С уходом из жизни А.П. Чехова в 1904 году открылась новая страница истории дачи писателя в Гурзуфе: теперь она будет тесно связана с актрисой МХАТа, супругой Антона Павловича — Ольгой Леонардовной Книппер, а также его сестрой — Марией Павловной Чеховой. Вначале гурзуфская дача представляла для них лишь неудобное наследство — жилой объект, требующий неусыпного внимания и заботы. Но со временем все изменилось. История гурзуфской дачи Чехова — это история постепенного формирования отношения к ней, как месту желанного отдыха. Трансформация в восприятии гурзуфского домика двумя близкими писателю людьми — его сестрой и супругой, отражена в переписке Марии Павловны с Ольгой Леонардовной, которая стала основным источником для данного исследования.
Целью исследования является поиск ответа на вопрос: как гурзуфская дача обрела свою новую историю, иное понимание, и новое отношение к себе со стороны наследниц А.П. Чехова?
Объектом исследования стала переписка О.Л. Книппер и М.П. Чеховой, а предметом исследования — образ гурзуфской дачи А.П. Чехова, представленный в их переписке. Во-первых, рассмотрим исторический контекст существования дачи после смерти А.П. Чехова. Во-вторых, проследим, какие события в жизни О.Л. Книппер и М.П. Чеховой повлияли на их отношение к даче в Гурзуфе. В-третьих, отметим, каким образом новое позитивное отношение к гурзуфской даче отразилось в биографии и в эпистолярном наследии О.Л. Книппер и М.П. Чеховой.
Итак, в августе 1901 года А.П. Чехов завещает гурзуфскую дачу своей жене Ольге, но завещание не было заверено и не имело юридической силы, а потому, после ухода писателя из жизни, было признано недействительным, да и сама Ольга Леонардовна не особо настаивала на принятии своей части наследства. Однако родные писателя, считая своим долгом соблюсти волю умершего, все же передают Ольге Леонардовне причитающуюся ей дачу в Гурзуфе. Особенных планов на использование гурзуфского домика в первые годы вдова не строит и приезжать сюда не спешит. Летние месяцы актриса проводит за границей. Мария Павловна часто приглашает ее в Ялту, но безрезультатно. Судьба полученного наследства ее словно совсем не интересует и всецело находится в руках сестры писателя, которая подробно сообщает в Москву о запустении, царящем в стенах гурзуфского домика, отсутствии финансов, а вместе с тем и острой необходимости ремонта. Попытки найти подходящих жильцов, которые будут ухаживать за домом, также не увенчаются успехом. В отчаянии Мария Павловна сообщает в письме от 30 мая 1906 года: «...я давно хочу продать «дом Антона» в Гурзуфе...» [1, с. 209].
Эти же мысли посещали и Ольгу Леонардовну, так как оказывать реальную финансовую помощь для поддержания дома у нее тоже не было возможности. Мария Чехова в письме Ольге от 27 октября 1909 года назовет дачу «злополучным местом», ведь сколько бы в нее не вкладывали средств, она требовала все больше и больше: крыша начнет течь сильнее, в стенах дома появятся щели, которые надо срочно ремонтировать.
Чтобы домик совсем не пустовал и был хоть как-то присмотрен в отсутствие Ольги Леонардовны, Мария Павловна будет его сдавать в аренду. Но особого результата это не даст.
В письме от 15 апреля 1916 года Мария Павловна признается Ольге Леонардовне: «Нужно жить там по крайней мере пять месяцев в году, да и затратить туда много надо. Место это не терпит, чтобы его хранить в первобытном виде. Одно только беспокойство!» [1, с. 486].
В 1916 году появится реальная возможность выгодно продать гурзуфский домик. Сделку Ольге Леонардовне предложит инженер Николай Хрисанфович Денисов, который будет владеть Гурзуфом с 1916 по 1917 год, став последним его владельцем времен Царской России [7]. Он будет предлагать за него 30 тысяч рублей. Мария же советует невестке продать за 40 тысяч и купить недвижимость в Судаке или в Евпатории. Однако Ольга Леонардовна не готова продавать дачу. В письме от 28 апреля 1916 года она сообщит Марии Павловне о своем решении: «От инженера Денисова получила телеграмму — желаю ли я продать свое место и какие мои крайние условия. Я ответила, что продавать не желаю» [1, с. 488].
Раздвоенность мнения о судьбе дачи вполне понятна, ведь все заботы о гурзуфском доме, целиком и полностью легли на плечи Марии Павловны, которая поселилась в ялтинском доме своего брата. Ольга Леонардовна имеет возможность приезжать в Крым лишь летом в виду занятости в театре. Да и на отдых она все больше (в первые годы после смерти супруга) ездит за границу, при этом настоятельно предлагает и Марии Павловне присоединиться к ее заграничным путешествиям.
Вскоре социальная, экономическая и политическая обстановка в стране сделает невозможным поездки за границу, а отдых в Крыму останется единственно возможным для советского гражданина. В эпоху, когда рушилась Россия и устанавливалась Советская власть, он останется пределом мечтаний измученной разрухой интеллигенции.
Чрезвычайно интересно проследить насколько по-разному воспринимают это место две близкие писателю женщины. Мария Павловна всегда была крайне озабочена хозяйственными вопросами. В ее письмах мы постоянно находим отчеты о хозяйственных делах, планы по улучшению дачи. Например: «Дорожки усыпаны гравием <...> Разбиты клумбы и уже есть цвет <...> Привезла рассады и я» [2, с. 47]. А вот О.Л. Книппер стремилась к отдыху более наполненному эстетическим смыслом: «Предпринимать в Гурзуфе ничего не буду, только хочу почувствовать...» [1, с. 516].
Как видим, для Ольги Леонардовны на первый план выходит эстетический момент, тогда как деятельная натура сестры писателя все больше сталкивается с хозяйственным аспектом заботы о гурзуфском домике.
Весной 1915 года Мария Павловна предложила Ольге Леонардовне выбрать название для гурзуфской дачи: «...например, «Тихий уголок», «Необитаемый остров», «Недоступное», «Воловьи лужки», «Мечты», «Желанное» и проч. тому подобное. Выбирай любое название, а то все Гурзуф, да Гурзуф...» [1, с. 513]. В своем письме Ольга ответит: «По тому, как мне хочется в Гурзуф, надо бы ему дать название «Желанное» — сейчас посмотрела в твое письмо и увидела там то же самое в твоем перечне» [1, с. 515].
Таким образом, дача «Желанное» остается в чеховской семье и будет иметь сразу двух хозяек — Марию Павловну, которая присматривала за домом из Ялты и Ольгу Леонардовну, которая спешила в Гурзуф, как только у нее появлялось свободное время.
Желание актрисы быстрее попасть в Гурзуф подогревается еще и кинематографом, ведь дача писателя и бухта становятся излюбленной декорацией для кинематографистов с 1916 года. В 1916 году здесь снимали рекламу курорта Гурзуф. Снимал московский режиссер Владислав Ленчевский. На экранах кинотеатра зрители могли увидеть чеховскую бухту. Ольга Книппер сообщает Марии: «...только раз показалась моя бухточка, плескала вода, видна лесенка, и мы все заволновались. Я как раз помню съемку этой картины» [1, с. 561]. Ольга Леонардовна напишет в Ялту и еще об одной картине. На этот раз о фильме «Белеет парус одинокий» 1918 года: «Недавно мы смотрели в плохоньком синематографе «Белеет парус одинокий» — вся картина, все действие происходит в моем домике, на площадке и в бухте, странно было видеть все так близко и так живо...» [1, с. 581]. Из этих слов видно насколько для актрисы важен этот тихий и укромный уголок наедине с морем и как она мечтает скорее там оказаться.
В начале осени 1919 года Гурзуф становится более чем на месяц пристанищем для Качаловской группы артистов МХАТа: «Мы живем все в Гурзуфе, репетируем, работаем. Тепло, купаемся», — пишет Книппер-Чехова племяннице Аде в сентябре 1919 года [4]. В это время Крымский полуостров находился в ведении белогвардейцев, и вернуться на Родину артисты смогут только через три года скитаний. Все эти годы Ольга Леонардовна и члены группы будут вспоминать месяц, проведенный в Гурзуфе, как один из самых счастливых моментов в истории странствий Качаловской группы [4]. Этот месяц у моря станет настоящей отдушиной в пугающем водовороте событий смены власти, местом принятия тяжелых решений и, возможно, местом прощания с уходящей эпохой [5].
В период становления новой власти в стране, налаживания новых порядков и устоев тема Гурзуфской дачи как бы затихает в переписке. Мария Павловна лишь изредка сообщает о хозяйственных делах в Гурзуфе. Сестра писателя всецело занята организацией музея в ялтинском доме А.П. Чехова. В 1921 году выдана Охранная грамота на дом и в связи с этим требовалось многое сделать: было не до Гурзуфа. Поэтому домик постоянно сдавался разным жильцам. Только в 1927 он обретет своих настоящих заботливых смотрителей в лице семейной пары, перебравшейся в Гурзуф на постоянное место жительства. Это были рыбак Роман Корнеевич Трегубов и его супруга — Капитолина Николаевна. С 1927 года и до самой своей смерти в 1948 году они достойно будут ухаживать за этим домом и создавать вокруг него сад. Работы действительно было много: разобрать пустырь за домом, выстроить стену ограждения, перенести калитку, отсыпать клумбы, ежегодный ремонт дома и крыши, покраска, побелка и обо всем Мария Павловна будет подробно докладывать хозяйке дачи. Хлопот и беспокойства с домиком подкинет и природа.
В 1927 году в Крыму произошло сильное землетрясение. Много домов в Гурзуфе было разрушено, но дача А.П. Чехова устояла. Об этом Мария Павловна сообщит Ольге Леонардовне в письме от 1 октября 1927 года: «По слухам, твой дом пострадал не очень, в опасности стена двух твоих комнат от моря. Ее надо будет перекладывать. Катера не ходят, и потому трудно добраться до Гурзуфа <...> большинство домов в Гурзуфе превратились в порошок. Очень пострадал домик на мысу. <...> На твоем домике Божие благословение!» [1, с. 698].
Это беспокойство по поводу «любимого Гурзуфчика», как его ласково называли наши героини, будет последним. Благословенный домик, получив крепкую хозяйскую руку в лице Трегубовых, будет с каждым годом становиться все лучше, а новости из Гурзуфа — все более радостными. Мария в своих письмах в Москву неоднократно упоминает о том, как хорошо идут дела в Гурзуфе: домик выбелен, полы блестят, много цветов, особенно роз — тишина и уют! Конечно, такие прекрасные и даже восторженные новости подогревают желание поскорее вернуться в Гурзуф. А уединение, которое было возможно в тихом и скрытом от посторонних глаз уютном месте — на даче, способствовало душевному умиротворению и покою. Именно этого так не хватало в 20—30 годы XX столетия, ведь индустриальная трансформация СССР, развернувшаяся в стране, сопровождалась коренным переломом в политической, общественной и культурной жизни всего советского общества. Такой переход от «новой экономической политики» к плановому хозяйству сопровождался различными институциональными изменениями: появились новые министерства и ведомства (в том числе ОГПУ-НКВД, ГУЛАГ), в промышленности и сельском хозяйстве были образованы колхозы, артели, также в общественной деятельности и в культурной жизни: учреждаются новые творческие союзы, появляется течение соцреализма. Это была действительность, в которой приходилось жить и работать актрисе МХАТа О.Л. Книппер-Чеховой и заведующей Домом-музеем А.П. Чехова в Ялте М.П. Чеховой.
Теперь тихая Гурзуфская дача становится для них местом вожделенного отдыха и уединения. «Я живу в своем уцелевшем гурзуфском домике. Если бы Вы знали, как здесь хорошо! Просто, наивно... Море так близко, что раза по три в день бросаюсь в его прозрачную глубь. Живешь как-то вместе с морем. Каждую неделю приезжает к нам усталая Мария Павловна и наслаждается Гурзуфом, радуется как ребенок» (из письма О.Л. Книппер к В.И. Немировичу-Данченко от 25 июля 1927 года).
Отдых в Гурзуфе всегда отличался простотой и непритязательностью. Купаться в бухту выходили уже с восхода солнца...», как писала Ольга Леонардовна, «...выходили прямо в костюмах и халатах и плавали далеко, к скалам, «...нет времени, живя на этом мысу, писать письма... Природа все съедает. То морем займешься, то на горы смотришь, то на пристани развлечение, то розы почистить, обрезать, то дать направление «французской картошке» по стене, то гулять, то купаться, то кто-нибудь пришел. А то просто блаженное состояние, когда ничего не в состоянии делать...» (из письма Е. Коншиной, 12 августа, 1933 года).
Как правило, семья с друзьями собиралась за круглым столом в саду или же на веранде под абажуром, на котором был изображен символ — чайка. Ели редиску, серый хлеб, ватрушки, жареную свежевыловленную рыбу, пили чай с вареньем или вино. Разыгрывали театральные сценки, читали, пели, играли в настольные игры, рукодельничали, вели неторопливые беседы и «запросто», гостеприимно встречали гостей.
Теперь дача становится местом притяжения для творческой интеллигенции, друзей, близких родственников. Это место семейного отдыха и свободы. Здесь гостят близкие и родные Ольги Леонардовны, а племянник-композитор Лев Константинович Книппер даже купит по соседству дачу, но до наших дней она не сохранится. Сюда приезжают Мария Павловна и братья Антона Павловича со своими семьями.
В разное время на гурзуфской даче побывают многие артисты Московского Художественного театра, а также художники, музыканты, среди которых были Иван Козловский, Святослав Рихтер. Последний, как вспоминают современники, летом 1949 года пускал мыльные пузыри у знаменитой синей калитки. Владимир Маяковский на даче даст обещание бросить курить.
