Серое небо над тополем пирамидальным,
серая даль за окном. Облетел краснотал.
Вот и окончился нежный период сандальный,
вот и ботиночный грубый период настал.Вспомни, как летом кружили мы здесь возле моря,
вспомни, как плавать учил я тебя стилем «брасс».
Кружатся чайки, как будто чаинки в растворе
серого чая, испитого нами не раз.Вот и окончилось все, и не знаем, что будет.
Вот и тревожно душе, и все мучает то,
что мы расстались, и нас уж никто не осудит.
Встретимся ль снова? Уже не предскажет никто.Что за порядок, иль небу он нынче угоден,
раз подступили такие невзрачные дни?
Серые мысли гоню, но они не уходят,
светлые мысли зову — не приходят они.Серое небо и серая даль, а в тумане
серые горы, чей четок был праздничный вид.
Чем еще жизнь, поманив за собою, обманет,
что еще с болью опять потерять предстоит?Как наважденье какое-то, как под гипнозом,
тянется время, и ум угнетая, и стать.
Жаль, не умею писать я дотошною прозой,
только движенье души разве ей описать?Помнишь, как плыли с тобой за буйки к дальней вехе,
помнишь, стояли над морем на самом краю?
В лавку Синани задумчивый хаживал Чехов,
блики пенсне его в бликах волны узнаю.В городе этом такие истории были,
цвел в феврале удивительный крымский миндаль.
Нет ничего, чтоб с годами с тобой мы забыли,
пусть не надеются серые небо и даль.Но на витрине стоят манекены понуро,
женская особь склонилась к мужскому плечу.
Все мои бодрые мысли — такая халтура,
что и стихи продолжать я уже не хочу...
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |