Благодаря проведённому в первой главе теоретическому обзору трудов чеховедения, мы выяснили, что в психологии А.П. Чехов не изучается как писатель, имевший прямое отношение к науке, к тому же психологической, хотя большим числом литературоведов и медиков рассматривается его интерес к психологии и психиатрии. В этой главе чеховское творчество будет представлено с точки зрения ориентированности на науку с целью подтверждения значимости психологического исследования.
Наука в жизни и творчестве А.П. Чехова занимала особое место. Анализ критической литературы чеховских времен позволяет выделить сформированные ещё при жизни писателя мнения критиков и обозревателей печатных изданий по поводу литературной манеры А.П. Чехова. Характерно одновременное упоминание о А.П. Чехове как о психологе и художнике. Стоит отметить, что психология второй половины 19 в., как наука, представляемая интеллигенцией, имела широкий спектр научных интересов и направлений — основной печатный орган Московского психологического общества — журнал «Вопросы философии и психологии» рассматривал проблемные вопросы, касающиеся самых различных сфер жизни. В связи с этим, при изучении чеховских представлений необходимо учитывать, что зачастую под термином широкого значения «наука» писатель имел в виду именно психологию, проникнуть в знание которой он стремился со студенческих лет, что ему удалось сделать так продуктивно и для науки, и для литературы, как, наверное, никому из писателей. Об этом свидетельствуют, в первую очередь, воспоминания современников А.П. Чехова.
Мемуары дополняют биографию писателя сведениями о работе А.П. Чехова врачом и о его интересе к медицинской науке. Вспоминая о решении поступления на медицинский факультет Московского университета, А.П. Чехов писал, что «в выборе потом не раскаялся» [48а, с. 271]. По его словам, занятия медициной не просто обогатили его знаниями и овладением научным методом, но, что немаловажно, расширили область его наблюдений [3а, с. 9].
Как вспоминал профессор Г.И. Россолимо, практической деятельности врача Антон Павлович не избегал. По свидетельству известного психолога, А.П. Чехов одно время мечтал даже о преподавании в университете и о научной работе. Врач М.А. Членов, говоря о заинтересованности А.П. Чехова медициной, сообщает о его попытке создать в Москве научный институт [2а, с. 25]. Согласно этому представителю медицинской науки, человека такого беспредельного уважения к науке и крепкой веры в её значение для человечества встречать приходилось редко. При этом вспоминается фраза, включённая А.П. Чеховым в автобиографию: «К беллетристам, относящимся к науке отрицательно, я не принадлежу, и к тем, которые до всего доходят своим умом, не хотел бы принадлежать» [48а, с. 272]. Как писатель, А.П. Чехов считал себя обязанным науке и любил её, не переставая интересоваться до последних дней своей жизни медициной, психологией и психиатрией. Аккуратно выписывая научные журналы, литератор следил за всеми открытиями. По словам М.А. Членова, не менее медицины писателя занимали и другие области знания — земледельческие науки, живопись, театр, технические новшества. И, конечно же, психология [2а, с. 640—641].