Со временем дача приобрела вид усадьбы. С каждым годом становится все более красивой и нарядной, на участке разрастается сад, в нем много агав и олеандров в кадках, которые были расставлены по всему садику и каменным заборам. В 1939 году Мария Чехова напишет Ольге, что садик представляет собой корзину великолепных роз. Деревьев в саду было немного, но они разрастались, давая все большую тень; пышно цвели цветочные клумбы; по опорам беседки вился виноград и плетущийся картофель.
После войны Ольга Леонардовна Книппер будет приезжать сюда особенно часто. Иногда двух хозяек можно было застать за игрой в карты. Один такой эпизод вспоминает И.Н. Медведева-Томашевская тогда, в августе 1949 года, в Гурзуфе случилось небольшое землетрясение. Ирина Николаевна, проживавшая в соседнем доме, поспешила проведать актрису: «Они сидели на галерейке и играли в очко. У Марии Павловны... вид был очень сосредоточенный, а интонации немного сердитые. Ольга Леонардовна, напротив того, сидела свободно, развалясь, и выражение у нее было беззаботно-смешливое... Потом она утверждала, что сразу же заметила, что вильнул абажур и на потолку куда-то отошли балочки галерейки, на что Мария Павловна сказала: «Ну и хорошо, сперва доиграем»» [3, с. 14].
Жизнь на гурзуфской даче была простой и радостной: вот как о ней рассказывала Ирина Николаевна Медведева-Томашевская, супруга известного литературоведа Бориса Викторовича Томашевского (в 40—50 годы они жили по соседству, в доме на мысу): «Из-за ограды звучали хорошо поставленные голоса, иногда было шумно, хохотливо, и только один голос, мастерски приглушенный, всегда звучал соло. На фоне почтительных пауз. Меж лезвий агав, стоявших на каменной ограде...». А так Ирина Николаевна описывала первую встречу с Ольгой Книппер: «Ольга Леонардовна полулежала в шезлонге и была очень красива. Хороша была вся фигура, свободно и мягко расположившаяся. Хороши были жгучие, совсем молодые глаза под сенью царственной седины <...>. Разговор был несколько светский, но нас приглашали бывать запросто» [3, с. 15].
В последний раз Ольга Леонардовна побывает на этой даче в 1953 году. Она уже в преклонном возрасте и понимает, что дачу необходимо передать в надежные руки. Она будет предлагать ее и МХАТу и Ялтинскому музею и местному поселковому совету, но чиновники такого подарка принять не согласятся. В 1957 году будет написано завещание, по которому дачу она оставляет своему племяннику Льву Книпперу и его сыну Андрею. Однако в 1958 году дача будет продана художнику В.В. Мешкову с условием, что там все останется, как было при Антоне Павловиче, и В.В. Мешков сдержит данное обещание.
Итак, как видим из вышеизложенного, что с 1904 года по 1950 год образ дачи в сознании двух близких Антону Павловичу Чехову людей претерпевает серьезнейшие изменения. И из места, обременяющего своими хозяйственными вопросами, становится местом желанного отдыха. Такая трансформация стала возможной под воздействием целого ряда факторов и жизненных условий, формировавших жизнь людей той далекой от нас эпохи.
Список использованных источников
1. Чехова М.П. Письмо Книппер О.Л., 30 мая 1906 г. Ялта // О.Л. Книппер — М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899—1927. — М.: Новое литературное обозрение.
2. Книппер О.Л. — Чехова М.П. Переписка. Том 2: 1928—1956 // Предисл. И.Н. Соловьевой. — М.: Новое литературное обозрение, 2016. — Из письма О. Книппер, 17 июня, 1929 г.
3. Томашевский Б.В. Крымские страницы. — Симферополь, Крымский архив, 2001. — С. 19.
4. Русская литература Крыма: эпоха лихолетья // С.М. Пинаев, А.П. Люсый, С.А. Макарова [и др.]. — Симферополь: Общество с ограниченной ответственностью «Издательство Типография «Ариал»», 2021. — 296 с. — ISBN 978-5-907506-36-7. — EDN JGNGST.
5. Качалов В.И. Сборник статей, воспоминаний, писем. — М.: Искусство, 1954. — 657 с.
6. Мнемозина. Документы и факты из истории отечественного театра XX века. Выпуск 5 // Редактор-составитель В.В. Иванов. — М.: «Индрик», 2014. — 880 с.
7. Макарухина Н.М. Гурзуф — первая жемчужина Южного берега Крыма: Т. 1 // Н.М. Макарухина. — Симферополь: Бизнес-Информ, 2012. — 256 с.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |