Художественное явление — идет ли речь об одном произведении и его поэтике, о творчестве писателя в целом и его поэтической системе, нерасторжимо как цепь: отдели звено — и нет цепи. Но такова судьба исследователя литературы и искусства — разрывать цепь, чтобы лучше рассмотреть отдельные звенья.
«Отделив» повествовательное искусство Чехова от его драматургии для анализа его поэтики, мы уже пошли по этому жесткому пути. Но повествователь и драматург в Чехове жили более «мирно», чем это было, например, у великих романистов XIX века — Тургенева и Толстого. Отсюда — неизбежные экскурсы в область чеховской драмы в разных главах.
Два подхода к поэтике — изнутри (как проявление таланта писателя) и извне (в связи с литературной традицией и критическим восприятием) тоже не были отделены в работе «железным занавесом». Так, показанное на ряде примеров косвенное выражение мысли и чувства в художественных произведениях Чехова (когда речь шла о внутренней иронии) и в письмах (в связи с драматургическим началом в них) получило новое обоснование в главе «При свете литературы» — на фоне пушкинской традиции (раздел «Средства внесловесной убедительности») и в сопоставлении с искусством Достоевского («Отношение автора к герою»). Это совпадение чрезвычайно показательно для выявления родовых свойств русской классической литературы, которая даже в своих будто полярных явлениях обнаруживала общность подхода к человеку — объективного не в смысле холодной («объективистской») оценки его противоречивой сущности, а в смысле всестороннего и, следовательно, справедливого, по Чехову, взгляда на нее.
Отлично владея также средствами «словесной убедительности», Чехов лишь избегал, как известно, прямой лирики и иронии, вообще открытой эмоциональности, преувеличений и всяческого «перлословия». Цепкость ли литературной памяти писателя, знавшего и любившего Пушкина и его взгляд на «достоинства прозы», собственный ли литературный вкус (точнее — и то и другое) оберегали Чехова от навязчивости по отношению к читателю.
Далее. Проиллюстрированный на эпистолярном стиле Чехова отказ автора от прямого описания психологии героев находит соответствия в характеристике «физических движений страстей» как у Пушкина, так и у Достоевского. Убедившись — в который раз! — как далеко опередили свое время эти два гиганта русской литературы, подойдя к художественным открытиям, которые в науке числятся «по ведомству» Чехова, мы снова выходим, таким образом, к общим свойствам нашей классики.
Итак, разъяв «тело» чеховской поэтики и все же стремясь как-то сблизить ее разъединенные части, нам остается уповать на читателя: да не упустит он из своего поля зрения цельный и прекрасный образ Чехова-художника. Писателя, в разных сферах своей поэтики воспринявшего и преобразившего родовые черты русской словесности.
Несколько слов о других подходах в изучении поэтики Чехова, к которым приходилось обращаться и автору настоящей книги.
Особое место в работах о Чехове занимает анализ поэтики в ходе творческой работы писателя. В этом случае, по С.Д. Балухатому, мы имеем дело с «динамической поэтикой».
Это направление в нашей науке, родившееся еще при подготовке Полного собрания сочинений Чехова под редакцией А.В. Луначарского и С.Д. Балухатого (1930—33 гг.), достигло расцвета, когда создавалось и вышло в свет Академическое издание (1974—1983 гг.) с полным сводом рукописных и печатных вариантов чеховских текстов. Широко открылись двери в лабораторию творчества писателя, и появилась возможность воочию увидеть, как в ходе осуществления замысла формировались и особенности поэтики произведения.
Первая монография на эту тему — книга З.С. Паперного «Записные книжки Чехова» (1976), обострившая внимание к вопросам художественного мастерства писателя. Вскоре появились работы, специально посвященные общим закономерностям творческого процесса Чехова, отмеченным печатью его поэтики. Особое место при этом заняли поиски жизненных источников, когда-то заинтересовавших Е. Добина в связи с «Попрыгуньей».
Теперь на более глубоком уровне чеховисты занялись поисками так называемых «прототипов» чеховских сюжетов и отдельных героев, а главное — изучением того, как в работе автора над замыслом преображаются «первоисточники», освещенные светом его поэтики.
Стало также ясно, что и авторедактура Чехова, много менявшего в текстах произведений при из переиздании, — тот же творческий процесс, с тем же проявлением в ходе работы особенностей поэтики в ее «динамическом» состоянии.
Набирает силу, и в последние годы очень заметно, еще один путь к установлению своеобразия чеховской поэтики — через изучение литературных источников отдельных произведений. Исследования в этом направлении, даже если авторы не ставят себе подобной задачи, свидетельствуют: события, мотивы, художественные приемы литературы прошлого, имеющие аналогии в творчестве Чехова, воспринимаются как его собственные, оригинальные создания. Взгляд писателя на жизнь, с все более раскрывающимся в работах о Чехове богатством естественнонаучного и философского багажа писателя, его особое отношение, и теплое, и беспощадное, к героям, неповторимая сдержанность авторского текста — все это сказывается на характере «присвоения» чужого слова. Вступают в силу те же законы творчества, что и при «переработке» так называемого жизненного материала. Все овеяно талантом художника.
Впереди — неизведанные еще пути к поэтике Чехова, и, может быть, возрождение — на новом витке научной мысли — имманентного изучения поэтики Чехова, странным образом почти не заинтересовавшей классиков русской формальной школы. Углубления в каждую клеточку этого сложнейшего в мировой литературе организма. Так, М.Л. Гаспаров первым начал поиски элементов риторики у Чехова (на примере статуса обвинения в античной риторике)1. Иначе вышел к риторике у Чехова А.Д. Степанов — со стороны двух типов красноречия, «истинного» и «ханжеского», восходящего к романтической риторике2. Специально занялся — и тоже впервые — изучением «чужого слова» в прозе Чехова А.В. Кубасов3.
Пути исследования чеховской поэтики еще не исхожены.
1998
Примечания
1. См. его скрупулезный анализ диалога между госпожой Колпаковой и Пашей в рассказе «Хористка» (Гаспаров М.Л. «Античная риторика как система» // Античная поэтика. Отв. ред. М.Л. Гаспаров. М., 1991. С. 56—58).
2. Степанов А.Д. Риторика у Чехова. Чеховиана. Чехов и Пушкин. М., 1998. С. 72—79.
3. Кубасов А.В. Проза А.П. Чехова. Искусство стилизации. Екатеринбург, 1998.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |