Лексика, или словарный состав языка, — это совокупность слов языка. Лексика прямо или косвенно отражает действительность, материальную и культурную жизнь народа, реагирует на изменения в обществе. Лексика не является чем-то навсегда застывшим, это живой организм, в котором постоянно происходят различные процессы, появление одних слов, выход из употребления других, перемещение слов из одного пласта в другой и т. п. Структура словарного состава рассматривается в двух аспектах: системные отношения между лексическими единицами и стратификация словарного состава. Изучение словарного состава языка методами структурной лингвистики знаменовало коренной перелом в понимании природы и сущности лексико-семантических систем, как в статике, так и в динамике, отмечает М.М. Маковский. Такое исследование расширило горизонты и возможности изучения этого наиболее «стойкого» к анализу и трудно поддающегося систематизации языкового уровня, о закономерностях и особенностях которого известно очень немного [Маковский 1970: 45].
Е.В. Падучева высказывает мысль о том, что у некоторых исследователей может сложиться такое мнение, что лексической системы для языка просто не существует, так как она не сопоставима с фонетической и грамматической системами, которые функционируют на десятках, максимум — на сотнях единиц. Лексическая же система строится на огромном массиве, состоящем из десятков и сотен тысяч единиц, которые слабо защищены от социальных и прочих воздействий и потому подвержены резким и на первый взгляд несистемным изменениям» [Падучева 2001: 23].
М.М. Маковский подчеркивает, что понятие «системы» языка неопределенно и противоречиво, что «оно нередко либо уравнивается в своем значении с понятием «схема», либо смешивается с качественно отличным от него понятием «структуры», либо скрывает за собой атомистическое, несистемное исследование» [Маковский 1977: 55].
В свою очередь В.М. Солнцев понимает под системой целостный объект, который состоит из элементов, находящихся во взаимных отношениях. По его мнению, неоднородность и способность элементов языка к комбинаторным преобразованиям является важнейшим свойством системы языка [Маковский 1989: 8].
По словам В.М. Жирмунского, в словарном составе языка как в сокровищнице слов, обозначающих многообразие предметов реальной действительности, системная связь между отдельными его частями очень незначительна и определяется в основном реальными отношениями этой внеязыковой действительности [Жирмунский 1958: 52].
М.М. Покровский и И.А. Бодуэн де Куртенэ еще в конце XIX века высказывали мысли о том, что «лексика — это не хаотическое скопление, слов, что слова связаны друг с другом значениями, что изменение значений, исчезновение одних и появление новых слов вызвано не только изменениями жизни людей, но и обусловлено внутриязыковыми факторами» [Потапенко 1978: 97].
Еще в самых ранних своих работах А.А. Потебня высказал мысль о «необходимости изучения законов и правил внутренних сцеплений и объединений значений у целых групп слов, о необходимости исследования семантических рядов слов в связи с развитием языка и мышления, в связи с историей народа» [Виноградов 1978: 182]. Это свидетельствует о том, что во второй половине XIX века отечественная наука о языке в области исторической лексикологии опережала западноевропейское языкознание.
Нам представляется, что, несмотря на значительный объем лексики и трудности в ее исследовании, нельзя утверждать, что лексическая система отсутствует в языке как таковая. Напротив, мы считаем, что обширность и сложность словарного состава дает возможность различных подходов к ее изучению.
А.А. Уфимцева подчеркивает, что необходимо четко отграничивать собственно лексическую систему от лексико-семантической. Под лексической системой понимается словарный состав как совокупность номинативных средств, организованных согласно фонологическим, морфологическим и словообразовательным закономерностям. Само название «лексико-семантическая» указывает на двустороннюю природу системы: с одной стороны, в пределах семантического уровня языка отграничивается лексическая семантика от грамматической, с другой стороны, при помощи этой системы происходит дальнейшее членение семантики слова как элемента словаря на самые мелкие единицы содержания — лексико-семантические варианты (далее ЛСВ) слова.
Лексико-семантическая система представляет собой синтез, результат сложного взаимодействия слов в их отдельных значениях по двум сферам языка: по номинативно-классификационной (парадигматика) и по линии лексической сочетаемости (синтагматика). «Основной конститутивной единицей лексико-семантической системы языка является слово, в котором строго разграничивается конкретное лексическое значение, свойственное индивидуальному словесному знаку; общее категориально-семантическое, присущее семантическим категориям и субкатегориям слов; и грамматическое, характерное для грамматических группировок (классов) слов» [Уфимцева 1968: 8].
Так как лексика любого языка представляет собой сложную систему, то мы можем выделить два совершенно противоположных подхода к ее изучению: логический (при изучении семантики языка ученые исходят из понятия) и лингвистический (из слова). Представители первого подхода — И. Трир, П. Роже, Х. Касарес и др., а со вторым подходом согласна более многочисленная группа ученых, например, В. Порциг, Г. Ипсен, А.А. Уфимцева, В.И. Кодухов и др.
Слово является основой лексико-семантической системы любого языка. Данная система представляет собой организованное единство, элементы которого связаны определенными устойчивыми отношениями. Основными чертами лексической системы как совокупности средств языкового выражения являются следующие: «распределение слов по лексико-грамматическим и семантическим классам, взаимодействие элементов словопроизводства, особенности морфемного состава слов, соотношение однозначных и служебных слов, конкретной и абстрактной, мотивированной и немотивированной лексики, степень открытости и закрытости основных лексических микросистем, роль и смысловая валентность сравниваемых вокабул в соответствующих микросистемах и т. п.» [Уфимцева 1962: 37].
Предельная единица лексической системы — слово — многомерна, а ее значимость в системе языка определяется не только языковыми факторами, но и экстралингвистическими (соотнесенность слова с предметным рядом и сфера общественного функционирования). Мы, безусловно, согласны с А.А. Уфимцевой в том, что невозможно выбрать единый критерий различения или отождествления лексических единиц, как это возможно для фонологического уровня [Уфимцева 1962: 37].
Структурный подход к изучению словарного состава языка расширил возможности исследователей. А.Т. Липатов считает, что процесс обобщения лежит в основе всего развития языка. «В результате такого процесса слова объединяются в группы, основанные на их семантическом сходстве. В лингвистической практике до сих не принято единого названия для таких объединений слов: их именуют лексико-семантическими системами, семантическими классами, семантическими микроструктурами, лексическими микросистемами, лексико-семантическими парадигмами, архилексемами. Но чаще всего их называют лексико-семантическими группами (далее ЛСГ) слов» [Липатов 1981: 51].
В.П. Конецкая уточняет, что помимо выше перечисленных названий совокупностей слов, их могут называть подсистемами, (микро) полями, (суб) категориями, разрядами, классами, пластами, множествами, сериями, циклами, блоками, гнездами, пучками, цепочками, рядами и т. п. [Конецкая 1984: 28].
Н.В. Шатковская понимает под ЛСГ объединение слов на парадигматической основе с учетом их смысловой близости. ЛСВ включаются в ЛСГ по принципу взаимосвязанности их денотативного значения и на основе общности категориального грамматического значения части речи [Шатковская 1978: 93].
Надо отметить, что многие ученые считают понятия ЛСГ и семантическое поле (далее СП) синонимичными. Как ЛСГ трактуют языковые поля (хотя и не все их так называют) Л. Вейсгербер, Г. Ипсен, Э. Оксаар, С. Эман, О. Духачек, Ф.П. Филин, А.А. Уфимцева, С.Д. Кацнельсон, В.И. Кодухов и многие другие [Васильев 1971: 108].
Так, Ф.П. Филин для обозначения словесных семантических полей использует термин ЛСГ и понимает под ним «лексические объединения с однородными, сопоставимыми значениями», представляющие собой «специфическое явление языка, обусловленное ходом его исторического развития». К ним относятся, по его мнению, синонимы, антонимы и другие группы слов, связанных общностью каких-либо семантических отношений [Васильев 1971: 110].
Несколько иной подход к ЛСГ у С.Д. Кацнельсона. Он предпочитает термин «понятийное поле». Наряду с важностью исследования синонимических, метафорических, метонимических и других отношений в языке С.Д. Кацнельсон считает необходимым также изучение структуры понятийных полей. Под понятийным полем он понимает «противоположение понятий, ищущее выражение в языке» [Кацнельсон 1965: 77]. С.Д. Кацнельсон подразделяет понятийные поля на бинарные и полярные. «В случае бинарного понятийного поля речь идет о соотношении двух дополнительных множеств A и B, в совокупности образующих надмножество C» [Кацнельсон 1965: 77]. В полярных полях «противостоящие одно другому множества A и B не полностью исключают друг друга; между ними лежит более или менее обширная полоса постепенных переходов». Классическим примером таких полей С.Д. Кацнельсон считает группу слов со значением цвета [Кацнельсон 2004: 77—78].
Лексико-семантическая группа, как полагает З.Н. Вердиева, объединяет лексические единицы на основе признака инвариантности и понимается как частный случай лексико-семантической парадигмы. Лексико-семантическая группа в качестве парадигматической группировки лексических единиц может существовать только как совокупность единиц одной и той же части речи [Вердиева 1986: 4—5].
А.А. Уфимцева критерием выделения ЛСГ считает «наличие в тот или иной период свободных смысловых связей между словами по линии их лексических значений» [Уфимцева 1962: 4]. Она полагает, что «основным и изначальным для выделения подобной ЛСГ служит не «понятийный круг» или «сфера чистых понятий», а слово как основная словарная единица в его многообразных и сложных смысловых связях с другими единицами словаря» [Уфимцева 1962: 4].
Следующее определение поля в лингвистике предлагает Г.С. Щур: «Если характеристикой поля считать наличие общего дифференциального признака у данных элементов и явление аттракции, то тогда в качестве полей в лексике выступают определенные функционально-инвариантные группы, поскольку для элементов указанных групп характерно не только наличие общего (инвариантного) признака, но и наличие коммуникативной или структурной функции» [Щур 1974: 102—103].
Важным признаком, различающим понятия семантического поля и лексико-семантической группы, считает В.В. Левицкий, является языковая или внеязыковая обусловленность связей, объединяющих элементы той или иной микросистемы. Элементы семантического поля объединены, прежде всего, общностью внеязыковых связей и отношений; элементы лексико-семантической группы связывают и объединяют, прежде всего, внутриязыковые отношения [Левицкий 1988: 69].
Семантическое поле включает в свой состав слова одного порядка — либо с конкретным (термины родства, названия птиц), либо с абстрактным значением (поле интеллекта). Лексико-семантическая группа, напротив, может состоять: а) «из слов, обозначающих материальные объекты («земля»); б) из слов, обозначающих идеальные объекты (глаголы отношения); в) из слов с абстрактным и конкретным значением» [Левицкий 1988: 70].
Так как отграничение лексико-семантических групп осуществляется на базе какого-либо многозначного слова, то это многозначное слово является доминантой группы и обязательно входит в ее состав. Остальные члены группы находятся с доминантой в отношении синонимии. «Идентификатор семантического поля находится всегда вне поля и, как правило, представляет собой не слово, а словосочетание (словообразование), обозначающее родовое понятие, по отношению к которому все члены поля являются видовыми понятиями» [Левицкий 1988: 70].
Указывая на различия лексических группировок, заданных словом и словосочетанием, Ю.Н. Караулов справедливо отмечает, что в тех случаях, когда в качестве имени поля фигурирует искусственное образование, элементы поля объединены одной, пусть даже с очень широкой семантикой, семой (компонентом) [Караулов 1976: 216].
Члены группы, напротив, объединены несколькими значениями. Л.В. Быстрова, Н.Д. Капатрук, В.В. Левицкий утверждают, что «при вычленении ЛСГ, элементы которой объединены значением одной лексемы (имени ЛСГ), используется более или менее формальная процедура, однако в итоговый список неизбежно попадают слова, связанные не с центральным, а с периферийными значениями слова-имени, т. е., иначе говоря, слова, далеко отстоящие в семантическом пространстве от основного понятия, покрываемого ЛСГ. При вычленении же ЛСГ, элементы которой объединены каким-либо общим значением (компонентом), достигается большая семантическая однородность группы за счет значительного снижения уровня формализации, что неизбежно приводит к субъективизму» [Быстрова 1980: 56].
Соглашаясь с Д.Н. Шмелевым, Л.И. Базилевич и Е.Л. Кривченко подчеркивают, что «дифференциальные семантические признаки, столь существенные для организации отдельной микросистемы, не имеют закрепленных в языке регулярных формальных средств выражения, они встречаются, как правило, в пределах одной частной микросистемы, обнаруживаются лишь на основе противопоставления одного элемента другому внутри данной микросистемы и отражают зачастую частные свойства конкретных предметов, непосредственно воспринимаемые человеком» [Базилевич 1977: 84].
Г. Мюллер полагает, что семантические поля не совпадают со списками тематических концентров. Тематические концентры представляют ценность для введения новых слов, словарей с иллюстрациями, разговорников, но не являются лингвистической категорией и лишь случайно могут совпадать с подлинными семантическими полями. Г. Мюллер считает важным не путать семантические поля и поля лексические. У них совершенно разные принципы построения. Семантическое поле исходит из четко ограниченной предметной области, которую оно делит на определенные отрезки, а лексическое поле исходит из определенного слова или выражения, которое играет роль ядра этого поля, и вокруг него выкристаллизовывается все то, что может быть с ним связано в осмысленное высказывание [Мюллер 1967: 358—359].
Вслед за З.Н. Вердиевой, А.А. Уфимцевой, В.В. Левицким и др. под ЛСГ будем понимать совокупность единиц одной и той же части речи, а основанием для выделения ЛСГ будет являться слово в его разнообразных сложных смысловых связях с другими лексическими единицами. Элементы ЛСГ объединены и связаны внутриязыковыми отношениями.
Для исследования словарного состава термин «семантическое поле» нам видится более удачным, чем «лексико-семантическая группа», так как он обозначает более широкую группировку слов, включающую слова различных частей речи, характеризующуюся наличием общего дифференциального признака у соответствующих элементов и явлением аттракции. Идентификатор СП находится вне поля и, чаще всего, представляет собой словосочетание, которое обозначает родовое понятие, по отношению к которому члены поля являются видовыми понятиями. Элементы СП объединяются общностью внеязыковых связей и отношений.
К лексическим микросистемам относятся также синонимические ряды, тематические группы, антонимические пары, ассоциативное поле, гипонимическая группа. Остановимся на данных микросистемах подробнее.
Впервые синонимы и антонимы как разновидности семантических полей стал рассматривать А. Йоллес. До сих пор не выработано единое понимание синонимов. Л.М. Васильев подчеркивает, что из чисто практических соображений под лексическими синонимами следует понимать «семантические классы слов (словоформ), тождественных по всем лексическим и грамматическим семам, свойственным доминанте данного класса» [Васильев 1971: 111].
Т. Шиппан пишет, что впервые термин «синонимы» как «близкие по смыслу слова» появился в 1794 году в сборнике «Немецкие синонимы или близкие по смыслу слова» [Schippan 1987: 217].
Под синонимическим рядом П.П. Шуба, Л.А. Шевченко, И.К. Германович понимают группу слов, объединенных синонимическими отношениями. М.И. Фомина дает более развернутое определение: «Два и более лексических синонима, соотносимых между собой при обозначении одних и тех же явлений, предметов, признаков, действий и т. д., образуют в языке определенную группу, парадигму, иначе называемую синонимическим рядом» [Фомина 2003: 98].
«Слово, наиболее полно выражающее понятие, общее для слов синонимического ряда, называется опорным стержневым словом, или доминантой. Доминанта — стилистически нейтральное, общеупотребительное слово, центр микросистемы, на основе которого выделяются все остальные члены синонимического ряда, часто представляющие собой слова с экспрессивно-синонимическим значением. Именно доминанта открывает синонимический ряд в словаре синонимов» [Шуба 1998: 203—204].
Состав синонимических рядов в процессе развития языка может меняться количественно и качественно. «Синонимический ряд может включать в свой состав и так называемые варианты слова — однокоренные слова, различающиеся аффиксами» [Шуба 1998: 204—205].
Л.М. Васильев считает, что понятие антонима также относительно. «С семантической точки зрения антонимы характеризуются сходными однотипными значениями, предельно противопоставленными друг другу условно «положительным» и «отрицательным» компонентами по одному существенному дифференциальному признаку» [Львов 1988: 20]. Подлинные антонимы, по мнению Л.М. Васильева, — это семантические классы слов (словоформ), члены которых связаны антонимическими эквиполентными оппозициями [Васильев 1971: 111]. Слова в антонимических парах (и рядах) вступают в сложные отношения, образуя своего рода антонимические парадигмы. Основанием для сближения и сопоставления служат родственные словообразовательные связи. Сближение может происходить и по ряду других логических или функционально-семантических, стилистических и т. д. признаков, которые в разных языках неодинаковы [Фомина 2003: 147].
Следующей лексической микросистемой является тематическая группа. Л.М. Васильев говорит, что входящие в тематические группы слова «объединяются одной и той же типовой ситуацией или одной темой», но «общая идентифицирующая (ядерная) сема для них не обязательна» [Васильев 1971: 110].
В.В. Левицкий выделяет следующие отличительные черты тематической группы. Первой и наиболее важной отличительной чертой тематической группы является, по его мнению, внеязыковая обусловленность отношений между ее элементами. «В отличие от семантического поля, которое является упорядоченным множеством словесных знаков, тематическая группа представляет собой совокупность материальных или идеальных денотатов (или референтов), обозначаемых словесными знаками» [Левицкий 1988: 72]. Вторым важным признаком тематической группы В.В. Левицкий называет разнотипность отношений между ее членами или отсутствие таковых вообще. «Формой упорядочения денотатов, составляющих тематическую группу, является перечисление. При этом между теми или иными элементами множества могут быть обнаружены самые разные отношения и включения, пересечения и т. д. (род — вид, часть — целое и т. п.). Названием (именем) тематической группы является, как правило, слово (а не искусственное образование) — образование, транспорт и т. п.» [Левицкий 1988: 72].
Ф.П. Филин подчеркивает, что «классифицировать лексику по тематическим группам можно с самыми различными целями, и в каждом таком случае состав группы будет изменяться почти независимо от лексико-семантических связей слов». Тематические группы слов могут часто совпадать с отраслевой лексикой. В рамках одной тематической группы существуют более мелкие, но тесно связанные между собой ЛСГ [Филин 1982: 232—233].
Понятие «тематическая группа» близко соприкасается с понятием «ассоциативное поле»: оба образования характеризуются смешанным типом лексико-семантических, а иногда и лексико-грамматических отношений, и обозначаются преимущественно именем, равным слову. Отличительным свойством ассоциативного поля является обусловленность связей и отношений между его элементами [Левицкий 1988: 72].
Ш. Балли в своей книге «Французская стилистика» пишет следующее: «Несомненно, что человек постоянно стремится ассоциировать в уме слова или, говоря вообще, семантически значимые элементы языка, представляющие большее или меньшее формальное средство, причем отправным пунктом и толчком для этих ассоциаций является именно форма» [Балли 1961: 51].
Приведем пример ассоциативного поля Ш. Балли. Оно представляет собой бесчисленное множество слов, возникающих в сознании информанта по ассоциации с ранее произнесенным словом. Например, слово бык вызывает в сознании говорящего такие ряды слов, как корова, теленок, рога, копыта, молоко, стадо, пахота, плуг, мясо и т. д. Выделение ассоциативных полей, считает Н.Г. Долгих, субъективно, поскольку появление в сознании информанта тех или иных психических ассоциаций зависит от его возрастной, профессиональной и социальной принадлежности, настроения и ряда других [Долгих 1973: 91].
Ф.М. Березин и Б.Н. Головин подчеркивают, что понятие ассоциативных отношений шире понятия парадигматических отношений. «Парадигму нужно видеть там, где достаточно четко выражены варианты некоторого инварианта. Если этого нет, то можно говорить о парадигматическом поле, парадигматическом ряде, но не о парадигме» [Березин 1979: 208].
Е.В. Падучева в свою очередь выделяет наличие тематического класса. Она понимает его как «формальный аналог семантического поля». Однако Е.В. Падучева не обсуждает в своей книге «Динамические модели в семантике лексики» формальные критерии отнесения лексемы к соответствующему тематическому классу, да и вряд ли такие критерии возможны в принципе. Невозможность строгого и однозначного разбиения лексического состава на тематические классы не следует рассматривать как недостаток. Тематические классы (а значит, и семантические поля) не «разбивают» словарь на классы, а объединяют слова по определенным лингвистически значимым признакам, причем это справедливо по отношению ко всем лексическим единицам независимо от их категориальной принадлежности. В ряде случаев границы тематического класса задаются в известной степени интуитивно [Добровольский 2006: 103—105].
З. Хойзингер выделяет в лексиконе с точки зрения полевого подхода семасиологические поля, включающие поля синонимов, терминологические поля, поля антонимов и гнезда слов, а также ономасиологические и ассоциативные поля [Heusinger 2004: 123].
Т. Шиппан рассматривает поля 5 типов: 1) ономасиологические поля; 2) поля, которые учитывают парадигматические и синтагматические отношения; 3) поля, включающие отношения значения и обозначения без характеристики синтагматических правил; 4) «комплексная парадигма — семантическая сеть»; 5) поля, представляющие собой комбинацию семного описания синтагматических и парадигматических отношений [Schippan 1987: 235—238].
Интересным с нашей точки зрения является подход Т.М. Анциферовой, которая считает, что одной из основных проблем изучения семантического уровня языка является проблема моделирования плана содержания или, как первый этап, моделирования каких-либо семантических подсистем (микроструктур). Семантическая модель должна обладать способностью вычленять значения, входящие в исследуемую подсистему, и устанавливать смысловые отношения, имеющие место между этими значениями. Таким требованиям, предъявляемым к модели семантического уровня, не удовлетворяют ни семантические поля Й. Трира и его школы, ни методика лексико-семантических групп.
Г.М. Анциферова предлагает методику построения семантической подсистемы на материале индоевропейских языков, а именно методику построения микросистемы (микроструктуры) «существование». Г.М. Анциферова полагает, что значение любой языковой единицы связано со значениями других единиц целым набором ассоциативных связей, которые определяют его положение в системе языка, его лингвистический статус. Отдельные значения каждой исследуемой единицы образуют сложную иерархическую структуру, которая определяет статус каждого значения.
Таким образом, значение может быть рассмотрено как точка пересечения, по крайней мере, двух осей — «горизонтальной», определяемой ассоциативной понятийной связью, и «вертикальной», определяемой положением данного значения в структуре полисемантичного слова. Кроме того, положение данного значения в подсистеме определяется также смысловой структурой полисемантичных слов, имеющих с рассматриваемым значением понятийную общность по одному из своих значений. Поэтому представляется необходимым исследование подобных связей и их использование при моделировании семантических микроструктур [Анциферова 1969: 78]
Гипонимия — особый тип парадигматических отношений в лексике. «Родовое слово (гипероним) связывает с каждым из видовых обозначений (гипонимов) отношение включения, т. е. контрастной дистрибуции, а согипонимы связаны отношениями дополнительной дистрибуции» [Левицкий 1988: 73]. С точки зрения полевого подхода, согипонимы являются членами некоторого семантического поля, входящего в состав другого поля, одним из элементов которого является гипероним рассматриваемой группы. «Такое соотношение между согипонимами и гиперонимом не позволяет считать подобные группировки разновидностями семантических полей, так как элементы гипонимических группировок — гипоним и гипероним — относятся к различным, лежащим на разных уровнях, семантическим полям» [Левицкий 1988: 73].
Э.В. Кузнецова отмечает, что «принцип формирования всех классов один: множества делятся на подмножества, весь словарный состав — на грамматические классы, грамматические классы — на лексико-грамматические разряды, внутри которых выделяются ЛСГ, имеющие в своем составе определенные группы, вплоть до синонимических рядов. Чем уже группировка слов, тем больше общих признаков имеется в их содержании, тем «лексичнее» характер этой группировки» [Кузнецова 1975: 79].
Э. Агрикола выделяет микро-, медио- и макроструктуры лексем. Под микроструктурой понимается семантическая структура слова, т. е. взаимоотношения ЛСВ полисемантического слова. Медиоструктурой называется внутренняя организация ЛСГ, выделяемых в лексиконе (словнике) на разных основаниях (т. е. структура семантических, тематических и ассоциативных полей). Под макроструктурой понимаются внешние связи семантических полей, тематических и лексико-семантических групп [Агрикола 1984: 73].
В.В. Виноградов подвергает критике существующий в русской лексикографической практике принцип обособленного рассмотрения лексических единиц, семантическая обработка происходит изолированно — без учета их соотношения и связи с семантически близкими словами и лексическими группами. Поэтому в словарях много описок и повторений [Виноградов 1977: 251].
В.В. Виноградов уточняет, что «только на фоне лексико-семантической системы языка, только в связи с ней определяются границы слова как сложной и вместе с тем целостной языковой единицы, объединяющей в себе ряд форм, значений и употреблений» [Виноградов 1953: 5].
Таким образом, в результате анализа литературы, можно сделать вывод, что не существует единого системно-структурного подхода к изучению словарного состава языка. Возможны различные варианты объединения лексики и разные точки зрения при исследовании лексической системы языка, а следовательно, проблематика данного вопроса является актуальной.
Идея «поля» возникла у И. Трира в 1923 г., а его труды, посвященные данному вопросу, появились только в начале 1930-х годов. Термин «поле» был введен в лингвистику Г. Ипсеном в 1924 г. И. Трир развивает свою теорию, опираясь на учение В. Гумбольдта о внутренней форме языка и на мысли Ф. де Соссюра о языковых значимостях. И. Трир понимает синхронное состояние языка как замкнутую стабильную систему, которая определяет сущность всех составных ее частей [Васильев 1971: 106].
«В системе (Gefüge), — неустанно повторяет он, — все получает смысл только из целого. Значит, слова того или иного языка не являются обособленными носителями смысла, каждое из них, напротив, имеет смысл только потому, что его имеют также другие, смежные с ним слова» [Васильев 1971: 106].
«Й. Трир иерархически расчленяет всю глобальную систему языка на два параллельных друг другу типа полей: «1) понятийные поля (Begriffsfelder = Sinnbezirke) и 2) словесные поля (Wortfelder). Каждое из полей подразделяется в свою очередь на элементарные единицы — понятия или слова, при этом составные компоненты словесного (знакового) поля, подобно камешкам мозаики полностью покрывают сферу соответствующего понятийного поля» (Также в виде мозаики представлял поле и Г. Ипсен) [Васильев 1971: 106].
Отсюда следует, по мнению А.И. Кузнецовой, полный параллелизм между понятийным и словесным полями в теории Й. Трира, т. е. между планами содержания и выражения, а значение он фактически отождествляет с понятием [Кузнецова 1963: 12—13].
Говоря о тех же самых полях у И. Трира, О.С. Ахманова, К.В. Виноградов, В.В. Иванов оперируют понятиями «концептуальное поле» и «лексическое поле». ««Концептуальное поле» делится на части и покрывается «мозаикой из слов» (Wortdecke) «лексического поля». Слово в системе языка имеет значение не само по себе, а лишь по противопоставлению прилегающим к нему словам в данном лексическом поле».
«Семантическое поле» — это компактный, внутренне спаянный отрезок словаря, это уникальная монолитная структура. При помощи своей системы семантических полей каждый язык по-своему «строит действительность», реализуя в них специфическую для него «картину мира». «Картина мира» неодинакова как для разных языков, так и для одного и того же языка в разные периоды его развития. Для того чтобы установить специфическое для данного языка распределение, связь и взаимообусловленность значений, исследователь должен разбить всю лексику языка на части («поля»), которые должны в идеале соответствовать системе лексико-семантических соотношений, действительно существующей в языке» [Ахманова и др. 1956: 7].
В таком подходе нам представляется справедливым утверждение о разных «картинах мира» для разных языков и для одного и того же языка на разных исторических этапах, но при этом мы полагаем, что Й. Трир излишне оптимистичен в том, что вся лексика языка может быть разбита на соответствующие поля. Это представляется нам невозможным в связи как с обширностью словарного состава, так и с наличием множества семантических связей между словами. По нашему мнению, только ограниченное число полей может быть вычленено в лексике, и это ограничение во многом определяется субъективными представлениями исследователя.
Минимальными самостоятельными единицами языка, по Й. Триру, являются языковые поля (sprachliche Felder). Они представляют собой относительно замкнутые двусторонние единства понятийных и словесных полей (структурно цельные по смыслу группы слов). «Они занимают промежуточное положение между языковой системой в целом и ее минимальными несамостоятельными единицами (словами и формами слов), т. е. такими единицами, значения которых определяются структурой поля» [цит. по Васильев 1971: 106].
Работы Й. Трира подвергались критике по самым различным аспектам. В.В. Левицкий полагает, что основным недостатком в теории Й. Трира является логический, а не языковой подход к процедуре вычленения поля, то есть невозможность исследования по И. Триру «понятийного поля» в отрыве от «словесного» [Левицкий 1988: 67]. Л.М. Васильев указывает на целый ряд моментов, по которым И. Трир подвергался критике. Например, Й. Трир полностью отвергал значение слова как самостоятельную единицу, пренебрежительно относился к живому языку, изучая лишь древние языковые памятники, фактически игнорировал полисемию и конкретные связи слов, изучал только имена и т. д. [Васильев 1971: 107]. Но, несмотря на критическую оценку и многочисленные дискуссии различных исследователей лексико-семантической системы, труды И. Трира стали важным этапом в развитии структурной семантики.
Разработкой теории поля занимался в своих трудах и Л. Вейсгербер. Теоретическая концепция словесных полей (Wortfelder) Л. Вейсгербера близка к концепции Й. Трира. «Как и Трир, он считает значение слова не самостоятельной единицей, не автономной (хотя бы относительно) составной частью поля, а его чисто реляционным структурным компонентом. «Словесное поле живет как целое (als Ganzes), — пишет он, — поэтому, чтобы понять значение отдельного его компонента, надо представить все поле и найти в его структуре место этого компонента». Некоторые значения поля, по мнению Л. Вейсгербера, не имеют даже соответствий в самой реальной действительности. Так, например, для слова «серый» в ряду weiss — grau — schwarz нет прямого коррелята в спектре цветов, оно обозначает переходные от белого к черному тона; поэтому слова weiss «белый», grau «серый» и schwarz «черный» семантически ограничивают друг друга» [цит. по Васильев 1971: 109].
Хотя вначале Л. Вейсгербер с энтузиазмом воспринял теорию Й. Трира, вскоре подверг ее пересмотру. Он полагал, что «семантическое членение языковой системы определяется не реальными отношениями в объективной действительности, а теми принципами, которые заложены в самом языке, его семантической структуре, отождествляемой автором с системой понятий. Каждый народ имеет свои принципы членения внешнего мира, свой взгляд на окружающую его действительность, вследствие чего семантические системы разных языков, равно как конституирующие их поля, не совпадают. Поэтому, в отличие от Й. Трира, Л. Вейсгербер считает необходимым «извлечь принципы, лежащие в основе членения словарного состава на поля, из самого языка». Другого пути выделения семантических полей (Л. Вейсгербер предпочитает пользоваться терминами Wortfeld и Sprachfeld), по его мнению, нет.
Языковые поля, т. е. лексико-семантические группы, Л. Вейсгербер отграничивает от тематических, предметных групп (Sachgruppen). Первые, по его словам, соотносятся с семантической системой языка (Zwischenwelt'ом), а последние — с внешним миром (Aussenwelt'ом). Языковые (словесные) поля он подразделяет, в свою очередь, на однослойные (einschichtige) и многослойные (mehrschichtige Felder). Членение однослойных (одномерных) полей обусловлено какой-то одной точкой зрения, т. е. опирается на какой-то один признак, один аспект. Примером такого членения могут быть ряды чисел, термины родства и т. п. Членение же многослойных (многомерных) полей опирается на различные точки зрения. В качестве примера таких полей Вейсгербер приводит группу глаголов с опорным (ядерным) значением «умирать, лишаться жизни»» [Васильев 1971: 109].
Исследовательская работа Л. Вейсгербера также подвергалась неоднозначной оценке. Ряд ученых (К. Ройнинг, С. Ульман) считает исследования лингвиста глубокими, ясными, практически полезными, в то время как А.А. Уфимцева находит концепцию Л. Вейсгербера абсолютно непригодной для исследования словарного состава языка и в высшей степени отвлеченной [Уфимцева 1961: 99]. С.Д. Кацнельсон полагает, что в исследовательских работах Л. Вейсгербера есть ценные и тонкие наблюдения, которые противоречат предвзятым теоретическим положениям, которыми руководствовался ученый [Кацнельсон 2004: 95].
Вскоре после опубликования работ И. Трира возникли и другие теории поля, не имеющие с его теорией почти ничего общего. Многие лингвисты стремились найти языковые (а не понятийные, как у И. Трира) основания для выделения лексико-семантических групп. Так, Г. Ипсен выделяет и разграничивает лексико-семантические группы и на основе формального морфологического признака. Он считал, что «одну семантическую группу образуют только те родственные по смыслу слова, которые одинаково оформлены, то есть именно вследствие смысловой близости получили и одинаковое морфологическое оформление» [Шмелев 2003: 28].
А. Йоллес рассматривает в своих работах коррелятивные пары слов, вроде правый — левый, отец — сын. Они, по его мнению, показывают, что ««семантический каркас» остается неизменным, в то время как его составляющие могут меняться, то есть сохраняется данное семантическое отношение, хотя для его выражения могут использоваться в различные эпохи разные слова» [Шмелев 2003: 28].
Изучением лингвистических полей занимался и В. Порциг. Понятие «поля» у В. Порцига принципиально отличается от того же понятия у Й. Трира тем, что В. Порциг обратил внимание на семантическое соотношение между глаголами и именами прилагательными и существительными. Такие факты, как то, что, например, «идти» предполагает ноги, «хватать» — руки, а белокурый — волосы, являются основой для построения «элементарных семантических полей. Ядром «элементарного семантического поля» могут быть только глагол или прилагательное, так как эти слова теснее связаны с «предикативной функцией» и семантически определеннее, чем имена. Таким образом, для И. Трира основная цель в выделении «разделяющих» (aufteilend) полей, а для В. Порцига решение задачи — определить, каким образом отдельные элементы «включаются в поле» (einbegreifende Felder) [Ахманова 1956: 8—9].
Так как В. Порциг исходит прежде всего из наблюдений глаголов, то в центре внимания оказываются такие факты, как, например, то, что немецкое reiten «ехать верхом» предполагает существование в немецком языке таких слов, как Pferd «лошадь» и т. п., a fahren «ехать на корабле, в поезде» и т. п. — таких слов, как Schiff «корабль», Zug «поезд» и т. п. Кроме того, например, reiten предполагает («включает») и словопроизводственные ряды, такие, как Reiter, Reiterin, Rereiter, abreiten и т. п. Тем самым В. Порциг направляет исследование на языковые факты как исходный пункт обобщений и преодолевает абстрактно-концептуальный подход, характерный для ранних работ Й. Трира. Метод В. Порцига, однако, не получил у нас распространения, хотя и заслуживал бы большего внимания, чем метод «разделяющих полей» Й. Трира [Ахманова 2004: 80—81].
Говоря о В. Порциге, С.В. Кезина подчеркивает, что «он серьезное внимание уделял анализу лингвистических связей, которые являются неотъемлемым признаком системы. Он исследовал связи внутри лексико-синтаксических, лексико-грамматических и лексико-семантических групп» [Кезина 2004: 79].
Н.Г. Долгих считает, что концепция, предложенная В. Порцигом, заслуживает самого пристального внимания, так как она нацелена на исследование лексико-синтаксической сочетаемости слов [Долгих 1973: 91].
Таким образом, можно сделать вывод, что родоначальники теории поля Й. Трир, Л. Вейсгербер, В. Порциг и другие не были едины в своих взглядах; с современной точки зрения, в их работах много спорного, и они не зря подвергались критике, но, безусловно, полевой подход стал новым интересным этапом в исследовании языка в целом и словарного состава — в частности.
Любое языковое поле обладает следующими признаками: 1) поле — это инвентарь элементов, связанных между собой структурными отношениями; 2) элементы поля имеют семантическую общность и выполняют в языке единую функцию; 3) поле может объединять однородные и разнородные элементы; 4) в структуре поля выделяются микрополя; 5) в составе поля есть ядерные и периферийные конституенты; 6) ядро консолидируется вокруг компонента доминанты, ядерные конституенты наиболее специализированы для выполнения функций поля, систематически используются, наиболее частотны и обязательны для поля, выполняют функцию поля наиболее однозначно; 7) часть функций приходится на ядро поля, часть на периферию; 8) граница между ядром и периферией не четкая, размытая; 9) конституенты поля могут принадлежать к ядру одного поля и периферии другого поля — и наоборот; 10) разные поля отчасти накладываются друг на друга, образуя зоны постепенных переходов [Полевые структуры в системе языка 1989: 5—6].
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |