О.В. Бигильдинская. «Жильё наше мужицкое, тараканье...» Зоометафоры в драматическом этюде А.П. Чехова «На большой дороге»

Родившись в Таганроге и проведя детство на берегу Азовского моря и в приазовской степи, А.П. Чехов всю жизнь ощущал связь с природой, что повлияло на всё его творчество. «В своих рассказах он показал глубокое влияние состояния природы на психику человека. Человек «оприрожен». природа — очеловечена», — пишет А.П. Чудаков в книге «Антон Павлович Чехов»¹. Птиц Чехов «знал профессионально»², с детства был «заправским рыбаком»³, мог ездить верхом даже без седла. Почти во всех его рассказах и повестях человек не существует отдельно от природы. А природа — наделена человеческими качествами: «Деревья, цветы, облака, собаки, волки чувствуют и думают, как люди»⁴.

В статье «Чехов глазами зооморфиста» Л.Ф. Миронюк говорит о богатстве «чеховского бестиария». Анималистическая лексика встречается не только в его прозе, но и в дневниках, письмах и записных книжках: это зоосемизмы и зооморфизмы — названия животных, употребляемые в прямом и переносном значении⁵. Пользуясь классификацией, предложенной исследователем, мы будем говорить о териоморфизмах (сравнении со зверями), орнитоморфизмах (сравнении с птицами), ихтиоморфизмах (сравнении с рыбами), инсектоморфизмах (сравнении с насекомыми), герпетоморфизмах (сравнении с пресмыкающимися) в его первом драматическом этюде «На большой дороге», написанном в 1884 году.

Этой ранней драматургической работе Чехова посвящено не очень много исследований. О ней в разном объёме писали С.Д. Балухатый⁶, Н.К. Пиксанов⁷, Г.П. Бердников⁸, Г.А. Бялый⁹, В.Л. Удалов¹⁰, Е.Н. Морозова¹¹, Т.В. Полежаева¹². Но в контексте употребления анималистических метафор об этом этюде говорит лишь Е.Н. Нагорная¹³, уделяя ему небольшое место среди других анализируемых произведений. Подробный анализ раннего этюда Чехова с позиции употребления зооморфизмов — и их места и дальнейшей роли в драматургии писателя — в настоящей статье будет произведён впервые.

При переделке рассказа «Осенью» (1883) в драматический этюд «На большой дороге» Чехов наполнил его зооморфными метафорами, которых в рассказе было совсем немного. При трансформации жанра и текста Чехов решил раскрыть характеры героев через сравнение с животными. И если в рассказах и в последующих пьесах анималистическая лексика будет связана ещё с категорией времени и с изображением пейзажа и вещного мира, то в первом драматическом этюде она будет выполнять исключительно роль характеристики персонажей.

Лишь первая метафора выбивается из этого правила — она посвящена не людям, а природе и в несколько изменённом виде перешла в этюд из рассказа. «Ветер как собака воет» (XI, 184), — говорит уже в первой сцене прохожий Федя, забредший в кабак Тихона, тем самым задавая тон сравнительным характеристикам, которыми наградят друг друга случайные знакомые в эту дождливую неуютную ночь в придорожном кабаке.

В этюде молодого Чехова видна его страсть к прозвищам. Герои уже на первых страницах будто состязаются в разнообразии обращений друг к другу: «мать», «божий человек», «матушка», «убогонькая», «богомолочка», «православные», «дурак», «старик», «дедусь», «борода», «паренёк», «срамники» (XI, 183—187). В ряд обращений попадают и зоометафоры.

Разорившийся помещик Семён Сергеевич Борцов клянчит у Тихона выпить. И в ответ на насмешку Феди, который укладывает его спать, зло бросает: «Молчи! Тебя не спрашивают, осёл!» Федя за словом в карман не лезет и так же грубо характеризует его: «Сам осёл! Дрянь! (Пауза.) Сволочь!» (XI, 186).

Во втором явлении в кабаке появляется бродяга Егор Мерик, который вносит небольшую смуту в «разношёрстный» коллектив постояльцев. Он сразу обозначает свою «весовую категорию» и прямо с порога бросает: «Кому холодно, а медведю да не помнящему родства всегда жарко!» (XI, 188), а немного погодя прощупывает публику: «Борзых тут нету?» (XI, 189). У Чехова в слове «борзых» не стоит ударение. О борзых или борзых спрашивает Мерик? Но речь явно идёт о зооморфизме — о благородных борзых, потому как Тихон противопоставляет им насекомых, отзываясь о своих постояльцах как о мелком народе: «Какие борзые. Всё больше мошка да комары... Народ мякенький... Борзые таперича, чай, на перинах дрыхнут» (XI, 189)¹⁴. «Богомолочка» Ефимовна сразу угадывает необузданную натуру Мерика, называя его «аспидом», за что получает в ответ «старую каргу» (XI, 189). Людей, с которыми Мерику предстоит коротать ночь, он нежно величает «косолапыми» и сравнивает с «мухами», жмущимися от холода, которых хотел бы «приголубить», да не выходит (XI, 189). Феде, как и Ефимовне, от взгляда Мерика явно не по себе: «Вытаращил своих щучьи глазищи и думаешь — испужался!» (XI, 190).

В этой сцене в одном человеке безжалостность уживается с сочувствием, резко переходя из одного в другое. Только что жалевший «косолапых» и «мух» Мерик называет их лютым народом, никак не реагирующим на готовность Борцова совершить самоубийство, если ему не нальют. И на слова странника Саввы «не осуждай, добрый человек!» отвечает: «Молчи, старый волк!» (XI, 192).

Но простой народ и сам себя уничижает. Помимо «мошки да комаров» Тихона, мы слышим рассказ Феди о Кубани, о том, что начальство даёт там землю «по сто десятин на рыло. Счастье, побей меня бог!» (XI, 189). Так буднично и между делом сравнивает Федя простых людей и самого себя с животными. А в пятом, последнем явлении, когда в кабаке появляется сбежавшая жена Борцова Марья Егоровна, Тихон встречает её очередной зоометафорой: «Жильё наше мужицкое, тараканье. Не побрезгуйте!» (XI, 202) — вписывая себя и других в привычный контекст самоунижения.

О семейной трагедии бывшего помещика мы узнаём в третьем явлении, когда в кабак приходит Кузьма — бывший крепостной отца Борцова. О том, что он тоже не обойдётся без зооморфизмов, мы поймём уже по второй его фразе: «Растаяли, сахарные, тётка ваша подкурятнна! Дождя испужались, нежные!» (XI, 195). Выражение про тётку-подкурятину было явно позаимствовано Чеховым у А.К. Толстого. Эта любимая присказка героя романа «Князь Серебряный» Михеича, которую он произносит 17 раз, характеризуется В.И. Кулешовым как «самодельно-ироническая поговорка» героя¹⁵. Речь Кузьмы намного разнообразнее. Рассказывая постояльцам историю о том, как его барина полюбила городская девушка, он перемежает свою речь зооморфными поговорками, будто народную сказку сказывает: «Полюбилась ворона пуще ясна сокола. <...> хвостом — верть! верть!», «Полюбишь, коли ежели тыща десятин, да денег куры не клюют...» (XI, 196). Однако скоро орнитоморфизм по отношению к девушке превращается в его истории в герпетоморфизм: «...сидят на лавочке и друг дружку (изображает звук поцелуя) целуют. Он её раз, она, змея, его два...» (XI, 196). Такая нетерпимость к Марье Егоровне у Кузьмы оттого, что после венца «она возьми да и убеги в карете <...> к полюбовнику» (XI, 197). А хозяин — «стал зашибать муху и ноне, сказывают, до шмеля дошёл...» (XI, 197). Сочувствует Кузьма бывшему барину ещё и потому, что зять его, за которого тот в банковском деле поручился, «знает, шельма, свой интерес и ухом своим сенным не ведёт... Взял, а платить не надоть... Наш так и заплатил все тридцать» (XI, 195). (В рассказе «Осенью» зять Борцова не вёл «собачьим ухом» (II, 240), в этюде же автор, видимо, хотел усилить ощущение низости его поведения, так опосредованно назвав его свинским). Но пьянство, считает Кузьма, не выход: «У всякого человека своё горе бывает, змеёй за сердце сосёт, так и пить значит?» (XI, 198). Речь Кузьмы богата народными афоризмами, что отличает его речь от других героев, и — как и задано в этом этюде автором — насыщена зооморфизмами.

Судьбу не одного Борцова разрушила женщина, «...от бабья народа пропадает больше, чем от болезней» (XI, 200), — говорит Мерик, тоже скрывающий в душе сердечную боль, которая прорывается совсем скоро: «Не видали бы только тебя мои глаза, да забыть бы мне тебя, змея подколодная!» (XI, 200). Тема несчастного брака и несчастной любви, которая проявится потом во многих чеховских рассказах, повестях и пьесах, заложена уже в этом драматическом этюде. А образ змеи при характеристике героини будет интересно разработан в поздней повести Чехова «В овраге».

Зоометафоры в драматическом этюде «На большой дороге» использованы молодым писателем как оригинальный ход — ни в одной из последующих пьес нет такого обилия сравнений человека с животными. В этот период творчества Чехов только нащупывал драматургические возможности текста и, видимо, представлял «животные» характеристики людей очень сценическими и яркими в языковом плане, задающими дополнительные смыслы и активизирующими зрительское внимание, в том числе и ассоциативное. Жаль, что ему не удалось проверить эффективность этого хода на практике, так как пьеса была запрещена Главным управлением по делам печати и «не дозволена к представлению». Впервые она была издана только через 10 лет после смерти автора и тогда же, в 1914 году, поставлена на сцене Малаховского театра под Москвой.

Можно согласиться с заметкой в «Русских ведомостях», что этот этюд молодого Чехова не идёт «в сравнение с теми произведениями, которые дали ему славу драматурга» (XI, 404). Но для нас эта пьеса важна в плане наблюдения, что из найденного и опробованного Чеховым в ранней драматургии откликнулось и развилось в его главных пьесах.

Роль зоометафоры в драматургии Чехова будет развиваться и значительно усложнится. Она будет выполнять концептуальную функцию в «Лешем» и «Дяде Ване», в «Чайке» и «Трёх сёстрах», где, помимо метафорического свойства, примет и символическое.

Литература

Балухатый С.Д. Проблемы драматургического анализа. Чехов. Л.: Academia, 1927. 186 с.

Бердников Г.П. Чехов. М.: Мол. гвардия, 1978. 512 с.

Бердников Г.П. Чехов-драматург: Традиции и новаторство в драматургии А.П. Чехова. М.: Искусство, 1981. 356 с.

Бялый Г.А. Драматургия А.П. Чехова // История Русской драматургии: Вторая половина XIX — начало XX века. Л.: Наука, 1987. С. 441—480.

Громов М.П. Примечания к драматическому этюду «На большой дороге» И Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. Т. 11. М.: Наука, 1978. С. 402—405.

Кулешов В.И. А.К. Толстой и его роман «Князь Серебряный» // Толстой А.К. Князь Серебряный: Повесть времен Иоанна Грозного. М.: Дет. лит., 1981. С. 5—18.

Миронюк Л.Ф. Чехов глазами зооморфиста // Языковое мастерство А.П. Чехова. Ростов-н/Д.: Изд-во Ростов. ун-та, 1988. С. 12—17.

Морозова Е.Н. «Стоит кабачок на пути — ни проехать, ни пройти»: к интерпретации драматического этюда А.П. Чехова «На большой дороге» // ФИЛОLOGOS. 2007. № 34 (3). 107 с.

Нагорная Е.Н. Зоометафора в системе языка и дискурсе чеховской прозы. Таганрог: Таганрог. гос. пед. ин-т им. А.П. Чехова, 2014. 178 с.

Пиксанов Н.К. Романтический герой в творчестве Чехова. Образ конокрада Мерика // Чеховский сборник. М.: О-во Чехова и его эпохи, 1929. С. 172—191.

Полежаева Т.В. Новаторство малых пьес А.П. Чехова (этюд «На большой дороге»). URL: https://md-eksperiment.org/post/20190103-novatorstvo-malyh-pes-a-p-chehova (дата обращения: 24.08.2019).

Толстой А.К. Князь Серебряный: Повесть времен Иоанна Грозного. М.: Дет. лит., 1981. 351 с.

Удалов В.Л. Поэтика драматургии А.П. Чехова. Луцк: Изд-во ЛГПИ им. Леси Украинки, 1993. 262 с.

Чудаков А.П. Антон Павлович Чехов. М.: Время, 2014. 256 с.

Примечания

1. Чудаков А.П. Антон Павлович Чехов. М.: Время, 2014. С. 47.

2. Там же. С. 44.

3. Бердников Г.П. Чехов. М.: Мол. гвардия, 1978. С. 9.

4. Чудаков А.П. Антон Павлович Чехов. С. 47.

5. Миронюк Л.Ф. Чехов глазами зооморфиста // Языковое мастерство А.П. Чехова. Ростов-н/Д.: Изд-во Ростов. ун-та, 1988. С. 12—17.

6. Балухатый С.Д. Проблемы драматургического анализа. Чехов. Л.: Академия, 1927. 186 с.

7. Пиксанов Н.К. Романтический герой в творчестве Чехова. Образ конокрада Мерика // Чеховский сборник. М.: О-во Чехова и его эпохи, 1929. С. 172—191.

8. Бердников Г.П. Чехов-драматург: Традиции и новаторство в драматургии А.П. Чехова. М.: Искусство, 1981. 356 с.

9. Бялый Г.А. Драматургия А.П. Чехова // История русской драматургии: Вторая половина XIX — начало XX века. Л.: Наука, 1987. С. 441—480.

10. Удалов В.Л. Поэтика драматургии А.П. Чехова. Луцк: Изд-во ЛГПИ им. Леси Украинки, 1993. 262 с.

11. Морозова Е.Н. «Стоит кабачок на пути — ни проехать, ни пройти»: к интерпретации драматического этюда А.П. Чехова «На большой дороге» // ФИЛОLOGOS. 2007. № 34 (3). 107 с.

12. Полежаева Т.В. Новаторство малых пьес А.П. Чехова (этюд «На большой дороге»). URL: https://md-eksperiment.org/post/20190103-novatorstvo-malyh-pes-a-p-chehova (дата обращения: 24.08.2019).

13. Нагорная Е.Н. Зоометафора в системе языка и дискурсе чеховской прозы. Таганрог: Таганрог гос. пед. ин-т им. А.П. Чехова, 2014. 178 с.

14. Здесь напрашивается версия о том, что Мерик подразумевал под борзыми агентов сыска, но первая трактовка борзого как сыщика встречается лишь в «Словаре воровского и арестантского языка» В.Ф. Попова, изданном в 1912 году.

15. Кулешов В.И. А.К. Толстой и его роман «Князь Серебряный» // Толстой А.К. Князь Серебряный: Повесть времен Иоанна Грозного. М.: Детск. лит., 1981. С. 5—18.