1. Несколько основных положений и тезисов книги
Моя книга «Присутствие через отсутствие: новая поэтика чеховских пьес», опубликованная на английском в 2014 году, представляет собой — как показывает уже ее название — попытку предложить всеобъемлющее исследование поэтики Чехова-драматурга. Для этой поэтики характерны уникальные специфические особенности, которые раскрываются в книге при помощи как «внешнего», так и «внутреннего» подходов. «Внутренний» подход — это детальный анализ сцен, событий, персонажей, отношений между героями главных чеховских пьес («Чайки», «Дяди Вани», «Трех сестер» и «Вишневого сада») и т. д. «Внешний» — это рассмотрение художественной системы Чехова извне, то есть ее различные контрастные сопоставления:
а) с художественными системами других выдающихся драматургов, принадлежащих к разным литературам и историческим периодам (Шекспир, Ибсен, Беккет и др.);
б) с типичными чертами основных драматических жанров (трагедии, комедии и др.);
в) с важнейшими «-измами» (реализмом, натурализмом, символизмом и др.);
г) с другими искусствами (особенно — с музыкой), а также
д) в определенной степени, с художественными системами других крупнейших представителей русской литературы XIX века (Толстого, Достоевского, Гоголя).
Предлагаемая книга — это попытка определить специфику Чехова, дополняя (и смещая) традиционное понятие «подтекст», которое, при всей своей суггестивности, остается размытым и импрессионистичным; в данной работе я пытаюсь найти более точные и эффективные аналитические инструменты. Эти инструменты обеспечиваются введением понятий «присутствие, данное в отсутствии» и «нереализованный потенциал».
Один из основных тезисов монографии — это утверждение существования изоморфизма между чеховской тематикой и композиционной техникой. В области тематики драматург сосредоточивается на героях, которые не смогли самореализоваться, и на нереализованных потенциалах в сфере работы, любви, образования, коммуникации и т. п.; в области композиционной техники он структурирует свои тексты как цепочки «потенциалов» (главным образом ожиданий), за которыми не следует реализация. Эффект никогда не реализующейся потенциальной энергии является одной из отличительных черт чеховской поэтики. Нет никакой логической обязательности в том, чтобы художественная система, характеризующаяся в области конструирования тем и персонажей принципами «нереализованных потенциалов» и «присутствия, данного в отсутствии», использовала бы те же принципы в композиции текстуальных мгновений. Напротив, куда легче представить себе автора, чьи произведения будут изобиловать людьми, недовоплотившимися в реальной действительности, и/или потенциалами, нереализованными в любви, в труде, в получении образования и т. д., между тем, как словесно-действенная ткань текста не поведёт читателя сквозь дебри тщетных надежд и ожиданий. Легко вообразить себе и другой вариант, где определенная композиционная последовательность текстуальных мгновений будет целенаправленно разрушать ожидания, возникающие у читателя, однако персонажи этого произведения не будут представлены в качестве нереализованных личностей. Между тем чеховская художественная система, в отличие от описанных выше ситуаций, обнаруживает великолепный изоморфизм, возникающий между разными уровнями и измерениями тематических структур и словесного-действенного пространства.
В историко-литературной перспективе для дочеховской драматургии характерны реализованные потенциалы, в то время как послечеховскую драматургию (в основном театр абсурда) отличает отсутствие потенциалов. Чехов — великий создатель мощных потенциалов, которые жаждут реализации. В его мире они никогда не реализуются, однако при этом и не аннулируются неудачами реализации.
В книге рассматривается также еще одно типичное свойство чеховского драматического текста, которое отличается по своей природе от качеств его же рассказов. Чехов-драматург стремится использовать чисто театральное взаимодействие между вербальными и невербальными компонентами того целого, которое может быть воплощено на сцене. В противовес взглядам довольно многих критиков прошлого, обращавшихся к чеховским пьесам (не исключая и ранние высказывания о них самого автора), — я подчёркиваю, что величие Чехова-драматурга оказывается в большой степени результатом того, что он умеет мастерски сочетать вербальные и невербальные компоненты театра, недоступные для других художественных техник, в особенности — для повествовательной прозы. Теоретический вывод, который можно сделать из этой характерной чеховской черты, состоит в том, что драматический конфликт оказывается менее важен для определения специфики драматургии, чем это представлялось некоторым теоретикам. Однако чеховская драма вовсе не бесконфликтна, как может показаться; ее конфликты часто заключены внутри персонажей и даже происходят в сознании зрителей, а не между персонажами.
Другая характерная для Чехова сложная структурная особенность — это использование запутанных сетей взаимодействий, которые соединяют внутренне исчерпанные элементы (например, неинтересные сами по себе, «слабые» реплики или персонажи приобретают значимость через взаимодействие друг с другом или объединяющие их аналогии). Другими словами, каждый элемент — будь то персонаж, реплика, диалог, сцена, и т. д. — может показаться неинтересен сам по себе, рассмотренный отдельно; однако если принять во внимание сходства и другие связи между ними — и не только сами сети связей, но и элементы, которые эти связи объединяют, — то тогда каждый элемент становится более «плотным», целостным, гораздо более интересным и значимым.
