Введение

Для русской культуры XIX—XX вв. была характерна особенность: осмысление действительности через систему «типов» (образов), сформированных русской классической литературой XIX в. В числе таких «типов» может быть назван, например, «лишний человек», «идеальная героиня» (в нескольких классических вариантах: от пушкинской Татьяны Лариной до «тургеневских девушек»), «маленький человек» и «большой человек» («Наполеон»), «русский скиталец», «человек из народа», «святой» (или «праведник»), «нигилист», интеллигент, совершающий добровольное «хождение в народ» и некоторые другие.

Эти «типы» формировались как результат осмысления существенных проблем российской действительности. Они раскрывали связь между человеком — носителем идей своего времени — и социальной «средой», в которой он существует и с которой он связан множеством разнообразных отношений.

Для обозначения этого явления мы в дальнейшем будем использовать понятие «культурно-исторический тип».

В принципе понятие «культурно-исторический тип» органично вытекает из понимания реализма, которое сложилось во второй половине XIX в. «Писатели, обладающие в какой-то мере историзмом своего идеологического миросозерцания, осознавая и эмоционально оценивая социальные характерности человеческой жизни и интуитивно проникая творческой мыслью в их глубины, могли приходить к постижению их национально-исторической конкретности и внутренней противоречивости» [Поспелов 1978: 155¹]. Реализм предполагает воспроизведение действительности через систему типов, каждый из которых объясняется существующими в современной действительности «типическими» (то есть выражающими существенные закономерности своего времени) обстоятельствами, в том числе, в первую очередь, социальными отношениями (в отличие от романтизма, который не стремился к объяснению поступков человека воздействием общества).

Каждый «культурно-исторический тип», сложившийся в рамках той или иной национальной культуры, формирует вокруг себя определённый «ореол» художественных образов, рассматриваемых читателями и критиками сквозь призму данного историко-культурного типа. В дальнейшем, имея в виду это явление, мы будем говорить об определённых «типах образов» («типах художественных образов»).

Под «образом», вслед за литературоведом советской эпохи Л.И. Тимофеевым, мы будем иметь в виду «обобщённую, но в то же время индивидуализированную картину человеческой жизни, созданную при помощи вымысла и имеющую эстетическое значение» [Тимофеев 1976: 60]. Роль такого «обобщения» в данном случае играет идея, вокруг которой объединяются представления о «новом человеке», «новой жизни», «новом обществе» («новом социальном укладе») и т. п.

Культурно-исторические типы, символически представленные в героях русской литературы (Чацком, Онегине или Печорине, Татьяне Лариной, Акакии Акакиевиче, Бельтове, Обломове, Базарове, Платоне Каратаеве, «Очарованном Страннике» и ряде других персонажей), становились своеобразной «категориальной сеткой», накладываемой представителями русской интеллигенции, писателями и критиками на меняющуюся современную действительность, при помощи которой окружающая их жизнь интерпретировалась.

Каждый из этих типов образов представлен в русской литературе в нескольких разновидностях. В образе какого-либо конкретного персонажа литературы одновременно могут пересекаться черты нескольких культурно-исторических типов (так, например, в образе Раскольникова можно увидеть совмещение как «маленького», так и «большого» человека — носителя «идеи Наполеона»).

В XX в. ряд культурно-исторический типов обогатился новыми вариантами: «революционер», «вождь», «вредитель», «человек идеи» (некоторые использованные нами названия условные) и другими, каждый из которых во множестве вариантов был представлен в культуре советской эпохи и разрабатывался литературой «социалистического реализма» и «социалистического романтизма».

Характерный пример анализа явлений русской действительности сквозь призму культурно-исторических типов демонстрирует фундаментальная книга «История русской интеллигенции. Итоги художественной литературы XIX века», созданная Д.Н. Овсянико-Куликовским в 1903—1914 гг., то есть в «чеховскую» эпоху.

Д.Н. Овсянико-Куликовский понимал художественную литературу как важнейшую форму общественной мысли — «документ общественной психологии» [Овсянико-Куликовский 1911: 13].

В «Истории русской интеллигенции» национальная духовная культура XIX в. рассматривалась сквозь призму «ключевых» — наиболее типичных на каждом из этапов её развития — представителей общества (по терминологии Д.Н. Овсянико-Куликовского — «общественно-психологических типов»), среди которых в одном ряду оказывались как литературные герои (Чацкий, Онегин, Печорин, Рудин, Обломов, Штольц, Тентетников и др.), так и реальные деятели культуры — писатели (Гоголь, Тургенев, Салтыков-Щедрин, Гл. Успенский, Достоевский, Боборыкин), критики (Белинский) интеллигенты-народники (Лавров и Михайловский) и т. п. (как правило, когда речь касалась более близких к современности «типов», автор обращался к характеристике не литературных героев, а реальных людей).

Нетрудно увидеть, что употреблённое Д.Н. Овсянико-Куликовским понятие «общественно-психологический тип» близко предложенному нами поднятию «культурно-исторический тип» [Овсянико-Куликовский 1911].

Использованный Д.Н. Овсянико-Куликовским методологический подход органично вытекал из сложившегося в России XIX в. «литературоцентричного» типа культуры и связанного с ним сближения литературы с реальной действительностью, а также из традиций революционно-демократической критики, согласно принципам которой произведение литературы обычно становилось «поводом» для рассмотрения на его примере актуальных социальных проблем.

Система «культурно-исторических типов» не представляется однозначной и завершённой: на практике она постоянно изменялась и совершенствовалась, как бы «подстраиваясь» к потребностям общества на том или ином этапе его развития.

Один из важнейших для понимания русской действительности культурно-исторических типов — тип новых людей (нового человека).

Само по себе выражение «новые люди» не указывает своим содержанием на какие-либо определённые хронологические границы данного явления. В широком понимании «новым» является любой культурно-исторический тип, который соотнесён с современностью, выражает актуальное содержание и может быть в каком-либо аспекте противопоставлен другому «типу», который интерпретируется современниками как «старый», традиционный.

В этом смысле «новыми людьми» своего времени могут считаться и «лишний человек» Онегин, и «маленький человек» Самсон Вырин, и «нигилист» Базаров, и многие другие персонажи русской литературы, которые воспринимались читателями и критиками как выразители того нового, актуального, что увидел в окружающей действительности писатель.

В настоящей диссертации мы будем следовать более «узкому» пониманию культурно-исторического типа «новые люди», исходя из представления о том, что главным качеством таких людей является наличие сознательной (осознанной) установки на активные самостоятельные действия, направленные на изменение жизни и противоречащие традиционным нормам (принципам) поведения.

Нужно иметь в виду, что истоки этого культурно-исторического типа коренятся в русской литературе начала XIX в., и его отдельные черты можно обнаружить у ряда персонажей русской литературы 1820—1840-х гг.

«Классическими» представителями типа «новых людей» могут быть названы герои романа Н.Г. Чернышевского «Что делать?»: Вера Павловна, Лопухов, Кирсанов, — люди чрезвычайно активные, которые располагают продуманной программой действий, направленных на преобразование общества. «Новыми людьми» в данном понимании могут быть названы некоторые персонажи «поздних» романов И.С. Тургенева, персонажи рассказов и пьес А.М. Горького, а также многие другие герои произведений конца XIX — начала XX вв.

Иной вариант «нового человека» был представлен в популярных романах писателя П.Д. Боборыкина, создававшихся в 1870—1890-е гг. — «Дельцы» (1872—1873), «Китай-город» (1882), «Василий Тёркин» (1892), «Тяга» (1898) и некоторые других, — в которых появился тип активного просвещённого героя, «человека дела», способного на самостоятельные практические действия, направленные на преобразование современного общества (не только в интеллектуальной, но и в социальной и экономической сферах).

«Человек дела», изображённый в романах П.Д. Боборыкина, был достаточно новым для русской культуры героем (в отличие от западноевропейской литературы), поскольку ранее в литературе такого рода персонажи показывались преимущественно либо сатирически (Чичиков), либо абстрактно, без конкретизации самих «дел» (Штольц).

Дискуссия о том, каким должен быть «новый человек» («человек будущего») велась в российском обществе на протяжении продолжительного времени, и участие в ней принимали многие известные русские писатели и критики. Особенно остро проблема «нового человека» становилась в переходные (переломные) эпохи, когда общество обсуждало пути дальнейшего переустройства и размышляло над тем, какие качества нужны человеку, чтобы подготовить будущее и войти в него.

При этом точные определения понятий и явлений, о которых вёлся спор, естественно, не давались. Каждый участник дискуссий, как правило, понимал обсуждаемые явления по-своему, расставляя индивидуальные акценты — в зависимости от своих взглядов и общественной ситуации. Так, например, в русской литературе и критике отсутствовала развёрнутая характеристика «новых людей», поскольку в ней не сформировались однозначные критерии принадлежности к последним. Отсюда, на наш взгляд, проистекает ограниченность понимания этого типа образа, которая была характерна для многих исследователей.

Нам представляется, что сегодня на проблему «новых людей» необходимо взглянуть шире, несколько раздвинув её хронологические рамки, и попытаться выйти на уровень обобщений. В качестве «признаков» принадлежности героя к «новым людям» мы предлагаем считать:

— наличие внутренней установки на активные самостоятельные практические действия, направленные на изменение собственной жизни и / или жизни социума;

— наличие более-менее целостной системы взглядов (программы социальных преобразований), определяющих характер деятельности;

— повышенная восприимчивость к «новым» (интерпретируемым как «прогрессивные») идеям, устремлённость в будущее;

— стремление последовательно отстаивать свои жизненные принципы;

— выступление против общественных традиций (нередко приводящее к конфликту с обществом), нонконформизм;

— отсутствие склонности к компромиссам.

Нетрудно понять, что применительно к конкретным литературным персонажам состав таких признаков может изменяться, а степень «новизны» того или иного персонажа — явление достаточно субъективное, «переменное», зависящее от ценностно-смысловой позиции интерпретатора. Поэтому в художественной системе произведения с образом «нового человека» всегда соотнесён образ читателя, который обычно не представлен субъектно (в качестве персонажа художественного произведения), а его позиция выражается через подтекст и систему деталей художественной выразительности. Позиция предполагаемого читателя воссоздаётся в сознании реального читателя-адресата, который вступает в диалог с точкой зрения автора, с ценностно-смысловой позицией которого читатель находится в постоянном диалоге.

В настоящей диссертации мы ставим вопрос о «новых людях» в произведениях одного из важнейших для понимания культуры рубежа XIX—XX вв. писателей — А.П. Чехова, который отличался точным пониманием проблем современной действительности, глубоким проникновением во внутренний мир человека и одновременно был писателем-новатором, который сумел реформировать художественный язык своего времени.

В то же время творчество А.П. Чехова, как отмечают исследователи, до сих пор остаётся «недопонятым» и «недопрочитанным». Причина этого — «обманчивость простоты чеховского повествования, создающего эффект «чистой воды», когда близость «дна» оказывается иллюзорной» [Кубасов 1998: 3]. Одна из таких «иллюзий» связана с тем, что писатель долгое время рассматривался как «критик» действительности.

А.П. Чехов обычно исследовался как создатель образов русских интеллигентов и как писатель, сформировавший в русской культуре особое «этическое пространство». Гораздо меньше внимания в российском литературоведении и критике уделялось художественным функциям образов «новых людей» в его произведениях — героев, которые «заняты делом» и активно воздействуют на окружающую их действительность, а также на других персонажей.

Следует особо отметить, что именно этот тип героя оказал наибольшее воздействие на китайскую культуру и общественную жизнь в XX в. На протяжении XX века русская и китайская культура и литература находились в постоянном взаимодействии (диалоге). А.П. Чехов стал писателем, оказавшим наибольшее воздействие на китайскую литературу XX в.

Для китайской литературы и культуры в творчестве А.П. Чехова был особенно важен тип интеллектуального и активно действующего человека, преобразующего окружающую действительность. Это позволяет сделать вывод, что творчество русского писателя рассматривалось в ракурсе, близком тому, который был избран в нашем исследовании.

«Новые люди» в российской критике и литературоведении.

«Новые люди» стали предметом специальных размышлений в русской критике второй половины XIX в.

Русский писатель М.Е. Салтыков-Щедрин, необычайно тонко и точно ощущавший своё время, считал, что герой современной литературы должен быть духовно свободным человеком и заниматься трудом. Характеризуя представления современников, он писал: «Идея о своём пути, о свободном и самостоятельном труде [курсив наш. — Ш.Ш.], о сознательном отношении к природе и жизни, делается достоянием не одних избранных натур, но общим, мирским. Она становится в ряды обыденных жизненных задач, не говорящих ни о подвиге, ни о заслуге, ни даже о порывах энтузиазма» [Салтыков-Щедрин 1966, 13: 442²].

Тип «нового человека» противопоставляется М.Е. Салтыковым-Щедриным доминировавшему в предшествующей литературе типу «лишнего человека». «...Сделалось не менее ясно, — отмечал писатель в статье «Напрасные опасения», опубликованной в журнале «Отечественные записки» (1868), — что следует уже искать типов положительных и деятельных, и отнестись к ним с тою же правдивостью, с которою литература предшествующего периода относилась к типу человека, страдающего излишним досугом. Весь вопрос в том, где искать «этих деятельных и положительных типов» [Салтыков-Щедрин 1966, 9: 22].

С точки зрения М.Е. Салтыкова-Щедрина, «новый герой» должен быть человеком дела [курсив наш. — Ш.Ш.], и для создания убедительного образа, помимо талантливости, от писателя требуется определённая теоретическая и практическая подготовка: «...Художник сам должен быть революционером, знать хорошо «внутреннюю сложность нового типа»» [Салтыков-Щедрин 1966, 9: 23].

Писатели-народники, стремившиеся, с одной стороны, сохранять традиции Н.Е. Чернышевского, а с другой — следовать заветам М.Е. Салтыкова-Щедрина, мнение которого большинство из них ставило достаточно высоко, раскрывали образы «новых людей» по-разному, сохраняя в них прежде всего стремление бороться за идеалы будущего [Новикова 1985: 25].

Наблюдения М.Е. Салтыкова-Щедрина, обобщавшие взгляды и художественную практику писателей 1870—1890-х гг., в свою очередь воздействовали как на писателей его круга, так и на критиков, — особенно придерживавшихся революционно-демократического направления, в также на писателей и критиков Серебряного века.

В 1920—1930-е и в 1950—1960-е гг. проблема «новых людей» обычно рассматривалась в контексте изучения образа «положительного героя» литературы, применительно к творчеству писателей 1860—1870-х гг., — например, Н.Г. Чернышевского или народников. Такой «положительный герой» часто интерпретировался как «революционер» — сторонник преобразования общества на основе социалистических принципов.

А.В. Карякина в статье «К вопросу о создании образов «новых людей» в демократической литературе второй половины 1860-х годов» отмечала, что «положительный герой передовой демократической литературы должен быть революционером, борцом за дело народа, способным ответить на вопрос «что делать?» в новых условиях общественной жизни» [Карякина 1957: 181].

В 1970—1980-е гг. интерпретация «новых людей» несколько расширилась: они стали рассматриваться не столько как герои-«революционеры», сколько как выразители новой социальной психологии, связанной со средой разночинцев.

С.М. Пинаев, например, писал по этому поводу: ««Генетически» писатели-демократы были близки к школе Чернышевского и «стремились в своей художественной практике проверить и подкрепить те типологические тенденции в жизни и социальной психологии «новых людей» из разночинной среды, которые открыл Чернышевский-романист» [Пинаев 1984: 170]. С точки зрения другого исследователя, идеология и мораль «новых людей»-семидесятников вобрали в себя «базаровское разрушительное отрицание» и «рахметовское революционное созидание»» [Диарова 1975: 3] и повлияли на решение проблемы «нового человека», общественного деятеля и пропагандиста-просветителя. При этом необходимо отметить и наличие в поведении «новых людей» качеств «обыкновенного» человека со всеми присущими ему радостями и огорчениями, столь характерными для революционера-демократа Волгина в романе Чернышевского «Пролог» [Новикова 1985: 24].

Аналогичные мысли высказывались в исследованиях В.В. Блохиной, К.В. Зенковой, Л.М. Лотман, Т.П. Маевской, посвящённых изучению положительного героя в произведениях писателей-народников.

В 1990—2000-е гг. подход к исследованию образов «новых людей» принципиально изменился. В этот период история русской литературы XIX—XX вв. стала пересматриваться. Исследователей интересовали не столько образы героев и связанное с ними социальное содержание, сколько общие закономерности развития русской культуры, взаимодействие литературы с разными пластами культуры, проблемы национального менталитета. Изменяется понимание литературоведами «новых людей» и их оценка.

С.А. Никольский в статье ««Новые люди» в их нацеленности на крестьянство как идея русской классической литературы» отметил: «Тема «новых людей» — одна из магистральных тем отечественной классической литературы, художественной по форме и философской по содержанию. В своей нацеленности на крестьянство «новые люди» обнаруживают одно из наиболее интересных своих проявлений. При этом их взгляд на крестьянство имеет историческую природу — русское литературное философствование начинается с идеи именно «новых людей», представленной как утопия русской жизни и крестьянского мира, её части. С И.С. Тургенева — его «Записок охотника» и романной прозы, в особенности с романа «Новь», — эта тема становится одной из центральных. Она глубоко исследуется Львом Толстым и Николаем Лесковым, Иваном Гончаровым и Антоном Чеховым» [Никольский 2016: 52].

С точки зрения исследователя идея «нового человека» в русской культуре постоянно претерпевала изменения — в зависимости от преобладавших на том или ином этапе развития общества взглядов: «...В дальнейшем развитии наблюдается отход от идей государственного патернализма и понуждений к революционному бунтарству, к новой идее: взгляду на народ как на «материал» для эпохи революционных преобразований, из которого должен возникнуть человек «коммунистической эпохи» [Никольский 2016: 52].

В связи с этим в обществе изменяются представления о «лишнем» и «новом» человеке. «...Пушкинский «новый человек» Евгений Онегин в отечественной гуманитарной традиции оказывается человеком не столько «новым», сколько «лишним». Столь же «лишний» для жизни, не вписывающийся в её логику и диссонирующий с господствующими общественными ценностями и нравами, заботящийся о крепостных молодой помещик Владимир Дубровский (одноимённая пушкинская повесть). Не может найти своё собственное место мечущийся между народом и властью Пётр Гринёв (повесть «Капитанская дочка»). Галерею «лишних людей» пополняют Александр Андреевич Чацкий (комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума»), Григорий Александрович Печорин (роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»), да и гоголевский Павел Иванович Чичиков хоть и с противоположным знаком, но тоже из этого ряда» [Никольский 2016: 54].

С.А. Никольский сформулировал ещё одну важную проблему, постановка которой была характерна для исследователей 1990—2000-х гг., — о диалектической связи представлений о «новом» и «лишнем» человеке и об исторической обусловленности превращения одних в других, о взаимных переходах между ними. ««Новый человек», хотя и занятый позитивным делом, но настроенный лишь разрушительно-революционно, не принимающий во внимание крестьянство, живущее по своим законам и традициям, народным телом как чуждый элемент отторгается, герой оказывается человеком «лишним». Таково зафиксированное Тургеневым содержание очередной ступени российского литературного исследования проблемы «лишних» и «новых людей» в их соприкосновении с крестьянским миром. Определённо чужд России не только в переносном, но и в прямом смысле герой следующего тургеневского романа «Накануне» — болгарин Инсаров. Вместе с тем этот герой, безусловно, также и «новый человек» — один из первых в отечественной литературе революционеров, хотя и иноземный. И уже в нём автор подмечает, может быть, главную характеристику людей, преследующих прежде всего разрушительную цель — ограниченность их мыслительного горизонта, невнимание и беспечность к вопросу: возможно ли будет (и каким образом) делать что-либо конструктивное после того, как разрушение состоялось. Для них вполне естественно не думать о крестьянине — главной фигуре нынешнего и будущего мира. И по этой причине сама их умозрительная «проектантская» суета теряет всякий смысл» [Никольский 2016: 54].

Приведённые выше размышления позволяют сделать вывод, что при рассмотрении образов (типов) «новых людей» необходимо учитывать в качестве важнейшей составляющей оценку, которую даёт им автор или читатель, — оценку, от которой в конечном итоге зависит содержание, вкладываемое в этот образ.

Важнейшим критерием при этом оказывается соотнесённость деятельности с общественной практикой: «...«Новые люди» в России — это, к сожалению, не только попытки размышлять о реальных преобразованиях, но и в ещё большей мере болтовня. Об этом не только «Рудин», но и роман Тургенева «Дым». В нём изображаются разные силы общественно-политической жизни страны. Революционные демократы предреформенной поры, всё более склоняющиеся к тому, чтобы любыми средствами спровоцировать крестьянскую революцию. Либералы-западники, выступающие за утверждение в России хозяйственной и общественно-политической системы, основанной на личной собственности, экономической эффективности, свободе и правах человека. Тут же славянофилы, обуреваемые чувством ложно понятой национальной гордости и старающиеся измыслить некий особый русский путь» [Никольский 2016: 55].

В 2000-е гг. такой подход к «новым людям» оказался связан с проблемой мифологизации литературы, актуализировавшейся в этот период. Т.А. Никонова в диссертации на тему «Мифология «Нового мира» и тенденции развития русской литературы первой трети XX века» писала: «В русской литературе первой трети XX века мы рассматриваем смену представлений о мире и человеке, поиск новых художественных решений. Формула «новый человек» используется нами для обозначения футурологических устремлений литературы. Смыслопорождающая модель «нового мира» объединила то, что всегда существовало поляризованным — «книжное» сознание интеллигенции и «стихийную» массовую жизнь. Временем, когда иллюзия реализации самых смелых общественных и эстетических проектов была наиболее полной, стали первые послереволюционные годы. Они же были прощанием с наиболее масштабными общественными заблуждениями. Поэтому взгляд из 1920-х годов на время предреволюционных ожиданий и на годы послереволюционных разочарований позволяет увидеть смену представлений о «новом мире» и «новом человеке» в динамике» [Никонова 2004: 4].

Исследователь отмечает, что в советский период представления о «новом человеке» становятся мифологемой. «Новый человек» русской литературы должен был перестраивать мир по законам революционной логики, подчиняя своё «личное» целям общества. Массовое сознание видело в «новом мире» реализацию своих утопических ожиданий «рая на земле». «Архетип «земного рая», «эдемского сада» не подлежал соотнесению с реальностью, не предполагал никаких личностных усилий, да и «нового человека» тоже. Поэтому мифологема «новый человек» открывала перспективы лишь для «книжного» сознания, никак в этом отношении не корреспондировавшего с массовым. Футурологические устремления, объединявшие русское общество перед революцией, в своей глубине были едва ли не взаимоисключающими: «книжное» решение предполагало отказ от личного, массовое сознание тяготело к их расподоблению. Примирение столь разнородных интенций было невозможным, а потому в литературу первой трети XX века властно вошли идеология и политика, на десятилетия определив её развитие» [Никонова 2004: 5].

Таким образом на основании краткого обзора представлений о «новом человеке» в российском литературоведении можно сделать вывод, что постановка этой темы предполагает различные подходы. Несмотря на обилие упоминаний о «новых людях» и публикаций на эту тему, ставших заметным явлением в российском литературоведении, исследование этой темы далеко от завершённости: не сформулированы точные критерии, по которым можно было бы определить «нового человека», не названы его типологические разновидности, не показано место этого типа в творчестве разных писателей, — в частности, А.П. Чехова.

Новизна диссертации.

Современные чеховеды ищут новые ракурсы, необходимые для того, чтобы адекватно охарактеризовать творчество писателя, определить его роль и место в истории литературы. Один из таких ракурсов — характерология, то есть исследование (с использованием современных подходов) типологии художественных образов, созданных писателем.

В настоящее время отсутствуют исследования, в которых специально анализируются чеховские «новые люди», их типологические разновидности и связи с идеями времени. Отсутствуют и работы, в которых рассматривается восприятие чеховского «нового человека» в китайской культуре.

Актуальность работы обусловлена тем, что в ней ставится проблема культурной адаптации творчества писателя-классика к конкретным ситуациям общественной жизни. В условиях глобализации культуры, — процесса, характерного для начала XXI в., — проблема интерпретаций текстов и тесно связанные с ней аспекты межкультурной коммуникации становятся ключевыми для понимания взаимодействия литературы культуры и классического наследия разных народов.

Цель диссертации — раскрыть художественные особенности образов «новых людей» в творчестве А.П. Чехова и принципы их интерпретации в культурно-исторических контекстах России и Китая.

С поставленной целью связаны основные задачи диссертации:

1. раскрыть особенности интерпретации культурно-исторического типа «новых людей» в творчестве А.П. Чехова;

2. показать варианты образа «новых людей» в прозе и драматургии А.П. Чехова;

3. выявить специфику восприятия и интерпретации образа «новых людей» в китайской культуре, литературе и критике XX в.

Для исследования особенностей типа (образа) «нового человека» в творчестве А.П. Чехова и принципов его интерпретации в русской и китайской культурах необходимо раскрыть основные типы образов чеховской прозы и драматургии, а также связанные с ними способы организации художественного повествования, показать связь художественного образа с поступками персонажей и с развитием сюжета.

В качестве материала диссертации будут использоваться повести и рассказы 1880—1900-х гг., драматические произведения писателя конца 1890—1900-х гг., а также художественные интерпретации образов чеховских героев в китайской литературе, исследования российских и китайских литературоведов и критиков, посвящённые творчеству великого российского писателя.

Предмет диссертации — творчество А.П. Чехова во взаимодействии с идеями переустройства общества.

Объект диссертационного исследования — образы «новых людей» в творчестве А.П. Чехова.

В процессе исследования в диссертации использовались следующие научные методы:

1. Историко-типологического метод, предполагающий комплексное системное обобщение фактов литературного процесса с целью выявления особенностей творчества писателя. Этот метод в его классической форме был разработан в литературоведении советской эпохи в 1960—1970-е гг. в работах Г.Н. Поспелова, Л.И. Тимофеева, В.И. Кулешова, П.А. Николаева, В.Е. Хализева, Р.В. Коминой, С.Я. Фрадкиной и многих других литературоведов данного времени. В настоящей диссертации историко-типологический метод использовался для осуществления типологии образов «новых людей» и особенностей их формирования в творчестве А.П. Чехова.

2. Историко-функциональный метод, разработанный советским литературоведением в 1970—1980-е гг. в исследованиях М.Б. Храпченко, Н.В. Осьмакова, У.А. Гуральника, В.В. Прозорова, Г.Н. Ищука и некоторых других литературоведов. Этот метод использовался при сопоставлении интерпретаций произведений А.П. Чехова и образов его героев в российском и китайском литературоведении и критике, а также исследовании функционирования чеховских образов в творчестве русских и китайских писателей.

3. Культурно-исторический метод, рассматривающий литературу как результат («продукт») общественной жизни и конкретных культурно-исторических условий. Этот метод разрабатывался российским «академическим» литературоведением в 1870—1880-е гг. (то есть в чеховскую эпоху!) в исследованиях А.Н. Пыпина, Д.Н. Овсянико-Куликовского и многих других литературоведов этого времени. Использование данного метода позволяет раскрыть связь образов чеховских «новых людей» с идеями своего времени. В отдельных случаях культурно-исторический метод дополняется подходами, созданными в рамках современного метода культурно-контекстуального анализа, предполагающего изучение общественного и культурного контекста, в котором функционировали произведения А.П. Чехова.

Теоретической основой диссертации стали исследования в области типологии историко-литературного процесса и академических школ российского литературоведения (работы Г.Н. Поспелова, П.А. Николаева, Л.Н. Тимофеева, В.И. Кулешова, А.Я. Эсалнек, Л.В. Чернец), а также фундаментальные исследования в области чеховедения (работы российских литературоведов С.Д. Балухатого, Г.Н. Бердникова, Н.Я. Берковского, Г.А. Бялого, М.П. Громова, А.Б. Дермана, В.В. Ермилова, В.Н. Катаева, А.В. Кубасова, В.Я. Лакшина, В.Я. Линкова, З.С. Паперного, Э.А. Полоцкой, А.И. Роскина, М.Л. Семановой, А.П. Скафтымова, А.С. Собенникова, И.Н. Сухих, В.И. Тюпы, Л.М. Цилевича, А.П. Чудакова; китайского писателя и мыслителя Лу Синя, китайских писателей и литературоведов Чжу Исэня, Чжана Тяньи, Жу Луна, Ба Цзиня и некоторых других).

Теоретическое значение диссертации состоит в том, что в ней даётся обоснование выделения образа «нового человека» и предлагается оригинальная типология вариантов образов «новых людей» и их интерпретаций.

Практическое значение диссертации заключается в возможности применения её результатов в практике преподавания русской литературы (в том числе за рубежом). Результаты диссертации могут быть использованы в практике перевода рассказов, повестей и драматургических произведений А.П. Чехова на китайский язык.

Апробация диссертации проводилась на заседаниях кафедры русской литературы Пермского государственного национального исследовательского университета, а также на международных, всероссийских и региональных форумах и конференциях, в числе которых международный форум «Русский язык в диалоге культур» (г. Москва, 7—8 октября 2016 г.), VI и VII всероссийские (с международным участием) научные конференции «Филология в XXI веке: методы, проблемы, идеи» (г. Пермь, 19 апреля 2016 г. и 10 апреля 2017 г.), XII международная научно-практическая конференция «Современные тенденции развития науки и технологий» (г. Белгород, 31 января 2017 г.) и некоторые другие.

По теме диссертации опубликовано 7 статей, в том числе 3 — в изданиях, рекомендованных ВАК РФ для публикации результатов диссертационных исследований, и 1 — в издании, включённом в базу данных SCOPUS.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Образы «новых людей», помещённые в проблемное поле культуры, играют большую роль в художественной системе А.П. Чехова. Они связывают произведения с социальными представлениями его времени и помогают раскрыть позицию автора. Проблема «новых людей» становится особенно актуальной в «переходные» эпохи, когда происходит коренное изменение системы ценностей.

2. Важным компонентом образа является сознание потенциального читателя. Образы чеховских «новых людей» соотнесены с типажами русской классической литературы; они принципиально не завершены и порождают множество интерпретаций, заложенных в структуре художественного образа. Произведения формируют проблемное поле, в котором ставятся актуальные нравственно-философские и социально-исторические вопросы.

3. Культурно-исторический тип «новых людей» представлен в произведениях А.П. Чехова в нескольких разновидностях: «интеллектуальный человек», «человек идеи», «человек дела», «человек мечты», «человек творчества».

4. Образы «новых людей» были особо значимы для китайской культуры, в рамках которой А.П. Чехов интерпретировался как писатель, создавший образы героев, устремлённых в будущее и стремящихся к преобразованию общества.

5. Образы «новых людей» в произведениях А.П. Чехова создаются с использованием разнообразных художественных средств: оригинальных метафор, разнообразной цветовой гаммы и особых читательских культурных ассоциаций. Образ «нового человека» тесно связан с сознание читателя, а также с позицией автора.

Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, двух глав и Заключения, а также Списка использованной литературы.

В первой главе «новые люди» Чехова рассматриваются в контексте русской культуры; во второй главе — в контексте китайской культуры.

Общий объём работы (без Списка использованной литературы) — 195 страниц. Список литературы включает 231 позицию.

Примечания

1. Здесь и далее в квадратных скобках указываются фамилия автора (или первые слова названия сборника), год публикации работы и (после двоеточия) — страница (страницы) цитаты.

2. При ссылках на собрания сочинений в квадратных скобках после фамилии автора указывается год издания, том (после запятой), страницы (после двоеточия).