Любовь к Чехову широчайших кругов читателей уже и при жизни писателя, особенно в последние годы, проявлялась многообразно: в овациях по его адресу во время юбилейного чествования, в громадном числе приветствий и личных обращений с письмами к Антону Павловичу, в успехе его пьес, в поразившей всех огромной, небывалой подписке на журнал «Нива», когда в качестве приложения к журналу было обещано полное собрание сочинений Чехова, в быстром росте посвященной писателю литературы, и т. д. и т. д.
Однако только смерть его воочию показала, как глубока была эта любовь и какими кровными узами был связан Чехов с русским народом. Весть о смерти писателя была встречена поистине взрывом печали, как личное горе, как семейная утрата! А затем с первых же дней стали появляться материалы, рисующие то, что до тех пор было скрыто от читателей: черты человека изумительной духовной красоты и покоряющего обаяния, человека, в облике которого величайшая простота гармонически сочеталась с тончайшим душевным изяществом.
Надо сказать, что современный читатель, имеющий в своем распоряжении для суждения о Чехове-человеке его изумительные письма, огромное количество посвященных ему мемуаров, в том числе принадлежащих перу таких художников, как Короленко, Горький, Куприн, Бунин, ряд биографий писателя и т. д., — этот читатель лишь с большим трудом может себе представить, что решительно ничего из этого биографического богатства не было в распоряжении читателей Чехова до самого последнего дня его жизни. Сам Антон Павлович относился с суеверным ужасом к малейшим попыткам с чьей бы то ни было стороны говорить о нем в печати не как о писателе, но как о человеке. Ничто, касающееся лично его, а не его произведений, ни малейший намек на характер его отношений с людьми, на его быт, не должно было становиться достоянием праздного, как он считал, любопытства и давать пищу для рекламы, хотя бы самой бескорыстной. Попытка, хотя бы вполне доброжелательная, дружеская, выделить его в ряду других, указать на него, как на знаменитого писателя и т. д., доставляла ему подлинное страдание, неизменно вызывала гнев и раздражение.
Следствием этого и было то, что Чехова, как человека, более или менее знала лишь очень небольшая группа близких людей, для всех же других существовали исключительно его произведения.
Когда же он умер, перед тысячами его читателей в новых публикациях внезапно встал образ поразительно прекрасного человека, и в какой-то степени повторилось то, что изображено было Чеховым в его «Попрыгунье»: о подлинном величии человека те, кто жили бок о бок с ним, даже не подозревали, узнали лишь после его смерти. «Какая потеря для науки! — восклицает товарищ умирающего врача Осипа Дымова, простого незаметного человека. — Это, если всех нас сравнить с ним, был великий, необыкновенный человек! Какие дарования! Какие надежды он подавал нам всем!.. А какая нравственная сила!.. Не человек, а стекло!»
Мы не ставим знака равенства между тем, что изображено в «Попрыгунье», и тем строем мыслей и чувств, который вызван был у читателей Чехова появлением биографических материалов о нем. Но какая-то общность тут несомненно была не только в оттенке запоздалого признания величия, не только в чувстве какой-то вины за это запоздание, но и еще в чем-то более важном. Мне кажется, что тот идеал подлинного величия, какой Чехов воплотил в образе героя «Попрыгуньи» Дымова, широкие массы читателей увидели воплощенным в облике самого Чехова, когда неожиданно узнали его как человека. Это было живое воплощение того величия простоты, которое с такою могучей силой провозгласил в «Войне и мире» Толстой национально-русской формой величия: «Нет величия там, где нет простоты, добра и правды».
Вот почему какая-то исключительная любовь к Чехову, к Чехову — писателю и человеку, не убывает с годами, а, напротив, разливается все шире и шире, по мере того как со сказочной быстротой расширяется круг читателей в нашей великой стране. Ведь в составе Советского Союза есть целые народы, которые при жизни Чехова не могли знакомиться с его произведениями даже не потому, что они не были переведены на языки этих народов, а потому, что вообще не существовало письменности на этих языках! Сейчас Чехова, в подлиннике или в переводах, читает на Руси «всяк сущий в ней язык», необозримые миллионы, — читает и любит.
Но есть в нашем отечестве одна точка, где любовь к Чехову окрашена каким-то особенным колоритом интимности. Это — Москва, где прошла творческая жизнь великого писателя, где он научился чувствовать и видеть жизнь всей страны, всего русского народа, где так много мест и уголков связано с его биографией, где в театральных залах, в университетских аудиториях витает его тень.
17 января 1910 года, когда Москва праздновала пятидесятилетие рождения Антона Павловича, один из его друзей, доктор Членов, на заседании чеховского студенческого кружка, происходившем в университете, передал знаменательные слова, сказанные Антоном Павловичем, когда они вместе сидели однажды на Воробьевых горах и любовались оттуда Москвой. Чехов сказал:
— Кто хочет понять Россию, тот должен придти сюда и посмотреть на Москву.
Вот это отношение к Москве, как средоточию жизни страны и народа, проникающее творчество Чехова, с особенным чувством воспринимается москвичами и окрашивает их внутреннюю связь с великим писателем.
И не случайно, конечно, Москва стала центром мероприятий по увековечению памяти Антона Павловича.
Первые шаги в этом направлении были предприняты уже вскоре после смерти писателя. В 1906 году был издан Обществом любителей российской словесности прекрасный литературный сборник «Памяти А.П. Чехова». Редакция журнала «Русская мысль», ближайшим сотрудником которого был Антон Павлович в последние годы, проявила энергичную заботу по созданию Чеховского музея в Москве. Особенно усердно хлопотавший об этом В.А. Гольцев не дожил до открытия музея, и учредителями его явилась инициативная группа в составе профессора В.В. Каллаша, профессора А.А. Борзова (впоследствии заведующего музеем) и родных Антона Павловича. Учредители взяли на себя «пожизненное попечение о нуждах вновь учрежденного музея, в целях пополнения его коллекций, отыскания и привлечения в музей всякого рода материалов, касающихся жизни и творчества А.П. Чехова, его писем, рукописей, сочинений и т. п., изыскания средств на пополнение и благоустройство музея».
Начало музея было весьма скромным и состояло в одной «Чеховской комнате» в здании бывш. Румянцевского музея (ныне — старое здание Всесоюзной библиотеки имени В.И. Ленина). С 1912 года, когда «комната» была открыта, в нее стали поступать пожертвования — письма и рукописи Антона Павловича, разного рода документы, книги, реликвии и т. д. Вскоре в составе ее собраний оказались такие драгоценные уникумы, как полная беловая рукопись «Вишневого сада», как единственный комплект типографских листов первого, неосуществленного сборника произведений Чехова, который он собирался выпустить в 1883 году, и т. д.
События, связанные с первой мировой войной, а затем революционные потрясения не могли не отразиться на деятельности музея. Однако его сотрудники и организованное при музее «Общество друзей» продолжали вести исследовательскую работу, собирание материалов и документов, устраивали «Чеховские выставки» и т. д. Впоследствии, когда в Москве организовался Государственный литературный музей, собрания Чеховского музея частью отошли к нему, частью вошли в состав богатейших собраний Всесоюзной библиотеки имени Ленина. Помимо того, в Москве образовалось в 1925 году «Общество имени А.П. Чехова и его эпохи», возглавленное современником и близким знакомым Антона Павловича, писателем Н.Д. Телешовым. Названное общество в течение ряда лет устраивало многолюдные собрания, на которых читались доклады о Чехове и его окружении, издало ценный «Чеховский сборник» литературных материалов и т. д. Вообще важнейшие явления издательской деятельности, касающиеся Чехова, точно так же связаны с Москвой. Здесь в 1909 году вышло составленное Б.Н. Бочкаревым первое небольшое собрание писем Антона Павловича, явившееся в полном смысле слова литературным событием, открывшим совершенно новую, никому дотоле неизвестную и поистине блистательную сторону творческой личности писателя. С 1912 года начало выходить под редакцией Марии Павловны Чеховой монументальное шеститомное собрание писем Антона Павловича, завершенное уже в 1916 году. В Москве под редакцией профессора С.Д. Балухатого вышло к концу 1933 года наиболее полное из доселе вышедших собрание сочинений Чехова. Целый ряд ценных изданий выпустила Публичная библиотека имени В.И. Ленина, из коих главнейшие: два выпуска «Архива А.П. Чехова», содержащие описание огромного количества писем к Антону Павловичу; письма к Чехову его брата Александра; составленное Е.Э. Лейтнеккером описание рукописей (в том числе и обширного собрания писем) Антона Павловича, хранящихся в библиотеке; «Неизданные письма» Чехова и т. д.
Государственная центральная книжная палата РСФСР выпустила в Москве в 1929 году составленный известным библиографом И.Ф. Масановым библиографический указатель литературы о Чехове — «Чеховиана», являющийся незаменимым пособием для работающих по изучению творчества Антона Павловича. Гослитиздат выпускает под редакцией автора настоящей книги трехтомную «Переписку А.П. Чехова и О.Л. Книппер». В том же издательстве выходит в Москве новое полное собрание сочинений и писем Чехова (вышло уже девять томов). Ценный монументальный альбом, иллюстрирующий жизнь и творчество Чехова, выпущен Государственным литературным музеем. В Москве издано несколько биографий Антона Павловича, в том числе одна из первых по времени большая биография, составленная А. Измайловым, вышедшая в 1916 году.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |