И. Козеева

Ты помнишь, Ялта, год сорок четвёртый?

Памяти Антона Павловича Чехова посвящается.

Очаровательна ты, Ялта, летом:
Играет лёгкий бриз с лазурною волной,
Вся солнцем залита, в гранит одета —
Ну, как не любоваться нам тобой!

А помнишь ли весну освобожденья,
Когда советские дивизии стрелков
Вели ожесточённые сраженья,
Чтобы тебя избавить от оков?

Нет, не цвели тогда в апреле розы,
«Враг мины заложил, — разведка донесла —
Над городом смертельная угроза!»
При взрыве ты могла сгореть дотла!

Где гнёзда мин упрятали фашисты?
Допрос идёт всех оккупантов, взятых в плен
Чтоб ты не стала жертвою нацистов,
Не обратилась в жуткий прах и тлен

Часы бегут... И вот последний пленный,
С гримасой злобною упорно он молчит.
«Пусть разговор наш будет... откровенный, —
Наш лейтенант в глаза ему глядит

Не правда ль, чудный городок у моря?
Писатель Чехов здесь в начале века жил,
О будущем мечтал, с друзьями спорил,
Он в Ялте был любим и сам любил...»

И тут вдруг немец явно оживился:
«Ja, ja! «Drei Schwestern», «Möwe sah ich in Berlin!»¹
Признался, что сапёр, и согласился
Он рассекретить сеть коварных мин.

Ты, Ялта, обрела в тот день спасенье!
Антона Павловича мы благодарим,
Ему за новое твоё рожденье
Мы, ялтинцы, «спасибо» говорим.

Примечания

1. Да, да! «Три сестры», «Чайку» видел я в Берлине!