять уехать или жениться, чтобы жена гнала их <...> Вот получу развод из Екатеринославской губ. и женюсь опять. Позвольте сделать Вам предложение.

О.Л. Книппер, 11 марта 1901 г.

Твои милые, славные письма доставляют мне необыкновенное удовольствие. Только почему ты не хочешь, чтобы я подписывался иеромонахом? Ведь я живу теперь совершенно по-монашески и имя у меня монашеское <...> твои письма действуют на меня, как соловьиное пение, я их очень люблю. И почерк твой люблю.

О.Р. Васильевой, 12 марта 1901 г.

В Гурзуфе можно жить, там есть недурная (хотя и дорогая, дороже, чем в Ницце) гостиница, хорошая там природа, но — увы! — скучно там, как в закрытом чугунной доскою котле. Впрочем, можно пожить немного, а потом переехать <...> В Гурзуфе недурное купанье. Там у меня есть дача (стоящая 3 тысячи), так вот там великолепное купанье; и я буду брать с Вас по 5 коп. за всякий раз, как только пожелаете выкупаться.

О.Л. Книппер, 16 марта 1901 г.

В Москву я приеду непременно, но поеду ли в этом году в Швецию, — не знаю. Мне так надоело рыскать, да и здравие мое становится, по-видимому, совсем стариковским — так что ты в моей особе получишь не супруга, а дедушку, кстати сказать. Я теперь целые дни копаюсь в саду, погода чудесная, теплая, всё в цвету, птицы поют, гостей нет, просто не жизнь, а малина. Я литературу совсем бросил, а когда женюсь на тебе, то велю тебе бросить театр и будем вместе жить, как плантаторы.

М.П. Чеховой, 16 марта 1901 г.

Погода здесь изумительная. Целый день в саду <...> Журавль ходит, не переставая ни на минуту, по саду и ест насекомых, съел всех муравьев.

О.Р. Васильевой, 20 марта 1901 г.

Когда приедете в Гурзуф, то скажите мне об этом в телефон. Ялта соединена с Гурзуфом; потребуйте соединить с Ялтой, потом потребуйте Чехова, потом звоните... У меня в доме свой телефон. Я ведь важный человек.

А.Л. Вишневскому, 23 марта 1901 г.

В моей личной жизни нового нет ничего и интересного тоже, по-видимому, ничего. Не успеешь утром проснуться и встать, как наступает вечер, когда опять нужно ложиться — так и проходит изо дня в день наша жизнь стариковская.

И.А. Бунину, 25 марта 1991 г.

...позвольте на Страстной ждать Вас. Непременно, обязательно приезжайте, у нас будет очень много закусок, к тому же еще в Ялте такая теплынь теперь, столько цветов! Приезжайте, сделайте такую милость. Жениться я раздумал, не желаю, но все же, если Вам покажется в Ялте скучно, то я, так и быть уж, пожалуй, женюсь.

Идет дождь. Чудесный дождь.

М.П. Чеховой, 2 июня 1901 г.

Милая Маша! То растение, что у меня в кабинете, луковицей наружу, надо поливать раз в три дня. Березу раз в неделю тремя ведрами. Розы раз в неделю обязательно. Камелии и азалии дождевой водой. Эвкалипт находится среди камелий и хризантем, его поливать возможно чаще, каждый день.

Мы плывем в Уфу по реке Белой. Жарко.

П.Ф. Иорданову, 3 августа 1901 г.

Я был на кумысе, теперь опять сижу в Ялте. Нового ничего нет, решительно ничего. Я женился, но месяца три назад, — стало быть, и это уже старо.

О.Л. Книппер, 27 августа 1901 г.

Собака моя, я здоров, но по-прежнему ничего не делаю, так как теперь осенний сезон, ходит много приезжего народа <...> У меня в комнате много больших пауков. Откуда они взялись — черт их знает. Бегают очень быстро. В гостиной ломают печь. Сегодня буду мыть голову.

О.Л. Книппер, 6 сентября 1901 г.

Вчера вечером пришел ко мне некий незнакомец, московский доктор, и сидел, сидел, сидел... я чуть было не заревел с отчаяния. И сегодня приказал Арсению никого не принимать. Баста!

О.Л. Книппер, 9 сентября 1901 г.;

Денег у меня расходуется ежедневно непостижимо много, непостижимо! Надо скорее удирать, дуся моя. Вчера один выпросил 100 р., сегодня один приходил прощаться, дано ему 10 р., одному дано 100 р., обещано другому 100 р., обещано третьему 50 р., — и все это надо уплатить завтра, когда откроют банк.

О.Л. Книппер, 2 ноября 1901 г.

Мне все думается, чего бы такое послать тебе, да ничего не придумаю. Я живу, как монах, и одна ты только снишься мне. Хотя в 40 лет и стыдно объясняться в любви, но все же не могу удержаться, собака, чтобы еще раз не сказать тебе, что я люблю тебя глубоко и нежно. Целую тебя, обнимаю и прижимаю тебя к себе.

О.Л. Книппер, 6 ноября 1901 г.

...вчера я был у Толстого. Застал его в постели. Ушибся немного и теперь лежит. Здоровье его лучше, чем было, но все же — это лишь теплые дни в конце октября, а зима тем не мене близко, близко! Он, по-видимому, был рад моему приезду. И я почему-то в этот раз был особенно рад его видеть. Выражение у него приятное, доброе, хотя и стариковское, или вернее — старческое, слушает он с удовольствием и говорит охотно. Крым все еще нравится ему.

О.Л. Книппер, 9 ноября 1901 г.

Погода сегодня удивительная: тепло, ясно и сухо, и тихо — как летом. Цветут и розы, и гвоздика, и хризантемы, и еще какие-то желтые цветы. Сегодня я долго сидел у себя в саду и думал о том, что погода здесь великолепная, но все же ехать теперь в санях гораздо приятнее. Прости мне сей цинизм.

О.Л. Книппер, 19 ноября 1901 г.

...сегодня приходил актер-антрепренер, ставящий в Ялте «Трех сестер»; он пришел, чтобы пригласить меня принять участие, я же, к его великому удивлению и неудовольствию, стал просить его не ставить «Т(рех) с(естер)». Ставит он пьесу только ради скандала. Сидел у меня больше часа, я замучился.

(Актер-антрепренер — И.А. Добровольцев. Пресса также советовала ему удержаться «от покушения на автора «Трех сестер». Чехов видел спектакль: играли «отвратительно». — Примеч. Г.Ш.).

О.Л. Книппер, 28 ноября 1901 г.

У нас в доме холодно; печки, случается, бывают горячие, но тепла не бывает. У меня в кабинете обыкновенная температура +12 и редко бывает +13. Камина топить нельзя, потому что от камина у меня глаза болят. А при 12 градусах работать трудно. Злюсь только и больше ничего, хотя и знаю, что это глупо.

О.Л. Книппер, 4 декабря 1901 г.

Вчера приходил татарин, богатый, и просил у меня денег под проценты. Когда я сказал ему, что денег под проценты не даю и считаю это грехом, то он удивился и не поверил. Один хороший знакомый взял у меня 600 р. «до пятницы». У меня всегда берут до пятницы.

О.Л. Книппер, 6 декабря 1901 г.

Сегодня приходил грек и просил 600 р. Под проценты. Хорошая у меня репутация!

О.Л. Книппер, 22 декабря 1901 г.

В Ялте сегодня жарко. Маша в восторге, ходит по саду в одном платье; не верится, что в Москве теперь снег и морозы.

О.Л. Книппер, 30 декабря 1901 г.

Скучно без тебя. Завтра нарочно лягу в 9 час. вечера, чтобы не встречать Нового года. Тебя нет, значит, ничего нет и ничего мне не нужно.

К.Д. Бальмонту, 1 января 1902 г.

В Ялте чудесно, совершенно летняя погода, и это скверно. Всю ночь кричат коты, воют собаки, снятся могильные склепы, а днем ярко светит солнце и томят воспоминания, скучаю по холоду, по северным людям.

О.Л. Книппер, 3 января 1902 г.

Теперь январь, у нас начнется отвратительная погода, с ветрами, с грязью, с холодом, а потом февраль с туманами. Положение женатого человека, у которого нет жены, в эти месяцы особенно достойно сожаления. Если бы ты приехала, как обещала, в конце января!

О.Л. Книппер, 9 января 1902 г.

...сегодня идет дождь, холодно, скверно, а третьего дня был мороз, который, как пишут в газетах, достиг −8. Я не выхожу, сижу я у себя в кабинете, и кажется мне, что я на Камчатке уже 24 года. Ничего не пишу, занимаюсь пустяками. Вчера целый день были гости, болела голова <...>

Пошел снег <...>

Представь, солнце выглянуло.

В.С. Кривенко, 25 января 1902 г.

Вам угодно было написать на книге: «Первейшему гражданину Ялты». Увы, я не первейший, не первый и даже не последний гражданин г. Ялты, так как живу не в Ялте, а в Ялтинском уезде.

О.Л. Книппер, 6 февраля 1902 г.

В Ялте очень тепло. Все распускается, айва цветет, миндаль цветет, и все боятся; морозы еще будут и непременно побьет все это. Вчера и сегодня я обрезал розы и — увы! — после каждого куста пришлось отдыхать; здоровье мое, очевидно, за эту зиму сплоховало.

На именины получил азалию, она теперь цветет.

О.Л. Книппер, 7 февраля 1902 г.

Здравствуй, пупсик! Сегодня дрянная погода, снег чуть не по колена.

О.Л. Книппер, 2 марта 1902 г.

Милая моя собака, сегодня на дворе отвратительно: мороз, сильный ветер, одним словом — тьфу! Моя комната и моя постель похожи теперь на дачи, покинутые постояльцами.

О.Л. Книппер, 9 марта 1902 г.

Погода солнечная, нет дождей. Я еще не решил, куда нам поехать летом. На кумыс не хочется. Кстати же, кашель у меня теперь уменьшился, здоровье поправилось. Я бы с удовольствием двинул теперь к Северному полюсу, куда-нибудь на Новую Землю, на Шпицберген.

О.Л. Книппер, 20 марта 1902 г.

У нас все расцвело. Твоя комната с пианино ждет тебя <...> Мы поживем немножко в Ялте, потом поедем на Волгу, потом в Москву <...> Знаешь, а хорошо бы мне будущей зимой пуститься путешествовать, хотя бы по Нилу. Как ты думаешь? Я бы писал тебе длинные письма из Африки. Дуся моя!

П.Ф. Иорданову, 11 мая 1902 г.

У меня не все благополучно: заболела в Петербурге жена, ее привезли в первый день Пасхи, сносили с парохода на руках — и только теперь она стала поправляться. Дождей в Ялте нет и, вероятно, не будет. У Толстого, по-видимому, брюшной тиф.

О.Л. Книппер, 6 сентября 1902 г.

Крокодильчик мой, жена моя необыкновенная <...> Едва я приехал в Ялту, как барометр мой телесный стал падать, я стал чертовски кашлять и совершенно потерял аппетит. Было ни до писанья, ни до поездок. А ту еще, как нарочно, дождей нет и нет, хоть погибай, душа сохнет от жары. Хотел было принять, по обыкновению, Гуниади Янос, но сия вода оказалась в Ялте поддельной...

О.Л. Книппер, 10 сентября 1902 г.

О, если бы дождь! Подло без дождя!

О.Л. Книппер, 14 сентября 1902 г.

Холодно, барометр тянется все выше и выше, дождя нет, и не похоже, что он будет когда-нибудь. Я стал есть помногу. Мух теперь в комнатах чертова пропасть (на дворе им холодно), попадаются они в кофе и в супе. На море качает. Пыль.

<...> Пьесы не могу писать, меня теперь тянет к самой обыкновенной прозе.

О.Л. Книппер, 22 сентября 1902 г.

Пиджаки и брючки мои износились, я стал походить на бедного родственника... Тебе будет совестно ходить со мной по Москве, и так и быть уж, я буду делать вид на улице, что ты со мной не знакома, — и так, пока не купим новых брюк.

О.Л. Книппер, 8 октября 1902 г.

Погода в Ялте теплая. Сегодня подали мне кофе с мухой, вываренной мухой. Такая гадость!

О.Л. Книппер, 30 ноября 1902 г.

Дома застал я все в порядке, все в целости; впрочем, дорогие яблоки, которые я оставил дома до декабря (они созревают только в декабре), Арсений и бабушка положили в кислую капусту.

О.Л. Книппер, 1 декабря 1902 г.

Здесь, в Ялте, новая церковь, звонят в большие колокола, приятно слушать, ибо похоже на Россию.

О.Л. Книппер, 4 декабря 1902 г.

Холодно по-прежнему. Сегодня в Ялте происходило освящение новой церкви, мать была там и вернулась веселая, жизнерадостная, очень довольная, что видела царя и все торжество; ее впустили по билету. Колокола в новой церкви гудят basso profundo (глубоким басом (итал.). — Примеч. Г.Ш.)...

А.С. Суворину, 7 декабря 1902 г.

Пожалуйста, напишите, и чем длиннее, тем лучше, ибо скучища здесь отчаянная. Уже неделя, как идет дождь.

О.Л. Книппер, 17 декабря 1902 г.

Ветрище дует неистовый. Не могу работать! Погода истомила меня, и я готов лечь и укусить подушку. Сломались трубы в водопроводе, воды нет. Починяют. Идет дождь. Холодно. И в комнатах не тепло. Скучаю по тебе неистово. Я уже стар, не могу спать один, часто просыпаюсь.

О.Л. Книппер, 20 декабря 1902 г.

У нас опять много мышей. Каждый день ловлю в мышеловку. И мыши, вероятно, уже привыкли к этому, так как относятся благодушно, уже не боятся этого. А больше писать не о чем <...> жизнь проходит тускло и довольно бессодержательно.

О.Л. Книппер, 24 декабря 1902 г.

Вчера написал Немировичу. Мой «Вишневый сад» будет в трех актах. Так мне кажется, а впрочем, окончательно еще не решил. Вот выздоровлю, и начну опять решать <...> Погода подлейшая, вчера целый день порол дождь, и сегодня пасмурно, грязно. Живу точно ссыльный.

С.П. Дягилеву, 30 декабря 1902 г.

Теперешняя культура — это начало работы во имя великого будущего <...> которая будет продолжаться, быть может, еще десятки тысяч лет для того, чтобы хотя в далеком будущем человечество познало истину настоящего Бога...

О.Л. Книппер, 1 января 1903 г.

С Новым годом, с новым счастьем, милая моя актрисуля, жена моя! <...> желаю тебе маленького полунемца, который бы рылся у тебя в шкафах, а у меня размазывал бы по столу чернила, и ты бы радовалась.

О.Л. Книппер, 3 января 1903 г.

В Москву едет доктор Алексин, будет у тебя. Недавно он участвовал в концерте в пользу андижанцев, и рояль не играл, черные клавиши отказались служить, и он, Алексин, заподозрил г-жу Татаринову, что она-де что-то подложила в рояль из мести; произошла за кулисами перебранка, Татаринова заболела и лежит до сих пор с температурой. Вот такие трррагедии мы переживаем!

О.Л. Книппер, 13 января 1903 г.

Сегодня земля покрыта снегом, туманно, не весело. Мне грустно, что у меня столько времени ушло без работы и что, по-видимому, я уже не работник. Сидеть в кресле, с компрессом и киснуть не очень-то весело. Ты меня разлюбишь, дусик? <...> Если бы у тебя журавлиный нос вырос, то и тогда бы я тебя любил.

О.Л. Книппер, 20 января 1903 г.

Именины мои прошли скучно. Никого не было. Зато подарков много: ананасовое варенье, которого я не ем, промокательная бумага на ящике, который никуда поставить нельзя, ручка из горного хрусталя, которою писать нельзя, и конфекты, которых я не ем.

О.Л. Книппер, 23 января 1903 г.

Ах, какая масса сюжетов в моей голове, как хочется писать, но чувствую, чего-то не хватает — в обстановке ли, в здоровье ли. Вышла премия «Нивы» — мои рассказы с портретом, и мне кажется, что это не мои рассказы. Не следовало бы мне в Ялте жить, вот что! Я тут как в Малой Азии.

О.Л. Книппер, 30 января 1903 г.

...вчера я был в городе после долгого заточения, постригся там, помолодел лет на восемь, но, должно быть, с непривычки, очень устал <...> Без тебя мне неважно, можно даже сказать, плохо, но все же становится приятно при мысли, что ты у меня есть. Без тебя я одичал бы и постарел, как репейник под забором.

О.Л. Книппер, 1 и 2 февраля 1903 г.

Погода ужаснейшая: сильный, ревущий ветер, метель, деревья гнутся. Я ничего, здоров. Пишу. Хоть и медленно, но пишу <...> Снегу навалено пропасть, как в Москве. Писем от тебя нет. Поймалась мышь.

К.С. Алексееву (Станиславскому), 5 февраля 1903 г.

Я был нездоров, теперь ожил, здоровье мое поправилось, и если я в настоящее время работаю не так, как следует, то виноваты в этом холод (в кабинете всего 11 градусов), безлюдье и, вероятно, лень, которая родилась в 1859 году, т. е. на год раньше меня. Но все же после 20 февраля рассчитываю засесть за пьесу <...> В голове она у меня уже готова. Называется «Вишневый сад».

О.Л. Книппер, 5 февраля 1903 г.

Актрисуля, вот уже два дня и две ночи, как от тебя нет писем. Значит, ты меня уже бросила? Уже не любишь? Если так, то напиши, и я вышлю тебе твои сорочки, которые лежат у меня в шкафу, а ты вышлешь мне калоши мои глубокие. Если же не разлюбила, то пусть все останется по-старому <...> на дворе погода холодная — то дождь, то снег, и ветер еще не унялся. Пишу по 6—7 строчек в день, больше не могу, хоть убей.

О.Л. Книппер, 11 февраля 1903 г.

Ты пишешь, что завидуешь моему характеру. Должен сказать тебе, что от природы характер у меня резкий, я вспыльчив и проч. и проч., но я привык сдерживать себя, ибо распускать себя порядочному человеку не подобает. В прежние времена я выделывал черт знает что. Ведь у меня дедушка, по убеждениям, был ярый крепостник.

О.Л. Книппер, 19 февраля 1903 г.

Погода чудесная, я почти целый день сижу на дворе и чувствую себя очень здоровым. Нового ничего. Говорил Арсений, будто приходили ко мне какие-то две дамы или девицы, но он их не принял, что ты как супруга строгая должна одобрить <...> Получил из Сухума растения, завтра буду сажать. Вот если бы в Ялте всегда была такая погода! Тогда бы можно было жить.

О.Л. Книппер, 20 февраля 1903 г.

Весь день сегодня просидел внизу, в саду, сажали ирисы японские и германские.

О.Л. Книппер, 3 марта 1903 г.

Я здоров, ничего не болит, кашляю меньше. Скучно. Погода хуже. В Ялте переполох: все ждут приезда Горького.

О.Л. Книппер, 5—6 марта 1903 г.

...так как я уже не литератор, а гастроном, то сегодня отправился в магазин Кюба, уже открытый. Там оказалась чудесная икра, громадные оливки, колбаса, которую делает сам Кюба и которую нужно жарить дома (очень вкусная!), балык, ветчина, бисквиты, грибы... Одним словом, из Москвы не нужно уже ничего привозить, кроме круп и пшена.

О.Л. Книппер, 19 марта 1903 г.

За зиму я отвык от людей, от жизни, уже ничего не умею, решительно ничего, так что пригласи к себе кого-нибудь, а когда я приеду, то будем спать втроем.

О.Л. Книппер, 28 марта 1903 г.

Актрисуля моя изумительная, я загорел отчаянно и теперь боюсь, что, когда ты увидишь меня, ты замахаешь руками и потребуешь развода. А мне так хочется с тобой пожить! Хоть немножечко! <...> Прежде чем уехать в Петербург, сними с электричества стеклянные колпачки и спрячь их <...> Это надо, а то без тебя будут шалить и жечь электричество.

О.Л. Книппер, 8 апреля 1903 г.

Гости без конца, а когда нет гостей, то выбегаешь в сад посидеть и вздохнуть <...> Пьесу буду писать в Москве, здесь писать невозможно. Даже корректуру не дают читать <...> Горький здесь.

О.Л. Книппер, 20 сентября 1903 г.

Сегодня мне легче, но все же я не совсем здоров. <...> Я так далек от всего, что начинаю падать духом. Мне кажется, что я как литератор уже отжил, и каждая фраза, какую я пишу, представляется мне никуда не годной и ни для чего не нужной.

О.Л. Книппер, 7 октября 1903 г.

Вчера приезжала ко мне Ольга Михайловна (Соловьева. — Примеч. Г.Ш.), красивая дама, нужно было поговорить о деле, о попечительстве в гурзуфской школе; о деле мы говорили только пять минут, но сидела она у меня три часа буквально <...> Когда она ушла, я уже не мог работать, внутри у меня все тряслось, а пьеса моя, между тем, еще не переписана...

О.Л. Книппер, 10 октября 1903 г.

Сегодня был Костя (брат О.Л. Книппер. — Примеч. Г.Ш.); он вчера сидел долго в ресторане и записывал биллиардные выражения для моей пьесы.

О.Л. Книппер, 15 октября 1903 г.

Я беспокоюсь, телеграф разрушен метелями, и моя телеграмма еще, вероятно, не дошла до тебя. Насчет своей пьесы не имею никаких определенных ожиданий, она надоела мне и потому не нравится. Здоровье мое все лучше и лучше. Вчера я мало ел, дал себе отдых, а сегодня опять ел, как прорва. Бедная женщина, иметь такого мужа-объедалу!

О.Л. Книппер, 19 октября 1903 г.

Дуся моя, лошадка, тысячу рублей за баню! Тоскую по бане, на теле растут грибы и папоротники.

О.Л. Книппер, 21 октября 1903 г.

Когда же, наконец, придет твое письмо? Мне хочется прочесть о моей пьесе, нетерпение, которое ты поняла бы, если бы жила, как я, в этой теплой Сибири. Впрочем, к Ялте я уже начинаю привыкать; пожалуй, научусь здесь работать.

О.Л. Книппер, 24 октября 1903 г.

Я тебя люблю, лошадка, и поэтому буду колотить. Дуся родная, когда же ты будешь меня слушаться? Я просил тебя тысячу раз получше заклеивать конверты, твои письма приходят ко мне почти распечатанные.

О.Л. Книппер, 30 октября 1903 г.

Мне скучно, работать не могу. Погода пасмурная, холодно, в комнатах чувство печей. <...> Что за мучение обрезать ногти на правой руке. Без жены мне вообще плохо. К халатику твоему привыкаю. А вот к Ялте не могу привыкнуть. В хорошую погоду казалось, что все хорошо, а теперь вижу — не дома! Точно я живу теперь в Бирске...

О.Л. Книппер, 1 ноября 1903 г.

Сегодня ветер, холодно. В Таганроге праздновали мой юбилей, газеты пишут про этот юбилей, хотят, очевидно, чествовать меня, т. е. наврать про меня еще больше; а между тем мой юбилей (25 л.) (25-летие литературной деятельности Чехова отмечали в Московском Художественном театре в январе 1904 года. — Примеч. Г.Ш.) будет года через два-три, не раньше.

Вл.И. Немировичу-Данченко, 2 ноября 1903 г.

Очень бы мне хотелось теперь пойти в «Эрмитаж», съесть там стерлядь и выпить бутылку вина. Когда-то я solo выпивал бутылку шампанского и не пьянел, потом пил коньяк и тоже не пьянел.

О.Л. Книппер, 3 ноября 1903 г.

Хризантемы цветут, деревья еще зелены, а на горах уже снежок. Мне хочется пройтись по Кузнецкому и Петровке в новой шубе.

О.Л. Книппер, 8 ноября 1903 г.

Мой юбилей — это выдумки. Про меня никогда еще не писали в газетах правды <...> Когда, наконец, я с тобой увижусь? Когда я буду колотить тебя? Твой сверхчеловек, бегающий в сверхватерклозет.

В.Л. Кигну (Дедлову), 10 ноября 1903 г.

Я все похварываю, начинаю уже стариться, скучаю здесь в Ялте и чувствую, как мимо меня уходит жизнь и как я не вижу многого такого, что как литератор должен бы видеть. Вижу только и, к счастью, понимаю, что жизнь и люди становятся все лучше и лучше, умнее и честнее — это в главном, а что помельче, то уже сливается в моих глазах в одноцветное, серое поле, ибо уже не вижу, как прежде.

О.Л. Книппер, 25 ноября 1903 г.

Погода изумительная, райская, ни одной сколопендры, ни одного комара; но боюсь, как я на пароход, так и задует. Арсений полнеет, благодушествует, Шарик вырос, лает днем и ночью.

С.А. Петрову (епископу Сергию), 13 января 1904 г.

Считаю нужным предупредить, что крымская весна не похожа на русскую, она холодна, ветрена, малоинтересна, а хороша она разве только тем, что начинается рано; в конце февраля и в марте она уже сильно чувствуется. На Кавказе весной тоже неинтересно, холодно. Я бы дорого дал, чтобы мне можно было проводить весну под Москвой, а не в Ялте.

О.Л. Книппер, 25 февраля 1904 г.

А погода все ужасная. Кое-что цветет в саду, но я не вижу, не хочется и смотреть. На горах туман, холодно, бесконечно сыро. В комнатах стало тепло. Сплю хорошо <...> Умер доктор Дмитриев, ялтинский старожил.

О.Л. Книппер, 1 марта 1904 г.

Кашалотик мой милый <...> Сегодня хороший, тихий день, вчера я зубы чистил, руки на ночь мыл, ужинал, сегодня обедал, ем по очень многу, но за обедом не говорю ни одного слова, так как теперь пост, и я обедаю один; всем доволен <...> В спальне у меня новые подсвечники: львы с собачьими задами, подаренные Стаховичем. Вчера был на похоронах доктора Дмитриева, а сегодня прочитал о смерти Штрауха...

О.Л. Книппер, 8 марта 1904 г.

Мне уже очень хочется в Москву, поскорее бы на дачу. Здесь погода премерзкая, хоть цветут миндали и айва, хочется простора и северного воздуха <...> Получил от Орленева письмо: пишет, что едет в Ялту, хочет возвратить мне 100 рублей, которые взял три года назад.

О.Л. Книппер, 10 марта 1904 г.

...в Ялте, какая бы она ни была, климат мягче, чем в прочих местах, есть канализация, есть хорошие врачи, бывают наездом великолепные врачи, а в Алупке брюшной тиф, в Севастополе — ни души знакомой и холодно.

О.Л. Книппер, 15 марта 1904 г.

Хожу в новых сапогах. Завтра здесь играет Орленев в «Искуплении» (спектакль по драме Г. Ибсена «Привидения». — Примеч. Г.Ш.), и я, вероятно, пойду, если не будет дождя. А дождь то и дело, холодище, грязь, на горах снег. Надоел я тебе описаниями погоды, но что делать, голубчик, кроме тебя мне некому пожаловаться.

О.Л. Книппер, 19 марта 1904 г.

Милая жена моя, дрянь, собака, отчего нет писем?

О.Л. Книппер, 4 апреля 1904 г.

Сегодня воскресенье, я принял порошок — героин, и мне приятно, ощущаю спокойствие.

О.Л. Книппер, 8 апреля 1904 г.

У меня опять расстройство кишечника, принимал опий с висмутом. <...> Купи мне в Петербурге модный галстух или даже два. А то отколочу. Ты должна меня бояться, я строгий человек.

О.Л. Книппер, 10 апреля 1904 г.

Погода теплая, но в тени холодно, вечера холодные. Гуляю лениво, ибо почему-то задыхаюсь. Здесь в Ялте какая-то приезжая дрянь ставит «Вишневый сад». Я жду не дождусь, когда увижу тебя, радость моя. Живу без тебя, как кое-кака, день прошел — и слава Богу, без мыслей, без желаний, а только с картами для пасьянса и с шаганьем из угла в угол. В бане не был уже давно, кажется, шесть лет. Читаю все газеты <...> и от этого становлюсь бурым.

А.В. Амфитеатрову, 13 апреля 1904 г.

Пишу я теперь мало, читаю много <...> Сегодня читал <...> горьковского «Человека», очень напомнившего мне проповедь молодого попа, безбородого, говорящего басом, на о, прочел и великолепный рассказ Бунина «Чернозем» <...> Если буду здоров, то в июле или августе поеду на Дальний Восток не корреспондентом, а врачом. Мне кажется, врач увидит больше, чем корреспондент.

О.Л. Книппер, 16 апреля 1904 г.

...я в этой Ялте одинок, как комета, и чувствую себя не очень хорошо. Третьего дня в местном театре (без кулис и без уборных) давали «Вишневый сад» <...> какие-то подлые актеры во главе с Дарьяловой <...> должен сознаться, что провинциальные актеры поступают просто как негодяи.

О.Л. Книппер, 17 апреля 1904 г.

У нас в Ялте прохладно, идет дождь <...> Художник Коровин, страстный рыболов, преподал мне свой способ рыбной ловли, без насадки; способ английский, великолепный, но только нужна хорошая река, вроде алексеевской в Любимовке. Я собираюсь выписать из Питера лодку.

О.Л. Книппер, 18 апреля 1904 г.

...нет возможности жить в Ялте, такая масса всякого рода беспокойщиков. Был сегодня какой-то господин, оставил рукопись и письмо с просьбой об аржанах (деньги (фр.). — Примеч. Г.Ш.), обещал побывать еще вечером; приедет сейчас Софья Петровна со скучнейшим господином, который будет снимать меня.

О.Л. Книппер, 20 апреля 1904 г.

Ты спрашиваешь: что такое жизнь? Это все равно, что спросить: что такое морковка? Морковка есть морковка, и больше ничего не известно.

В.М. Соболевскому, 20 апреля 1904 г.

В Ялте нет еще настоящего тепла, сегодня прохладно, небо хмурится, а завтра, вероятно, задует неистовый ветер и будет три дня без передышки. У меня расстройство кишечника и кашель, и это тянется уже несколько недель; и мне кажется, что всему этому немало способствует здешний климат, который я люблю и презираю, как любят и презирают хорошеньких, но скверных женщин.

М.П. Чеховой, 23 апреля 1904 г.

У нас по обыкновению все благополучно. Настя ходит с тетрадкой и учит роль, кухарка поет, а кушанья подают горячие, ничего не ем, кроме супа, желудок расстроен и проч. и проч. Шнап каждый день ходит на базар, Тузик сердится, Шарик чувствует себя мещанином и робко помахивает хвостом. Мать здорова. Погода холодная, неприятная.

В.С. Миролюбову, 16 мая 1904 г.

У меня обстоятельный катарище кишок и плеврит. Первого июня еду за границу по приказанию доктора, лечиться от эмфиземы. А доктор у меня немец.

М.П. Чеховой, 16 мая 1904 г.

Милая Маша, здоровье мое лучше <...> Мои растения в кабинете не вели выносить на ночь на чистый воздух. Пинтенекцитию надо поливать каждые три дня (т. е. 3, 6, 9, 12 числа), как я и говорил Арсению.

Нового ничего нет. Будь здорова, думай поменьше, ложись попозже и читай побольше.

П.И. Куркину, 12 июня 1904 г. Баденвейлер.

Здоровье входит не золотниками, а пудами. Badenweiler хорошее местечко, теплое, удобное для жизни, дешевое, но, вероятно, уже дня через три я начну помышлять о том, куда бы удрать от скуки.

М.П. Чеховой, 12 июня 1904 г. Баденвейлер.

Впечатление кругом — большой сад, за садом горы, покрытые лесом, Людей мало <...> уход за садом и цветами великолепный, но сегодня вдруг ни с того ни с сего пошел дождь, я сижу безвыходно в комнате, и уже начинает казаться, что дня через три я начну подумывать о том, как бы удрать <...> отсюда в Ялту, быть может, приедем морем через Триест.

М.П. Чеховой, 16 июня 1904 г. Баденвейлер.

У вас все благополучно, очень рад. Здесь я пробуду, вероятно, еще три недели, отсюда ненадолго в Италию, потом в Ялту...

Г.И. Россолимо, 28 июня 1904 г. Баденвейлер.

Одышка тяжелая, просто хоть караул кричи <...> Что за отчаянная скучища этот немецкий курорт Баденвейлер!