Наследство

Второго июля 1904 года по принятому в России юлианскому календарю (старому стилю), или 15 июля по действовавшему в Европе григорианскому календарю (новому стилю), А.П. Чехов умер в Германии, в курортном городке Баденвейлере. Родные писателя узнали его посмертную волю две недели спустя, когда после похорон в Москве собрались в ялтинском доме. Позднее Мария Павловна Чехова вспоминала:

«В середине июля после похорон Антона Павловича вся наша осиротевшая семья приехала в Ялту. Как тяжело было входить в дом.

Через несколько дней после приезда собрались мы всей семьей в столовой: мать, Ольга Леонардовна, братья — Александр, Иван, Михаил — и я. Стали говорить о том, как быть и что делать дальше: оставаться ли нам с матерью в Ялте, переезжать ли в Москву, как поступить с ялтинским домом и т. д.

Я обратилась к Ольге Леонардовне:

— Оля, а Антоша ничего тебе не оставлял, никаких распоряжений?

— Да, правда, Маша, есть какое-то письмо, которое он давно еще передал мне для тебя. Сейчас.

Она пошла, разыскала это письмо и отдала мне. Письмо оказалось завещательным распоряжением, которым брат назначал меня своей душеприказчицей. Письмо было написано еще 3 августа 1901 года, за три года до смерти»¹.

В завещательном письме на имя сестры Чехов распоряжался имевшимися на его счету денежными суммами и недвижимым имуществом, к которому он отнес только дачу в Ялте и дачу в Гурзуфе. О кучук-койском имении в этом распоряжении не было упомянуто ни слова.

По истечении положенного срока в шесть месяцев родные Чехова, пройдя необходимые юридические процедуры, определением Московского окружного суда от 11 февраля 1905 года вступили в права наследования. После этого, 4 апреля 1905 года, в конторе московского нотариуса В.Д. Плевако они заключили акт о миролюбивом разделе общего наследства, где каждому из наследников досталась своя часть недвижимости. В составе недвижимого имущества значилось также имение Таврической губернии Ялтинского уезда «при дер<евне> Кучук-Кой, именуемое «Тихий Приют», заключающееся в участке пахотной земли, со всеми на нем строениями, нигде от огня не застрахованными, со всеми насаждениями, обзаведениями и угодьями пространством около трех десятин, в границах: с одной стороны общественная дорога дер<евни> Кучук-Кой, земли Гания Усеин оглу, Умера Сулеймана оглу и Мустафы Асан оглу, с другой — та же дорога, и с третьей стороны — владение общества поселян дер<евни> Кучук-Кой». Цена этого имения была определена в 8000 рублей. По согласному решению всех наследников, оно поступило «в исключительную собственность Ивана Павловича Чехова»².

К этому времени за плечами И.П. Чехова, получившего в далеком январе 1880 года звание учителя городского, приходского и начального училища, уже было 25 лет педагогической работы в различных учебных заведениях для бедного населения. Как отмечала биограф чеховской семьи А.П. Кузичева, Иван Павлович учил «детей крестьян, мещан, почтальонов, рабочих, псаломщиков, солдат, лавочников, цеховых рабочих, вахмистров, печников. Дети из многодетных семей, часто полуголодные, не ухоженные, приходили на уроки со следами родительских побоев. <...> Где-то в высших сферах кипели споры о путях и методах образования. <...> Тут, в городских и сельских начальных школах, приходилось начинать с простейшего: научить ребенка пользоваться носовым платком, избавить его от грязи, вшей; объяснить, как надо убираться в классе. <...> Тысячи учителей по всей России пытались в земских и городских начальных школах и училищах своими усилиями поднять неодолимый груз. Жалованье они получали мизерное, часто терпели несправедливые попреки со всех сторон: от начальства, от попечителей, от родителей учеников»³.

Все годы службы Иван Павлович проявлял себя образцовым педагогом, добросовестно выполнявшим не только предписанные обязанности, но и безвозмездно работавшим в различных попечительских, благотворительных организациях. В 1893 году, в должности старшего учителя Петровско-Басманного городского училища, он женился на учительнице Софье Владимировне Андреевой. Год за годом напряженного безостановочного труда не прошли даром для обоих супругов: результатом стали не только несомненные успехи в области образования, но и ощущение бесконечности жизненных тягот, страшная усталость, раздраженные нервы. Осенью 1903 года, уже заведуя мужским Городским начальным училищем, основанным в память императора Александра II, Иван Павлович писал в Ялту родным: «Мы по-прежнему дни и вечера, до 11 часов, проводим в работе. Кажется, что дела все прибавляется и прибавляется. Даже в театр раз в месяц сходить некогда. А какая неблагодарная наша работа! Если Вы прислушаетесь, что говорят в Управе, то узнаете, что мы вовсе ничего не делаем и зря получаем ничтожное жалованье. Никто из нашего начальства не знает школы московской»⁴.

Можно было ожидать, что собственный домик с садом у моря сможет хотя бы на время дать утомленному труженику и его семье желанный физический и душевный покой, развеет однообразие рабочих московских будней. К тому же Иван очень любил Крым, гораздо больше, чем его братья Александр или Михаил. Еще при жизни брата Антона он успел ощутить благотворность отдыха у моря, останавливаясь ненадолго то на чеховской даче в Гурзуфе, то в аутском доме, то снимая дачу в Алупке. Правда, вырывался сюда он чаще всего один, так как Софья Владимировна предпочитала отдых в средней полосе России. В Крыму Иван Павлович тотчас же начинал тосковать в разлуке с любимой женой и сыном, с нетерпением ждал их писем и сам посылал письмо за письмом, рассказывая о чудесной погоде и морских купаниях, приносивших пользу здоровью. Летом 1903 года, когда жена с Володей оставалась в Никитино Костромской губернии у своих родных, Иван Павлович писал ей из Ялты:

«Сад на Аутке не узнаешь, так он, благодаря дождям, разросся, такое изобилие фруктов и проч. Был я уже в Гурзуфе, в пустом домике. Как обидно, что никто там не живет. Какое здесь ласковое море. Вчера я купался 3 раза. Как хорошо. Отчего ты не любишь так Крыма, как мне досадно. <...> Вернее всего, я поселюсь в Гурзуфе, а пока живу на Аутке» (7 июля)⁵;

«гурзуфский домик я занимаю только один. Но какое дивное купанье! <...> как хорошо в Крыму!» (19 июля)⁶; «купанье в Крыму — сплошное очарование» (23 июля)⁷.

Нравился Ивану Павловичу и весенний Крым. Наведавшись сюда в конце марта 1904 года, он сообщал жене из Ялты: «Погода в Крыму очаровательная. В Севастополе так и пахнуло приятным ласковым теплом. В Ялте море совершенно покойно, ну, как никогда! Воздух прозрачен, прозрачен. Решительно все ходят без пальто»⁸.

Привлекал его и Кучук-Кой, хотя поездки туда обходились всё дороже. Приехав на Пасху в апреле 1903 года, Иван жаловался на то, что не нашел извозчика из Ялты в Кучук-Кой дешевле 20 руб. Синани просил его повременить несколько дней: либо нашелся бы экипаж подешевле, либо они добирались бы туда вместе.

Весной 1905 года И.П. Чехов впервые ехал в Крым с чувством, что в Кучук-Кое он будет «у себя». Через несколько дней после подписания раздельного акта он выехал из Москвы вместе с матерью и сестрой и 10 апреля прибыл в Ялту. А 11-го писал в Москву Софье Владимировне: «О пальто не может быть и речи, в моей кожаной куртке было прямо невыносимо жарко. Все пальто были уложены. Всю дорогу мы слышали пение жаворонков и скворцов. Местность Кучукоя мне очень понравилась, и ужасно хотелось не ехать дальше, а остаться у себя. Но мать не позволила даже и остановиться, все время капризничала и спешила. Маша минутами чувствовала себя скверно. В Ялту мы приехали в 6 час. вечера. С грустью я вошел в большой пустой дом. Запахло погребом. Только запах в кабинете напомнил мне Антона, и не верится, что его уже нет более, странно, что не слышно кашля...»⁹

В этот раз пребывание Ивана Павловича в Крыму было совсем недолгим. Скорее, это была разведка: можно ли будет привезти на лето свою семью в кучук-койское имение. Мыслями об этом были наполнены все его следующие дни. Но в личную жизнь уже начала вторгаться политика.

Из письма от 15 апреля 1905 года: «18-го думаю ехать в Кучукой. Синани рассказал мне очень много благоприятного о Кучукое. Если можно будет устроить его для жилья, я приложу все старания. Природа там дивная, а какое чудное море!»¹⁰

Из письма от 16 апреля 1905 года: «Я уже начинаю думать о возвращении в Москву, очень беспокоюсь, что не найду лошадей до Севастополя. Пароходы, благодаря забастовке, совсем не ходят. При самых благоприятных условиях первый пароход из Ялты должен выйти 23-го апреля! Это сообщил мне Жорж. След<овательно>, о пароходе нечего и думать. Лошади стоят ужасно дорого. Не знаю, удастся ли выехать в Кучукой»¹¹.

Торопясь вернуться в Москву, Иван Павлович так и не добрался до Кучук-Коя, но оставил поручение сестре и Синани: связаться с присматривающим за имением В.Ф. Шакаловым, чтобы предупредить о летнем пребывании Чеховых. Мария Павловна 25 мая написала брату в Москву, всё еще занятому на службе: «Скоро ли вы приедете? Погода великолепная: розы обильно цветут, жары совсем нет. Напрасно Соня и Володя не едут раньше, комнаты для них готовы и жаль такое чудесное время сидеть в городе. Относительно Кучукоя распоряжение сделано, Шакалы переедут, и дом будет свободен. M-me Шакал вам будет стряпать. Будьте все здоровы и счастливы и приезжайте скорее. Мамаша кланяется. Маша»¹². К письму была сделана приписка: «Относительно мальчика сказала Синани», — вероятно, речь шла о том, чтобы кто-то из местных жителей ходил на почту в Кикенеиз.

Однако именно потому, что в наследство Ивану Павловичу досталось имение вместе с «шакалами», «Тихий приют» оказался для него и его семьи не таким уж тихим и вовсе не приютным.

Примечания

1. Чехова М.П. Из далекого прошлого. — М.: Худ. лит., 1960. С. 256.

2. ОР РГБ, ф. 331, к. 109, ед. хр. 106, лл. 1 об. — 2.

3. Кузичева А.П. Чеховы. Биография семьи. — М.: Артист. Режиссер. Театр, 2004. С. 214.

4. ОР РГБ, ф. 331, к. 82, ед. хр. 32, лл. 8—8 об.

5. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 247, лл. 14—15.

6. Там же. Л. 18.

7. Там же. Л. 20.

8. Там же. Л. 39.

9. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 248, лл. 1 об. — 2.

10. Там же. Л. 6.

11. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 248, лл. 7—7 об.

12. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 161, л. 9.