Памяти друзей, исследователей Чехова, ушедших из жизни в девяностые годы
Необходимость пояснений к теме вызвана тем, что поэтика писателя предстает в ней не в виде общей картины или системы, как это принято в большинстве случаев в подобных исследованиях.
Статьи, вошедшие в книгу, посвящены — в первой части — ее отдельным, но основополагающим, как полагает автор, свойствам. О поэтике Чехова как о некоей сумме свойств пойдет речь в двух остальных частях, но под определенным углом зрения: в сравнении с другими художниками (Пушкин, Достоевский) и в критических отзывах (Белого, Маяковского).
Но пока немного истории.
Стихийное изучение поэтики Чехова было начато еще при его жизни — в критических статьях, носивших часто характер моментального отклика на выход в свет новой книги рассказов или отдельного произведения. Тогда уже было замечено внимание Чехова-художника к «обыкновенным» героям и обыденным событиям, отличающее его от других писателей. Рецензенты писали о пристрастии Чехова к малым формам, спорили по поводу незавершенных финалов в его рассказах и повестях, затрагивая тем самым вопросы композиции чеховской прозы, отмечали его излюбленные изобразительные средства (предпочтение двух-трех ярких деталей, или, как тогда чаще говорили, штрихов, подробным описаниям портрета, обстановки, природы), своеобразие психологических характеристик (вместо непосредственного рассказа о внутреннем состоянии героя — внешние приметы этого состояния), музыкальность слога. Особенно много, как известно, спорили о пьесах, о «слабости» драматургического действия в них. Хотя свойства чеховской поэтической системы оценивались весьма разноречиво (так что иное достижение выдавалось за недостаток) и были высказаны преимущественно в форме попутных замечаний, все эти конкретные наблюдения свидетельствовали об объективном признании художественной новизны чеховского творчества.
Истоки чеховской поэтики как предмета изучения восходят, таким образом, к концу XIX века. С тех давних пор к вопросам поэтики оказывается причастным едва ли не каждый исследователь независимо от того, какой специальной темой он занимается. Это и естественно. Если поэтика как наука это особый раздел литературоведения, то как художественное явление это не раздел, не область и не тема, а аспект творчества: поэтика присутствует в любом разрезе художественного целого.
Поэтика — это вход в смыслы, заложенные автором в его создания. Работы ученых формальной школы, изучавших художественную литературу под знаком: «искусство как прием», оставили, как известно, след в трактовке не только литературных приемов, но и мироощущения Пушкина, Гоголя и других художников.
Велики уроны, нанесенные в нашей стране изучению литературы внушаемыми «сверху» идеологическими оценками. Набор устоявшихся научных трюизмов (как ни парадоксально звучат эти слова), переходя из одной работы в другую, придавал официальной науке характер «просветительский». Желание «верхов» добиться от словесной «продукции» большей ясности для народа (и для себя) касалось не только художественной литературы. Сама наука должна была быть «доходчивой» для среднего читателя («серого», как неосмотрительно по другому поводу выразился драматург В. Киршон в статье «О серости» в 1937 году — и был вскоре репрессирован).
Так, почти в каждой работе о Чехове читателю 40-х — 60-х годов предлагались его слова о том, что «все мы народ», «в человеке должно быть все прекрасно», литератору «нужно жить среди народа» и др. В соседстве с известными возгласами молодых героев «Вишневого сада» и дежурными цитатами из отзывов «вождей» эти верные и прекрасные мысли превращались в штампы.
«Обзоры» или «очерки» творчества Чехова, с анализом преимущественно главнейших произведений писателя, с уклоном в их идейную, причем уже давно известную трактовку, стали едва ли не самым распространенным жанром чеховианы.
Как подсказывает опыт крупных ученых, бывших блестящими популяризаторами в разных областях науки (А.Е. Ферсман, А.И. Роскин, Я.И. Перельман, Д.С. Лихачев), настоящее просветительство рождается из науки: лучшие книги для широкого читателя, для юношества и детей написаны авторами серьезных научных исследований. Но в годы, о которых речь, метод популярного изложения невольно отражался на самой литературной науке, даже академической. Сколько таким образом было вызвано к жизни книг и брошюр — сочинений на заданную тему, теперь уже забытых...
И еще: наука о Чехове, в своей массе была насильственно оторвана от зарубежных исследований. Доступ к так называемому «специальному хранению» в публичных библиотеках был затруднен, да и знание иностранных языков у массы специалистов по русской литературе было тогда невысоким. Чем это грозило развитию научной мысли, предвидел еще Чехов: «Национальной науки нет, как нет национальной таблицы умножения; что же национально, то уж не наука»1. (Забегая вперед, укажем, что уничтожению этого искусственного барьера между отечественным и зарубежным чеховедением способствовал подготовленный в годы «оттепели» том 68-й «Литературного наследства» («Чехов». М., 1960) с разделом «Чехов за рубежом», написанным русскими и иностранными авторами).
Но тем больше заслуга ученых, очищавших тогда облик художника от наносного глянца. В разной степени это касается С.Д. Балухатого, Ю.В. Соболева, А.Б. Дермана, Л.М. Мышковской и А.И. Роскина, А.П. Скафтымова и Н.Я. Берковского, Г.А. Бялого и Е.Б. Тагера, А.А. Белкина и А.В. Чичерина.
Исследования этих ученых в большинстве своем рождались в противостоянии официальным взглядам на Чехова. Яркий пример тому — появление первой работы А.П. Скафтымова2 — в год шумного успеха первой книги В.В. Ермилова (1946), концепцией «красного» Чехова надолго определившей основные идеи официального чеховедения. Между тем статьи А.П. Скафтымова, напечатанные в таком узковедомственном, да еще провинциальном издании, как Ученые записки Саратовского педагогического института, имели поворотный характер для развития подлинной науки о Чехове. Вместе с Г.А. Бялым и Е.Б. Тагером3 в те же годы Скафтымов основал новое направление в литературоведении, в частности, в изучении чеховской поэтики, противостоящее официальному тенденциозно-субъективному подходу. Это была победа университетской науки над официозностью, причем в борьбе в неравными силами: книги Ермилова о Чехове, написанные в острой полемической манере, притушевывающей ложность исходных позиций автора, издавались огромными тиражами.
Скафтымов выступил с новым пониманием чеховской поэтики, в основном на материале его драматургии (характер конфликта и действия в драме, трактовка художественного произведения как целостной системы и др.). Идеи Скафтымова, особенно с выходом в свет его книг4, вошли прочно в научный обиход и до сих пор развиваются и уточняются5.
Для нового подхода к чеховской поэтике не прошел мимо перелом в литературной науке под влиянием переизданной в 60-е годы книги М.М. Бахтина «Поэтика Достоевского». Искусство Достоевского в его книге резко противостояло официальной трактовке, которая своей прямолинейностью не допускала мысли о нем как о предшественнике Чехова. Теперь же стало ясно, например, что черта поэтики Достоевского, названная М.М. Бахтиным полифонизмом, по-своему отразилась в таких давно известных поэтических принципах Чехова, как «объективность», «постановка вопроса» (а не его «решение») и др.
Позже, в 1971 году, вопреки официозной и в полемике с традиционной трактовкой чеховской поэтики была написана известная книга А.П. Чудакова, вызвавшая многочисленные дискуссии, часто отнюдь не научного свойства, что не способствовало ее подлинно научному обсуждению. Между тем, это и до сих пор — наиболее обстоятельный труд, рассматривающий поэтику Чехова как систему, основой которой является принцип объективности6.
И, наконец, в сложных отношениях с официальным руководством издательства «Наука», в столкновениях с органами цензуры готовилось и в 1974—1983 годах было издано тридцатитомное Полное собрание сочинений и писем. Издание было подготовлено Институтом мировой литературы Академии наук. Целое поколение ученых выросло в 70-е — 80-е годы, имея под рукой богатый свод материалов о творческой работе писателя над произведениями. Это издание открыло в сущности новый этап в изучении чеховской поэтики. Возможность широкой текстологической аргументации, которую оно дало в руки исследователей, а также освобождение вскоре отечественной науки от идеологического гнета повлияло на изучение классики. Из работ о Чехове исчезли «обязательные» цитаты, расширился круг произведений, привлекающих внимание ученых. Вольный дух чеховедения сказался в 80-е — 90-е годы на суждениях молодых исследователей Чехова. В январе 1993 года студенты и аспиранты разных городов выступили с докладами на конференции, организованной Московским университетом, Чеховской комиссией Российской Академии наук, Гослитмузеем и Домом-музеем Чехова в Москве. Структура литературного произведения, художественное время как элемент композиции, связь поэтики Чехова с архаической традицией и с библейскими мотивами, с современной писателю философией и литературой, с поэтикой писателей 20 века — вот темы выступлений начинающих ученых7.
Рамки изучения конкретных проблем творчества Чехова как явления искусства постепенно раздвигаются — и вширь, и вглубь: от скрупулезного анализа, например, чебутыкинского присловья в пьесе «Три сестры» («Тара...ра...бумбия...») с установлением его первоисточника — до монографических книг о поэтике Чехова в целом, об интерпретации и литературных связях его прозы, о поэтике чеховской драмы и ее мировом значении, о записных книжках и др.8
Нельзя сказать, однако, что изучение поэтики сейчас оттесняет изучение других аспектов творчества Чехова. Так, несомненно усилилось с конца 80-х годов внимание исследователей и к идейному, нравственному, вообще духовному содержанию его творчества. Обсуждаются степень «веры и безверия» писателя, соотношение «веры и надежды» в его мироощущении, размышления Чехова-художника о судьбе России, русской нации, личности и т. д.
Широкий круг проблем, связанных с мировоззрением и поэтикой Чехова, составил содержание Международной конференции, созванной к 130-летию со дня рождения писателя Чеховской комиссией Академии наук на тему: «А.П. Чехов в культуре XX века» (Москва, январь 1990 года)9. В октябре 1994 года в Баденвейлере, где скончался Чехов, состоялась Международная конференция, специально посвященная религиозным и философским проблемам его творчества10. Эти факты, сами по себе отрадные, обещают продолжение уже начавшегося с 1985 года, с первого Международного Чеховского симпозиума (в Баденвейлере же), активного сотрудничества ученых всего мира и в этой области. Но проникновение в подобные широкие проблемы не обошлось без взгляда на поэтику Чехова с новых, доселе не замеченных сторон. Ибо, повторим сказанное, как художественное явление поэтика — не раздел, не область и не тема, а аспект творчества, проливающий свет на его смысл.
Что касается настоящей книги, она родилась спонтанно — в результате долголетних наблюдений над конкретными свойствами чеховской поэтики. Поэтика писателя была в центре внимания и нашей книги «А.П. Чехов: Движение художественной мысли». М., 1979, посвященной творческому труду писателя. Взглядам на поэтику писателя, изложенным как в той монографии, так и в настоящей книге, автор обязан не только исследовательской работе: за ними стоит почти сорокалетнее общение со студентами-заочниками Литературного института на занятиях спецкурса по Чехову. Так что статьи, составившие книгу, — результат не только академических штудий, но и радостных часов преподавательского труда.
Работы 1969—1996 годов, собранные под одной обложкой, заново отредактированы и представляют собой последовательное изложение темы: своеобразие поэтики писателя в связи с индивидуальными особенностями его дарования и «страницы» ее литературного контекста.
Содержание книги связано с несколькими направлениями современного литературоведения. Одно из них — изучение поэтики в узком смысле, как системы приемов (глава «В двух сферах чеховского таланта», т. е. в сферах смеха и игры).
Другое — сравнительно-историческое направление (главы о предшественниках — Пушкине и Достоевском).
Выбор этих художников вызван тем, что с их творчеством в нашей науке традиционно связывались долгие годы полярные поэтические начала, гармонически слитые в чеховском искусстве, — объективное и субъективное (у Чехова — под внешне доминирующей объективной формой).
И, наконец, с историко-функциональным изучением литературы связаны главы о Белом и Маяковском. Из разных аспектов восприятия литературы, которые интересуют специалистов этого направления (отзывы читателей, критика, литературное преемничество, сценическая интерпретация и т. д.), мы ограничились критическим восприятием чеховского искусства двумя поэтами начала XX в., которым удалось предвосхитить многое в современных взглядах на поэтику Чехова. Недаром так популярна у нас серия книг «Писатели о писателях». Творческой личности, особенно поэту, с его чутьем ко всему прекрасному, подчас более, чем иному маститому ученому, удается проникнуть в суть художественного новаторства литературных явлений.
1998
Примечания
1. Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30-ти томах. Сочинения. Т. 17. М., Наука, 1980. С. 37, 153. Последующие ссылки на это издание даются в тексте: том (для серии Сочинений — арабскими цифрами, Писем — римскими), страница. Если письма в тексте приводятся с полной датой, ссылка не делается.
2. Статья «О единстве формы и содержания в «Вишневом саде» А.П. Чехова» // Ученые записки Саратовского пединститута. Вып. VIII. 1946. С. 3—38.
3. Бялый Г.А. К вопросу о русском реализме конца XIX века // Труды юбилейной научной сессии ЛГУ. 1946; Тагер Е.Б. Горький и Чехов // Горьковские чтения. 1947—1948. М.—Л., 1949 (вошло в кн.: Тагер Е.Б. Избранные работы. М., 1988. С. 22—98).
4. Скафтымов А.П. Статьи о русской литературе. Саратовское книжное издательство, 1958; его же: Нравственные искания русских писателей. М., 1972.
5. Напр.: Тамарченко Н.Д. «Каждый носит в себе свою драму» (Скафтымов — интерпретатор пьес Чехова) // Чеховиана. Чехов в культуре XX века. М., 1993. С. 265—270.
6. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М., 1971. Развивая позже свои взгляды на поэтику Чехова, автор уделил особое внимание внешнему, особенно вещному миру в его произведениях. См. его кн.: Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М., 1986. С. 141—197.
7. Молодые исследователи Чехова. М., МГУ. 1993 (тезисы докладов). Традиция этих конференций продолжается. См.: Чехов и Германия. М., 1996; Молодые исследователи Чехова. Материалы международной конференции. М., 1998.
8. Кроме А. Чудакова, имеются в виду авторы и их книги: Сухих И.Н. Проблемы поэтики А.П. Чехова. ЛГУ. 1987; Катаев В.Б. Интерпретация прозы Чехова. 1979; Литературные связи Чехова. 1989. (обе книги изданы МГУ); Паперный З. Записные книжки Чехова. М., 1976 и «Вопреки всем правилам...» Пьесы и водевили Чехова. М., 1982; Зингерман Б. Театр Чехова и его мировое значение. М., 1988 и др. Немало проницательных суждений о поэтике Чехова и у авторов книг с более широкой проблематикой (у М.П. Громова, В.Я. Лакшина, Р.Е. Лапушина, В.Я. Линкова, А.С. Собенникова, А.М. Туркова и др.).
9. Материалы конференции опубликованы в «Чеховиане» (см. примеч. 5). Под этим заглавием с 1990 года выходят сборники статей и публикаций, с указанием темы книги в подзаголовках (изд. «Наука»).
10. См.: Anton Čechov — Philosophische und Religiöse Dimensionen im Leben und im Werk. Vorträge des Zweiten Internationalen Čechov-Symposiums. Badenweiler, 20—24. Oktober 1994. Herausgeben von V.B. Kataev, R.-D. Kluge, R. Kohejl. München. 1997.
| К оглавлению | Следующая страница |