Апельсины

«Мы были молоды, и горе еще не коснулось нас. Весной (...) мы любили «пошататься» в предместьях Москвы...»

Мемуары К.А. Коровина — настоящее художественное произведение, работать с ним сложно, ибо каждую новеллу писал живописец, — они переполнены яркими тонами, настроением. Но фон их расплывчат, детали произвольны, и оттого смазано многое — время, место событий, фамилии... Всякие мемуары, созданные лет 30—40 спустя, содержат ошибки. Порой остается только разгадывать: где — вымысел, а где — правда. Но новеллу Коровина «Апельсины» пришлось проверять особенно пристрастно.

Дело было в начале мая 1883 г. Антон Павлович, уже студент 4 курса, сидел у брата Николая в «Восточных номерах», когда в комнату вошли Коровин и Левитан. День оказался свободным, нашлось немного денег, и потому все стали весело и шумно собираться на прогулку. Зашла речь о купании, но Чехов утверждал, что делать это еще рано: «Я не позволю, я доктор. Никого еще не лечил покуда, и кто будет лечиться у меня — тоже не знаю, но все-таки врач, и купаться запрещаю». А еще он смеялся и говорил, что, получив диплом, будет брать деньги за визит. И показывал, как брать — опуская глаза или нахально, рассматривая, что дали... Шутил, конечно: позже, практикуя, лечил в основном бедноту и деньги брал редко.

Решено было идти в Петровско-Разумовское. Вышли на Садовую. «Как хорошо на улице! — писал Коровин. — Тарахтят колеса по сухим мостовым, солнце светит радостью, синие тени отделяют заборы, деревья и резко ложатся на землю. Какой контраст: солнце, весна, воздух и накуренная комната номеров!» С Садовой студенты повернули на Большую Тверскую-Ямскую, затем миновали Тверскую заставу и Триумфальные ворота и вышли на Петербургское шоссе. Дорогою Николай Чехов дурачился и шутил, Антон пытался разговорить студента Новичкова — личность суровую и строгую. А Коровину запомнилась чеховская записная книжка — была у него такая, самодельная, сшитая из отдельных листочков: «Антон Павлович, севши на край канавы, на травку, вынул из кармана маленькую книгу и что-то быстро записал»¹.

Окрестности живописец воспроизвел довольно точно. Справа прятались в цветущих весенних садах деревянные дачи. Весело раскрашенные домики с закрытыми ставнями походили на детские игрушки. Горожане еще не переезжали сюда. А слева тянулось большое Ходынское поле — место летних военных лагерей...

«Мы подходили к Петровскому дворцу, — вспоминал Коровин. — Я любовался архитектурой. Такие формы бывают на старых фарфоровых вазах, где пейзажи и все дышит радостью, обещанием чего-то восхитительного, фантастического... О своем впечатлении я сказал Антону Павловичу. «Да, — ответил он, — вся жизнь должна быть красивой, но у красоты, пожалуй, больше врагов, чем даже было у Наполеона»»².

Дворец стоял на кругу ровной площадки. Там и решили отдохнуть. Здесь, прислоненные к тополям, стояли длинные зеленые скамьи. Молодые люди уселись перекусить на одну из них³. Подошел разносчик с лотком апельсинов. Вот рассказ Коровина: «Антон Павлович спросил: «Сколько, молодец, за все возьмешь? Разносчик посчитал апельсины. — Два сорок. — Ну, ладно, я дам тебе три рубля, только подожди часок тут. Я поторгую. Я раньше торговал, лавочником был. Тоже хочется не забыть это дело».

Общеизвестно, что в детстве Чехову довелось торговать в бакалейной лавочке, которую снимал в Таганроге его отец. И вот теперь, вспомнив свой опыт, Антон Павлович решил пошутить. Он принялся продавать апельсины по дешевке, чем сильно удивил публику. Чем несговорчивее оказывался покупатель, тем охотнее сбавлял цену мнимый разносчик. Особенно затянулся торг с молоденькой барышней. Апельсины подешевели окончательно, но...

— Хорошо-с, пожалуйте, — ответил Чехов. — Только без кожи.

— То есть, как же это без кожи?

— Кожей отдельно торгуем-с.

Барышня глядела удивленно.

— Кто же кожу покупает?

— Иностранцы-с, они кожу едят».

Этот эпизод Коровин передал довольно точно, ибо в сценке на кругу замечательно проявились актерские способности писателя. Многие современники вспоминали позднее его смешные розыгрыши и вообще виртуозное исполнение сценок в лицах.

Кто знает, может быть, так рождался новый сюжет... Но случилась беда: разносчик рассердился, недовольный такою торговлей, да еще и свою обиду выдумал... Оставалось 10 апельсинов. Пять Антон Павлович взял на дорогу, а остальные отдал разносчику...

«Мы пошли дорогой на Петровско-Разумовское, — продолжал мемуарист. — Но, пройдя немного, услышали свистки. Оглянулись и увидели бежавших в нашу сторону двух городовых и разносчика. Мы остановились. Разносчик показывал на нас городовым и кричал: «Эти самые студенты!»».

Дело неожиданно приняло серьезный оборот: полицейские твердили, что молодые люди съели у разносчика все апельсины, не заплатив. И приятели, наконец, поняли, что торговец оклеветал их, обидевшись, что «господа не дали на чай».

«Чехов смотрел на разносчика, — писал Коровин. — Левитан возбужденно повторял: «Ах, как подло, как подло!»».

Пришлось подчиниться и отправиться в полицейский участок.

Нам же, оценивая достоверность дальнейшего рассказа Коровина, не обойтись без рассуждений и городской топографии тех лет. Дорога в Петровско-Разумовское от дворца была одна — по Нарышкинской аллее, затем — Петровско-Разумовским проездом (ныне часть его составляет Старый Петровско-Разумовский проезд) на Старое шоссе (ныне улица Вучетича). Дальше тянулся большой парк — владения Петровской земледельческой академии. Об этом говорят старые московские планы и путеводители.

Если бы молодые люди и ушли чуть дальше Нарышкинской аллеи, то все равно были бы задержаны полицейскими 2-го участка Сущевской части⁴. А в 1883 г. контора этого участка располагалась рядом с Тверской заставой, на площади, в доме купца Аристова, в самом конце Большой Тверской-Ямской.

Но что же рассказал Коровин?.. Читаем: «...у самой Петровской заставы ввели нас во двор и приказали подняться на крыльцо грязного одноэтажного кирпичного дома с отвалившейся штукатуркой»⁵.

Молодые люди прошли первую комнату, где за деревянной решеткой кричал пьяный, и оказались в большом помещении — канцелярии. Там заплаканная, бедно одетая женщина что-то втолковывала писарю. «Вдруг быстро отворилась дверь справа, и вошел высокого роста пристав в короткой венгерке со светлыми пуговицами. Кудрявые волосы, ухарски причесанные на пробор, кольцами закрученные усы. Карие глаза квартального улыбались».

Выслушав краткий доклад городового, пристав начал допрос разносчика. «Потерпевший» утверждал, что апельсинов было больше сотни. Одного он не мог объяснить, как позволил съесть бесплатно такое количество товара. Торговец запутался, а пристав — опытный служака, понял — что-то не так...

Он попросил у молодых людей документы. «У Левитана была бумага на право писать с натуры от московского губернатора (...), у меня тоже. Чехов дал карточку журналиста, брат Чехова не имел ничего, а Новичков как-то ушел раньше...»

Особый интерес у полицейского вызвала карточка Чехова.

«— Чехонте? Знаю-с, читал... Скажите, как же это? Трудно верить, чтобы по 25 апельсинов съесть, даже очень трудно...»

Но тут торговец не растерялся и заявил, что апельсинов было меньше. Но пристав уже не слушал. Он обратился к Антону Павловичу и попросил рассказать, как было дело. Чехов коротко поведал о торговле на кругу. А затем пристав жестко вынудил разносчика сознаться в корыстном умысле и вранье, сунул ему мелочь и выгнал вон.

Полицейский оказался добрым и общительным человеком. Он пригласил студентов к себе в комнату: «Зайдемте закусить. Коршунов! Подбодри самоварчик!» Далее Коровин в деталях воспроизвел интерьер: «Комната пристава была с низеньким потолком, окна выходили в сад. Все было неряшливо. Грязная салфетка на комоде с зеркалом и фарфоровая собачка на ней, в углу умывальник, на стене ковер, на котором висели две скрещенные сабли, и тахта внизу. Пыль на коврах, большое кресло и венские стулья. Все говорило о житии холостяцком...»

На круглом столе вскоре появились закуска, пирог с капустой, самовар и настойка. Пристав приглашал Чехова захаживать, ссылаясь на интересные истории из своей практики.

«— Что это за красавица? — спросил Антон Павлович, показывая на портрет красивой женщины в круглой раме, висевшей на стене.

Пристав объяснил, что эта женщина — его жена, а сам он — отставной кавалерист. И рассказал, что однажды нанял сыну репетитора. С этим репетитором и бежала супруга.

— Вот и разбил семью. Слышал, что где-то он теперь философию права читает.

Он помолчал и вскоре добавил:

— Хорошенькое право для молодого человека — отнять женщину вдвое старше и разбить жизнь...»

И все-таки описанное Коровиным — правда!

Самое невероятное — место действия, обозначенное Коровиным, сохранилось!.. И документы доказывают неопровержимо — бывший дом Аристова, где в 1883 г. находился 2-й полицейский участок, есть не что иное, как существующий и теперь заурядный дом 1870-х гг. постройки (ныне — 1-я Тверская-Ямская улица, дом № 29). Он так же привычен для москвича, как Белорусский вокзал, стоящий почти напротив. Этот корпус, занимающий целый квартал, оброс аляповатыми вывесками и безвкусными пристройками, но так и остался неотъемлемой частью площади⁶.

Если войти в подворотню, то сразу откроется невзрачное, многажды переделанное здание о двух этажах. В 1883 г. оно было одноэтажным и значилось нежилым. Что же до отвалившейся штукатурки, запомнившейся Коровину, то правда и это: государева власть мало заботилась о казенных полицейских домах.

А что же пристав — отставной военный?.. Тут проверялись Сущевская часть и соседние участки. Бывших офицеров в полиции хватало. Но в Сущевской части оказался участковым приставом только один — А.А. Жемчужников⁷.

Полицейский участок на Тверской заставе. Фото автора

Примечания

1. Ныне 1-я Тверская-Ямская улица.

2. Ходынка и правая сторона Ленинградского проспекта застроены большими жилыми кварталами. Далеко не полностью сохранился Петровский парк: часть его территории занята стадионом «Динамо». Неподалеку — выдающийся памятник архитектуры, выстроенный в 1777—1782 гг. М.Ф. Казаковым, — Петровский путевой дворец (Ленинградский проспект, дом № 40). Он и сейчас напоминает романтический средневековый замок, обнесенный крепостной стеной с башнями, похожими на шахматные ладьи. Именно сюда в 1812 г. бежал Наполеон из охваченного пламенем Кремля.

3. Круг с боковыми проездами сохранился и сейчас.

4. Согласно плану Москвы от 5 мая 1881 г. и «Указателю улиц и домов...» 1882 г., Петербургское шоссе, дворец и Петровско-Разумовский проезд относились именно ко 2-му полицейскому участку Сущевской части. Так было и в последующие годы.

5. Петровской заставы не существовало. Только Тверская. Коровин небрежен с московскими названиями и часто путает их.

6. Жители постарше помнят его прежним, с нормальным фасадом, если не считать громадных букв ленинского лозунга на крыше.

7. А.А. Жемчужников в 1873 г. служил в московской полиции квартальным надзирателем Арбатской части. Судя по армейскому чину подпоручика, военная карьера его не задалась. Чин штабс-капитана (а перед этим — и поручика) он получил уже по выслуге лет в полиции. В 1882—1883 гг. Жемчужников служил приставом 2-го участка Сущевской части, а в 1884—1886 гг. — приставом 3-го участка Мещанской части. В 1893 г. был владельцем дома в Колокольном переулке, близ Сретенки. Дальнейшая судьба его не известна.