По свидетельству Г.И. Россолимо, наибольшее значение в данном вопросе имеют рассуждения А.П. Чехова по поводу влияния науки на его беллетристическую деятельность. Эти воззрения литератор обозначил в вышеупомянутой автобиографии, присланной для сборника, посвящённого юбилею университетского выпуска. Чтобы создать правильное представление о данном событии в жизни писателя, целесообразно процитировать ещё один фрагмент из неё: «Не сомневаюсь, занятия медицинскими науками имели серьёзное влияние на мою литературную деятельность; они значительно раздвинули область моих наблюдений, обогатили меня знаниями, истинную цену которых для меня как для писателя может понять только тот, кто сам врач; они имели также и направляющее влияние, и, вероятно, благодаря близости к медицине, мне удалось избегнуть многих ошибок. Знакомство с естественными науками, научным методом всегда держало меня настороже, и я старался, где было возможно, соображаться с научными данными, а где невозможно — предпочитал не писать вовсе. Замечу кстати, что условия художественного творчества не всегда допускают полное согласие с научными данными; нельзя изобразить на сцене смерть от яда так, как происходит на самом деле. Но согласие с научными данными должно чувствоваться и в этой условности, то есть нужно, чтобы для читателя или зрителя было ясно, что это только условность и что он имеет дело со сведущим писателем» [3а, с. 431]. Г.И. Россолимо вспоминал о студенческих годах А.П. Чехова, примерном посещении им лекций, клиник и лабораторий, следствием чего стало успешное изучение наук, несмотря на вовлечение в литературную деятельность [3а, с. 435]. Во времена студенчества А.П. Чехову было сложно совмещать учёбу, начало писательства и вместе с тем следить за развитием большой науки. Он, между тем, черпал необходимые знания из периодических журналов. Для преподавания в университете нужна была учёная степень, и Антон Павлович планировал получить её. Рассказывая об этом эпизоде, Г.И. Россолимо упоминал о методе преподавания, который А.П. Чехов собирался применять в своих лекциях — писатель считал необходимым для профессора-профессионала дать студентам представление о субъективных психологических переживаниях больного при описании того или иного заболевания. Таким образом, очевидно, что писатель намеревался заниматься с учащимися не чем иным, как медицинской психологией. А.П. Чехов выражался следующим образом, по воспоминаниям Г.И. Россолимо: «Вот я страдаю, например, катаром кишок и прекрасно понимаю, что испытывает такой больной, какие душевные муки переживает он, а это редко врачу бывает понятно. Если бы я был преподавателем, то я бы старался возможно глубже вовлекать свою аудиторию в область субъективных ощущений пациента, и думаю, что это студентам могло бы действительно пойти на пользу». Попытка осуществить мечту, для исполнения которой Антону Павловичу требовалась степень доктора медицины, оказалась неудачной, когда в качестве диссертационной работы в университет был предложен «Остров Сахалин». После неодобрения этого масштабного исследования профессором И.Ф. Клейном, А.П. Чехов, по словам Г.И. Россолимо, «окончательно оставил мысль об академической карьере» [3а, с. 436].
Как правило, чеховеды, при описании отношения литератора к науке, называют его естествоиспытателем, медиком-аналитиком, даже учёным «с глазами, обострёнными до силы микроскопа» [35, с. 7]. Принадлежность писателя к психологии обычно рассматривается в литературном ключе, что, с нашей точки зрения, не охватывает полной картины научных стремлений Антона Павловича. В работе В.Т. Романенко «Убеждённый атеист» (сборник «А.П. Чехов — великий художник») внимание исследователя акцентируется на естественнонаучной направленности А.П. Чехова. Если время студенчества в Московском университете (1879—1884), как было отмечено ранее, охарактеризовалось упрочением связи писателя с научным миром, привив ему на всю жизнь уважение к людям науки и их труду, то зачатки научных устремлений у А.П. Чехова можно проследить ещё в гимназические годы, когда будущий великий литератор, проявив, по выражению В.Т. Романенко, незаурядную любознательность, смог осилить сотни страниц сочинения немецкого географа и естествоиспытателя Александра Гумбольдта «Космос». С тех пор, по замечанию чеховедов, чтение научной литературы переросло для писателя в потребность. А.П. Чехов читал литературу, на которой воспитывались учёные того времени, в том числе и психологи, например, ценил труды Ч. Дарвина, его эволюционное учение. Когда, как отмечает В.Т. Романенко, шла идейная борьба вокруг дарвиновского наследия, А.П. Чехов в своих высказываниях всегда принимал сторону дарвинистов и К.А. Тимирязева [96]. Ч. Дарвин часто упоминается как в письмах, так и в произведениях А.П. Чехова («Огни», «Соседи», «Кто виноват?», «На магнетическом сеансе» и пр.). Например, в письме к сотруднику редакции «Осколков» В.В. Билибину (1886 г.): «Читаю Дарвина. Какая роскошь! Я его ужасно люблю» [51а, с. 213]. Или — брату Ал.П. Чехову (1883 г.): «Приёмы Дарвина. Мне ужасно нравятся эти приёмы!». Это письмо связано с возникновением у А.П. Чехова замысла написания магистерской диссертации ещё в пору студенчества. Именно «приёмы Дарвина», принципы из книги «Происхождение человека и подбор по отношению к полу» (русский перевод вышел в 1871 г. под редакцией И.М. Сеченова), Антон Павлович собирался положить в основу работы под названием «История полового авторитета». В том же письме А.П. Чехов, представляя науку лестницей знания, по которой поднимается учёный, писал: «Создам лестницу и начну с нижней ступеньки, следовательно, я не отступлю от научного метода, буду и индуктивен» [51а, с. 65]. Индуктивный метод, научный, обеспечивающий точность получаемых знаний, был уже тогда значим для будущего известного писателя. В более позднее время интерес литератора к статистике проявился как следствие вовлечённости в проблемы обобщающих выводов [37]. Понимание природы в задуманном труде близко дарвиновской естественно-исторической точке зрения. Научный замысел А.П. Чехова, являющийся, по сути, работой по сравнительной психологии (речь о ней ещё пойдёт в нашей следующей главе) не осуществился из-за усиливавшейся на том жизненном этапе литературной занятости.
Расцветом русской медицинской науки считаются 80—90-е гг. 19 в. — это время активной профессиональной деятельности Чехова-врача, который воспитывался на идеях и трудах гигиениста Ф.Ф. Эрисмана, следил за научными исследованиями зоолога, иммунолога и патолога И.И. Мечникова и др. исследователей, среди которых были также хирург, естествоиспытатель, анатом и педагог Н.И. Пирогов, физиолог и психолог И.М. Сеченов, невропатолог А.Я. Кожевников, основатель русской психотерапевтической школы Г.А. Захарьин и его последователь А.А. Остроумов, наконец, терапевт и общественный деятель С.П. Боткин, благодаря которому в русской медицине 19 в. получила распространение так называемая идея нервизма — рассмотрение любого явления, физиологического либо патологического рода, как целостной реакции всего организма, подчиняющегося воле, на определённые объективные условия его существования [96]. О Н.И. Пирогове как психологе писал в номере «Вопросов философии и психологии» за 1893 г. доктор медицины Н.Я. Пясковский [25а]. Приравнивание Н.И. Пироговым человеческого «я» — нематериального и психического, связанного с телом эфирной субстанцией — к самосознанию, привело автора статьи к выводу о том, что врач придерживался спиритуалистической линии (т. е. был идеалистом). Роль И.М. Сеченова — представителя материалистического направления в психологии, доказывавшего единство и взаимосвязь психической и физической сфер, в становлении представлений А.П. Чехова о научной психологии как психологических особенностей его наследия будет подробнее проанализирована в следующей главе.
С окончанием Московского университета интерес к науке у Антона Чехова только укрепился. Помимо чтения работ Ч. Дарвина, им были заведены знакомства с представителями науки, одним из которых, например, стал зоопсихолог и основатель отечественной сравнительной психологии В.А. Вагнер. В сотрудничестве с В.А. Вагнером он написал статью о нарушении порядков Московского зоологического сада. К заслугам писателя по отношению к данной отрасли науки можно отнести также участие в устройстве в Крыму биологической станции, интерес к русской зоологической станции во Франции (в Виллафранке) [98, с. 230]. Исследователь А.П. Чехова А.И. Роскин упоминает о неизвестном эпизоде из жизни писателя, который стал известен ему благодаря изучению писем к А.П. Чехову русских учёных. Эпизод этот относится к 90-м гг., когда группой ученых-естествоиспытателей было задумано издание журнала «Натуралист», имевшего направленность на идейную борьбу с антиматериалистическими течениями. Издателем должен был стать А.С. Суворин, однако отказался, по сведениям А.И. Роскина, из-за программы журнала. Переговоры А.П. Чехова с издателем «Нового времени» не привели к положительному результату, и этот случай, согласно чеховеду, объясняет последующую размолвку с А.С. Сувориным [98, с. 230—231].
Научный подход к литературе проявился у А.П. Чехова ещё и в применении статистического метода исследования к материалу книги «Остров Сахалин». Он стал первым исследователем (ещё и учёным-литератором) осуществившим частичную перепись в России научно-статистического характера. Отражение чеховского интереса к статистике проявлялось и в его рассказах — «Верочка», «Крыжовник», «Статистика», в повести «Огни» [37]. Называя науку подвигом, в 1888 г. А.П. Чехов написал известную статью памяти Н.М. Пржевальского, в которой ясно прослеживается идеальный для писателя образ человека науки: «Один Пржевальский или один Стэнли стоят десятка учебных заведений и сотни хороших книг. Их идейность, благородное честолюбие, имеющее в основе честь родины и науки, их упорное, никакими лишениями, опасностями и искушениями личного счастья непобедимое стремление к раз намеченной цели, богатство их знаний и трудолюбие... их фанатическая вера в христианскую цивилизацию и в науку делают их в глазах народа подвижниками, олицетворяющими высшую нравственную силу... Их личности — это живые документы, указывающие обществу, что кроме людей, ведущих споры об оптимизме и пессимизме, пишущих от скуки неважные повести, ненужные проекты и дешёвые диссертации..., что кроме скептиков, мистиков, психопатов... и консерваторов, есть ещё люди иного порядка, люди подвига, веры и ясно сознанной цели» [48а, с. 236—237]. А в письме к М.А. Членову в 1901 г. А.П. Чехов утверждал: «Работать для науки и общих идей — это-то и есть личное счастье. Не в «этом», а «это»» [60а, с. 54].
Писатель искал практический выход своей ориентированности на науку и нашёл его в поездке на остров Сахалин.
Ещё до поездки А.П. Чеховым было изучено большое количество научной литературы, в том числе посвящённой правилам статистического анализа, что позволило писателю научно точно представить результаты проведённой переписи. Перепись всего населения острова, составлявшего около 10 тысяч лиц, писатель производил единолично в течение нескольких месяцев, начиная рабочий день с раннего утра и заканчивая поздним вечером. Как отмечал Е.Б. Меве в работе-исследовании «Страницы из жизни А.П. Чехова», ««Остров Сахалин», в котором слились воедино художественное и научное мышление Чехова, дополнили такие сильные по их общественному значению рассказы, как «Убийство», «В ссылке» и «Гусев»» [69].
Работа над научно-публицистическим произведением велась А.П. Чеховым долго, с серьёзностью, присущей настоящему учёному. Он относился к этой своей работе как будущему научному пособию, писал А.С. Суворину в 1894 г. «Вы смеётесь над моею основательностью, сухостью, учёностью и над потомками, которые оценят мой труд... Мой «Сахалин» — труд академический... Медицина не может теперь упрекать меня в измене: я отдал должную дань учёности...» [55а, с. 258].
Либеральный критик, историк русской литературы и сотрудник «Отечественных записок» А.М. Скабичевский также известен работой, посвящённой изучению каторги, в которой он проанализировал и «Остров Сахалин» Антона Чехова [27а]. В этой статье, под названием «Каторга пятьдесят лет тому назад и ныне», опубликованной в журнале «Русская мысль» (1898 г.), публицистом, несмотря на критическую оценку чеховского произведения, «Остров Сахалин» был определён как научно-серьёзное произведение, заключающее «в себе... исследование быта каторжных и поселенцев на острове Сахалин, этого последнего нового слова русской каторги». По А.М. Скабичевскому, отличие чеховского труда от других посвящённых каторге трактатов (например, Ф.М. Достоевского, П.Ф. Якубовича) состоит в наличии в тексте научного исследования и теоретических обобщений [27а, с. 72]. Таким образом, А.М. Скабичевский подтверждал научность чеховского произведения.
Труды по отечественному чеховедению, посвящённые вопросам «Чехов и наука» и «Чехов и медицина», представлены в основной массе литературоведами. В отличие от литературоведения, в современной психологической науке изучение соотношения художественных аспектов с научными в чеховском наследии практически не проводится. Однако важно заметить, что ещё исследователем психологии творчества, Д.Н. Овсянико-Куликовским, приёмы, использованные А.П. Чеховым для написания произведений, были названы «художественным опытом», а сам метод писателя — «опытным методом в науке».
С 40-х гг. 20 в. в работах, главным образом, медицинского характера, проявляется интерес к сопоставлению двух профессиональных областей литератора и учитыванию особенностей их проявления в художественном творчестве.
В 50—60-х гг. появились работы уже цитированных в диссертации В.Т. Романенко («Чехов и наука»), А.И. Роскина («А.П. Чехов. Статьи и очерки»). В них авторы акцентируют внимание на научно-материалистическом мировоззрении писателя, проявившемся в его художественных текстах. Написанный доктором медицинских наук М.Б. Мирским, труд («Доктор Чехов») также содержит утверждение о том, что произведения литератора «написаны как образцовые психологические диагнозы» [70, с. 60].
В.Т. Романенко в книге «Чехов и наука» отмечает, что своеобразием художественных и научных взглядов писателя явилось требование взаимосвязи литературы, философии, естествознания, общественной жизни. С нашей точки зрения, в этом ряду должна указываться ещё и психологическая наука. По мнению автора книги, данное чеховское требование стало актуальным в пору отрицания критиками и писателями (такими, как М.Н. Альбов, К.С. Баранцевич и др.) этой взаимосвязи. В письме к издателю «Нового времени» А.С. Суворину (1889 г.) Антон Павлович высказался о таких литераторах: «...русские же беллетристы глупее читателя, герои их бледны и ничтожны, третируемая ими жизнь скудна и неинтересна. Русский писатель живет в водосточной трубе, ест мокриц, любит халд и прачек, не знает он ни истории, ни географии, ни естественных наук, ни религии родной страны, ни администрации, ни судопроизводства...» [53а, с. 217]. Чем больше приходилось А.П. Чехову сталкиваться с подобными воззрениями о несовместимости науки и искусства, тем чаще он возвращался к тому, что как литература, так и наука (при этом писатель зачастую подразумевал под наукой именно психологию) должны следовать одной стезей, поскольку они имеют одинаковые позиции и цель — усовершенствование объективного мира, разносторонне проявляющегося и в обществе, и в природе [97]. Положительную характеристику А.П. Чехова получали те работы писателей и литературных критиков, которые излагали фактический материал. Показательно, как Антон Павлович оценивал письмо-рецензию на свою повесть «Степь», написанную П.Н. Островским: «1) оно, если смотреть на него как на критическую статейку, написано с чувством, с толком и с расстановкой, как хороший, дельный рапорт; в нём я не нашёл ни одного жалкого слова, чем оно резко отличается от обычных критических фельетонов, всегда поросших предисловиями и жалкими словами, как заброшенный пруд водорослями; 2) оно до крайности понятно; сразу видно, чего хочет человек; 3) оно свободно от мудрствований об атавизме, паки бытии и проч., просто и холодно трактует об элементарных вещах, как хороший учебник, старается быть точным и т. д... Важно не то, что у него [здесь писатель имеет в виду самого рецензента, — прим. М.Б.] есть определённые взгляды, убеждения, мировоззрение — всё это в данную минуту есть у каждого человека, — но важно, что он обладает методом; для аналитика, будь он учёный или критик, метод составляет половину таланта» [52а, с. 210—211].
Среди ряда требований, выдвигаемых А.П. Чеховым к писателю, собирающемуся успешно выполнять свою писательскую деятельность, кроме литературного дара художественного вымысла были: ум и эрудированность, не просто опытное знание мира, но научная подготовка, философское образование, опора на сформированное мировоззрение [97].