2. Внутренняя структура книги
Композиция книги построена по принципу концентрических кругов: внешнего и внутреннего.
Внешний круг включает главы первую и вторую, а также десятую и одиннадцатую — то есть открывающие и закрывающие монографию части. В этом внешнем круге чеховская поэтика и художественный мир рассматриваются, так сказать, с некоторой дистанции: первая глава исследует принципы чеховской тематики («Что?»), вторая — принципы структурно-композиционной техники («Как?»). Глава десятая намечает внешние перспективы: литературные направления и «-измы»; жанры (комедия, трагедия и др.); историческая поэтика (место поэтики Чехова в ряду художественных систем авторов, работавших до и после него); а также перспективу эстетической оценки, задаваясь вопросом: возможно ли обосновать величие Чехова объективно, и если да, то каким образом? Глава одиннадцатая завершает книгу, предлагая перспективу будущего («Чехов и потомство»). Она поднимает такие вопросы: как, каким образом чеховский мир и поэтика представляют будущее? Как это будущее (то есть наше недавнее прошлое, наше настоящее и НАШЕ будущее) представляется сегодня, и каким будет представляться в будущем мир и поэтика чеховской драматургии?
Внутренний круг составляет сердцевину книги. Здесь чеховское драматическое искусство рассматривается через сами его тексты, путём детального и системного анализа. Эта часть начинается с обсуждения начал четырёх главных пьес (глава 3) и заканчивается анализом их финалов (глава 9). Между этими обрамляющими главами исследуются основные аспекты чеховского мира и его художественной системы:
— драматичность и театральность, а именно — роль драмы и театра в чеховских произведениях и наоборот — роль чеховских произведений в мире драмы и театра, а также то, каким образом, в каком смысле, по какой причине и до какой степени чеховские пьесы «театральны» и «драматичны» (глава 4);
— характеры и характеристики (кто?), а именно — некоторые характерные черты «чеховского человека/персонажа», анализ чеховской техники взаимной характеристики и т. д. (глава 6);
— коммуникация, а именно — каким образом, по какой причине, до какой степени и при каких условиях чеховские действующие лица осуществляют (или не осуществляют) коммуникацию друг с другом (глава 6);
— эмоциональная сдержанность, а именно — каким образом Чехов создает эту центральную черту своего искусства и что придает ей столь сильный и узнаваемый «чеховский» характер (глава 7);
— «философствования», идеи/идеологии и ценности — аналогично, каким образом Чехов создает эти черты своего художественного мира и как он поддерживает равновесие ценностей и верований с помощью аналогий, дополняющих аспектов и т. д. (глава 8).
Плотная структура книги продумана специально, чтобы оправдать ее претензию на всестороннее исследование чеховской поэтики как единой целостной системы.
3. Если бы знать Чехова
Подзаголовок книги — «Новая поэтика» — относится, разумеется, к фундаментальным трудам покойного Александра Павловича Чудакова, и вся книга обязана своим появлением прежде всего ему — как, впрочем, и работам многих других ученых. Однако при этом эта монография пытается утвердить взгляд на поэтику Чехова как на нечто в гораздо большей степени мотивированное в деталях, чем считал Чудаков. Чехова можно сравнить с человеком, который часами простаивает перед зеркалом, стараясь придать себе растрёпанный вид. Этот тщательно продуманный эффект небрежности — на самом деле всего лишь часть чеховской неуловимой сложности. Главная задача книги — выявить эту неуловимость, попытаться ее проанализировать и понять, сделать яснее, однако избежать при этом упрощений. Автор надеется, что его труд будет способствовать лучшему — пусть и не полному — пониманию и истолкованию феномена Чехова. Полное понимание этого феномена — раскрытие всего «генома» чеховской художественной системы — подобно горизонту, которого пытается достичь идущий, прекрасно зная при этом, что к горизонту всегда можно двигаться, но достичь его нельзя никогда.
Именно в этом духе, по сути, написан финал «Трех сестер»: «если бы знать» означает «мы не знаем» и «мы никогда не узнаем» и «мы знаем, что мы никогда не узнаем». Однако несмотря на это, мы продолжаем отчаянно желать знать, несмотря на то, что осознаём: наше желание не может быть удовлетворено. Я применяю чеховскую фразу «если бы знать» к желанию чеховедов познать секреты чеховского искусства без согласия автора; однако аналогия тут напрашивается, потому что задача полного понимания великого искусства чрезвычайно похожа на задачу полного понимания жизни и мира в целом. Обе они неизбежны для человека, и обе в конечном счёте недостижимы.
Примечания
Перевод А. Степанова.
Golomb, Harai. Presence through Absence: A New Poetics of Chekhov's Plays. Brighton, Chicago and Toronto: Sussex Academic Press, 2014. 413 + xxv pages.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |