Введение

В наше время много говорят о духовном возрождении России, в частности, через обращение к православию. Однако в сфере церковно-богословской литературы остро чувствуется печальное наследие десятилетий, когда после революции 1917 года церковь была отделена от государства: история Церкви, роль духовенства в становлении православия и сами именования церковно- и священнослужителей по большей части незнакомы населению России. «В прошлом вся жизнь человека, от рождения до смерти, была наполнена содержанием, отражающим мир православия и религиозно-церковной жизни. Простейшие богословские понятия, евангельские сюжеты, знания об устройстве православного храма и особенностях православного богослужения, имена почитаемых святых наименования церковной иерархии (курсив мой — О.Л.) — эти понятия пронизывали языковое сознание человека, формировали его нравственные ориентиры, а церковные обряды и годовой и недельный круги богослужения упорядочивали жизнь», — с этим утверждением Г.Н. Скляревской нельзя не согласиться [Скляревская 2006: 3].

Новое время, связанное с перестройкой, распадом СССР, сменой государственной системы изменило и отношение государства к религии, что повлекло за собой заметные изменения в лексике, в том ярусе языковой системы, где новое оказалось мгновенным откликом на процессы, происходящие в жизни общества. Поэтому актуализировался пласт лексики, связанный с понятиями религии, в частности, с именованиями священнослужителей.

Художественная литература как искусство слова накопила огромный опыт в описании жизни практически всех сословий, включая духовное, и отсутствие комплексного исследования концепта священнослужитель (родового наименования служителей церкви), являющегося одной из важнейших составляющих религиозного самосознания, в творчестве отдельно взятого писателя определяет актуальность данной работы. Литературоведческий анализ, построенный на основе слова-концепта, позволяет углубить представление о творческой индивидуальности и особенностях поэтики автора. В данной работе это прозаические произведения А.П. Чехова.

По словам профессора В.Б. Катаева, автора пяти монографий о творчестве писателя, «чеховедение стало отраслью мирового литературоведения» [Катаев — 2]. Это формально подтверждается даже названиями сборников научных трудов: «Чеховиана: Чехов в культуре XX века» (М., 1993), «Чеховиана: Чехов и «серебряный век»» (М., 1996), «Чеховские чтения в Ялте: Чехов и XX век» (М., 1997), «Чехов в XX веке. Чеховский сборник. Материалы литературных чтений» (М., 1999), «Чеховиана. Из века XX в XXI» (М., 2007), «Чеховские чтения в Твери: сборник научных трудов. Вып. 5» (Тверь, 2012), «XV—XVI Чеховские чтения: сборник научных статей» (Южно-Сахалинск, 2013), «XVII Чеховские чтения: Материалы научно-практической конференции. 29—30 января 2014 года» (Южно-Сахалинск, 2014), «XVIII Чеховские чтения. Проблемы и перспективы сохранения чеховского наследия: Материалы научно-практической конференции. 29—30 января 2015 года» (М., 2015), «XIX Чеховские чтения: Материалы региональной научной конференции. 28—29 января 2016» (М., 2016), «XX Чеховские чтения: Материалы региональной научной конференции. 30—31 января 2017 года» (М., 2017). Создан большой исследовательский корпус, включающий труды известных исследователей биографии писателя (М.П. Громова, К.И. Чуковского и др.) и его литературного наследия (А.П. Чудакова, А.Б. Дермана, Э.А. Полоцкой, Н.В. Капустиной, А.С. Собенникова, А.Д. Степанова, И.Н. Сухих, С.В. Тихомирова, В.Я. Звиняцковского, Т.А. Тарасовой и др.). Круг последних исследований показывает, что проблемы, связанные с изучением творческого наследия писателя и его влияния на отечественную и мировую литературу, не исчерпаны, а, наоборот, стали актуальнейшими.

В связи с эти следует сказать о значимости в последние годы проблемы связи христианства и русской литературы. Об этом много писали религиозные философы начала XX века (Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, В.И. Зеньковский, К.В. Мочульский и др.). В конце того же века исследователи (Ю.М. Лотман, А.М. Панченко, В.А. Котельников и др.) открыто стали писать о неразрывности русской литературы с православным мировоззрением и тем самым показывать их главное отличие от западной культуры и литературы. Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук является основным научным центром, который активно разрабатывал (и продолжает разрабатывать) тему связи русской литературы с православием. Конференция по итогам этих разработок активно проводилась в течение десяти лет, ее результатом стали сборники «Христианство и русская литература». П.Е. Бухаркин опубликовал статью «Православная Церковь и светская литература в новое время: основные аспекты проблемы» и монографию «Православная Церковь и русская литература в XVIII—XIX веках: проблемы культурного диалога», в которых разделял категории христианства и церковности, так как они похожи, но не тождественны. Авторы художественных текстов могут писать на христианские по происхождению и сути темы, но к Церкви относиться сугубо негативно. С точки зрения А.М. Любомудрова, церковность самого автора, проявляющаяся как в художественном сознании писателя, так и в публицистике, дневниках, переписке, фактах биографии, может стать другой стороной проблемы, и при исследовании церковности художественного текста эту информацию нужно учитывать. Этот же ученый считает, что необходимо выделить в русской классической литературе особый тип реализма, отображающий реальность церкви в мире — духовный реализм — такой тип творчества, который отражает реальность присутствия Бога в мире. В этой связи особенно ценным традициям относится внимание к духовным проблемам, поиску жизненной правды.

Эти новые тенденции появились и в прочтении А.П. Чехова, что доказывает сборник статей «Антон Чехов — философия и религия» (Мюнхен, 1997). Следует отметить, что большая часть современных исследований дает представление об отношении А.П. Чехова к вере. Отдельная глава посвящена творчеству А.П. Чехова в монографии М.М. Дунаева «Вера в горниле сомнений». В книге системно изложена история отечественной словесности XVII—XX вв. в православном осмыслении. В статье того же автора «Испытание веры (О творчестве А.П. Чехова)» утверждается, что «не восхищенное любование высотами духа, а сострадательная любовь к слабым и грешным, но живым душам — основной пафос чеховской прозы» [Дунаев 1993: 13]. Исследователь А. Ранчин посвятил чеховскому священнослужителю работу «Просто люди» [Ранчин]. Изменению отношения к пониманию проблемы «Чехов и религия» посвящена статья исследователя Н.Ю. Грякаловой «А.П. Чехов: поэзис религиозного переживания», в которой автор, ссылаясь в том числе и на работы других исследователей, утверждает, что «построение повествовательных и драматургических ситуаций у Чехова направлено на выявление духовных основ личности, на испытание ее «личностного потенциала», ...на выявление меры божественного в человеке, на раскрытие замысла Божьего о человеке» [Грякалова: 395], т. е. главным в изображении писателем человека является христианское понимание им человека как образа и подобия Бога. В статье М.М. Дунаева «Испытание веры (О творчестве А.П. Чехова)» отмечается, что «как человек и как писатель Чехов испытывал подлинную симпатию к духовным лицам, сострадания к тяжелому положению многих, но он видел в них и все те слабости, которые присущи людям вообще, и не скрывал того, что наблюдал в действительности» [Дунаев 1993: 15] и что «едва ли не единственным, кто утверждал высокую религиозность чеховского творчества, стал С.Н. Булгаков, который первым же и указал на мировое значение идей и художественного мышления писателя. И прозвучало это еще в 1904 году как отклик на смерть Чехова — в публичной лекции «Чехов как мыслитель»...: по силе религиозного искания Чехов «оставляет позади себя даже Толстого, приближаясь к Достоевскому, не имеющего здесь себе равных»» [там же: 13]. В работе о. Иосифа (Затеишвили) «Чехов и Русская Православная Церковь» говорится о том, что А.П. Чехов, вопреки сложившемуся мнению, не относился отрицательно к православию.

«Но при этом всё острее ощущается потребность в теоретических, концептуальных прорывах» [Катаев — 2]. Эти слова чеховеда В.Б. Катаева еще раз доказывают своевременность и актуальность данного исследования. Кроме того, недавно появились статьи, описывающие концепт профессионализма в служении современного православного священника [Морозов 2016 — 1] и образ священника в средствах массовой информации [Морозов 2016 — 2], в которых автор обращает пристальное внимание на роль священнослужителя в современном мире и задается вопросом: священник — это профессия или служение?

Концепт священнослужитель в русском речевом обиходе практически не используется (в словаре С.И. Ожегова к нему дана помета «книжн.» [Ожегов 1998: 706]) — священник — общеупотребительное синонимичное ему именование. Он не был предметом специального и систематического изучения на материале художественной литературы. Изучение концепта как «объекта идеального мира, имеющего имя и отражающего определенные культурно-обусловленные представления человека о мире действительном» [Вежбицкая 1999: 154] позволяет исследователям по-новому посмотреть на известные художественные произведения и найти в них глубинные смыслы, ранее не привлекшие внимание и потому оставшиеся скрытыми. Кроме того, изучение концептосферы писателя позволяет создать целостное восприятие его творчества, увидеть художественную картину мира писателя и, возможно, провести параллели с сегодняшним видением роли священнослужителя в жизни общества, его роли в распространении учений, где одним из важнейших является учение о спасении души, показывающее сложный путь сознательного отказа от грехов, выполнения заповедей Христа, участии в церковной жизни. В этой связи важно изучить художественный концепт священнослужитель в прозе А.П. Чехова, великого русского писателя, драматурга, классика русской литературы конца XIX — начала XX веков, переломного этапа в русской истории, повлекшего за собой коренные изменения в жизни общества. В одной статье говорится «о легенде, распространенной в университетских кругах США. Известный священник в ответ на просьбу оценить знание русскими писателями церковной жизни поставил «тройку» Ф.М. Достоевскому, «четверку» — Л.Н. Толстому и «пятерку» — А.П. Чехову» [Родионова].

Об отношении А.П. Чехова к духовенству не раз писали. Борис Зайцев, хорошо знавший Чехова, так охарактеризовал отношение писателя к духовенству: «Повествования свои о духовенстве Чехов начинал о. Христофором Сирийским в «Степи», продолжал дьяконом в «Дуэли», кончил обликом преосвященного Петра — сам, вероятно, не сознавая, что дает удивительную защиту и даже превознесение того самого духовенства, которому готовили уже буревестники мученический венец. Чехов превосходно знал жизнь и не склонен был к односторонности, приглаживанию. И вот оказывается, если взять его изображения духовного сословия, почти вовсе нет обликов отрицательных» [Зайцев].

А.И. Солженицын в статье «Окунаясь в Чехова», коротко характеризуя прозу писателя, замечает, говоря о рассказе «Святою ночью»: «И снова — на церковную тему, не оставляет она Чехова равнодушным, мучит его чувство поиска какой-то истины об этом» [Солженицын 1998: 163]. Говоря о повести «Степь», он снова отмечает: «Но как же Чехов сердечно отзывчив к церковной теме, как часто возвращается к ней в разных рассказах. Сколько же заложено в нем этого тихого влечения — в образованный век — «Старики, только что вернувшиеся из церкви, всегда испускают сияние»» [там же: 170].

И напротив, А.М. Любомудров пишет о том, что церковность «иногда... просто оставалась внеположной художественному миру произведения. Замечательные в своем роде образы духовных лиц есть у Чехова — священники о. Христофор из «Степи», дьякон из «Дуэли», герой «Архиерея». Их отличает добросердечность, обостренное чувство справедливости, способность воспринимать красоту Божьего творения и преклоняться перед ней. Но понимание мистической реальности Церкви отсутствует в мире Чехова» [Любомудров: 120]. Основываясь на этом высказывании, А.Б. Тарасов утверждает, что «литературные произведения Чехова в основном посвящены этой проблеме поиска новой системы ориентирования при сознательном, как бы заранее оговоренном отказе от веры в бога, от Церкви» [Тарасов].

Сам А.П. Чехов, по воспоминаниям священника С.Н. Щукина, отлично понимал роль священства в судьбе России и переживал: «Жаль, что у нас нет сатиры на духовенство. Салтыков не любил духовенство, но сатиры на него не дал. А жаль. Мы кричим, — говорил он опять, — что у нас вера крепка, что народ более религиозен, чем в других странах. Но где помогающая, деятельная сила церкви? В деревнях пьянство, невежество, сифилис <...> сыновья священников иногда учат деревню разврату» [Щукин 1911: 50—51]. Другое высказывание: «Знаете, — сказал он раз, — люди моего возраста, воспитываясь, еще имели «знакомство» с Церковью; у меня были религиозные отец, мать, дядя; мы знаем кое-что о Церкви, что-то в нас держится... Растет новое поколение, которое совсем не знает Церкви. Что вы будете с ним делать?» [Пономарева]. В этих словах звучит не вызывающая сомнений вера писателя в полезность Церкви для повышения нравственности народа.

Но мы знаем А.П. Чехова и как автора юмористических и сатирических рассказов. Продолжает ли он свои традиции юмористически-сатирического изображения людей (их пороков) и при обрисовке образа священнослужителя? Какую же истину хотел найти А.П. Чехов в церковной теме? Каков он, концепт священнослужитель, один из составляющих концепта религия, в прозе А.П. Чехова?

Объектом изучения становятся прозаические произведения А.П. Чехова, вошедшие в двенадцатитомное собрание сочинений [Чехов 1985]¹, в которых представлены образы священнослужителей. Такое большое количество произведений (70: «Архиерей», «Анна на шее», «Бабье царство», «Барыня», «Брожение умов», «В бане», «В овраге», «В почтовом отделении», «В сарае», «В усадьбе», «Ведьма», «Визитные карточки», «Встреча», «Гусев», «Дипломат», «Дочь Альбиона», «Дуэль», «Живой товар», «Записка», «Зеркало», «Идиллия — увы и ах!», «Каникулярные работы институтки Наденьки N», «Канитель», «Капитанский мундир», «Княгиня», «Кошмар», «Красная горка», «Много бумаги», «Мороз», «Моя жизнь», «Мужики», «На мельнице», «На страстной неделе», «Не судьба!», «Невеста», «Неопубликованное, неоконченное. III. Письмо», «Орден», «Осколки московской жизни <1883> <21. 14 апреля>», «Палата № 6», «Панихида», «Певчие», «Перекати-поле», «Письмо», «Приданое», «Прощение», «Рассказ неизвестного человека», «Святая простота», «Святой ночью», «Симулянты», «Скрипка Ротшильда», «Скука жизни», «Старость», «Степь», «Страх», «Студент», «Супруга», «Тайна», «Тиф», «Трагик», «Три года», «Убийство», «У предводительши», «Упразднили!», «Учитель словесности», «Хирургия», «Художество», «Человек в футляре», «Черный монах», «Экзамен на чин», «Ярмарка»), которые в той или иной мере представляют художественный концепт священнослужитель, один из образов-концептов, которые составляют концептосферу религии, безусловно, объясняется интересом автора к деятельности этого сословия, значимостью его в культуре русского народа. Исследователь творчества А.П. Чехова М.П. Громов пишет, что всего духовных лиц у Чехова, «действующих и так или иначе упоминаемых, в чеховском городе N больше 260» [Громов 1993: 167].

Предмет исследования — художественный концепт священнослужитель, отраженный в индивидуально-авторской картине мира и репрезентированный в прозе писателя.

Цель исследования — выявление художественных способов выражения различных граней концепта священнослужитель в прозе А.П. Чехова и его литературоведческий анализ.

Для достижения цели необходимо решить следующие задачи:

1. Выявить основные значения именований священнослужителей и основные признаки концепта священнослужитель, составляющие его понятийное содержание, в национальной языковой картине мира по данным словарей; сопоставить общенациональное представление о словах-наименованиях священнослужителей с индивидуально-авторским восприятием;

2. Провести анализ его ассоциативных связей, выявить наполнения ассоциативно-семантического поля содержания концепта и особенностей его репрезентации в прозаических произведениях А.П. Чехова;

3. Определить особенности и способы именования героев-священнослужителей в прозе А.П. Чехова; установить частотность употребления их личных имен; объяснить употребление онимов с точки зрения соответствия герою своему имени; выяснить, являются ли имена собственные духовенства мотивированными и выступают ли, как это часто бывает у писателя, одним из средств сатирического изображения героя;

4. Изучить языковые средства репрезентации концепта в художественных текстах А.П. Чехова;

5. Исследовать воплощение концепта на разных уровнях текста (тематическом, сюжетно-композиционном, мотивно-образном);

6. Определить символическое и ценностно-оценочное содержание концепта священнослужитель в авторской картине мира.

В исследовании используются следующие методы:

1. Системно-типологический метод, осмысляющий культурную реальность как сложную систему, все элементы которой структурно взаимосвязаны между собой (М.С. Каган).

2. Герменевтический метод обусловлен необходимостью рассмотрения концепта непосредственно в контексте культуры, что позволило выявить значение концепта священнослужитель и его толкования с позиции современной ему исторической эпохи.

3. Аналитический метод предполагает анализ литературы по теме исследования, словарных и текстовых материалов.

4. Метод обобщения и систематизация связан с систематизацией культурологической информации, а также лексического материала, являющегося отражением концепта священнослужитель в национальной картине мира.

5. Статистический метод сопровождает данные языковых исследований.

Для нашего исследования актуальными оказываются:

— исследование художественных текстов (прозы А.П. Чехова) для выявления наращений признаков + концепта священнослужитель в индивидуально-авторском употреблении;

— анализ этимологических словарей (для исследования «внутренней формы» концепта священнослужитель);

— анализ толковых словарей (с целью определения понятийного ядра концепта);

— анализ прочих аспектных словарей (для полного описания системно-языковых признаков концепта священнослужитель);

— проведение ассоциативного эксперимента и анализ его результатов для определения содержания концепта священнослужитель в современном языковом сознании.

Теоретико-методологической базой диссертационной работы явились:

— исследования современных литературоведов, посвященные художественному концепту как элементу национальной художественной традиции, национальной художественной картины мира, как единице индивидуально-авторского сознания.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что рассматриваются разные соотношения единицы священнослужитель: общенациональный концепт священнослужитель и индивидуально-авторский. Это позволяет уточнить границы концепта, выявить его глубинные связи с другими, определить его место в концептосфере и показать все грани его значения в прозе А.П. Чехова.

Практическая ценность работы связана с совершенствованием преподавания русской литературы в различных типах учебных заведений. Современная культурная ситуация на постсоветском пространстве связана с обращением к традиционным духовным ценностям, и прежде всего — к ценностям Православия, которые в рамках школьного и вузовского литературоведческого образования отражены в текстах художественной литературы. Однако понимание текстов, содержащих основополагающие понятие религии, оказывается серьезно затрудненным, поскольку современные школьники и студенты находятся вне традиционного для России контекста православного мировосприятия. Для того чтобы религиозные мотивы А.С. Пушкина или А.А. Ахматовой, Ф.И. Тютчева или Н.С. Гумилева были осмыслены, необходимо ввести современную молодежь в этот контекст, соотнеся его с задачами духовного возрождения как отдельной личности, так и народа в целом.

Научная новизна работы, напрямую соотносящаяся с ее актуальностью, обусловлена отсутствием трудов, посвященных описанию концепта священнослужитель в литературоведении. Нами впервые предпринимается попытка выявить лексику, номинирующую такие названия, а также определить ее место в прозе А.П. Чехова.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Именование священнослужитель можно рассматривать как художественный концепт, поскольку этот образ является одним из ключевых в творчестве русских поэтов и писателей, и каждый из них несет в себе явную смысловую нагрузку в зависимости от глубины религиозности автора, его мировоззрения, исторических условий, влияющих на отношение к духовенству в обществе. Концепт священнослужитель относится к православному массиву лексики, вытесненному за годы советской власти из языкового сознания людей, но сохранившемуся в лексическом составе языка, поскольку зафиксирован в большом количестве исторических и художественных текстов. Сейчас данный концепт возрождается и занимает особое место в культуре и в лексической системе.

2. Концепт священнослужитель актуализируется многочисленными репрезентантами, является производным, ведущим (ключевым), переменным («плавающим»), т. е. периодически становящимся актуальным и неактуальным, репрезентированным; в индивидуально-авторской картине мира А.П. Чехова концепт священнослужитель имеет образный, ассоциативный, понятийный, предметный, ценностный, этимологический и исторический слои;

3. В прозаических произведениях А.П. Чехова имена церковно- и священнослужителей помогают понять художественный замысел; ряд имен содержит культурный компонент значения, отсылая читателя к истории Церкви и библейским сюжетам.

4. Вербальное воплощение концепта священнослужитель в идиостиле А.П. Чехова отражает особенности художественного мышления и мировоззрения писателя, дает возможность получить представление о его внутренней духовной жизни, системе ценностей, картине мира.

Апробация результатов исследования осуществлялась на международных научных конференциях: «СМИ в онтологическом и культурном пространстве славянского мира». Тверь, 2015; «Реклама и современный мир». Тверь, 2016; «Mass-Media. Литература. Действительность». Тверь, 2016; 2017; внутривузовских: «Ежегодная конференция студентов, магистрантов и молодых ученых» Тверь 2014, 2015, 2016, 2017.

Цель и задачи проведенного исследования определили объем и структуру работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы из 198 наименований.

Общий объем диссертации составляет 181 страницу печатного текста.

Примечания

1. Здесь и далее цитируем по данному изданию с указанием тома и страницы. Все ссылки даются на это издание.