I
В 1892—1899 гг. наша семья жила в Мелихове, в тринадцати верстах от станции Лопасня, Московско-Курской железной дороги. Я, учительствуя в Москве и в то же время занимаясь живописью, каждую неделю ездила из Мелихова в Москву и обратно.
В нашей усадьбе я вела все хозяйство и, кроме того, помогала брату Антону Павловичу в его врачебной и общественной деятельности1.
Однажды, в марте 1897 г., я приехала из Москвы на станцию Лопасня. Совершенно неожиданно я встретила там Антона Павловича, который приехал на станцию на тех же самых лошадях, на которых я должна была ехать в Мелихово. Он сказал мне, что едет в Москву и что художник Браз будет там писать его портрет для Третьяковской галереи. Сообщая об этом, он покашливал. Лицо его мне что-то не понравилось, и я подумала, что, пожалуй, в таком состоянии позировать не стоило бы.
В Мелихове меня встретила озабоченная мать со словами:
— Антоша так сильно кашлял все ночи, мне через перегородку все слышно было. Сердце у меня болит, как бы он не расхворался.
Отца я застала тоже взволнованным.
Проведя несколько дней в Мелихове, я поехала обратно в Москву. Обычно меня на вокзале никто не встречал. На этот же раз, почти ночью, меня неожиданно встретил брат Иван Павлович. У него в руках был маленький конвертик, и, подавая его мне, он сообщил, что Антоша находится в клинике, что на днях во время обеда с А.С. Сувориным в «Эрмитаже» у него из горла хлынула кровь. В клинику никого из посторонних не пускают; в конвертике был пропуск для меня. На другой день утром я была в клинике. Меня провели в отдельную палату. Антон Павлович лежал на спине. Ему было запрещено разговаривать. Поздоровавшись с ним, я, чтобы скрыть волнение, подошла к столу, на котором лежал рисунок его легких. Они были начерчены синим карандашом, а верхушки помечены красным. Я поняла тогда, что они уже поражены...
Я стала посещать Антона Павловича. После нескольких визитов к нему я, наконец, застала его бодрым. Одетый в свой халат, он ходил по палате. Встретил меня со словами:
— Понимаешь, как я мог прозевать притупление?
Это означало на медицинском языке, что у него имелся уже туберкулезный процесс, и Антон Павлович в свое время сам этого не заметил. Рисунок все еще лежал на столе. Потом Антон Павлович стал мне рассказывать о посетителях, которые его навещали. С особенным восторгом говорил о Л.Н. Толстом, посетившем его в клинике: он жил поблизости, в Хамовническом переулке (ныне улица Льва Толстого).
Дело шло на поправку. В апреле Антон Павлович был уже в Мелихове.
Распорядок нашей жизни сразу изменился. Врачи запретили брату много работать, он должен был подчиняться установленному для него режиму. Зимой ему рекомендовалось жить где-нибудь на юге, в теплых краях. Первую же зиму после этого — 1897/98 гг. — он провел в Ницце, на юге Франции. Привыкнув жить в семье, работать за своим письменным столом, заниматься общественными делами, он за границей сильно тосковал по Родине.
Следующую зиму — 1898/99 гг. — Антон Павлович прожил в Ялте. Сознавая, что жить на севере ему невозможно, а скитаться по чужим квартирам неприятно и неудобно, он задумал окончательно обосноваться на юге. Ему захотелось завести собственный угол. Выполнение этого решения ускорила неожиданная смерть отца. Без отца жизнь в Мелихове показалась нам сразу какой-то опустевшей. Антон Павлович был в Ялте, мать жила в Мелихове одна, так как я ездила на работу в Москву. Жизнь семьи разладилась. Надо было что-нибудь придумывать... Вскоре я получила от Антона Павловича письмо с предложением приехать к нему в Ялту и поговорить о том, как устроить дальнейшую жизнь нашей семьи. В конце октября я поехала к брату.
II
Первой фразой, которой встретил меня Антон Павлович на пристани в Ялте, была:
— Знаешь, я купил участок, завтра пойдем смотреть. Вид изумительный!
Какое-то ревнивое чувство заговорило в моей душе: мне было жаль Мелихова.
Вечером мы долго беседовали. Я рассказывала брату о наших тяжелых переживаниях в связи со смертью отца. Коснулись мы и вопроса о Мелихове: как с ним быть? Конечно, жаль было расставаться с ним, уж очень было много пережито в нем, много было положено труда на благоустройство его. Хотя Антон Павлович и не говорил о продаже, но я уже поняла, что жить на два дома немыслимо и что надо будет расстаться с милым Мелиховым.
На другой день мы пошли с Антоном Павловичем смотреть участок. Шли мы очень долго. Мне было обидно и досадно, что он выбрал участок так далеко от моря. Когда же мы подошли к самому участку, то моим глазам представилось нечто невероятное: старый корявый виноградник, обнесенный плетнем, ни дерева, ни кустика, никакой постройки. В довершение всего рядом, за плетнем, — татарское кладбище, и как нарочно в это время происходили похороны. Впечатление самое тяжелое. Потом, когда мы уже устроились на участке, мы привыкли к частым похоронам и даже не замечали их.
Я не сумела скрыть своего первого неприятного впечатления. Брат заметил это, огорчился. Правда, открывавшийся с участка вид был очень красив: вся Ялта, как на ладони, широкий морской горизонт. Видно было, как к молу подходили парусные суда и пароходы. Теперь ничего этого не видно из-за сильно разросшегося сада. Помню, я залюбовалась тогда видом на горы.
Мне досадно было на себя, что я не могла скрыть своего первого впечатления и тем расстроила брата.
Когда мы вернулись на квартиру к Антону Павловичу (он жил тогда на даче Иловайской «Омюр»), я решила загладить чем-нибудь свою ошибку. Я притворилась, что уже заинтересована участком, развернула лист бумаги и начала чертить его план. Помню, мы наметили место, где должен стоять будущий дом, планировали дорожки в саду, фантазировали о гротах и фонтанах и так размечтались, что позабыли даже, что участок неудачен и что денег на осуществление наших мечтаний совершенно нет...
Как только начали класть фундамент, Антон Павлович заложил землю в банке, как это обычно тогда делали, и полученными деньгами заплатил владельцу участка. А чтобы обосноваться на нем, брат решил продать все свои произведения — прошлые, настоящие и будущие — известному тогда издателю А.Ф. Марксу2. Продажа была невыгодна уже одним тем, что Антон Павлович не сразу получил все деньги, а в рассрочку на несколько лет. Но с этим приходилось мириться, так как денег не было, а продолжать стройку было необходимо. Все шло быстрыми темпами, и Антону Павловичу уже не так скучно становилось жить в Ялте: он присутствовал на работах и сам руководил ими.
В сентябре 1899 г. я привезла в Ялту мать, хотя дача не была еще закончена полностью. Антон Павлович жил во флигеле, который предназначался для кухни и для служащих. В доме не было еще дверей, прикрепляли к косякам кнопками газетную бумагу, чтобы защитить себя от нескромных глаз. Наконец перешел из флигеля в свои комнаты — кабинет и спальню — и Антон Павлович.
Новая созидательная жизнь закипела у нас в Ялте, и о Мелихове мы стали постепенно забывать. Все внимание Антона Павловича было обращено на сад. Как сейчас помню двух турок в красных фесках (тогда турки приезжали в Крым на земляные работы), которые выкорчевывали старый виноградник, ровняли землю и копали ямки для посадки.
Антон Павлович переходил от ямки к ямке и сажал деревца, похожие скорее на хлыстики, чем на деревья. Вот из этих-то хлыстиков и выросли теперь те большие деревья, которые совершенно закрыли собою вид на море и Ялту!.. Любя природу средней России, брат хотел создать у себя в саду иллюзию севера: он сажал деревья с опадающими на зиму листьями и не любил вечнозеленых, говоря, что «листья их будто сделаны из жести». Впрочем, Антон Павлович делал исключение для кипарисов. Роз, которые он особенно любил, у нас при его жизни было очень много.
Первые годы ухаживать за садом было трудно. У нас не было водопровода или колодца; приходилось бегать с ведерками вниз к речке и таскать воду по крутой горе. Но постепенно все наладилось. Устроили водопровод, выкопали два колодца в саду, и наша усадьба украсила собой Верхнюю Аутку.
III
Жить спокойно и только лечиться от своего недуга было не в характере Антона Павловича. По натуре общественник, ненавидевший социальные несправедливости существовавшего в те времена уклада жизни, он не мог сидеть в Ялте сложа руки. К тому же у него много было забот о приезжавших в Ялту бедняках, больных туберкулезом.
Эти больные, особенно учащаяся молодежь, часто приезжали без гроша. Им не к кому было обращаться за помощью. Тогда в Ялте не было и быть не могло ни санаториев, ни домов отдыха; на дорогие частные пансионаты они не могли рассчитывать, и неимущая молодежь приходила к писателю за советом, как быть и что делать. Привожу здесь письмо ко мне Антона Павловича, в котором ярко рисуется положение этих больных:
«Ялта, 24 ноября 1899 г. Милая Маша, студент приехал и привез валик для марок. Студента устроим как-нибудь, я сдам его м-м Бонье и думаю, что он будет жить хорошо со своими 40 рублями в месяц. Тут много бедняков, у которых нет и 4 рублей. Вчера Марфуша докладывает мне: «Ергатический артист». Оказывается, «драматический артист» пришел просить. Московский поэт Епифанов умирает здесь в приюте. Одним словом, от сих бед никуда не спрячешься и прятаться грех; приходится мириться с этим кошмаром и пускаться на разные фокусы. Будем печатать воззвание насчет чахоточных, приезжающих сюда без гроша».
А вот выдержки из письма к А.М. Горькому от 25 ноября того же года: «Одолевают чахоточные бедняки... видеть их лица, когда они просят, и видеть их жалкие одеяла, когда они умирают, — это тяжело. Мы решили строить санаторию, я сочинил воззвание; сочинил, ибо не нахожу другого средства. Если можно, пропагандируйте сие воззвание через нижегородские и самарские газеты, где у Вас есть знакомства и связи. Может быть, пришлют что-нибудь. Третьего дня здесь в приюте для хроников, в одиночестве, в забросе умер поэт «Развлечения» Епифанов, который за 2 дня до смерти попросил яблочной пастилы, и когда я принес ему, то он вдруг оживился и зашипел своим больным горлом радостно: «Вот эта самая! Она! Точно землячку увидел».
Антон Павлович напечатал воззвание во многих экземплярах и разослал во все концы России. Многие отозвались на его призыв и прислали кто сколько мог. Набралась довольно значительная сумма. Антон Павлович совместно с благотворительным обществом «Попечительство о приезжих больных» организовал санаторий «Яузлар».
Это был первый тогда санаторий для малоимущих больных. Главным помощником Антона Павловича в создании этого санатория был писатель Сергей Яковлевич Елпатьевский, тоже врач по образованию, живший, как и Чехов, в Ялте.
Не оставался безучастным Антон Павлович и к народному образованию. Однажды к Антону Павловичу из деревни Мухалатки, за сорок верст от Ялты, пешком пришел сельский учитель за советом, как спасти школу от закрытия, так как не было средств на ее содержание. Антон Павлович отдал имевшиеся у него в этот момент последние 500 рублей. Школа была спасена. А в дальнейшем, когда строилась там новая школа, Чехов принимал горячее участие в составлении плана и потом помогал ей своими средствами. Не бросил он и медицину. Бедное население Аутки шло к нему за врачебной помощью во всякое время дня и ночи.
В течение четырех с половиной лет, которые Антон Павлович прожил в Ялте, жизнь на нашей даче била ключом. Кто только не побывал у нас! Люди науки, искусства, литературы, общественные деятели окружали писателя. Особенно много гостей съезжалось с наступлением весны. Приезжали А.М. Горький, А.И. Куприн, И.А. Бунин, Д.Н. Мамин-Сибиряк, С.Я. Елпатьевский и другие. Гостили у нас и писатель В.Г. Короленко, и выдающийся художник И.И. Левитан, и знаменитый певец Ф.И. Шаляпин.
Самое радостное и интересное время для Антона Павловича было в период приезда в Ялту в 1900 г. всей труппы Художественного театра во главе с его основателями и режиссерами Вл.И. Немировичем-Данченко и К.С. Станиславским. Тогда же в нашем доме гостила и Ольга Леонардовна Книппер — будущая жена Антона Павловича. Никто не думал тогда, что через четыре года Чехова уже не станет.
IV
После смерти Антона Павловича я решила во что бы то ни стало сохранить дом Чехова таким, каким он был при его жизни. Я не допускала мысли что-нибудь нарушить после его смерти и сама продолжала заботливо убирать и беречь те комнаты, где он жил и работал. Я не думала тогда еще о создании мемориального дома писателя. Но в первые же годы к дому стали стекаться посетители как ялтинские, так и приезжие со всех концов России, а также иностранцы. Все они стали проявлять удивлявшую меня настойчивость: во что бы то ни стало добиться возможности попасть в дом, где жил покойный писатель. Часто они просили меня рассказать что-нибудь о жизни и творчестве брата. Я тогда уже заметила особенную любовь учащейся молодежи к писателю. Но я была перегружена работой и не могла удовлетворить всех запросов посетителей.
Вскоре же после смерти брата возникла необходимость разобрать его архив и издать неопубликованные произведения и огромную переписку3. Частые поездки4 в Москву в связи с этой работой, заботы о доме и о больной матери отнимали у меня все время. Особенно угнетал меня ремонт здания.
Огромное внимание общественности к дому писателя заставило меня серьезно подумать о будущем этого дома. Мне стало ясно, что нужно беречь его не только для себя как память о брате, но и для всех, кто любил и ценил А.П. Чехова как большого писателя и исключительного человека. Я поняла, что должна сберечь этот дом для народа.
Я придумывала всякие способы сохранить дом Чехова. Думала привлечь к этому делу некоторые журналы и газеты, как, например, «Русскую мысль», «Русское слово» и другие. Редакции этих изданий как будто изъявили желание взять5 по комнате для отдыха своих сотрудников с тем, чтобы кабинет и спальня писателя остались неприкосновенными. Вела я переговоры и с Академией наук, но время шло, а переговоры так и оставались только переговорами.
Вскоре наступили для меня более тяжелые времена. Как известно, Великая Октябрьская социалистическая революция в Крыму была завершена значительно позднее. Крым оказался отрезанным от центра, от Москвы. Я уже не могла заниматься издательской работой, и всякая возможность добыть средства на ремонт здания и даже на собственное существование иссякла. Мне пришлось даже взяться за иглу, чтобы как-нибудь просуществовать с больной матерью до лучших дней и сохранить дом брата.
После окончательного утверждения к Крыму Советской власти (ноябрь 1920 г.) все изменилось. Советское правительство пришло мне на помощь. С 1921 г. в доме брата был учрежден музей А.П. Чехова, а я была назначена заведующей. Первыми нашими посетителями были учащиеся, педагоги, врачи. Посетители приходили тогда неорганизованно. Особо настойчивых приходилось иногда принимать даже и в одиннадцать часов ночи.
В 1926 г. Дом-музей А.П. Чехова в Ялте был передан в ведение Государственной, ныне ордена Ленина, библиотеки СССР имени В.И. Ленина, в составе которой, как филиал ее, Дом-музей находится и поныне.
Теперь нашими посетителями являются рабочие, служащие, учащиеся, студенты, педагоги, артисты, научные работники, писатели, журналисты, военнослужащие Советской Армии и Флота и все трудящиеся, приезжающие отдохнуть на Южный берег Крыма со всех концов Советского Союза. Количество посетителей увеличивается с каждым годом. Если в 1921/22 гг. мы приняли всего лишь 2 тысячи человек, то перед Великой Отечественной войной посещаемость достигла 40 тысяч человек в год, а в последнее время превышает 80 тысяч человек в год6. И я с удовлетворением могу сказать, что недаром я сохранила для народа этот памятник, что он осуществляет серьезную культурную задачу и стоит в ряду ценных культурно-просветительных учреждений нашей страны.
Записи в книге отзывов посетителей Дома-музея свидетельствуют о громадной любви всего советского многонационального народа к творчеству Антона Павловича. В этих записях говорится и о глубоком интересе трудящихся к Дому-музею Чехова. Вот некоторые из них:
«Замечательный памятник русской культуры! В этом Доме-музее перед нами предстала большая и глубокая жизнь великого русского писателя Антона Павловича Чехова», — написали москвичи.
«Я житель Казахстана, учитель истории, приношу большую благодарность за сохранение неоценимого русского наследства...»
Группа студентов из Одессы записала: «Посетив этот замечательный памятник русской культуры, мы вынесли огромное, неизгладимое впечатление. Перед нами со всей силой предстал образ дорогого Антона Павловича Чехова — великого и простого русского человека... Мы благодарны за сохранение чудесного домика, который будет и должен жить в веках вместе с образом великого писателя».
«Наконец-то сбылась моя мечта — побывать в доме А.П. Чехова, любимого писателя моей семьи», — пишет инвалид Отечественной войны.
Группа отдыхавших в санатории «Ясная Поляна» написала: «Посетив дом, где жил и творил знаменитый писатель и скромный человек, всем сердцем хочется сказать кровное спасибо великому русскому народу, давшему не одного великого человека, которым гордится не только земля русская, но и весь мир».
Но не только наши советские люди пишут так о Чехове. Дом-музей посещает много иностранцев. В своих записях в книгах отзывов они говорят о любви к Чехову народов и их стран. Один из французских туристов написал: «Не без волнения я посещаю дом знаменитого писателя, к которому французы питают громадное уважение за глубокое понимание им человеческой души. Пусть эта культурная общность надолго сохранит мир между народами».
Семья американского туриста Джозефа Клайп из г. Дейтона, штат Огайо, пишет, что ей «...доставило огромное удовольствие посещение дома Чехова, которого почитают и которым восхищаются в Соединенных Штатах Америки. Некоторые его пьесы идут в США, и они очень популярны».
Румынская писательница Анда Болдур записала: «...Я нахожусь в доме, где жил любимый высокопочитаемый Чехов... Если бы он знал, сколько счастья доставляют людям его произведения! Если бы он знал, как сильно мы его любим, мы, которые никогда его не видели, но которые считаем себя его друзьями!»
В тяжелые дни немецко-фашистской оккупации мне пришлось пережить много испытаний и волнений, защитная детище моей жизни — Дом-музей Чехова. Внешние повреждения дома от упавших в саду авиабомб с приходом нашей армии-освободительницы были быстро устранены, и Дом-музей сейчас существует в своем прежнем виде.
Лучшей для меня наградой является письмо бойцов и офицеров Советской Армии, побывавших в Доме-музее в первый же день освобождения Ялты — 16 апреля 1944 года:
«Дорогая Мария Павловна! Бойцы и офицеры нашей части горячо благодарят Вас за то, что в тяжелые дни немецкой оккупации Вы сумели сохранить этот родной и близкий каждому русскому человеку домик нашего замечательного писателя Антона Павловича Чехова.
Сейчас мы идем в бой. Во имя любви к жизни, во имя любви к человеку, во имя всего того, чем жил и что любил наш Чехов, мы будем уничтожать орды фашистских злодеев, заливших кровью нашу родную землю».
Эти волнующие слова позволяют мне гордиться тем, что я не напрасно прожила свою жизнь, посвятив ее сохранению памяти о моем покойном брате. Они заставляют меня и всех сотрудников с еще большей теплотой и любовью принимать в Доме-музее всех тех, кто приходит сюда, интересуясь жизнью и творчеством Антона Павловича Чехова — великого русского писателя7.
«Горьковская» скамейка в углу сада
Примечания
1. До конца 1894 года мелиховское полевое хозяйство вел Мих.П. Чехов, в связи с чем А.П. Чехов называл его «главноуправляющим». (Ред.).
2. А.П. Чехов продал свои произведения А.Ф. Марксу не только, чтобы «обосноваться» на купленном им в Ялте участке. 20 января 1899 г. он писал сестре: «...продажа, учиненная мною, несомненно имеет свои дурные стороны. Но несомненно есть и хорошие, во-1-х), произведения мои будут издаваться образцово, во-2-х), я не буду знаться с типографией и с книжным магазином [Суворина], меня не будут обкрадывать и не будут делать мне одолжений, 3) я могу работать спокойно, не боясь будущего, 4) доход не велик, но постоянен...» Через год, 29 января 1900 г., А.П. Чехов писал брату Михаилу: «Полное собрание моих сочинений начали печатать в типографии [Суворина], но не продолжали, так как все время теряли мои рукописи, на мои письма не отвечали и таким неряшливым отношением ставили меня в положение отчаянное; у меня был туберкулез, я должен был подумать о том, чтобы не свалить на наследников своих сочинений в виде беспорядочной, обесцененной массы». (Ред.).
3. В 1912—1916 гг. М.П. Чехова издала шеститомник писем А.П. Чехова.
4. В 1905—1917 гг. М.П. Чехова с матерью проводила зимние полгода в Москве, а летние полгода — в Ялте и Мисхоре. (Ред.).
5. Приобрести. Издатель газеты «Русское слово» И.Д. Сытин с этой целью приезжал в Ялту к Марии Павловне. (Ред.).
6. В 1962 г. Музей посетило свыше 120 тыс. чел. (Ред.).
7. Количество записей в книге отзывов все растет. Приводим некоторые из них.
Известный китайский писатель Ба Цзинь пишет: «Китайский народ горячо любит Чехова. Китайские читатели видят в нем своего учителя и друга. Находясь в Ялте, Чехов однажды сказал Горькому о своем желании поехать в Китай. Мечта Чехова не осуществилась. Мне выпала большая честь передать здесь те теплые чувства любви и уважения, которые питает китайский народ к творчеству великого русского писателя».
Румынский писатель Михай Бенюк записал: «Антон Павлович Чехов своим замечательным творчеством сумел раскрыть и показать страдания народа своего времени. Он научил нас любить народ и верить в его счастье. Поэтому мы ему благодарны. Советский народ открыл нам настоящую дорогу к счастью человечества».
«Его талант был подобен кристаллу, в гранях которого отразились все стороны русской жизни и черты национального характера. Скромным и обаятельным он будет жить в памяти русского», — пишет учитель из Якутии. (Ред.).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |