Заключение

Термин «ирония» является одним из самых дискуссионных в научной литературе. Эта дискуссионность во многом объясняется тем, что формирование этого понятия в истории мировой культуры происходило в различных направлениях: многоуровневость, многоплановость понятия «ирония» связана с такими культурно-историческими определениями, как «сократическая ирония», «античная ирония», «романтическая ирония», «экзистенциальная ирония», «постмодернистская ирония».

Мы придерживаемся той точки зрения, разделяемой многими современными исследователями, что иронию, реализующуюся в художественном тексте, необходимо рассматривать с двух точек зрения — как стилистический прием и как концептуальную категорию, связанную с проблемой целостности изучения текста.

Эти два типа иронии принципиально отличаются друг от друга по объему контекста, необходимого для распознавания и декодирования иронического смысла, по жанровому функционированию, по функциям, выполняемым в художественном тексте и по идейной значимости. Однако нельзя говорить о диаметральной противоположности, абсолютной противопоставленности этих двух типов иронии — в основе их лежит один и тот же способ познавания действительности, та же неоднозначность, амбивалентность оценки изображаемого, возможность скрыть, или, точнее, завуалировать субъективно-оценочную модальность адресанта иронии.

Наиболее разработанным аспектом изучения иронии, актуализирующейся в художественном тексте, явилась ирония, выступающая в тексте в качестве стилистического приема. Этот тип иронии был назван нами «контекстуальной иронией», поскольку такая ирония локализуется в объеме небольшого контекста, ограниченного рамками предложения или абзаца, так называемого «микроконтекста». Контекстуальная ирония в художественном тексте служит созданию яркого стилистического эффекта, является средством речевого комизма, углубляет и обогащает речевую характеристику персонажа. Функции текстообразующей иронии сложнее, она организует как идейно-образную систему произведения, так и его структуру. Текст, несущий в себе иронический смысл, осложнен, как правило, и на структурном, и на стилистическом уровне.

Безусловно, в художественном тексте действительным адресантом иронии является автор, а реальным адресатом иронии — читатель, осознающий и декодирующий иронический смысл. Это соотношение адресата и адресанта иронии в творчестве Чехова в отношении текстообразующей иронии соблюдается в подавляющем большинстве произведений. Исключение составляют лишь те прозаические произведения, где повествование ведется от лица рассказчика, выполняющего авторские функции, в том числе — организацию текста на структурном и смысловом уровне.

Что касается контекстуальной иронии, то при реализации внутри диалога она может иметь внутритекстовых адресата и адресанта в роли которых выступают персонажи. В художественном творчестве Чехова это встречается достаточно редко, и исключительно в драматургических произведениях. В прозаических произведениях контекстуальная ирония реализуется, как правило, в авторской речи, если же она вложена в уста персонажа, то этот персонаж и является одновременно объектом иронии. Объяснить это можно жанровыми особенностями функционирования контекстуальной иронии в творчестве А.П. Чехова: прозаические произведения, в которых актуализировалась контекстуальная ирония, относятся к раннему периоду творчества, где самым типичным героем становится персонаж, имеющий невысокий культурный уровень, тогда как для адресанта иронии необходим достаточно высокий интеллектуальный потенциал.

Ирония не имеет собственных средств выражения, присущих только ей, однако существуют определенные языковые средства, которые могут актуализировать в том числе иронический смысл. В своей работе мы выделяем и комментируем все типы средств экспликации контекстуальной и текстообразующей иронии, характерные для художественного творчества А.П. Чехова и его эпистолярия, представляя их классификации. Так, средства выражения контекстуальной иронии нами подразделяются на лексико-семантические, структурные, стилистические и связанные с категорией интертекстуальности. Текстообразующая ирония в чеховском творчестве актуализируется посредством использования различного рода повторов, организации текста в виде несобственно-прямой речи и интертекстуальных включений.

Самыми актуальными средствами выражения контекстуальной иронии и для художественного творчества, и для эпистолярия Чехова оказались стилистические средства, основывающиеся на несоответствии смысла высказывания его формальному выражению, а также семантические средства, прежде всего — объединение в одном контексте слов и выражений, противоположных по предметно-логическому значению, имитация причинно-следственной связи. Эти выводы, сделанные нами на основе анализа материала чеховского творчества, противоречат общим закономерностям функционирования иронии в языке, поскольку многие исследователи утверждают, что самым распространенным средством реализации иронии является противоречие между буквальным и имплицитным смыслом слова, то есть антифразис. Для идиостиля Чехова же ирония, локализованная в одном слове, оказалась мало значимой.

Для художественного творчества Чехова актуальными становятся структурные средства реализации контекстуальной иронии. В подавляющем большинстве случаев структурные средства реализации используются в сочетании со стилистическими или, чаще, лексико-семантическими актуализаторами иронического смысла. Особенно сильную зависимость от лексического наполнения и стилистических коннотаций, полную контекстную зависимость и обусловленность имеют вводные конструкции, зачастую использование вводных слов усиливает содержащуюся в тексте иронию, а не создает ее. Структурные средства реализации контекстуальной иронии в письмах Чехова встречаются нечасто, исключение составляет лишь риторический вопрос, что, вероятно, отражает своеобразную близость эпистолярия и живой разговорной речи, где риторический вопрос является одним из основных структурных средств реализации иронии. Другие структурные средства реализации контекстуальной иронии встречаются, в подавляющем большинстве случаев, лишь в письмах Чехова, адресованных Л. Мизиновой. Мы объясняем это нарочитой усложненностью формы, литературностью этих писем, где ирония зачастую призвана скрыть сложный характер отношений Чехова к Лике Мизиновой.

Как и контекстуальная ирония, ирония текстообразующая не имеет собственных средств реализации, но может быть выражена с помощью определенных языковых средств, которые опираются на такие текстовые категории, как когезия, проспекция, ретроспекция. В тексте чеховских произведений данные категории, актуализирующие текстообразующую иронию, эксплицируются при помощи таких средств, как различного рода дистантные повторы, несобственнопрямая речь, а также сочетания этих средств реализации. В чеховском творчестве текстообразующая ирония реализовалась посредством лексического или лексико-позиционного, структурного и ситуативного повторов. Ситуативный повтор можно назвать отличительной чертой чеховского идиостиля. Повторение ситуаций, очень часто возникающее в чеховском творчестве, порождает различные «приращения смысла», и, зачастую, возникновение иронических коннотаций. Иронический смысл возникает в том случае, когда изменяется один или несколько компонентов ситуации при неизменности других. Структурный повтор в чеховском творчестве актуален, прежде всего, для экспликации текстообразующей иронии в текстах-пародиях как сгущение какой-либо стилевой черты, присущей тексту-источнику. Нередко стилевой повтор усиливается, усложняется повтором лексическим или семантическим. Структурный повтор также очень продуктивен при создании тонких, требующих пристального внимания к тексту, форм иронии, что делает его актуальным для реализации иронии в позднем чеховском творчестве.

Кроме перечисленных средств реализации, контекстуальная и текстообразующая ирония в идиостиле Чехова актуализируется путем использования в тексте интертекстуальных включений. При реализации контекстуальной иронии путем использования интертекстуальных включений в художественном творчестве использование интертекстуальных средств в речи персонажа может свидетельствовать как о эрудиции героя произведения, так и напротив, о его низком культурном уровне. В последнем случае контекстуальная ирония служит формированию негативно-иронической оценки персонажа. Зачастую ирония, реализующаяся при помощи интертекстуальных включений и эксплицирующаяся персонажем, может не быть воспринята внутри текста, поскольку у адресата иронии может не быть достаточных фоновых знаний для ее декодирования. В эпистолярии Чехова контекстуальная ирония может реализовываться не только путем интертекстуальных включений, но и с помощью автотекстуальности.

Интертекстуальные включения играют особую роль при актуализации текстообразующей иронии. В раннем творчестве с помощью интертекстуальных включений организуются произведения в жанре пародии, причем источником пародии чаще всего становится не стилевая система какого-то отдельного автора, но какой-либо стиль или жанр современной Чехову массовой литературы. Объектом иронии при этом являются не только авторы подобных произведений, но и читатели, потребители массовой литературы. Средством реализации текстообразующей иронии становится сгущение лексико-фразеологических, синтаксических, стилистических особенностей пародируемых текстов, стилей, жанров. Особое место в чеховском творчестве занимают произведения, основанные на переосмыслении и полемике с русской литературой девятнадцатого века, что влечет за собой появление в его произведениях интертекстуальных героев, сюжетов, конфликтов, ситуаций, которые и становятся объектами чеховской иронии.

Специфическим средством экспликации контекстуальной иронии для драматургических произведений являются ремарки. В творчестве Чехова, несомненно, присутствуют примеры, в которых представлен классический случай использования ремарок: они используются в тех случаях, когда в высказывании отсутствуют формальные показатели, сигналы иронии и автор не уверен, что высказывание будет воспринято как ироническое. Однако у Чехова ремарки, нам думается, могут нести несколько иную смысловую нагрузку. Нам представляется, что ремарка «с иронией», «иронически» у Чехова зачастую выполняют эмотивную функцию: ирония здесь призвана скрыть истинные чувства и эмоции героев (тревогу, печаль, растерянность и т. д.).

Функции, выполняемые контекстуальной иронией в художественном творчестве и эпистолярии Чехова многообразны, и могут быть разделены на две большие группы: универсальные функции и функции, специфические для иронии в живой разговорной речи и проявляющиеся в диалогах и письмах.

Активность тех или иных функций в художественном творчестве неодинакова и находится в прямой зависимости от идейно-художественного своеобразия творчества Чехова и особенностей его языковой личности. Так, самой активной функцией в художественном творчестве явилась функция отрицательной оценочности, редко выполняемая контекстуальной иронией в эпистолярии; тогда как самой характерной функцией иронии в письмах стала функция самоиронии, почти не проявляющаяся в художественном творчестве. Менее актуальной для художественного творчества, чем для эпистолярия, явилась функция доброжелательной насмешки, предполагающая безусловно положительное отношение адресанта иронии к объекту иронической оценки. Что касается специфических функций, выполняемых иронией в разговорной речи, то для художественного творчества наиболее значимыми оказались функции снижения эмоционального пафоса и снятия эмоционального напряжения, а в письмах контекстуальная ирония могла выполнять функцию проявления корпоративности между адресатами.

Основной функцией, выполняемой текстообразующей иронией в творчестве А.П. Чехова стала функция скрытого выражения авторской модальности, возможность дать явлению, событию или персонажу не однозначную, окончательную оценку, но оценить объект иронического повествования, исходя из разных взглядов на окружающую действительность. Текстообразующая ирония А.П. Чехова соотносится с одной из самых ярких черт стиля позднего периода его творчества — сложным сплавом внешне-объективного повествования с субъективно-лирическими оценками. Ирония как простое отрицание, ирония в чистом, хрестоматийном виде для повествования зрелого Чехова не свойственна, ей, как правило, сопутствуют и другие эмоционально-оценочные интонации (лирическая, трагическая, сочувствующая и др.); чеховская оценка, выраженная с помощью иронии, всегда амбивалентна, неоднозначна и больше склоняется к оправданию, а не к осуждению героя.

Продуктивным представляется соотнесение выводов, полученных в ходе нашего исследования, с будущими исследованиями идиостилей других русских писателей, художественной системе которых также свойственно ироническое начало. Это послужит обогащению как общей теории функционирования иронии в художественном тексте, так и выявлению специфики писательских идиостилей при реализации иронии.