Вслед за В.Б. Катаевым можно отметить, что переосмысление взаимосвязей накопленного ко 2-й половине 19 в. запаса «общих законов» и эмпирического знания явилось основной тенденцией комплекса отраслей наук человеко-знания, изучению которого посвятил свою жизнь А.П. Чехов. В.И. Ленин, рассматривая в 1894 г. необходимость отказа от абстрактных и догматических «общих» конструктов в изучении фактического материала, приводил в пример деятельность «научного психолога», который «отбросил философские теории о душе и прямо взялся за изучение материального субстрата психических явлений — нервных процессов, и дал... анализ и объяснение... психических процессов» [46, с. 112—113]. Интересно, что именно в этот период, в конце 19 в., в мировой науке произошёл переход к исследованию психологии познавательной деятельности, в области экспериментальной психологии на первый план выступило изучение проблем мышления, в связи с чем современным учёным в вышеописанном портрете «научного психолога» видится указание на изменения, происходившие тогда в русской психологии. По мнению В.Б. Катаева, возможно, что В.И. Ленин в своём характерологическом описании «научного психолога» имел в виду В.М. Бехтерева, П.И. Ковалевского, С.С. Корсакова, П.Ф. Лесгафта и других учёных, за деятельностью которых внимательно наблюдал в то же время Антон Чехов. Чеховеды обращают внимание на влияние идей позитивистов, направленных на применение принципов естественнонаучного образа мысли к развитию механизмов познания действительности, на исследователей той эпохи, в том числе и А.П. Чехова. Но стоит заметить, что даже в таком случае нельзя однозначно толковать приверженность писателя к тому или иному направлению. По нашему мнению, скорее всего А.П. Чехов, разделяя некоторые положения того же позитивизма, к примеру, заключающиеся в опровержении метафизики при объяснении разного рода феноменов, всё же не достигал крайностей в своих суждениях, из чего можно заключить о наличии у писателя собственной позиции по отношению к возникавшим разного рода теориям и научным школам. Как уже было сказано, А.П. Чехов был близок к воззрениям таких учёных, как К. Бернар, И.И. Мечников, И.М. Сеченов, К.А. Тимирязев и др. Целесообразно проиллюстрировать вышесказанное словами К. Бернара из работы «Прогресс в физиологических науках», цитируемыми и В.Б. Катаевым для прояснения смысла присущего А.П. Чехову научного ориентирования: «Опыт, показывая учёному на каждом шагу ограниченность его знания, всё-таки не заглушает в нём естественного чувства, заставляющего его думать, что сущность вещей для него доступна. Человек... поступает так, как будто он должен стремиться к этому, доказательством чего служит то вечное почему, с которым он обращается к природе... Именно эта надежда познать истину... только она поддерживала и всегда будет поддерживать сменяющиеся поколения в их пылком стремлении изучать явления природы» [46, с. 112—114; 4а, с. 50—51].
П.Н. Долженков в работе «Чехов и позитивизм» подтверждает важность изучения темы принадлежности литератора к миру науки, поскольку Антон Павлович, верящий в науку и её значение для человечества, не мог не испытать воздействия позитивизма своей эпохи [37]. Исследование, с одной стороны, собрания писем и произведений, а с другой — трудов чеховедения, приводит нас к выводу, что характеризовать однозначно направление, которого придерживался писатель, например, как материалистическое, ввиду только факта медицинской специальности А.П. Чехова было бы некорректно. В следующей главе это будет показано на примере представлений литератора о психологической науке, выраженных в письмах.
Второе издание труда С.С. Корсакова «Курс психиатрии» содержит следующие строки: «...психиатрия из всех медицинских наук наиболее близко ставит нас к вопросам философским. Познание самого себя, познание высших духовных свойств человека, — было всегда одним из самых глубоких стремлений мыслящих людей, а психиатрия даёт больше других отраслей медицины материала для этого. Изучение душевных проявлений, столь удобное для психиатра, сообщает такое множество сведений первостепенной важности, что многие психологи считают необходимым для себя подробное ознакомление с нашей наукой; множеству фактов она даёт новое толкование, проливает свет на неясные стороны душевной жизни... Психиатрия своей близостью к психологии... чрезвычайно способствует повышению общего миросозерцания врача, даёт более правильное понимание важнейших проявлений индивидуальной и общественной жизни, повышает просветительное влияние врача на окружающую среду» [19а, с. 8—9]. Таким образом, С.С. Корсаков высоко оценивал значимость психиатрии для психологии и их неразрывную связь, первые главы книги посвятив именно психологической науке. Возможно, в этом и заключается одно из объяснений причин принадлежности к психологии как науке и А.П. Чехова, следившего за трудами учёного с большим вниманием.
Наличие в чеховском творческом наследии частого описания диссоциальных личностных расстройств побуждает обратиться к российской истории исследования психопатий — патологий характера, не являющихся в прямом смысле психическими заболеваниями, а относящихся скорее к пограничному проблемному полю между психологией и психиатрией. В 80-х гг. 19 в. из-за ряда судебных процессов в отечественной науке возникла потребность разработки проблем пограничной психиатрии. Наиболее известное из процессов — дело об убийстве Е.Н. Семёновой тринадцатилетней Сары Беккер (август 1883 г.). Проводить судебно-медицинскую экспертизу назначили И.М. Балинского (считающегося отцом русской психиатрии), опубликовавшего в отчёте по делу диагноз «психопатия», подразумевая под данным понятием вариант патологии характера. Из-за широкой огласки дело долгое время было предметом споров в интеллигентской среде. Ещё до окончания судебного процесса, в 1885 г. писателем Н.С. Лесковым (которого А.П. Чехов наряду с И.С. Тургеневым считал одним из своих главных учителей в литературе) был создан рассказ «Старинные психопаты». А.П. Чехов откликнулся на данную тематику, по-видимому, продуктивнее всех. В октябре 1885 г. был опубликован его рассказ «Психопаты», использовавший материалы этого нашумевшего дела. О деле Е.Н. Семёновой упоминается также в рассказе «Староста», а ещё до произведения Н.С. Лескова — в 1884 г. — в заметке «Осколков московской жизни». Ставшие в это время модными термины «психопат», «психопатка» А.П. Чехов часто использовал потом в своих произведениях («Хорошие люди», «Жена», «В потёмках», «Тина», «Мститель» и пр.). По утверждению советского психиатра О.В. Кербикова, «всегда психиатрически вполне квалифицированно употреблял А.П. Чехов термин «психопат» и «психопатка»» (на примере писем, рассказов «На даче», «Отрава» и др., а также подготовительных записей для повести «Три года» в «Записных книжках» литератора) [37; 47, с. 48—49].
Исходя из вышесказанного, можно вслед за П.Н. Долженковым заключить, что многие из своих художественных текстов А.П. Чехов считал написанными на психопатологическую тематику. Благодаря прессе и нашумевшему делу Е.Н. Семёновой понятия «психопатология», «психопатия», «психопат» стали употребляться уже не в значении психического заболевания, а в пограничном смысле — для обозначения патологии характера. Для подтверждения проницательности А.П. Чехова в отношении психологии и психиатрии, автор труда «Чехов и позитивизм» приводит в качестве примера случай, описанный К.С. Станиславским. Этот эпизод из биографии писателя рассказывает о том, как в гостях Антон Чехов, пристально рассмотрев одного из присутствующих, весельчака и одного из тех людей, кого принято называть «душой компании», после его ухода объяснил причину своего интереса тем, что этот человек представляет собой тип самоубийц. Несмотря на удивление публики, предсказание А.П. Чехова вскоре оказалось пророческим [37]. Таким образом, предположение о том, что научные знания психологии, патопсихологии и психиатрии трансформировались у литератора в точные художественные описания разного рода личностных расстройств, уже находит своё подтверждение и будет подкреплено доказательствами в третьей главе настоящего диссертационного исследования.
А.П. Чудаков, подтверждая вышесказанную мысль о том, что нельзя однозначно трактовать приверженность А.П. Чехова к тому или иному научному направлению, отмечает, что, хотя писателю и была близка идея подвижничества и мученичества во имя науки, выявляемая в некрологе Н.М. Пржевальскому, но при этом литератор не являлся представителем крайнего рационализма, поскольку в его взглядах периодически прослеживается признание возможности существования не познаваемых рациональным путём сфер жизни [129].
Интересны суждения А.П. Чехова о методе в ряду остальных высказываний по тематике научно-литературного единства. По мнению писателя, значимость и ценность полученных научным путём результатов главным образом зависит от выбранного метода исследования и соответствия этого метода научным целям. Без научного метода научного мышления, по А.П. Чехову, быть не может. Взгляды А.П. Чехова коррелируют с высказыванием И.П. Павлова, который сходным образом характеризовал роль метода в исследовании: «Метод — самая первая основная вещь. От метода, от способа действия зависит вся серьёзность исследования... При хорошем методе и не очень талантливый человек может сделать много. А при плохом методе и гениальный человек будет работать впустую и не получит ценных, точных данных» [81, с. 26; 97].
Иностранными исследователями творчества А.П. Чехова справедливо утверждается, что общий смысл текстов его творческого наследия заключается «в художественном воплощении научно достоверных наблюдений» [50, с. 76]. Например, B. Lewis, рассматривая совмещение литератором писательства с медицинской практикой, отмечает, что произведения А.П. Чехова являются не просто результатом художественного мастерства их автора, но итогом его научных опытов [147, с. 48]. G. Borny акцентирует внимание на твёрдой вере писателя в прогресс науки, достижимый путём совершенствования образования и через осуществление научных открытий. Согласно чеховеду, медицинское образование и доверие научному методу имели центральное значение в видении А.П. Чеховым реальности и в развитии художественного средства для выражения этого видения [141, с. 34]. Будучи по своей натуре учёным, писатель пытался применять методы науки к созданию художественных произведений. В частности, он стремился использовать понятие научной объективности во всём его творчестве. Необходимость изображать «жизнь как она есть на самом деле» была для А.П. Чехова непременным условием творческого и личного кредо.
Как вспоминал В.А. Гольцев, учёный, литературный критик, публицист и редактор журнала «Русская мысль», с которым сотрудничал в последние годы А.П. Чехов, «талантливый беллетрист поступает иногда как талантливый и добросовестный земский врач: быстро поставил диагноз трудно-больному, он переходит к другому, который воображает, что он болен. В приёмах А.П. Чехова, в простоте, ясности и точности изображения, мы также узнаем естествоиспытателя. В его повестях и рассказах часто встречаются больные люди со сложными движениями ненормальной души» [15а, с. 39—52].
А.П. Чехов, писавший о серьёзном влиянии занятий науками на писательский труд, еще за время учёбы в Московском университете сумел опубликовать более двухсот работ разного рода. Создавая посредством научного метода произведения — образцы психологии художественного творчества, готовя такие монументальные труды, как «Остров Сахалин» и незавершённую диссертацию «Врачебное дело в России», А.П. Чехов всегда сочетал в себе качества писателя и учёного [63, с. 1—4]. Можно, таким образом, утверждать, что он был одним из немногих литераторов, нашедших художественный эквивалент общим тенденциям всего передового научного мышления второй половины 19 в. [46, с. 114]
Рассмотрением в данном параграфе принадлежности А.П. Чехова к научному миру мы ответили на вопрос «что» — что значила наука в жизни писателя. Для А.П. Чехова было характерно периодическое возникновение планов занятий научной деятельностью, в том числе, близкой к психологии. Именно в такие моменты писатель, как профессионал, начинал активно разрабатывать свои взгляды в соответствующей области, однако, при этом, никогда не дорабатывая их до профессионального сциентизма, поскольку на смену «научным порывам» всегда приходила идентификация литератора. Например, выступив учёным в работе над «Островом Сахалином», писатель начинал переделку произведения, узнав о невозможности его применения в качестве полноценного научного труда — тогда его внутренний маятник в очередной раз качнулся от науки. Причину такой политики качелей (или маятника) мы видим в особенностях личности А.П. Чехова, а также в его социальном положении.
Следующий параграф, призванный раскрыть своеобразие чеховского наследия, послужит ответом на вопрос, каким методом пользовался А.П. Чехов для создания своих произведений и какое значение имела патография в творчестве писателя.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |