Анастасия Журавлева. Лаборатория для молодых драматургов «Чехов: non-fiction»

Одной из актуальных задач и одним из развивающихся направлений научно-исследовательской и научно-фондовой деятельности мелиховского музея является выявление и накопление свидетельств современных процессов освоения чеховского наследия отечественной и мировой культурой, а также документирование фактов и форм присутствия образа Чехова и его творческого наследия в культуре повседневности. И с этой точки зрения современные литература, театр и медиасреда становятся одновременно и объектами документирования, и инструментами исследования современной действительности.

Музей-заповедник постоянно находится в поисках актуальных форм, инструментов и языка коммуникации, адекватных меняющимся запросам современной аудитории, меняющейся логике восприятия мира и современным способам передачи и распространения информации.

Одним из проектов музея-заповедника «Мелихово», направленных на решение этих задач, стала Всероссийская лаборатория для молодых драматургов «Чехов: non-fiction». Исследовались возможности самых разных жанров, форм, методов и техник современного театра для интерпретации и популяризации культурного и исторического наследия на примере фигуры А.П. Чехова, жизни чеховских текстов и чеховского мифа. Лаборатория объединила усилия и ресурсы молодых драматургов, музея, театра и науки (чеховедения, театроведения) для создания современных драматургических текстов, в том числе и для музейного пространства.

Лаборатория проходила в несколько этапов. Первым этапом стал конкурс заявок на пьесы, которые включали в себя описание замысла и указание круга документальных источников будущей пьесы. Жанр драматургического текста определялся формулой «non-fiction». Это не сводило будущие тексты к жанрам исключительно документального театра, не ставило задачи «заменить сюжеты монтажом фактов» и получить социологические исследования вместо художественно-документальных пьес, но означало, что основой драматургического текста должен стать первоисточник, документ. При этом сам «документ» понимался в том широком смысле, в каком понимает его современное искусство и современный театр, т. е. как различная текстовая, визуальная, аудио-, видео- и иная информация, зафиксированная на каком-либо носителе (от традиционного «архивного» документа до современного рекламного слогана, от музейного экспоната до селфи на его фоне, от материалов по первой публикации или постановке чеховского произведения до «чеховских» штампов, тиражируемых в медийном пространстве). Таким образом, текст будущей пьесы мог основываться на документах, принадлежащих разным историческим эпохам — как свидетельствующих о прошлом, так и фиксирующих настоящее. Это могли быть материалы СМИ, официальные документы, архивные материалы, эгодокументы, различные задокументированные факты присутствия образа Чехова и чеховского текста в повседневном бытовом и медиа-пространстве. Замысел пьесы мог подразумевать будущее сценическое воплощение текста как в форме «классической» пьесы для театра, так и в самых разных экспериментальных и синтетических жанрах и форматах — от пьесы-исторической реконструкции до ортодоксального вербатима и инстаграм-спектакля.

В конкурсе приняли участие более 60 российских драматургов из Москвы, Санкт-Петербурга, Ярославля, Коломны, Рязани, Саранска, Ачинска (Красноярский край), Екатеринбурга, Новосибирска, Уфы, Омска, Барнаула, Тюмени, Черкесска, Канска, Мурманска. Это и начинающие авторы, и драматурги, имеющие опыт участия в известных российских драматургических лабораториях и конкурсах («Дебют», «Ремарка», «Действующие лица», «Любимовка», «Евразия» и др.), чьи пьесы уже имеют сценическую историю. Наверное, не будет преувеличением сказать, что впервые к чеховскому материалу одномоментно обратилось такое количество молодых драматургов.

Анализ 64 заявок дал нам возможность не только отобрать наиболее интересные и перспективные с точки зрения сценического воплощения драматургические замыслы для дальнейшей разработки, но, с одной стороны, выделить круг тех актуальных тем, общественных и социально значимых проблем — как болевых точек повседневной реальности, так и вечных, экзистенциальных вопросов, при художественном осмыслении которых современные драматурги чувствуют необходимость обращаться к чеховскому опыту (биографии писателя и его творческому наследию). С другой стороны, это возможность составить представление о том, что именно, по мнению современных драматургов, из включенного в культурный оборот «чеховского» материала (чеховских текстов и биографии писателя) сегодня оказывается наиболее репрезентативным.

Авторы пьес-рефлексий обращаются к осмыслению сегодняшних событий, социальных процессов, социально-психологических проблем через призму чеховских сюжетов, героев, фактов биографии, поступков и высказываний самого писателя.

Так возникает история о жизни реальных сестер, всю жизнь живущих в глубокой сибирской деревне и тоже о чем-то мечтающих, сюжет о переписке в месенджере двух подруг, среди «шума» повседневных сообщений которой прорывается ощущение неустроенности, чего-то, что «постоянно мешает жить», что «повторяется по кругу раз за разом и год за годом и в итоге никуда не приводит». Авторы сюжетов, в основе которых лежит попытка интерпретации событий и процессов современной российской действительности, обращаются к чеховским текстам как части русского культурного кода. Чеховские тексты в этом качестве, по их мнению, приобретают сегодня особую актуальность. Так, авторы художественного исследования «русской злости» — тупой, жестокой, безысходной», основанного на документальном сюжете о современном бойцовском клубе на Сахалине (г. Оха), обращаются к чеховскому «Острову Сахалину» как к произведению, в котором писателем-исследователем «зафиксированы» и «описаны» природа и причины этого явления еще 130 лет назад. Вопросы, которые занимают драматургов: «Узнают ли себя в чем-то подростки из Охи в героях чеховского «Острова Сахалина»? Грезят ли они сами о «Большой земле» и мечтают ли уехать в материковую Россию, как когда-то каторжные? Что они думают о любви, власти, о своем будущем? Считают ли себя патриотами? Какими, в конце концов, они считают русских — добрыми или злыми? Что вообще транслирует миру современная Россия? И изменился ли этот посыл за 130 лет со времени той поездки Антона Павловича на Сахалин?» (Светлана Петрийчук, Юра Шехватов. Заявка на пьесу «Русская злость»). Известный эпистолярный диалог Чехова и Григоровича о русских мальчиках-самоубийцах стал «эпиграфом» к драматургическому замыслу, автор которого исследует современные механизмы массмедиа, навязывающих модели поведения и общения, размывающих этические нормы и границы. Из-за этого каждая подобная трагедия обрастает «гудящим роем» публичных высказываний и комментариев, становящимся «вольным или невольным, но неизбежным кощунством»: «Самоубийство молодого человека — трагедия уже априори. Но в наши дни эта трагедия удваивается, множится: с одной стороны баррикады — родные и близкие самоубийцы, которых разрывает черная, безумная, непередаваемая скорбь; с другой — босховский цирк, который сопровождает это событие. Резонансные самоубийства подростков прежде могли описать в газете, дать сюжет на телевидении, но не более того. Теперь подобное событие мгновенно облепит гудящий рой: полиция обязана прокомментировать, воспитатели обязаны оправдаться, оппозиционеры обязаны уколоть, а чиновники министерства образования обязаны защититься, журналисты обязаны как можно глубже раскопать, блогеры не могут не хайпануть, все это приправлено досужими комментариями соседей, одноклассников, сослуживцев родителей и старушек на лавочках. Среди всего этого должны хоть как-то сохранить лицо родители. И тоже сказать свое слово. Потому что, если не выскажутся они, за них выскажутся медиа. Эту машину не остановить» (Артем Казюханов. Заявка на пьесу «Нечайка»).

Идеи большого числа вербатимов (интервью, взятых у наших современников — людей разных возрастов, профессий, социальных слоев), на основе которых авторы предполагали строить свои драматургические тексты, заключались в исследовании вопроса о том, влияет ли изменение социального, экономического, общественного устройства жизни на отношение людей к экзистенциальным проблемам: любви и одиночества, свободы и ответственности выбора, счастья и долга, веры и предательства, надежды и тоски, смерти и бессмертия, и т. п. При этом ряд авторов предполагали сопоставлять монологи реальных людей XXI века с монологами чеховских героев, которые в этом случае должны были выступать в качестве исторических документов. Решение, безусловно, спорное, однако характерное для подобных драматургических замыслов.

Предметом художественного исследования ряда пьес стал анонимный текст, представляющий собой самый разнообразный интернет-контент (тексты, картинки, мемы, слоганы, цитаты, посты). Авторы обращаются к этим текстам как репрезентантам современных коллективных представлений, в которых существует и активно воспроизводится чеховский образ и чеховский текст. Что именно воспроизводится и как это характеризует современное общество? По наблюдению автора одного из драматургических замыслов, на 01.06.2020 года на сервисе Livelib было размещено 3252 рецензии на произведения Чехова и 7295 цитат. Это привлекло исследовательское внимание драматурга, которому было любопытно разобраться с феноменом современного читателя-рецензента и теми позициями, на которые он встает в попытке высказать свое отношение к наследию классика. «В этих текстах заложен самый широкий спектр эмоций — от ненависти до любви, но самое главное — зачастую рецензенты пишут с позиции неофита, как бы отвергая весь предыдущий критический опыт и вступая в прямой диалог с Чеховым... Что это им дает? Как это влияет на восприятие произведений Чехова другими читателями, которые читают эти рецензии (школьники, студенты)? Какой новый «чеховский миф» благодаря этому рождается (или не рождается)?» (Наталья Калинникова. Заявка на пьесу «Лит-крокет») «Что останется от Чехова, если...?» — такие вопросы ставят перед собой авторы драматургических замыслов, в основу которых положено исследование таких «институций интерпретации», как школа и музей. Вот, к примеру, фрагмент описания одного из замыслов: ««Вишневый сад» входит в школьную программу 10-го класса. Я хочу собрать вербатимы учеников об авторе и произведении, его смыслах, актуальности для них. А также зафиксировать пересказы школьников этого произведения. И по их пересказу, а не по тексту Чехова собрать пьесу такой, какая она в памяти ее читателей сейчас. Меня интересует: что остается от «Вишневого сада»?» (Марта Райцес. Заявка на пьесу «Что осталось от Вишневого сада»).

Отдельной темой художественного осмысления становится десакрализация образа Чехова, того, как сегодня он (образ) наряду с образами других русских писателей и поэтов XIX—XX веков становится «модным» и используется в сугубо утилитарных и «коммерческих целях» — превращается в бренд, логотип, модную вывеску, принт и т. д. О чем это свидетельствует? К чему имеет отношение? Делает ли это Пушкина, Достоевского, Толстого, Чехова ближе, понятнее современному человеку? Делает ли это литературу частью нашей культурной и повседневной жизни? Своеобразным ответом этой тенденции можно считать желание драматургов актуализировать, «оживить» саму фигуру Чехова и как уникальную личность с «нетривиальной человеческой судьбой», и как фигуру творца. Как правило, в предложенных драматургических замыслах обе эти ипостаси Чехова объединялись, поскольку жизнь Чехова — это, по мысли авторов, и есть, прежде всего жизнь творца, и этим она особенно интересна — его особым ни с кем не сравнимым писательским путем. Несколько драматургических замыслов предполагали создание пьес-реконструкций о «лавочном» недетстве писателя и о таганрогском театре чеховского отрочества как пространствах «зарождения чеховской вселенной». Сюжеты о «работе» в мелкой прессе, сахалинском путешествии, мелиховском «сидении», ялтинском одиночестве, воссоздаваемые главным образом на материале писем Чехова к редакторам, коллегам-литераторам, друзьям, родным, интересны авторам возможностью показать «писателя в его повседневности» и «его языком». Поэтому одной из основных задач в таких пьесах становится не только событийная, но и языковая реконструкция. Тема «Чехов-врач» в представленных на конкурс драматургических замыслах также предполагала различное прочтение. Это и пьесы-реконструкции в жанре «один день из жизни врача», за основу которых авторы брали документы и свидетельства о реальной врачебной деятельности Чехова на Сахалине и в Серпуховском уезде. Это и пьеса о Чехове в жанре «истории болезни», где историю болезни автор соотносит с историей жизни. Пьеса выстраивается как диалог между пациентом и врачом, однако истинными участниками диалога оказываются Чехов-автор и Чехов-врач. Этот разговор происходит во время важных и переломных в жизни героя событий. Героями пьес становятся также чеховские персонажи и их прототипы, но и те и другие оказываются в роли пациентов «знаменитого доктора Чехова». Реальные «истории болезни» — человеческие истории, которые наблюдает доктор Чехов, превращаются под пером писателя Чехова в литературные сюжеты. Попытки реконструкции того, как происходит «трансформация реальности в художественный мир» произведения на примере конкретных текстов («Гусев», «Попрыгунья», «Черный монах», «Чайка», «Человек в футляре» и др.), либо выливались в отдельные замыслы, либо задумывались как один из основных мотивов или повествовательных планов в пьесах-саморефлексиях, главной темой которых становилось художественное исследование механизмов литературного творчества, рождения текста «в голове у писателя».

Отдельно нужно выделить идеи пьес в жанре мокьюментари (пять драматургических замыслов), построенных как серия интервью либо с современниками Чехова, в разное время знавшими его, либо с его героями, монологи которых должны строиться на соединении текста чеховского произведения с материалами по истории создания этого произведения и первыми откликами на него читателей и критики. Это могут быть и нарочито вымышленные фантастические сюжеты, опирающиеся на коллаж подлинных исторических документов. В целом авторы таких замыслов, три из которых впоследствии воплотились в разные по жанру и форме драматургические тексты, еще раз обращают внимание читателя и зрителя на то, как легко в современном обществе, оперируя реальными фактами и существующими документами, создать убедительный и внешне логичный текст «о чем угодно» — будет ли это «Ленин — гриб» (знаменитая телевизионная мистификация С. Курехина) или «Чехов — устрица» (пьеса лаборатории в жанре лекции-мокьюментари «О чем пищат устрицы» Е. Щетининой).

В итоге экспертным Советом были отобраны 20 заявок, авторы которых приняли участие в следующем этапе лаборатории — образовательном семинаре «От документа к пьесе», который проходил в музее-заповеднике А.П. Чехова «Мелихово». Основными целями семинара были знакомство драматургов с чеховским и музейным пространством, а также повышение исследовательской компетентности молодых авторов, необходимой для создания пьесы на документальной основе.

В ходе недельного семинара драматурги «погружались» в чеховское пространство и исследовали музейное. Знакомились с фондами музея и его экспозициями — мемориальными, историко-бытовыми, наполненными личными вещами писателя и членов чеховской семьи, подлинными предметами чеховской эпохи. Работали в литературной экспозиции «Кухня писателя», представляющей обширный фактический материал о писательской работе и писательских привычках Чехова. В ходе практических занятий, которые проводили исследователи жизни и творчества Чехова (А.П. Кузичева, Л.Е. Бушканец, Ю.В. Доманский), молодые драматурги знакомились с «чеховской» источниковой базой, с принципами и особенностями работы с такими историческими источниками, как эгодокументы (письма, дневники, мемуары) и периодическая печать (газеты и журналы чеховского времени). Отдельный разговор был посвящен биографической литературе о Чехове — тому, как менялся и в чем проявлялся интерес к жизни и личности Чехова на протяжении XX—XXI веков в общественном сознании и в чеховедении. На практических занятиях, посвященных современной драматургии и театральному процессу (занятия проводили Ю.В. Доманский и П.А. Руднев), соотносили поэтику чеховской и современной драмы, говорили о литературной и театральной рецепции чеховского текста в XX и XXI вв., обсуждали современные театральные тенденции, возможности и ограничения различных театральных и междисциплинарных практик. В рамках семинара и по его завершении уже в онлайн-режиме авторы получали индивидуальные консультации преподавателей семинара и музейных сотрудников по выбранным темам, помощь в организации и проведении исследования, предоставлении справочных материалов и документов.

После завершения семинара драматурги приступили к написанию пьес. Из присланных 20 драматургических текстов экспертный совет отобрал 5, составивших шортлист лаборатории. В этот список вошли пьесы: «После Чехова» Аси Датновой, «Чайная птица» Евгения Ионова, «Великолепный дождь» Валерии Темкиной, «Собаки Чехова» Артема Казюханова, «О чем пищат устрицы» Елены Щетининой. Их авторы приняли участие в следующем этапе проекта — Театральной лаборатории. В ходе лаборатории драматурги уже вместе с режиссерами и актерами мелиховского театра «Чеховская студия» готовили театрализованные читки и эскизы спектаклей. Каждый драматургический текст проходил так называемую «проверку действием», в ходе которой раскрывался его сценический потенциал, выверялись диалоги, ремарки, проявлялись сильные и слабые места текстов и т. д.

Публичный показ и обсуждение театрализованных читок из-за запрета на проведение массовых мероприятий в период пандемии состоялись уже в онлайн-формате. Пять пьес были прочитаны в пяти музейных пространствах, выбранных режиссерами читок. Записи читок (профессионально снятые и смонтированные видеоролики) были размещены на ютуб-канале Лаборатории, ссылки на них были даны на сайте проекта, сайте музея, в соцсетях. В итоге театрализованные читки спектаклей лаборатории посмотрели более 1000 человек. А в рамках двухдневной зум-конференции, в которой участвовали драматурги, режиссеры, эксперты и преподаватели лаборатории, каждый автор получил обратную связь от режиссера читки, отзывы экспертов, рекомендации по доработке текста с учетом состоявшейся «проверки действием».

Завершился проект изданием сборника, в который вошли 5 названных выше пьес, составивших шорт-лист Лаборатории, а также 7 пьес из лонг-листа, отмеченные и рекомендованные к публикации Экспертным советом: «Ханькоу» М. Малухиной, «Холера окаянная (Из жизни санитарного врача)» и «История любви (Таксоводевиль)» Л. Страховой, «За отсутствием доктора... (Один день из жизни чеховских персонажей)» Н. Травкиной, «Чехонtech» Е. Манн, «Небесный секретарь» В. Темкиной, «Лит-крокет (Пьеса конструктор)» Н. Калинниковой. Презентация сборника состоялась в музее-заповеднике «Мелихово» 29 января 2021 года. В этот же день была объявлена пьеса-победитель в специальной номинации «Выбор музея». Пьеса Аси Датновой «После Чехова», по условиям Лаборатории, будет поставлена театром «Чеховская студия», войдет в программу Международного театрального фестиваля «Мелиховская весна» 2021 года и репертуар мелиховского театра.

Таким образом, результатом Лаборатории, работа которой продолжалась в течение года, стали 12 новых драматургических текстов о Чехове, о жизни «вокруг», «около» и «после» Чехова, о присутствии образа Чехова и чеховского текста в сегодняшнем повседневном, культурном и медийном пространстве. Двенадцать современных текстов, созданных для сценического воплощения в самых разных жанрах, форматах и техниках современного театра — от «классической» пьесы для театра до пьесы-крокета, таксоводевиля и художественной провокации в жанре мокьюментари¹. Думается, что все эти тексты при их очевидной и неизбежной «лабораторности», представляют собой любопытный материал не только для театра и музея, но также для исследователей жизни и творчества А.П. Чехова, современной драматургии и современного театрального процесса.

Мелихово, 2020

Примечания

1. Чехов: non-fiction. Пьесы / Лаборатория для молодых драматургов. М.: Издательство «Перо», 2020. 318 с. Электронная версия доступна на сайте лаборатории http://www.chekhov-nf.ru/