Мария Рев, Каталин Шомло. II. 1945—1980 гг.

С 1945 года начались радикальные перемены в культурной жизни Венгрии. Широкому распространению русской и советской литературы способствовали новые отношения между нашими странами. Для послевоенного читателя, уже знавшего имена Л. Толстого, Достоевского, Чехова и Горького, именно Чехов стал одним из самых популярных зарубежных классиков. Его пьесы, начиная с 1947 года, почти в каждом сезоне ставятся на сценах театров.

Уже с начала 1945 года появляются публикации чеховских произведений и статьи о нем, содействующие популяризации творчества писателя. В феврале 1945 года в № 2 еженедельника Венгерской радикальной партии «Haladás» («Прогресс») под общим заглавием «Неизвестный Чехов» появились три маленьких фрагмента из юморески «И то и се. Поэзия и проза» (1-й, 4-й, 3-й)¹. Будапештская типография «Hungaria» («Венгрия») в том же году отдельным изданием опубликовала повесть «Мужики».

Венгеро-Советское Общество культурных связей с самого начала своего существования заботилось об ознакомлении читателей с творчеством Чехова. В 1945 г. под редакцией Общества была издана книга с одноактными пьесами «Медведь», «Юбилей», «Свадьба», «Предложение», «Трагик поневоле» и «О вреде табака» (под заглавием: ««Медведь» и другие одноактные пьесы»)². Переводчиками пьес были Эндре Шик и Реже Хонти. Эндре Шик тогда жил в эмиграции в Советском Союзе и редактировал радиовещание для Венгрии, позже он стал министром иностранных дел Венгрии, и ушел на пенсию как председатель Венгерского Совета мира. Реже Хонти, переводчик высокой эрудиции, много сделал для распространения русской литературы в Венгрии. В рецензии на книгу Чехова Эржебет Реваи писала: «Одноактные пьесы Чехова говорят нам больше о сложных странностях человеческой души, чем многие из тяжеловесных, трехтомных романов или пятиактных драм»³. Пьесы «Медведь» и «О вреде табака» в том же году были поставлены и в Национальном камерном театре.

Иная сторона творчества Чехова стала известной читателям после выхода другого, тоже очень значительного издания Общества культурных связей: ««Ионыч» и другие рассказы» в переводе Эндре Шика⁴. Серия, в которой вышла эта маленькая книжка, имеет многозначительное название: «Библиотека хорошего соседства». В книгу вошли, кроме «Ионыча», рассказы «Крыжовник», «Шуточка», «Смерть чиновника», «Контрабас и флейта», «Злой мальчик», «Наивный леший», «В пансионе», «На даче» (под заглавием: «Я вас люблю»), «Размазня».

Рецензент Шёмьен пишет о рассказах Чехова: «Они доступны и для недостаточно осведомленных в литературе читателей, ибо их стиль так прост, что и ребенок легко понимает и получает от них удовольствие»⁵.

19 июля 1945 г. демократическая газета «Szabadság» («Свобода») опубликовала памятную статью по случаю сорок первой годовщины смерти Чехова. Автор статьи — известный критик Аурел Карпати⁶. (Позднее его статья, с небольшими изменениями, несколько раз переиздавалась.) В кратком изложении жизни и творческого пути Чехова Карпати допустил неточности (утверждение, что Чехов никогда не занимался врачебной практикой; что его воззрения на жизнь оформила — в русских общественных условиях — в первую очередь его болезнь; что он был склонен к меланхолии и т. д.).

Вступление Чехова в литературу Карпати сравнивает с дебютом Гезы Гардони, одного из мастеров венгерской прозы на рубеже веков, известного в Советском Союзе как автора романа «Эгерские звезды» (венгерский писатель начал в годы нужды писать юмористические очерки для одного из пештских журналов). Новеллы Чехова Карпати считал легче воспринимаемыми, чем чеховские пьесы, вся «красота и ценность» которых не сразу раскрывается перед читателем. Сложное внутреннее действие роднит драмы с теми рассказами Чехова, в которых он приближается, по мнению Карпати, к «пограничным областям» между импрессионизмом и символизмом. На самом деле он был, как он считает, реалистом, который хорошо знал натуру человека и его отношения с обществом. Считая Чехова одним из величайших прозаиков Европы, Карпати относит известную оценку Чеховым Мопассана к нему самому: после них обоих нельзя писать новеллы, как писали до них. Такой высокий отзыв о Чехове характерен для всей венгерской литературной критики второй половины XX века.

1946 год немного скуднее предыдущего. 42-я годовщина смерти Чехова отмечалась в «Új Szó» («Новое слово»), газете, выпущенной Красной армией для венгерского населения, со статьей А. Дермана⁷ для широкого читателя, — для того, чтобы пробудить в простых людях нашей страны симпатию к русской культуре.

В том же году будапештское издательство «Cserépfalvy» («Черепфальви») выпустило собрание рассказов Чехова под названием «Муж» в переводе Деже Киша. (Имре Черепфальви играл большую роль в издании произведений демократической литературы.) Рецензию на книгу написал Золтан Хегедюш в журнале «Nagyvilág» («Большой мир»)⁸. Он писал о статичности чеховского мира, о том, что действие и человеческие отношения у него не меняются. Из этого, по мнению критика, вытекает, что Чехов изображает в первую очередь пространство.

1947 год намного богаче событиями. Одним из самых важных изданий была книга «Избранные рассказы» Чехова в новом переводе Клары Селлеши. В книгу вошли рассказы «Попрыгунья», «Учитель словесности», «Анна на шее», «Случай из практики», «Душечка», «По делам службы», «Архиерей». Клара Селлеши писала впоследствии: «...Переводить Чехова — это большая честь, это награда, ведь нельзя не так чувствовать, когда сотрудничаешь с таким безукоризненным художником. Чехов — безупречный писатель... Он всегда пишет точно то, что он хочет и что надо»⁹. Главную трудность при переводе Чехова, считала Кл. Селлеши, представляет сжатость его стиля, которая требует тщательного подбора слов. Из синонимов переводимого слова она старалась выбрать всегда как можно более короткое, ведь одно многосложное слово может нарушить ритм чеховского текста. Ее переводы вошли в фонд классических переводов на венгерский язык¹⁰.

В 1947 г. снова появилась «Дуэль» отдельной книжкой в переводе Эндре Сабо. Критики откликнулись на это издание по-разному. Критик журнала «Válasz» («Ответ») Юлия Сош, называя эту повесть романом, писала: «Конечно, и для этого романа характерны жизненность, изумительная реальность фигур чеховских произведений, но все-таки он не относится к числу лучших работ Чехова <...> в нем есть все достоинства превосходного писателя, но здесь Чехов все-таки не говорит о жизненно важных для него проблемах»¹¹. В сущности, автор обвиняет Чехова в формализме, в злоупотреблении писательской техникой. Напротив, Иштван Вайда в журнале «Világosság» («Свет») отзывается о повести в высшей мере положительно: «В новелле (длинная новелла!) и сама дуэль не что иное, как нелепая комедия нерешительных, безвольных людей, но все-таки эти сто двадцать две страницы такие, что читаешь их не отрываясь, за одну ночь... И когда закроешь эту все-таки интересную, волнующую книгу, тобой овладевает такое же чувство, как после спектакля «Трех сестер»: то восхищение и удивление, которые чувствуешь, встречаясь с шедевром литературы, в котором есть авторское понимание жизни»¹².

Впервые вышла на венгерском языке повесть «Три года» в 1947 г. в издании Литературного института Будапешта. Перевод сделан Реже Хонти, в немного старомодном духе. (Позже повесть была снова переведена Шарольтой Лани, и этим более удачным переводом пользуются до сегодняшнего дня.) Писатель Тибор Барабаш и безымянный рецензент журнала «Valóság» («Действительность»)¹³ единодушно утверждают, что Чехов стремился охарактеризовать внутреннюю жизнь общества и в истории неудачного брака дал нам почувствовать процесс опустошения целого сословия.

Густав Макаи эту повесть оценивает с точки зрения довоенной и современной критики: «Из повести Чехова можно сделать выводы двоякого рода. Первый вывод: жизнь вообще безнадежна. Другой: не вообще жизнь скверна, а скверно то общество, в котором создается такая атмосфера вокруг брака и человеческих судеб. Старая литературная эстетика тяготела скорее к первому выводу, утверждая, что Чехов — писатель-пессимист. Для современной критики, напротив, более приемлем второй вывод, и на этот раз она не ошибается, потому что некоторые моменты повести свидетельствуют о прогрессивной общественной критической позиции писателя»¹⁴. Рецензенту кажется чеховский метод художественного изображения правдивым: «Чехов намного меньше заботится о безошибочной характеристике (сама фигура Лаптева полна противоречий), чем о создании атмосферы, все пронизывающей. И тайна художественной ценности повести «Три года» именно в этом духовном богатстве». Макаи намекает на возможность двойственной оценки окончания повести, где утешение, которое писатель протягивает читателю одной рукой, он отбирает другой. «Это, если угодно, — пишет он, — структурный недостаток произведения, так как композиция остается незавершенной, как будто писателю надоело свое произведение; но с другой стороны, пожалуй, этот финал является превосходным художественным приемом, с помощью которого Чехов дает нам почувствовать незаконченность самой жизни и достигает эффекта шедевров искусства, которые и дальше занимают воображение читателя, «жужжат» в его душе».

В этом же году театр «Виг» поставил пьесу «Три сестры» и одновременно она была напечатана в приложении к журналу «Színház» («Театр»)¹⁵. Критики хвалили режиссерскую работу Эндре Мартона, но не считали спектакль адекватным чеховской пьесе. Пал Кюрти в журнале «Magyarok» («Венгры») пишет: «Разработка настоящего ритма мелодии произведения может быть результатом только терпеливой и последовательной работы. <...> Нелегко добиться нужного эффекта, чтобы прерывистость не становилась раздражающей, а была музыкальной — и этого не удалось театру осуществить»¹⁶. В журнале «Szivárvány» («Радуга») писатель Габор Года, сын переводчика Гезы Годы, с сожалением замечает, что Мартон «не владеет чеховским языком»: «Труппа мучается с германизированным Чеховым, которого интерпретируют в духе немецкой романтической театральной теории», хотя нет ничего, что было бы более чуждо Чехову, чем этот романтически «чувствительный» стиль¹⁷.

Вместе с тем эта постановка, в которой играли ведущие актеры венгерской сцены, увлекла зрителей. С тех пор пьесы Чехова стали органической частью венгерской театральной жизни.

В том же году Национальный театр в городе Сегеде, вместе с двумя другими зарубежными одноактными пьесами, поставил «Предложение», однако спектакль не имел успеха¹⁸.

В 1947 г. вышел также перевод «Ваньки» и статьи Эмиля Мадараса о Чехове¹⁹.

В 1948 г. был издан новый сборник избранных рассказов Чехова — под заглавием «Человек в футляре», в новом переводе Шарольты Лани. По мнению анонимного рецензента газеты «Szabad Nép» («Свободный народ», № 272), актуальность этого сборника просто изумляет читателя; выбор рассказов переводчицей, по-видимому, был продиктован мыслью о том, что из венгерского общества «еще не вымерли ни «люди в футляре», ни тип корыстолюбивого мещанина». Главным достоинством Чехова рецензент считал беспощадную критику буржуазного общества. Из всего этого видно, как усилился социальный аспект в оценке произведений Чехова в 1940-е гг., что естественно для периода бурных общественных перемен.

В июле 1948 г. Театр им. Мадача поставил пьесу «Вишневый сад». Нам представляется, что режиссеру Эндре Геллерту удалось уловить подлинную суть пьесы Чехова. Спектакль был встречен всеобщим одобрением. Писатель Геза Лацко обратил внимание на глубокий историзм пьесы: «Гений Чехова смог показать многообразие русской жизни и внутри нее — две действительности: с одной стороны, душевную и материальную несостоятельность буржуазного быта, который неизбежно идет к разложению; а с другой стороны, тоску созревающих душ по более человечному и образованному коллективному миру»²⁰. По словам Пала Араньоши²¹, публика на этот раз смогла познакомиться с новой интерпретацией художественно совершенного и значительнейшего по содержанию произведения Чехова. Этот спектакль не повторил ошибок довоенных постановок, отметил он. Но то, в чем заключается конкретно новизна этой постановки, из его статьи остается неясным. Мы считаем, что перелом старых устоев в венгерской действительности усилил восприятие тех сторон этой пьесы, о которых писал Геза Лацко (см. выше). Именно этим объясняется успех у зрителей и одобрение критикой спектакля²².

Внимание венгерской публики к Чехову в первые послевоенные годы позволяет ощутить ту перемену, которая наступила у нас в новую эпоху нашей истории, когда новый читатель и зритель воспринимал творения Чехова как выражение своих собственных чувств и интересов.

В дальнейшем — ввиду огромного количества изданий, спектаклей и откликов на них, мы вынуждены ограничиться указанием лишь на самые примечательные факты рецепции Чехова.

В 1949 г. было отмечено 45-летие со дня его смерти. Это была первая знаменательная дата, вызвавшая широкий резонанс в венгерской печати.

В статье, опубликованной в центральном органе коммунистической партии, газете «Szabad Nép», так объясняется исключительная популярность Чехова в Венгрии: «Одна из главных черт его писательской деятельности — это разоблачение пороков, отрицательных общественных явлений. Но это еще не все. В его рассказах, пьесах раскрываются некоторые характерные черты нового человека». Как пример интереса Чехова к росткам нового в современных ему людях автор статьи приводит слова Тузенбаха, свидетельствующие о его желании, чтобы жизнь изменилась и очистилась. Понятно, почему театры поставили именно «Три сестры» и «Вишневый сад» на «заре новой жизни» Венгрии: в них наиболее сильно выражается ожидание прекрасного будущего²³.

В майском номере литературного, общественного и критического журнала «Forum» за 1949 г. опубликовал содержательную статью «Драматургия Чехова» писатель Дьюла Хай²⁴. В ней сказалось глубокое знание венгерской литературной традиции и творчества писателей других стран, в том числе и России.

Хай рассматривает специфические черты чеховской драматургии в широком историческом и историко-литературном контексте. Он считает, что драма нового типа, связанная с именами Островского, Чехова и Горького, была реалистической. Сущность конфликта в новой драме, по его мнению, в том, что он развивается в двух планах: «В одном — глубинном, объективном плане: люди живут рядом друг с другом, не понимая своих глубоких противоречий, вызванных капитализмом. И в другом, более поверхностном, субъективном плане, в котором объективные противоречия, иногда искаженно, с ложным объяснением или вовсе неосознанно, вырываются на поверхность». На героях Чехова лежит печать деформирующего влияния капиталистических отношений, считает автор, и так толкует технику действия у Чехова: «В болотной буржуазной действительности не следует ожидать бурных внешних событий. Так как столкновения интересов, по характеру капиталистического общества, редко осознаются людьми, возник особый, скрытый, приглушенный способ развития действия <...> Тонкие переходы, перемещения, образующие событийную линию пьес, требуют необычайной тонкости драматической психологии, а последняя требует редкой точности языка». Поэтому неточные переводы на иностранные языки не давали глубокого понимания творчества Чехова. Что касается Венгрии, к этому прибавляется еще и то, что до 1949 г. все большие пьесы его переводили с языка-посредника. Зная русский язык, Хай входил в тонкости переводов, но судил о них суммарно, и, пожалуй, слишком строго, ибо переводы Д. Костолани и А. Тота живы и сегодня. В заключение Хай призывает венгерских драматургов к изучению наследия Островского, Чехова и Горького, ибо «в создании адекватной нашей эпохе драматургии самой надежной опорой для нас будет русская реалистическая драматургия».

В 1950 г. 90-летие со дня рождения Чехова у нас было встречено многочисленными изданиями и статьями. В этом нет ничего удивительного, ведь, как писали в газете «Független Magyarország» («Независимая Венгрия»), Чехова «еще при жизни наша литература приняла как своего»²⁵. Не случайно в довоенном языковом обиходе его имя употреблялось в «венгеризированной» форме: Чехов Антал. В той же статье автор предлагает вниманию читателей два юбилейных издания — книги пьес и рассказов Чехова (о них пойдет речь ниже): «Кто еще не читал Чехова, пусть немедленно приступает к чтению этих двух книг, подобных которым и сегодня нет в венгерском языке. А кто уже читал Чехова когда-то, того я уверяю, что он еще не читал его, если не прочтет снова».

Речь здесь шла о переизданиях в 1950 году книг: ««Медведь» и другие одноактные пьесы» и ««Ионыч» и другие рассказы», которые впервые вышли в свет в 1945 году. Для молодежи была выпущена небольшая книга ««Ванька» и другие рассказы» в переводе Ины Шулштон и Шарольты Лани²⁶. В новом переводе Ласло Магоша в 1950 г. читатели получили роман Чехова «Драма на охоте» под заглавием «Девушка в красном платье». В качестве вступления в книге опубликованы краткая биография Чехова и воспоминания Горького о Чехове.

К самым значительным изданиям сочинений Чехова относятся «Драматические произведения» (со вступительной статьей Дьюлы Хая, о которой говорилось выше) и двухтомный сборник рассказов в переводе Клары Селлеши (оба издания — в 1950 г.)²⁷ В том же году появилась рецензия Габора Годы об этом двухтомнике. «В мировой литературе очень мало писателей, таких близких читателю, как Чехов, литературные работы которого не имеют ни малейшего оттенка литературщины, — писал Габор Года. — Чехов — гений общедоступности и недвусмысленности. Некоторые из его рассказов на всю жизнь остаются в памяти читателя. <...> Издание двухтомника избранных рассказов Чехова является праздником венгерской литературной жизни, и нашу радость дополняет то, что исключительно выросшая масса венгерской публики получила чеховские произведения в отличном переводе». (Впрочем, по мнению Шарольты Лани, переводчики не сумели как следует передать сжатость стиля Чехова²⁸.)

В 1951 году спектаклем-экзаменом выпускников Института театра и киноискусства был «Вишневый сад». В номере 1-м журнала «Színház és Filmművészet» («Театр и киноискусство») в том же году выдающийся актер и режиссер Имре Апати анализировал спектакль и сделал немало тонких замечаний о драме и ее интерпретации, в частности в связи с диалогами между Лопахиным и Раневской.

В 1952 г. вышла книга В. Ермилова «Антон Павлович Чехов» в переводе Реже Хонти. Альберт Дьердьяи, крупный ученый, специалист по французской и мировой литературе, рецензировал книгу в своей статье «Наш Чехов»²⁹. Он приветствовал отказ Ермилова от «мягкого», «нежного», «меланхолического» Чехова, каким рисовали Чехова в начале века и позже. Эта книга в нашей стране имела большой успех, что в частности объясняется и ее живой манерой повествования, и тем, что она отвечала на возросшие запросы читателей, вызванные многочисленными изданиями произведений Чехова³⁰.

В апреле 1952 г. состоялась первая послевоенная премьера «Дяди Вани» в Театре им. Йожефа Катоны (известного венгерского драматурга). Спектакль (постановка Эндре Геллерта) был признан лучшим в стране. В газете «Magyar Nemzet», № 103 за этот год) появилась статья Бела Матраи-Бетег, известного в то время критика. Называя ключевой фигурой пьесы Серебрякова, он задался вопросом: но тогда почему не именем этого героя названа пьеса? — и предложил свою точку зрения: «Потому что интерес, человеческое сочувствие Чехова обращены не к тому обществу, где обман и ложь так открыто подтасовывают карты, что из дурака делают козырь...» Автор статьи считал, что Чехов не непосредственно хотел изобразить молодой русский капитализм в лице Серебрякова, а осудил общество через проигравших в его «шулерской игре».

Писатель Миклош Хубаи, тогдашний председатель Союза писателей Венгрии, в связи с этим спектаклем провел параллель между Чеховым и венгерским поэтом Миклошем Радноти³¹: для обоих характерно стремление, с помощью которого они, вопреки гнетущим обстоятельствам своего времени, и в жизни, и в произведениях создавали красоту, гармонию.

Агнеш Хеллер, ученица Дьердя Лукача, выступила с анализом пьесы и постановки. Многое в ее статье напоминает суждения Д. Лукача (анализ трагикомического характера «Дяди Вани», роль иллюзий и значение труда в пьесах Чехова)³².

В 1953 г. Чехов покорил новую сферу средств массовой коммуникации: на сцене Венгерского радио была поставлена «Чайка». По мнению критика Кароли Кристофа, слушатели в этот вечер получили большое удовольствие³³.

В 1954 г. 50-летие со дня смерти Чехова отмечалось в нашей стране широко, достойно великого классика. Откликнулись на это событие многие выдающиеся деятели венгерской культуры, в том числе Аурел Карпати, Шарольта Лани и др. Писатель и литературовед, академик Иштван Шетер написал тогда первую свою статью о Чехове³⁴, за которой последовали и другие его оригинальные статьи. Он видел значение Чехова в том, что «венгерские писатели стали смелее обращаться к общественным вопросам и в том, что и у нас в рассказах появились серые ««маленькие люди» в их будничной жизни, жители города и деревни». Шетер не раз писал о том, что Чехов и другие русские реалисты содействовали обновлению венгерской прозы конца XIX века и помогли ей освободиться от романтической выспренности.

Писатель Петер Вереш, выходец из крестьянских низов, главным творческим достижением Чехова считал не только его глубокое знание человеческой натуры, но и подлинный демократизм³⁵.

К юбилею 1954 г. был организован праздничный вечер с участием ведущих актеров, были поставлены одноактные пьесы «О вреде табака», «Лебединая песня», «Юбилей» и инсценировки рассказов. В Союзе писателей тоже устроили торжество в память Чехова³⁶. Журнал «Művelt Nép» («Образованный народ») опубликовал портрет Чехова, его сценку «О вреде табака» и статью Дьердья Радо о том, как Чехов написал на пари повесть «Ненужная победа» в манере Йокаи, который в 80—90-е годы был популярным в России³⁷.

Вышли в свет два сборника; первый из них, «Смерть чиновника», был составлен для юных читателей³⁸. Писатель Иштван Кормош составил книгу и написал к ней предисловие, в котором очень чувствуется его личная привязанность к творчеству Чехова. «При всем своем многообразии, — пишет Кормош в предисловии, — Чехов оказывает на нас удивительно единое впечатление, все равно, читаем ли мы его драмы или повести, серьезные или юмористические произведения. Этого он достигает благодаря единому стилю. <...> Он не стремится к холодной объективности, охотно раскрывает свою симпатию или неприязнь к своим героям. Конечно, он делает это не словами, а тем редким тактом мудрости, который свойственен только самым большим писателям» (в те времена, когда больше говорили об «объективности» Чехова, эти слова звучали как открытие, — М.Р., К.Ш.). Популярен был и двухтомник «Рассказы» с послесловием Пала Кардоша³⁹, в котором он проводит параллель между чеховским творчеством и венгерской литературой. Например, он находит сходство между Варькой из рассказа «Спать хочется» и «Арвачкой» Жигмонта Морица, а также между Егорушкой из повести «Степь» и Миши Нилашем, героем романа Морица «Будь честным до самой смерти»; у Чехова часто фигурируют врачи, которые в произведениях Кальмана Миксата не раз выступают поборниками истины; есть общие черты у Чехова и поэта Яноша Араня — их «любовь», говорящая без слов, к людям и к родине, их «гордая сдержанность, из-за которой они самые благородные свои чувства высказывают очень редко, боясь, что это огрубит их». Наследие Чехова — это «нержавеющее стальное оружие в политической борьбе», — заключает свою статью Кардош, имея в виду борьбу с отрицательными явлениями прошлого.

В Театре им. Мадача известный венгерский режиссер Иштван Хорваи поставил пьесу «Три сестры», сейчас уже в подлинном чеховском стиле, не так, как он это делал в 1947 году в театре «Виг». Пьеса была поставлена как лирическая комедия в духе известного горьковского определения жанра пьес Чехова⁴⁰.

С большим интересом встретила публика перевод переписки Горького и Чехова с русского издания: «М.Горький и А. Чехов. Переписка, статьи, высказывания». М., 1951. Писатель Эндре Иллеш, автор многочисленных новелл и драм, откликнулся на эту книгу⁴¹. Его поражало, что эти письма «скроены из того же самого материала, что и чеховские рассказы или горьковские романы <...> Принципиальная и дружеская полемика друг с другом проходит через весь том их пленительной переписки».

К юбилею 1954 года две центральные библиотеки: Государственная библиотека им. Сечени и Городская библиотека им. Эрвина Сабо выпустили библиографии изданных в Венгрии произведений Чехова⁴². Вторая из них вышла под редакцией Андора Тисаи, который много сделал для популяризации русской и советской культуры в Венгрии.

В 1955 г. были изданы рассказы под заглавием «Ванька» и снова выпущены пьесы, одновременно в Будапеште и Бухаресте (на основе международного соглашения между Венгрией и Румынией определенное количество венгерских книг издается совместно)⁴³.

Новый сборник рассказов Чехова вышел в 1956 г. под названием «Анна на шее»⁴⁴.

Впервые появился в 1956 г. на венгерском языке «Остров Сахалин» в переводе Имре Макаи, переводчика Л. Толстого, Достоевского и Шолохова⁴⁵. Рецензент откликнулся на это произведение Чехова как на чуть ли не самую трагическую книгу писателя: «В ней <книге> появляется Сахалин как уродливый символ царской России. <...> Надо уничтожить такие чудовищные режимы — в этом заключается смысл этой объективной, научной книги Чехова». Следует отметить, что социография в 30-е годы была очень популярным жанром в венгерской литературе, но к русской литературе эта наука тогда не обращалась.

В театральной жизни Чехов тоже занял большое место. Национальный театр в Сегеде поставил «Вишневый сад», а Театр им. Сиглигети в Сольноке — «Предложение». Но самой значительной премьерой тогда была постановка «Чайки» в 1956 г. в Театре Венгерской Народной армии (так временно назывался Театр «Виг»). Постановщиком был Тибор Хегедюш, который в своей работе пользовался режиссерским экземпляром Станиславского. Хотя уровень спектакля был неровным, в основном он все-таки выдержал испытание Чеховым. Как верно заметил Янош Витани, постановку пьес Чехова особенно затрудняет то, что каждое произнесенное слово должно иметь свой особый акцент, каждый звук, стук имеет значение, и плохо подобранный цвет одного только костюма персонажа уже может испортить впечатление от него⁴⁶. Аурел Карпати и Петер Надь подвергли спектакль подробному анализу; Карпати подчеркнул положительные черты постановки, Надь — скорее отрицательные⁴⁷.

В 1958 г. были изданы «Рассказы» Чехова в серии «Классики мировой литературы» («A világirodalom klasszikusai»).

В 1959 г. вышло в свет четырехтомное издание «Произведений Чехова»⁴⁸. Это праздничное издание (к 100-летию со дня его рождения), на тонкой бумаге «бибельдрук», каждый том которого охватывает около полутора тысяч страниц, было знаком поклонения гению Чехова. Тут впервые были опубликованы многие из его ранних юмористических рассказов, и в этом смысле до начала 1980-х годов это — самое полное издание Чехова на венгерском языке. Первые три тома содержат рассказы и повести Чехова, а четвертый том — его пьесы (кроме «Безотцовщины» и «На большой дороге»), «Остров Сахалин», очерки «Из Сибири», избранные письма. В этом последнем томе впервые появилась пьеса «Леший» в переводе Ласло Вессели, а «Чайку» и «Дядю Ваню» заново перевел для этого издания Имре Макаи. Автор послесловия к изданию, написанного живо и художественно, был Ласло Кардош, — переводчик и поэт, академик, бывший заведующий кафедрой мировой литературы Будапештского университета им. Лоранда Этвеша. Пытаясь определить значение Чехова в контексте мировой литературы, он допустил некоторые неточности. Отчасти в его послесловии сказалось воздействие названной выше книги Ермилова, отчасти — позиции символистов по отношению к Чехову. Кардош сначала кратко излагает биографию Чехова, потом развитие его мировоззрения «от скепсиса до предчувствия приближения прекрасной жизни», затем резюмирует современные Чехову оценки его творчества. В заключение он определяет место Чехова в истории русской литературы как связующее звено между классиками XIX века и новым реализмом, особенно творчеством Горького. При этом он склонен к тому, чтобы причислить Чехова к декадентам и считает его аполитичным писателем, но все же признает: «Хотя и усталыми, тихими шагами, иногда приостанавливаясь, все-таки он шел в ногу с теми, за кем было будущее». О ценности издания, которое он предлагает вниманию читателя, Кардош пишет: «В теперешнее время формируется новое, более глубокое и правдивое представление о Чехове. Это издание, которое показывает венгерскому читателю Чехова в его полном величии и которое делает доступными не только художественные произведения, но и документы его частной жизни, наверняка откроет новый период в истории культа писателя в Венгрии».

В том же 1959 г. «Литературная Сцена» поставила «Медведь» вместе с двумя другими одноактными пьесами Некрасова и Гоголя.

Начиная с 60-х гг. и особенно в 70-е гг. чеховские издания становятся настольными книгами венгерских читателей, и ни один театральный сезон не обходится без нового чеховского спектакля.

100-летие со дня рождения Чехова широко отмечалось во всей стране. Лекции, литературные вечера были организованы во многих клубах трудящихся, в больших книжных магазинах в столице и в провинции. В феврале на Университетской сцене был устроен вечер в честь Чехова. Актерская студия Общества венгеро-советской дружбы выступила с юбилейной программой в промышленных центрах страны. В первые дни февраля Венгерский Совет мира и Общество венгеро-советской дружбы организовали памятный вечер, где академик Иштван Шетер выступил с докладом. В театрах шли пьесы Чехова: «Дядя Ваня» в Национальном театре города Печ и в будапештском Театре им. Йожефа Катоны; «Три сестры» в Театре им. Йожефа Катоны в городе Кечкемет; «Чайка» в Театре им. Кишфалуди в городе Дьёр; «Юбилей» в Театре им. Гардони в городе Эгер и «Вишневый сад» в будапештском Театре им. Мадача. По радио передали «Вишневый сад», телевидение показало «О вреде табака». Кинотеатр «Кинотека» с 30 января включил в свою программу советскую экранизацию рассказа «Анна на шее»⁴⁹. В том же году был издан сборник рассказов Чехова для юных читателей (в переводе Кл. Селлеши и Ференца Моры) и в кинотеатрах шел фильм Иосифа Хейфица «Дама с собачкой», который вызвал широкий резонанс и острые дискуссии.

В газетах и журналах были опубликованы многочисленные статьи⁵⁰. Литературовед Тамаш Унгвари утверждал, что «не Чехов был бессилен, слаб и грустен, а люди, о которых он писал». Он ссылался при этом на знаменитое эссе Томаса Манна, фрагменты из которого печатались в 50-е годы и у нас в Венгрии. Писатель Ласло Немет писал о единстве художественных произведений и писем Чехова. Некоторые из его писем, замечал он, представляют собой чуть ли не готовые рассказы; и тут, и там сказываются его тактичность, доброта, тонкий вкус, мягкий юмор.

Иштван Шетер определял место Чехова в мировой литературе: «Отсутствие ответа сближает его с Горьким»; «Толстой и Достоевский уже так глубоко вспахали землю русской действительности, что после них работающий художник уже мог обращаться с определенными фактами как с уже известными; предшественникам эти факты еще приходилось раскрывать и доказывать.

Чеховские рассказы сжаты и малословны, но все понимают, о чем он говорит. Чтобы он смог быть таким малословным, его предшественникам пришлось быть обстоятельными в повествовании». «Если бы мне пришлось одним словом охарактеризовать мир Чехова, — продолжает И. Шетер, — я бы назвал его абсурдным... Симптомы абсурда одни и те же у Чехова и у западных писателей от Кафки до Камю. В чем же тогда разница? В том, что Чехов с общественно-исторической точки зрения определяет границы этой абсурдности, а западная литература считает ее вечной и незыблемой. <...> Ощутимое ожидание в произведениях Чехова — ожидание конца именно этой абсурдности. В новой западной литературе отсутствует это ожидание». Шетер в теплых и сердечных словах признается в своей привязанности к Чехову: «Чехов для меня означает не только его творчество, но и определенный тип человека — иногда трудно решить, который из них я люблю больше». Эта любовь к Чехову и его сочинениям заставляет выдающегося венгерского ученого время от времени возвращаться к нему в своих новых работах.

В 60-е годы количество исследований о Чехове возросло. В 1961 году вышла первая книга известного театроведа и эстета Миклоша Альмаши под заглавием «На путях современной драмы. Новейшая история драматургии и шекспировская традиция». Позже, в 1969 г., эта работа Альмаши появилась в дополненном виде под заглавием «Пути развития современной драмы»⁵¹. Пьесы Чехова Альмаши рассматривает в четырех аспектах: 1. Чехов синтезирует то, что в западноевропейской драматургии осталось в конечном счете фрагментарным. 2. Персонажи Чехова разделены на паразитов и жертв (два полюса его драмы). 3. В пьесах сильно трагикомическое начало. 4. Лиризм и объективность стиля у Чехова диалектически соседствуют.

Книги Альмаши у нас в Венгрии являются важнейшими пособиями для изучающих историю драматургии.

Еще в 1961 году появилось собрание статей и очерков писателя Тибора Барабаша, который посвятил несколько страниц и своему любимому писателю в очерке под названием «Доктор Чехов»⁵². Он вспоминает о посещении дома-музея Чехова в Москве, на Садовой-Кудринской улице, где писатель жил в 1886—1890 гг. Дом он называет «святым местом», а Чехова — «врачом нашей души».

В 1962—1963 годах в нескольких провинциальных театрах ставились пьесы: «Дядя Ваня» — в Театре им. Гергея Чики (г. Капошвар) и в Камерном театре Национального театра (г. Мишкольц); «Три сестры» — в Театре им. Сиглигети (г. Сольнок). Впервые была инсценирована в 1963 году «Безотцовщина» под названием «Любовь Платонова» в Театре им. Гардони (г. Эгер). Пьесу для этого спектакля перевел на венгерский язык Карой Киш. На сцене благодаря стараниям режиссера Йене Хорвата царила неподдельная чеховская атмосфера.

В Камерном театре им. Мадача Отто Адам создал спектакль из одноактных пьес: «Медведь», «Предложение», «Юбилей». Судя по критическим отзывам, эти пьесы на этот раз впервые были поставлены на высоком художественном уровне. Философ и критик Иштван Херманн пишет, что в спектакле зритель ощущает «двуплановость» чеховских диалогов. Только такой подход смог полностью передать и комизм, и энергичную, но вместе с тем тонкую характеристику персонажей, свойственные чеховским водевилям⁵³.

В 1963 г. была переведена на венгерский язык монография советского исследователя Чехова З.С. Паперного⁵⁴. Жужа Зельдхейи в рецензии на книгу высоко оценивает метод автора, который прослеживает творческую эволюцию писателя под углом зрения эволюции его героев. Лучшими местами монографии рецензент считает те, где анализируются способы изображения Чехова и скрытые связи «на первый взгляд незначительных, на самом деле имеющих глубокое содержание деталей и образов, с помощью которых Чехов часто <...> раскрывает свои мысли». В то же время Ж. Зельдхейи сожалеет, что в книге не сказано о русских и западных традициях чеховской прозы. Венгерское издание монографии, по мнению рецензента, следовало бы снабдить примечаниями о неизвестных нашему читателю лицах и фактах русской литературной жизни⁵⁵.

Статья Томаса Манна о Чехове в этом году была опубликована в собрании литературно-критических статей великого немецкого писателя⁵⁶, хотя фрагменты из этой знаменитой работы уже появлялись и раньше. Многие из основных мыслей этой работы стали общеизвестными и часто цитируются. Виктор Шкловский в книге «Художественная проза», также переведенной у нас⁵⁷, говорит специально о своеобразии чеховского рассказа, который до этого выпал из кругозора венгерских читателей и исследователей, но о котором всегда с волнением говорил поэт Иштван Кормош, — «Скрипка Ротшильда». Читатели с интересом встретили и книгу воспоминаний М.П. Чеховой о ее брате⁵⁸.

В 1964—1969 гг. состоялось много премьер чеховских пьес, из которых самые интересные — две постановки «Чайки» (сезон 1965—1966 гг.). Первая из них состоялась в будапештском Государственном театре им. Дерине, в классическом реалистическом стиле (постановка Ласло Кертеса). В другом спектакле, в дебреценском Театре им. Чоконаи, были использованы — наряду с традиционными реалистическими приемами — и элементы сценического символизма и условности (постановка Дьердя Лендьела).

В этот период издаются в основном отдельные произведения Чехова. В 1964 г. второй раз была напечатана «Драма на охоте», в переводе Жужи Раб, с послесловием А. Апоштола. Этот вариант романа вошел в юбилейное издание «Произведений Чехова» 1959 года. По радио в том же году передали впервые «Безотцовщину» под названием «Любовь Платонова»⁵⁹. О популярности этой пьесы свидетельствует и то, что в 1967 г. на телеэкране был показан ее вариант в постановке Йене Хорвата⁶⁰. Хотя телевизионная интерпретация пьесы подчеркнула, где только было возможно, недостатки и стилистические неровности этой еще незрелой работы Чехова, режиссеру удалось воплотить и те мотивы пьесы, которые в более поздних произведениях воплощались в художественно более совершенном виде.

В 1967 г. для школьников была издана книга: «Четыре пьесы» Чехова в серии «Diák Könyvtár». Этот том постоянно переиздается до сегодняшнего дня, так как произведения Чехова входят в список обязательной литературы для учеников средних школ. В серии «Дешевая библиотека» в 1967 г. вышла небольшая книга с «Дуэлью» и «В овраге»⁶¹. В связи с интересом к большой повествовательной форме Чехова в критике появлялись суждения, что русский писатель все-таки создал роман, только в менее обширной форме, как это нередко бывает в литературе XX века.

В научной периодике освещались художественные проблемы чеховского творчества. В 1965 г. Адам Фейер в III томе научного сборника по славистике Университета им. Атиллы Йожефа в г. Сегед выступил со статьей под названием «Заметки о лиризме Чехова»; в следующем году в сборнике Университета им. Лайоша Кошута в г. Дебрецен «Slavica, VI», появилась статья Йожефа Вереша «Начало творческого пути Чехова»⁶². Ведущая идея этой статьи — в том, что в чеховских миниатюрах, юмористических фельетонах и очерках отразилась эстетическая позиция и почти все особенности поэтики писателя.

В 1968 г. Мария Рев в статье «Чехов и некоторые проблемы русской литературы конца XIX века» (тоже на русском языке), сопоставляя сочинения Чехова и Короленко, оспаривает высказываемую некоторыми авторами мысль о романтическом начале в чеховском творчестве⁶³.

В 1970 году обратили на себя внимание две новые постановки. В театре «Виг» Иштван Хорваи поставил драму «Дядя Ваня», в которой заглавную роль исполнял актер с легендарной славой — Золтан Латинович. Спектакль опровергал старое мнение, ставшее общим местом, — что в пьесах Чехова события заменены цепью импрессионистических настроений: здесь на сцене разыгралась настоящая драма — не на жизнь, а на смерть. В Венгрии этот спектакль Чехова считается самой лучшей постановкой, и многие из специалистов утверждали, что он выдерживает сопоставление с лучшими сценическими трактовками мира⁶⁴.

Большим успехом пользовалась и постановка «Иванова», осуществленная Эндре Мартоном в Национальном театре. В интервью журналу «Nagyvilág» 1971, № 4, Мартон говорил о современности Чехова. Чем объясняется новый культ Чехова, охватывающий весь мир? — на этот вопрос он ответил так: с одной стороны, человечность Чехова, но прежде всего его стремление к изменению жизни — именно эти качества его драматургии находят отклик в сердцах современного зрителя. К этому можно добавить, что сила Чехова — и в том, что он заставляет человека задуматься над настоящими и ложными ценностями жизни.

Эндре Терек в книге «Русская литература в XIX веке» (1970)⁶⁵ посвятил главу Чехову — создателю на рубеже веков синтеза как в области прозы, так и в области драматургии. Он называет Чехова «homo aestheticus». Этот эпитет в венгерском литературоведении впервые был отнесен к поэту Дежё Костолани, но это совсем не означает, что носитель эпитета является поклонником «чистого» искусства. Когда у нас употребляют этот эпитет, всегда имеют в виду, что значительную долю эстетической ценности данного художественного явления составляет ее этическая ценность.

В 1971 г. будапештское издательство «Мора» («Móra») совместно с ужгородским венгерским издательством опубликовало очерк жизни Чехова — перевод работы А.И. Роскина⁶⁶. Наша молодежь получила, наконец, добротную книгу для первоначального знакомства с русским писателем.

В серии «Шедевры мировой литературы» («A világirodalom remekei») появился новый сборник рассказов Чехова: «Дама с собачкой» (Bp., 1971). В послесловии литературовед Дьюла Кирай кратко характеризует творческий путь Чехова, выдвигая на первый план проблематику «маленького человека» в его произведениях. Определив специфику разработки этой тематики у Чехова в сравнении с его предшественниками, итоги этого сопоставления Кирай подводит с афористической сжатостью: «Гоголь пробудил — Достоевский сталкивал с существующими обстоятельствами, — а Чехов похоронил чиновника — маленького человека; и проследил, как маленький человек «зверел» и становился механическим орудием, прислужником произвола».

1972 год в культурной жизни Венгрии ознаменован тем, что «Чайка» была поставлена одновременно на трех сценах⁶⁷. В г. Капошвар пьесу поставил Габор Жамбеки, порвав с традицией «создания атмосферы»; зрители увидели шумный, резко звучащий спектакль, среду, где красота и талант обречены на гибель. Тригорин и Аркадина — «толстокожие» художники, рутинеры; чувствительный Треплев погибает от «холодной» действительности после того, как расстается с иллюзиями и идеалами, а Нина погружается в болото посредственности, лишенное человечности. В атмосфере всеобщей ревности, борьбы самолюбий и равнодушия погибает искусство — об этом говорил зрителям этот спорный, но очень интересный спектакль.

Постановка Габора Секея в г. Сольнок по своему внешнему оформлению была похожа на капошварскую (в обеих постановках ощущалось влияние режиссерского рисунка «Чайки» в постановке А.В. Эфроса, 1967). По интерпретации Секея Тригорин и Аркадина мертвы как люди и как художники, Треплев и Нина — бесспорно талантливы. Главным героем спектакля была Нина, которая смеет любить и умеет страдать. Она чистая и такой же остается до конца. Талант — это не только дар природы, но еще и твердая решительность, способность к самоусовершенствованию и ежедневный труд, — на это режиссер обращает внимание зрителей образом Нины.

Отто Адам в постановке будапештского Театра им. Мадача не придерживался определенной концепции; его режиссерский «почерк» не ощущался открыто в постановке. Внешне он шел по стопам натуралистической традиции, однако пользовался и символами. На его сцене были люди двух видов: те, которые уже потеряли иллюзии, и те, которые еще не потеряли их. Стоическое превосходство Аркадиной и Тригорина над другими героями объясняется тем, что у них нет никаких иллюзий: быть опустошенным значит быть мудрым. Когда-то они были такими же, как Треплев, но они пережили, — как и Нина, — потерю иллюзий; последний монолог Нины произносится как бесчувственная исповедь героини, надломленной жизнью, — о призвании и о терпении. В результате формируется главная эстетическая идея спектакля: прекрасное в искусстве может реализоваться только независимо от общества. Так сказать, для «личного пользования», в узкой среде, умеющей ценить искусство, и только тогда, когда художник, подобно Нине, проникается сознанием «распятой» чайки. Надо отметить, что публика к этому третьему сценическому варианту «Чайки» (к тому же грешившему длиннотами) отнеслась более холодно.

В 1973 г. Иштван Хорваи продолжал ряд своих интерпретаций пьес Чехова. Новая постановка «Трех сестер» в театре «Виг» была суровой и современной: режиссер не давал ни актерам, ни себе жалеть героев — он создал дистанцию между тем, что происходит на сцене, и зрительным залом. Хорваи не только представлял публике историю, но и подвергал ее смелой критике.

В 1974 г. Хорваи поставил «Вишневый сад». Этим спектаклем он хотел высказаться о современности, о судьбах своего поколения. Он модернизировал пьесу, приблизив ее к абсурдным драмам XX века, особенно к пьесам С. Беккета. С беспощадной иронией Хорваи обращается к каждому персонажу, не исключая и молодых. Декорации, сделанные советским художником Давидом Боровским, своей многосторонней символикой обогащали спектакль, который из всех постановок Хорваи был менее удачным.

В 1974 г. была издана книга литературоведа Тамаша Бечи, в которой он излагает свою теорию драмы⁶⁸. Он различает модели драм трех типов: «конфликтную», «центростремительную» и «двуярусную». Примером центростремительной драмы он считает «Вишневый сад», наряду с пьесами «Король Лир» Шекспира, «Пер Гюнт» Ибсена, «Горе от ума» Грибоедова. (В такой драме есть центральная фигура или центральная идея, носителем которой является одно из действующих лиц, и драма строится на развертывании отношений различных персонажей к данной идее или к главному герою.)

В 1974—1975 гг. появилось восьмитомное издание сочинений Чехова⁶⁹, в котором ранние рассказы занимают небольшое место; издание снабжено примечаниями литературоведа Дьердя Бакчи.

В 1975 году вышла книга Ласло Петерди Надя «Театр Чехова»⁷⁰. Он тоже ищет ответ на вопрос: почему именно Чехов вдохновляет современный театр на новые эксперименты? Автор старается ответить на вопрос подробным анализом самих пьес и знаменитых их постановок, среди которых он отводит немало места и венгерским постановкам.

В театральном сезоне 1977—1978 гг. обратили на себя внимание три постановки «Иванова» — две венгерские и гастрольный спектакль МХАТа. (Кроме атмосферы всего спектакля МХАТа, венгерских зрителей покорил Иннокентий Смоктуновский в роли Иванова.) Венгерские постановки состоялись в городе Капошвар (режиссер Габор Жамбеки) и в городе Мишкольц (режиссер Иштван Иллеш)⁷¹. Оба режиссера подошли к русской пьесе с точки зрения тогдашнего поколения тридцатилетних, которые ненавидели венгерский провинциализм. Жамбеки критиковал провинциализм откровенно; Иллеш занял позицию романтического отрицания.

Профессор английской кафедры Будапештского университета Петер Эгри в своих исследованиях о драматургии много внимания уделяет Чехову, сопоставляя его драмы с пьесами Ю. О'Нила и Теннесси Уильямса⁷².

В 1978 г. в Венгрии вышло наиболее полное издание пьес Чехова («Драмы»)⁷³. Этот том с тех пор пользуется большой популярностью. В книге опубликован в первый раз «Платонов» — в переводе Яноша Эльберта. Завершается издание статьей этого выдающегося переводчика и театроведа: «От «Платонова» до «Вишневого сада»: Чехов — драматург». Статья Эльберта одна из самых ценных работ о драматургии Чехова. В ней идет речь о специфике чеховских пьес вообще и о развитии искусства драматургии от пьесы к пьесе. В своем анализе автор исходит из высказывания Георгия Лукача, что «пьесы Чехова — это самые тихие пьесы всей мировой литературы»⁷⁴. По мнению Эльберта, герои страдают от бессилия и их попытки действовать ведут к драматическим переживаниям, порой к трагикомическим ситуациям. Осознание ими собственной недееспособности возмещается, однако, «поэзией мечты».

Работа Агнеш Геребен «Мир Чехова»⁷⁵ представляет собой очерки о чеховском творчестве с замечательно подобранными цитатами из произведений русского классика. Критика оценила стремление автора показать творческую лабораторию писателя, но как пишет критик журнала «Советская литература» (1980. № 1, на венгерском языке) Петер Дерци: «...настоящая, анализирующая монография, малая или большая, до сих пор еще только ожидается».

На страницах научных журналов «Studia Slavica», «Annales Universitatis Scientiarum Budapestiensis de Rolando Eötvös nominatae» публикуются статьи о прозе Чехова, написанные Марией Рев, одним из авторов настоящего обзора⁷⁶.

В 1979 г. Венгерский театральный институт завершил издание полной библиографии: «Русские и советские пьесы на сценах Венгрии с 1945 до 1979 г.» По данным этой библиографии, за это время в стране состоялось 69 премьер пьес (в том числе водевилей) Чехова.

В 1981 г. в филиале театра «Виг» («Pesti Színház») состоялась премьера «Платонова» в постановке Иштвана Хорваи. После не очень признанного «Вишневого сада» публика и критики приветствовали Хорваи с очень удачным и тонким режиссерским решением нового спектакля. Пожалуй, эта пьеса в постановке И. Хорваи после «Дяди Вани» держалась на сцене дольше всего. Успеху способствовало и то, что Хорваи, хорошо изучив советский, английский, итальянский и французский варианты постановки этой пьесы, смело выбрал свой собственный вариант. Это произошло через 3 года после первой попытки режиссера, когда в Институте театрального и киноискусства в Будапеште класс И. Хорваи поставил эту пьесу как дипломный спектакль (1978).

Популярность Чехова в Венгрии трудно связать с определенной датой или с определенным периодом. В 80-е годы в Венгрии начался новый расцвет интереса к Чехову. 80-е годы можно назвать чеховским театральным периодом — так много новых спектаклей по его пьесам шло в стране. Вышли новые книги и статьи, посвященные творчеству Чехова. Насколько он стал частью венгерской культурной жизни, свидетельствует то, что в венгерской литературной газете «Élet és Irodalom» («Жизнь и литература») довольно часто очерки о буднях провинции или о проблемах интеллигенции публикуются в дни памяти Антона Павловича Чехова.

Во вторую половину 70-х годов начинается новый подъем в изучении Чехова, как и всей литературы в целом. Однолинейный социологический подход к творчеству писателя сменяется разнообразием в толкованиях литературного текста. Порой критики возвращаются к старым венгерским литературным традициям, благодарно сказавшимся на рецензии чеховского творчества до 1945 года. Появляются и новые тенденции, которые учитывают опыт русских литературоведческих школ и растущее в мировой науке внимание к проблемам поэтики.

О вреде табака. Будапешт, Национальный камерный театр, 1945. Нюхин — Ене Тэрж. Литературный музей, Москва

Дядя Ваня. Будапешт, Театр им. Й. Катоны, 1952. Постановка Э. Геллерта. Телегин, Соня, Елена Андреевна, Войницкий, Астров. Сцена из I действия. Литературный музей, Москва

Дядя Ваня. Будапешт, театр «Виг», 1970. Постановка И. Хорваи. Войницкий — З. Латинович, Елена Андреевна — Е. Руткаи. Сцена из IV действия. Литературный музей, Москва

Вишневый сад. Будапешт, театр «Виг», 1974. Постановка И. Хорваи. Художник Д. Боровский. Сцена из II действия

Геребен Агнеш. Мир Чехова. Будапешт, 1980. Обложка

Примечания

*. Среди работ М. Рев, изданных после 1980 г., — монография: Rév Mária. Csehov századfordulója (Чехов на путях веков). Bd., 1995.

1. Юмореска к этому времени была известна только по публикации в Полном собр. соч. Чехова в 20 томах. Т. 1. М., 1944. С. 129—131.

2. Csehov A. A medve, és más egyfelvonásosok. Bp., 1945 (ford. Sik E., Honti R.).

3. Asszonyok (Женщины). 1945. № 1.

4. Csehov A. A körorvos és más elbeszélések (Ионыч и другие рассказы). Bp., 1945 (Sik E.).

5. Jövendő (Будущее). 1945. № 15 (Газета Общества венгеро-советских культурных связей).

6. Kárpáti Aurél. Csehov emlékezete (Памяти Чехова) // Szabadság. 1945. № 149.

7. Új Szó. 1946. № 155. (Текст статьи — из рус. изд.: Дерман А.Б. А.П. Чехов. Критико-биографические очерки. М., 1939).

8. Nagyvilág. 1947. № 1 (Журнал венгеро-французского общества, изд. Имре Черепфальви).

9. Szőllősy Klára. Csehov fordítása közben (Во время перевода Чехова) // Magyar Nemzet (Венгерская Нация). 1954. № 157 (Газета Венгерского народного фронта).

10. См.: Valóság. 1948. № 6 (Журнал Венгерских народных колледжей).

11. Sós Júlia // Válasz (Ответ). 1947. № 9.

12. Világosság. 1947. № 193. Газета Социал-демократической партии.

13. Barabás Tibor. Négy orosz mester (Четыре русских мастера) // Nagyvilág. 1947. № 9; Valóság. 1948. № 3 (б/п).

14. Magyarok (Венгры). 1948. № 3 (Журнал Будапештского столичного литературного института).

15. Színház (Театр). 1947. № 34—36.

16. Kürti Pál. Realizmus a magyar szinpadon (Gorkij, Csehov, Steinbeck) (Реализм на венгерской сцене) // Magyarok. 1947. № 5.

17. Goda Gábor. Csehov és a Három nővér (Чехов и «Три сестры») // Szivárvány. 1947. № 15.

18. См. Kálmán László // Tiszatáj (Край Тисы). 1947. № 1 (Szeged).

19. Csehov A. Ványka, перевод Trencsényi-Waldapfel I (И. Тренчени-Вальдапфель). (С маленькой аннотацией для детей) // Új Szó. 1947. № 4.

Madarász Emil. Csehov Antal születésének 87. évfordulójára (Эмиль Мадарас. На 87-летие со дня рождения Антала Чехова) // Új Szó. 1947. № 23; Madarász Emil. Csehov halálának évfordulójára (К годовщине смерти Чехова) // Új Szó. 1947. № 159.

20. Szivárvány. 1948. № 24.

21. Új Világ (Новый мир). 1948. № 5 (Еженедельник Общества венгеро-советских культурных связей).

22. См.: Színház. 1948. № 24.

23. Szabad Nép. 1949. № 162 (подпись: F.A.E.).

24. Háy Gyula. Csehov dramaturgiája (Драматургия Чехова) // Forum. 1949. № 5. См. также его статью «Csehov, a dráma nagy forradalmárja» («Чехов, великий революционер драмы») // Népszava. 1949. № 164.

25. См. статью «Csehov magyarul» («Чехов по-венгерски») // Független Magyarország. 1950. № 29 (Газета Венгерского фронта независимости), подпись: R.M.A.

26. «Ványka» és más elbeszélések. Bp., 1950 (ford. Sultson E., Lányi S.).

27. Csehov A. 1) Drámai művei. Bp., 1950 (ford. Gábor A., Háy Gy., Honti R., Kosztolányi D., Lányi S., Sik E., Toth A.). Рецензии: Köznevelés (Общественное воспитание). 1950. szept. 15; Szabad Szó (Свободное слово). 1950. № 139. 2) Elbeszélések. 1—2. Bp., 1950 (ford. Szőllősy K., изд. Révai Kiadó).

28. См.: 1) Goda Gábor. Csehov elbeszélései (Рассказы Чехова) // Új Világ. № 31; Lányi Sarolta. Csehov elbeszélései (Рассказы Чехова) // Szabad Nép (Свободный народ). 1950. № 200.

29. Gyergyai Albert. A mi Csehovunk (Наш Чехов) // Magyar Nemzet (Венгерская нация). 1953. № 21.

30. Успех Ермилова в демократических странах объяснялся в эти годы также концепцией «революционности» Чехова, популярной и в советской официальной науке.

31. Hubay Miklós. Ványa bácsi (Дядя Ваня) // Színház-és Filmművészet. 1952. № 5.

32. Heller Ágnes. Ványa bácsi (Дядя Ваня) // Új Hang. 1952. № 4 (Журнал Демократического союза молодежи и Союза писателей).

33. Kristóf Károly. «A Sirály» a Rádióban («Чайка» по радио) // Magyar Nemzet. 1953. № 247.

34. Sőtér István. Csehov // Szovjet Kultúra (Советская культура). 1954. № 6 (Журнал Министерства народного просвещения).

35. Veres Péter. Az emberismeret irója — Jegyzetek a Csehov — ünnepséghez (Писатель человекознания — Заметки к чеховским празднованиям) // Szabad Nép. 1954. № 160.

36. Об этих торжествах см.: Színház és Mozi (Театр и кино). 1954. № 17; Irodalmi Újság (Литературная газета). 1954. № 19.

37. Radó György. Csehov ifjúkori kisregénye Jókai stílusában (Маленький юношеский роман Чехова в стиле Йокаи) // Művelt Nép. 1954. № 19. О популярности романов М. Йокая в России в связи с замыслом «Ненужной победы» см. 1, 589—590.

38. Csehov A. A csinovnyik halála. — Válogatott elbeszélések (Смерть чиновника. Избранные рассказы). Bp., 1954. (ford. Szőllősy Klára és Rab Zsuzsa).

39. Csehov A. Elbeszélések. 1—2. Bp., 1954.

40. Рецензии в периодике 1954 года: Хая Д. в журнале «Új Világ». № 43; Деметра И. в газете «Szabad Nép». № 307; Витани Я. в газете «Színház és Mozi». № 43 и др.

41. Irodalmi Újság. 1955. № 12.

42. 1) А.P. Csehov. Országos Széchenyi Könyvtár (Государственная библиотека им. Сечени). Bp., 1954; 2) Csehov. Fővárosi Szabó Ervin Könyvtár (Столичная библиотека им. Эрвина Сабо). Bp., 1954 (под ред. Tiszay Andor).

43. Csehov A. «Ványka». Elbeszélések («Ванька». Рассказы). Bp., 1955 (ford. Rab Zsuzsa, Gudics János); Csehov A. Színművek (Пьесы). Bp.; Bukarest, 1955 (ford. Háy Gyula).

44. Csehov A. Anna a férje nyakán (Анна на шее). Elbeszélések. Bp.; Bukarest, 1956 (ford. Devecseriné Guthi Erzsébet, Lányi Sarolta, Szőllősy Klára).

45. Csehov A. Szahalin. Bp., 1956 (ford. Makai Imre). Рецензия: G. Vészi János // Könyvtáros (Библиотекарь). 1956. № 5.

46. Színház és Mozi. 1956. № 9.

47. Szabad Nép. 1956. № 49; Nagy Péter. Két nagy dráma nagy előadása (Két évad). Великая постановка двух великих драм (два сезона). Bp., 1966.

48. Csehov A. Művei. 1—4. Под ред. Андраша Апоштола, составители и комментаторы А. Апоштол, Ласло Вессели, послесловие Ласло Кардоша. Изд. Európa Könyvkiadó. Bp., 1959.

49. О юбилейных торжествах см.: Népszabadság (Народная свобода). 1960. № 17.

50. Назовем из них три, о которых говорится ниже: 1) Ungvári Tamás. A sokarcú Csehov (Многоликий Чехов) // Magyar Nemzet. 1960. № 24; Németh László. Csehov levelei (Письма Чехова) // Élet és irodalom (Жизнь и литература). 1960. № 6—7; Sőtér István. 1) Csehov // Kortárs (Современник). № 3 и 2) Csehov // Nagyvilág. № 3.

51. Almási Miklós. 1) A modern dráma útjain. Az újabb drámatörténet és shakespeare-i hagyományok (На путях современной драмы. Новейшая история драматургии и шекспировская традиция). Bp., 1961; 2) A drámafejlődés útjai (Пути развития современной драмы). Bp., 1969.

52. Очерк см. в книге: Barabás Tibor. A könyv hatalma (Власть книги). Bp., 1961.

53. Hermann István. Csehov — egyfelvonásosok a Madách Kamarában (Чехов — одноактные <пьесы> в камерном театре им. Мадача) // Élet és Irodalom. 1963. № 23.

54. Papernij Z. A.P. Csehov. Bp., 1963. Перевод Дьердя Барань с рус. изд.: Паперный З. А.П. Чехов. Очерк творчества. 2-е, доп. изд. М., 1960.

55. Zöldhelyi Zsuzsa. Egy új Csehov monográfiáról (Об одной новой монографии о Чехове) // Nagyvilág. 1965. № 1.

56. Mann Thomas. Válogatott Tanulmányok (Избранные исследования). Bp., 1963 (ford. Szabó E.).

57. Sklovskij V. A széppróza (Художественная проза). Bp., 1963. Перевод Шарольты Лани с рус. изд.: Шкловский В.Б. Художественная проза. Размышления и разборы. 2-е изд. М., 1961.

58. Csehova M.P. A messzi múltból — Visszaemlékezések Csehovra (Из далекого прошлого. Воспоминания о Чехове). Bp., 1963. Перевод Понграц Галшаи, Марии Болгар с рус. изд.: Чехова М.П. Из далекого прошлого. М., 1960.

59. Рецензия Габора Гергеи на радиопередачу // Magyar Nemzet. 1964. № 84.

60. Рецензия Тибора Хегедыша // Népszabadság. 1967. № 300.

61. Csehov A. A párbaj — Szakadékban. Bp., 1967. Серия «Olcsó Könyvtár», перевод Гути Е. Девечерине (Devecseriné Guthi E.) и Клары Селлеши.

62. Обе статьи — на русском языке: Фейер А. Заметки о лиризме Чехова // Dissertationes Slavicae III. JATE. Szeged, 1965; Вереш Й. Начало творческого пути Чехова. Slavica VI. KLTE. Debrecen, 1966.

63. Мария Рев. Чехов и некоторые проблемы русской литературы конца XIX в. // Studia Slavica Hung. XIV. 1968.

64. Отзывы о спектакле см.: Nagyvilág. 1970. № 6; Népszabadság. 1970. № 223; Élet és Irodalom. 1970. № 15 и № 39.

65. Török Endre. Orosz irodalom а XIX században (Русская литература в XIX веке). Bp., 1970.

66. Roszkin A. Csehov élete (Жизнь Чехова). Budapest; Uzsgorod, 1971. Перевод Марты Кемень (f. Kemény Márta) с рус. изд.: Роскин А. А.П. Чехов. Биографический очерк // Роскин А. А.П. Чехов. Статьи и очерки. М., 1959.

67. О них пишет Тамаш Колтаи в «Nagyvilág». 1972. № 5.

68. Bécsy Tamás. A drámamodellek és a mai dráma (Модели драмы и современная драма). Bp., 1974.

69. Csehov művei. 1—8. Изд. Magyar Helikon, 1974—1975.

70. Peterdi Nagy László. Csehov szinháza (Театр Чехова). Bp., 1975.

71. Об этих постановках пишет Габор Михайи: «Nagyvilág». 1978. № 6.

72. См.: Egri Péter. 1) Csehov és O'Neill (Чехов и О'Нил) // Filológiai Közlöny (Филологический вестник). 1978. № 2; 2) Csehov lírai tragikomédiája (Лирическая трагикомедия Чехова) // Там же. 1979. № 3—4.

73. Csehov. Drámák. Изд. Európa Könyvkiadó. Bp., 1978. (Послесловие Яноша Эльберта).

74. Слова Лукача взяты из его книги: Lukács György. A modern dráma fejlődésének útjai (Пути развития современной драмы). Bp., 1911; 2 изд. 1978. P. 426.

75. Gereben Ágnes. Csehov világa. Európa Könyvkiadó. Bp., 1980. Об этой книге на рус. яз.: Куренная Н. А. Геребен. Мир Чехова. Будапешт: Изд. Европа, 1980 // Информационный бюллетень. Вып. 4 (Международная ассоциация по изучению и распространению славянской культуры). М., 1981. С. 40.

76. Статьи Марии Рев:

На рус. яз.: 1) Об идейно-художественном своеобразии рассказа Чехова «Враги» // Annales Universitatis Scientiarum Budapestinensia de Rolando Eötvös nominatae. Sectio Philologica Moderna T. I. 1969—1970; 2) Художественное осмысление действительности в новелле А.П. Чехова «Студент» // Annales II. 1971; 3) Осмысление зря прожитой жизни в рассказах А.П. Чехова // Annales V. 1974; 4) Чехов и Гаршин // Чеховские чтения в Ялте. Чехов и русская литература. М., 1977; 5) Искусство повествования в рассказе А.П. Чехова «Архиерей» // Annales IX. 1978; 6) Чехов — Толстой — Гаршин (Аспекты гуманизма) // Болгарская русистика. София. 1979. № 6; 7) Специфика философского рассказа Чехова («Палата № 6») // Studia Slavica Hung. XXV. 1979.

На франц. яз.: Čehov et Maupassant // Studia Slavica Hung. XXIII. 1977.

На венгерском яз.: 1) Csehov // Nagyvilág. 1979. № 7; 2) Az emberben minden szép legyen (B человеке все должно быть прекрасно) // Muzsák (Музы). 1979. № 2 и т. д.^*