Приложение 1. Жанровая поэтика святочного рассказа писателей-романтиков первой трети XIX в.

— Помощник (например, няня героини рассказывает герою о намерении девушки ночью гадать в бане);

— «Чужое» пространство, где разворачивается кульминация рассказа (баня).

— Черты психологизма: автор наделяет героя индивидуально-психологическими качествами: «Наконец, он любил и погулять подчас с товарищами: никто не был забавнее его на пирушках, когда, бывало, начнет он точить балы или представлять разных покупателей, перецыганивать старых приказчиков, играть комедию; до театра он был страшный охотник и никогда не пропускал бенефисов, о достоинстве которых судил он обыкновенно с своими товарищами по длине афишек» (Погодин М.П. Повести, драма. М.: Советская Россия, 1984. С. 216);

— Детализация святочной атмосферы, выделение предметного плана: «Там перед окошком в предбаннике, против двери, дрожа от страха и вместо молитвы произнося шепотом, по наставлению старухи, какие-то чародейные, непонятные для нее самой слова, от которых у ней волосы становились дыбом, зажгла она лучину, придвинула стол углом к стене, накрыла чистою скатертью наизнанку, поставила, крест-накрест ножами, два прибора и три кушанья, странным образом изготовленные: пирог, посыпанный золою, с икрою и петушиными гребешками, щи на хлебном вине из горьких кореньев, с рыбою, кашу из гусиных печенок с уксусом и деревянным маслом, — обошла кругом стола три раза, нашептывая те же слова <...> потом поставила зеркало в углу между приборами <...>, села перед ним <...> и громким голосом <...> произнесла ужасные слова: суженый, ряженый, приди со мной ужинать!» (Там же. С. 233);

— Благополучная развязка: мистические события получают реалистическое объяснение (суженый оказался конкретным человеком, ситуация гадания была им подстроена, влюбленные получили согласие на брак, святочное «чудо» произошло).

— «Чужое» пространство — все «мистические» события происходят в неосвещенных местах (кладбище, прорубь);

— Верификация, установка на достоверность: «Здесь мой дядя видел русалку: слышь ты, сидит на суку, да и покачивается, а сама волосы чешет, косица такая, что страсть; а собой такая смазливая — загляденье, да и только. И вся нагая, как моя ладонь. А кум Тимоша Кулак понесь повстречал тут оборотня; слышишь ты, скинулся он свиньей, да то и знай мечется под ноги!» (Бестужев А.А. Собр. соч.: в 2 т. М.: Худ. лит-ра, 1958. Т. 1. С. 424);

— Утрата бдительности и встреча с нечистой силой вследствие нарушения норм поведения. Так, герой гадает на кладбище в «опасное» для человека время активизации нечистой силы. Рассказчик заводит знакомство с человеком, по всем описаниям походящим на черта, который знает о его сокровенных тайнах и желаниях: «— Бес ты или человек?! — яростно вскричал я, схватив незнакомца за ворот» (Там же. С. 446). Нового товарища героя-рассказчика пугают сакральные слова, которые тот произносит в момент смертельной опасности: «— Скорей, ради Бога, скорей! — вскричал я проводнику, укоротившему бег своего иноходца. Он вздрогнул и сердито отвечал мне:

— Это имя, сударь, надобно бы вам было вспомнить ранее или совсем не упоминать его» (Там же. С. 453);

— Упоминание в тексте народных поверий и примет: «— Тем лучше, братец! Коли есть примета, выехать не долга песня; садись и дуй в хвост и в гриву!» (Там же. С. 424).

— «Этнографическое» описание гаданий, одежды гадающих и святочных ритуалов. «Молодцы в пестрядинных или ситцевых рубашках с косыми галунными воротками и в суконных кафтанах увивались около или, собравшись в кучки, пересмехались, щелкали орешки, и один из самых любезных, сдвинув набекрень шапку, бренчал на балалайке «Из-под дубу, из-под вязу»» (Там же, с. 429). «Гаданья на Новый год пошли обычной своей чередою. Петух, пущенный в круг, по обводу которого насыпаны были именные кучки овса и ячменя с зарытыми в них кольцами, удостоив из которой-нибудь клюнуть, возвещал неминуемую свадьбу для гадателя или загадчицы...» (Там же, с. 429);

— Благополучный исход истории — все страшное оказывается сном. Напомним, что сон является излюбленной мотивировкой в разрешении конфликта; композиционно он всегда отнесен в финал произведения.

— Помощник — генерал, изначально противившийся свадьбе героев, в конце концов способствует ей: «Так же, сударыня! Вот наш зять, люби его и жалуй» (Шаховской А.А. Нечаянная свадьба / сост. Е. Дмитриева, С. Сапожков. М.: Детская литература, 1991. С. 189);

— «Чужое» пространство (кладовая, где гадает героиня);

— Установка на достоверность. В рассказе дается указание на то, что главный герой, Владимир Львович Ш...в, якобы приходится прадедом повествователю.

— Психологизм. «Дед матери моей Владимир Львович Ш...в был, судя по реляциям его генерала и тестя, отличным офицером, по словам моей бабушки, а его дочери, чадолюбивым отцом, по рассказам старинного его слуги, добрым господином, а по портрету, списанному с него каким-то славным италиянцем, прекрасным мужчиною» (Там же. С. 180);

— «Этнографическое» описание гаданий, одежды гадающих и святочных ритуалов. «Спросили у прохожего, как его зовут. Судьба или шутка, а может быть, и самая главная загадчица заставили какого-то бежавшего мальчугана назваться Владимиром. <...> А как она вышла уже первый раз, то ничего не стоило ей остановиться и послушать у людского окошка, чье имя там вымолвят: и там опять услышала: «Эх, брат, иди, куда велят, или я пожалуюсь Владимиру Львовичу»» (Там же. С. 185);

— Благополучная развязка, святочное «чудо» получает реальное объяснение: суженым оказывается главный герой, чье заветное желание жениться на героине вскоре исполняется.