Однажды в Москве Лика Мизинова познакомила меня с молоденькой, очень маленького роста девушкой.
— Вот, Маша, познакомься: Таня Куперник — поэтесса и писательница.
Это была правнучка знаменитого русского актера Михаила Семеновича Щепкина, Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, ныне уже покойная. Ей тогда шел девятнадцатый год. Лика познакомилась с ней через художницу С.П. Кувшинникову, на вечерах которой они обе бывали.
Мы стали встречаться с Таней и вскоре подружились. Я привезла ее как-то в Мелихово и познакомила с нашей семьей. После этого она еще не раз приезжала к нам погостить и сделалась у нас своим человеком. Особенно к ней благоволили наши отец и мать. Павел Егорович любил поговорить и пофилософствовать с ней насчет религии и как-то раз даже пожаловался ей на Антона Павловича, что тот не выполняет религиозных обязанностей!
С Антоном Павловичем у нее установились приятельские отношения. С ней были связаны различные шутливые импровизации брата. Он всегда ее чем-нибудь добродушно поддразнивал. Однажды Антон Павлович крестил в Мелихове вместе с Татьяной Львовной дочку нашего соседа, князя С.И. Шаховского. По народному обычаю он после этого стал звать Таню кумой. Потом как-то слышу, брат с серьезным видом объясняет ей, что эти крестины вместе с ней он придумал специально для того, чтобы она не смогла бы женить его на себе! (Браки между кумовьями не допускались.)
То вдруг Антон Павлович собирается выдать Таню замуж за своего знакомого, весьма посредственного писателя Ежова, которого она никогда в жизни не видела. Долгое время он так и называл ее — Татьяна Ежова-с! В своих письмах Антон Павлович тоже часто именовал ее то кумой, то Татьяной Ежовой.
Татьяна Львовна приезжала в Мелихово большей частью зимой. У нее была горжетка из целой шкурки соболя. Этой горжеткой Антон Павлович любил поддразнивать наших такс, которые отчаянно лаяли и бросались на «зверька». Видимо, опасаясь, что собаки могут порвать горжетку, она однажды спрятала ее в своей комнате. Антон Павлович незаметно взял ее и положил в сигарный ящик, стоявший на камине его кабинета, предварительно показав таксам, где лежит их «враг». Когда Таня сидела у него в кабинете, Антон Павлович время от времени указывал собакам на коробку, те начинали неистово лаять и прыгать на камин. Так продолжалось до тех пор, пока она сама не заинтересовалась, что это такое находится в коробке, что так раздражает собак? Подошла, открыла и... и от удивления широко раскрыла глаза — ее соболь! Когда шутки брата раскрывались, он обычно вместе со всеми весело и искренно смеялся, до этого же с артистическим мастерством делал совершенно серьезный, невинный вид.
Встречалась Таня с нами также и в Москве. У нее в то время была большая дружба с красивой молодой артисткой театра Корша Лидией Борисовной Яворской. Как артистка Яворская нравилась не всем, но Антон Павлович ее ценил и даже рекомендовал впоследствии Суворину пригласить в свой театр. Любопытно он обрисовал ее однажды в письме к Суворину: «На святой в Петербурге будет оперировать труппа Корша... Побывайте на «Madame Sans Gêne» и посмотрите Яворскую. Если хотите, познакомьтесь. Она интеллигентна и порядочно одевается, иногда бывает умна. Это дочь киевского полицмейстера Гибеннета, так что в артериях ее течет кровь актерская, а в венах полицейская. О преемственности сих двух кровей я уже имел удовольствие высказывать Вам свое психиатрическое мнение. Московские газетчики всю зиму травили ее, как зайца, но она не заслуживает этого. Если бы не крикливость и не некоторая манерность (кривляние тож), то это была бы настоящая актриса. Тип, во всяком случае, любопытный. Обратите внимание».
Татьяна Львовна жила в Москве в номерах «Мадрид» в Леонтьевском переулке, а Яворская — в «Лувре» на Тверской улице. Компаниями мы собирались то у Тани, то у Яворской. Причем однажды мы сделали открытие, что между «Мадридом» и «Лувром» есть переход по различным коридорам, закоулкам, чердакам. Можно было, не выходя на улицу, попасть из одной гостиницы в другую, что мы и стали практиковать, и В.А. Гольцев пустил шутку: «Нет больше Пиренеев», — имея в виду горный хребет, отделяющий Испанию от Франции.
Вспоминая эти путешествия «по Пиренеям», нужно сказать и о «плаваниях эскадры Авелана». В те времена русским морским министром был назначен адмирал Ф.К. Авелан. Это была пора сближения между Россией и Францией, и Авелана все время чествовали то во Франции, где он с русской эскадрой был с визитом, то в России, после возвращения его из Франции.
Приезжая из Мелихова в Москву, Антон Павлович останавливался обычно не у меня (я снимала лишь одну комнату), а в гостинице «Большая Московская». Там у него был даже свой номер. О своем приезде брат обычно кого-нибудь извещал, и это сразу же становилось известно всем его друзьям: В.А. Гольцеву и В.М. Лаврову («Русская мысль), М.А. Саблину («Русские ведомости»), Ф.А. Куманину («Артист»), И.Н. Потапенко и др. Они приходили к Антону Павловичу и тащили его за собой в какую-нибудь редакцию, ресторан. К этой компании присоединялись я, Лика, Таня, Яворская, еще кто-нибудь из литераторов или редакторов, и начинались «чествования» Антона Павловича. Компанией переходили из одной редакции в другую, из одного ресторана в другой: там завтрак, там обед, там ужин... В конце концов Антона Павловича прозвали Авеланом, окружение его — эскадрой, а походы компании — плаванием эскадры. Долгое время эти названия — Авелан и плавания Авелана — сохранялись в московской литературной среде.
Об этом можно прочитать и в письмах самого Антона Павловича, например: «Третьего дня я вернулся из Москвы, где я прожил две недели в каком-то чаду. Оттого, что жизнь моя в Москве состояла из сплошного ряда пиршеств и новых знакомств, меня продразнили Авеланом. Никогда раньше я не чувствовал себя таким свободным. Во-первых, квартиры нет — могу жить где угодно, во-вторых, паспорта все еще нет и... девицы, девицы, девицы...»
Татьяна Львовна бесспорно была талантливым литератором, что всегда признавал и Антон Павлович, причем ее литературная деятельность носила весьма разносторонний характер. Она писала стихи, прозу, драматические произведения. Свободно владея иностранными языками, Щепкина-Куперник переводила на русский язык пьесы Мольера, Ростана и др. Долгие годы шумным успехом у зрителей и читателей пользовался ее перевод пьесы Ростана «Принцесса Греза». Западноевропейские пьесы в ее переводе и сейчас идут на сцене советских театров.
Антон Павлович хорошо отзывался о многих ее произведениях, например о рассказе «Одиночество», стихотворении «Монастырь», о переводе ростановской пьесы «Романтики» и др. В Мелихове он иногда давал Тане советы, касающиеся литературного мастерства: избегать литературных штампов, избитых трафаретов, вычурных описаний, громоздкости фразы и пр.
Единственно, за что Антон Павлович серьезно порицал в то время Таню, — за излишнее усердие в устройстве бенефисов своей подруги Яворской. Таня заботилась о том, чтобы были подношения, цветы, овации, и публике становилось не по себе. Но это у нее было, как говорится, «по молодости лет».
Передо мной лежит сейчас выцветший, ветхий листочек бумаги, вырезанный из старинной газеты, название которой и не установишь. Это стихотворение Татьяны Львовны «В родных полях», посвященное мне и навеянное нашим Мелиховым. Стихотворение и публикация его относятся к 1893—1895 годам. Я не знаю, публиковалось ли оно где-нибудь впоследствии, не знаю, представляет ли оно художественную ценность, но, поскольку оно навеяно Мелиховым и относится к раннему периоду творчества Т.Л. Щепкиной-Куперник, я приведу его здесь:
В родных полях (М.П. Ч...вой)
Простор полей родных. Бледнеют краски неба,
И тени алые на землю полегли.
Поля свободны уж от убранного хлеба,
Лес темной полосой синеется вдали.
Осталась на полях солома золотая,
Густой щетиною торчат ее стебли.
По небу тянется птиц перелетных стая,
То дружно поднялись к отлету журавли,
На юг, на дальний юг свободно улетая.
Безлюдно все кругом, куда ни поглядишь,
Давно последняя полоска сжата!
И всюду — тишина в час розовый заката;
Не та опасная, тревожащая тишь,
Которою полны Италии заливы,
Когда молчат они, лукавы и ленивы,
Как кошка, что сквозь сон подстерегает мышь.
Не та немая тишь, что, сумрачны и горды,
Таят Норвегии таинственные фьорды.
Но та блаженная, святая тишина,
Какой проникнута бывает лишь Россия,
Когда в заката час молчат поля родные
И в отдых сладостный земля погружена.
Ее могучая, загадочная сила
Колосья пышных нив взлелеяла, взрастила,
Она дала нам хлеб — и отдых сладок ей
До нового труда, до новых вешних дней.
И вот теперь она так отдалась покою,
Что, глядя на нее, смиряется душа.
И сердце не болит, не бьется мысль с тоскою,
Благословенною отрадою дыша.
«Приди и отдохни!» — так матерински-нежно
Как будто шепчет мне усталая земля.
И затихает ум, грудь дышит безмятежно,
А сердце — кажется свободно и безбрежно,
Как эти мирные, безбрежные поля!..Т. Щепкина-Куперник
В 1898 году в Мелихове, в день моих именин, Таня подарила мне только что вышедшую из печати свою книжку с рассказами под общим заголовком «Странички жизни» и сделала на ней такую надпись: «Дорогая моя Мусинька, от всей души желаю тебе, чтобы в твоей жизни встретились одни хорошие странички и чтобы знакомство со мной было одной из более или менее приятных и не коротких страничек. Всегда глубоко преданный тебе автор Т. Щепкина-Куперник».
И вот с тех пор прошло почти шестьдесят лет. Встретились ли мне в моей жизни «одни хорошие странички» — трудно сказать, но мое знакомство и дружба с Татьяной Львовной были поистине «не очень короткими страничками». Правда, в последние десятилетия мы уже реже виделись: она жила в Москве, я — в Ялте, но мы продолжали иногда встречаться и переписываться.
Спустя тридцать лет после смерти Антона Павловича Татьяна Львовна неожиданно прислала мне письмо со своим стихотворением, посвященным памяти брата. В этом стихотворении были такие строки:
А ты, его сестра, помощница и друг,
Ты, с ним делившая и скорбь и труд суровый,
Увидев молодость, шумящую вокруг, —
Ты за него прими всю радость жизни новой.
Ты в белом домике, где был его приют,
Где им взращенный сад цветет над гладью синей,
Где все так полно им, куда к тебе идут
И жадно слушают тебя в тени глициний...
И нынче ты ведь с ним, как прежде, делишь дин,
И можешь ты трудом своим гордиться!
Ты имя Чехова и память нам храни,
А юным говори о Чехове-провидце.Т. Щепкина-Куперник
10 мая 1934 г., Москва
До последних дней своей жизни Татьяна Львовна не забывала Антона Павловича и хранила в своем сердце его светлый образ, о чем говорят теплые строки ее воспоминаний о Чехове.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |