Заключение

Концепт священнослужитель относится к классу социальных, составляющих концептосферу религия. Он имеет большое количество репрезентантов, частотно использующихся в речи верующих людей-прихожан; вербализуется многочисленными паремиями, прозаическими, публицистическими текстами, что свидетельствует о его высокой коммуникативной релевантности для русского национального сознания. Он является производным, ключевым, переменным («плавающим»), т. е. периодически становящимся актуальным или неактуальным в разные исторические эпохи.

В диссертации были выявлены художественные способы выражения различных граней концепта священнослужитель в прозе А.П. Чехова, относящихся к сакральному аспекту, проведен его литературоведческий анализ.

«Художественный концепт является инструментом, позволяющим рассмотреть в единстве художественный мир произведения и национальный мир» [Зусман 2001: 161]. Концепт священнослужитель представлен в семидесяти одном художественном тексте, причем автор рисует представителей всех слоев церковной иерархии. Литературоведческий анализ, построенный на основе слова-концепта, позволяет углубить представление о творческой индивидуальности и особенностях поэтики автора, который создает контакт между эпохами, временами, жизненным опытом, предопределяя разные уровни восприятия текста и глубины его осмысления. Собственно лингвистические исследования помогают выявить индивидуальные характеристики авторского слова.

Наполненность слова-концепта постигается читателем на разных уровнях. Чем глубже анализируется значение художественного образа-концепта, тем понятнее становится значимость авторского мышления и полнее познание жизни через опыт другого человека.

Писатель, упрекая духовенство в бездеятельности, выражал искреннюю тревогу в разговоре со священником Сергием Щукиным, что было бы странным для человека, равнодушного к делам Церкви и духовенства: «Православие — я говорю о средней России, которую знаю больше, — трещит по всем швам, а у нас палец о палец не ударят, чтобы поднять, чтобы оживить свое дело» [Щукин 1911: 50].

Со времен Петра I священнослужитель был безропотным защитником государственности. Его высокая миссия нести слово Божие пастве строго оговаривалась сводом служебных инструкций, назывался он Духовный регламент. Название говорит само за себя. Вторую половину XIX и XX век ученый И.И. Виноградов характеризует как «эпоху тотального, всемирно-исторического кризиса религиозного сознания» [Виноградов 2005: 9].

Лесковский священник хорошо понимает, что «без идеала, без веры, без почтения к деяниям предков великих... Это... это сгубит Россию» [Лесков 1989: 208]. «Зло растет через ту шаткость, которую они [раскольники] видят в церковном обществе и в самом духовенстве» [там же: 84]. А.П. Чехов тоже видел эту «шаткость» и устами одного из своих героев мечтал: «...лишь бы только духовенство стояло на высоте своего призвания и ясно сознавало свои задачи <...> плохой учитель принесет школе гораздо меньше вреда, чем плохой священник» [Т. 4: 156].

Концепт священнослужитель представлен и в языке, и в прозе А.П. Чехова двумя противоположными и взаимодополняющими элементами, отражающими разные полюсы религиозного концепта священнослужитель: пастырь, добрый отец, проповедник, наставник, учитель и — обыкновенный человек, нарушающий божественные заповеди (речь идет и об общечеловеческих пороках, присущих представителям духовенства — таких, как обжорство, пьянство, лицемерие и т. д.), а не сакральная фигура. Отец Христофор говорит Егорушке: «...ежели б, скажем, царь спросил: «Что тебе надобно? Чего хочешь?» Да ничего мне не надобно! Все у меня есть и все слава богу. Счастливей меня во всем городе человека нет. Только вот грехов много, да ведь и то сказать, один бог без греха» [Т. 6: 336—337].

Писатель проявил значительную долю мужества: писал о духовенстве, несмотря на официальный запрет. И в текстовом воплощении концепта сохранил традиционный образ священника, отраженный в устном народном творчестве (сказки, пословицы, поговорки, выставляющие в негативном свете церковно- и священнослужителя), а также актуализировал новые смыслы, не входящие в ядро национального концепта (концепт приобрел несколько специфических коннотаций: «искренне верующий» (например, дядька-поп из «Дуэли»), «умный» («Отец архимандрит у нас из московских, отец наместник в Казанской академии кончил, есть у нас и иеромонахи разумные и старцы...» [Т. 4: 169], дьякон «в семинарии обучался» [Т. 3: 29], «...у вас есть идеи!» [Т. 3: 19] и т. п.), «обладающий широтой взглядов», «очень бедный» (отец Анастасий из «Письма», отец Яков Смирнов из рассказа «Кошмар», Иван Великопольский, сын дьячка, вспоминает о «лютом голоде» дома [Т. 8: 263]), «ласковый», «испускающий сияние», «непосредственный», «способный на душевные движения», «добрый (милосердный)» (иеродьякон Николай «добрая душа... какая добрая и милостивая... у иного человека и матери такой нет» [Т. 4: 169], «умоляющий о прощении», «заботящийся о других», «смешливый», «счастливый», ведь «ему дано право прощать» [Т. 6: 60]) и «духовно одинокий» (архиерей Петр, монах Иероним, отец Яков Смирнов), «доверчивый и расположенный к окружающим людям» (дьякон Победов, монах Иероним, отец Яков Смирнов, отец Анастасий), «неавторитарный», «как дитя» (отец Евмений [Т. 3: 13]), обладающий «детской восторженностью» [Т. 4: 175] монах Иероним. Совершенно новым в изображении духовенства А.П. Чеховым стало то, что он стал говорить о нем как о носителе (распространителе) культуры.

Таким образом концепт, преломившись сквозь призму авторского мировоззрения, приобрел специфический ракурс за счет обращения автора к нравственной проблематике. Отсюда понятным становятся употребленные писателем перифразы к концепту священнослужитель как общеупотребительные, так и окказиональные: «духовное лицо», «духовные особы», «духовного звания», «святители церкви», «светильник церкви», «духовный отец», «учитель народа».

На наш взгляд, наиболее важными репрезентантами художественного концепта священнослужитель у А.П. Чехова выступают языковые единицы, в которых актуализировано указание на активные доброту, милосердие; отцовство, светлость, учительство, сакральность и живое общение с людьми, ощущение великой общности с ними, а не на требовательность и строгое соблюдение церковных обрядов.

Изучение концепта священнослужитель в прозе А.П. Чехова дает возможность составить его коллективную биографию, в которой типичным является констатация его отрицательных нравственных сторон и уникальным — выделение его положительных сторон, что отражает, прежде всего, индивидуальный опыт. Кроме того, автор опровергает сложившееся в обществе мнение о том, как богато жило духовенство в конце XIX века. А.П. Чехов показывает духовных пастырей объективно, но при этом мечтает о том, какими они должно быть. Концепт священнослужитель приобретает символическое значение, когда речь идет о силе веры («дядька-поп» из «Дуэли», архиерей или дьякон Победов) служителя церкви или когда речь идет о проявлении им качеств, характеризующих его как любящего, заботящегося о своих детях отца.

Следует отметить тот факт, что духовные пастыри, под влиянием жизненных обстоятельств ставшие «слабее и незначительнее всех», «открывают подлинное состояние мира. Теперь они выступают как бы от лица всякого, любого человека перед лицом бесчеловечной действительности» [Лапушин 1993: 21].

Таким образом, в прозаических произведениях А.П. Чехова расширяется ассоциативный ряд актуального слоя концепта священнослужитель за счет главного критерия ценности человека — общечеловеческого. Автор не осуждает героя-пастыря, он стремится показать его духовный рост под влиянием обстоятельств, понимая, что безгрешных нет. И особенно важен для него душевный катарсис, некое озарение, происходящее с духовными наставниками, ему важно, что герой под воздействием обстоятельств поднимается на нравственный уровень оценки происходящего, что традиционно для русской литературы. Автору священнослужители интересны в первую очередь как люди, а не как представители определенной социальной группы. Гуманистическая философия А.П. Чехова выступает в качестве варианта христианской этики: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Матф. 22:39), «Прости ближнему твоему обиду, и тогда по молитве твоей отпустятся грехи твои» (Сир. 28:2), «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного...» (Матф. 5: 43—45). А.П. Чехов от всей души проявлял сочувствие своим героям — служителям божьим, обнажая одну из тяжелейших нравственных проблем жизни общества — крайний недостаток христианского милосердия.

Иоанн Златоуст говорил о том, что «кто почитает священника, тот будет почитать и Бога, кто стал презирать священника, тот постепенно дойдет когда-нибудь и до оскорбления Бога...» [Святитель Иоанн Златоуст: электронный ресурс], и о том, что «не суди же пастыря, дабы не быть тебе наказану и за то, в чем обвиняешь его» [Святитель Иоанн Златоуст: электронный ресурс], и о том, что «все мы грешники от первого до последнего» [Святитель Иоанн Златоуст: электронный ресурс], и о том, что «хотя бы священник был нечестив, но Бог, видя, что ты из благоговения к Нему почитаешь даже недостойного чести, Сам воздаст тебе награду» [Святитель Иоанн Златоуст: электронный ресурс]. Осуществленный в данной работе анализ художественного концепта священнослужитель дополняет описанное в публицистических и художественных текстах представление о священнослужителе в русской языковой и авторской картине мира. А.П. Чехов обвиняет духовенство недостаточно деятельном, обыденном служении народу; нравственные недостатки у священнослужителей есть, но для автора это далеко не главное. Сострадательное прощающее отношение к служителям алтаря в произведениях писателя налицо.

«Столпов» среди чеховских пастырей, без которых «несть граду стояния», у А.П. Чехова нет. Но и очень мало вопреки народной традиции и творческому методу писателя юмористического колорита при изображении представителей духовенства. Именование поп лишено у него негативной окраски, хотя символический образ священнослужителя второй половины XIX века таков: бездельник, нерадивый к своим пастырским, семейным и хозяйственным обязанностям; неразвитый, необразованный, имеющий скудные понятия о христианских истинах, безнравственный, проживающий «бесцельную и в итоге несчастную жизнь», но к которому общество предъявляет высокие требования [Кошелева 2014: 14—21].

Речь идет здесь об индивидуальном, чеховском варьировании концепта. Художественный эффект определяется напряжением между ожидаемой, национально обусловленной оценкой образа («поп — толоконный лоб» и т. п.) и его контекстным переосмыслением. Главная заслуга А.П. Чехова в том, что он отнесся к священнослужителю как к обычному герою. Любовь к пастырям была у писателя неискоренимой.

А.П. Чехов, в отличие от своего современника Н.С. Лескова, не отнимает у читателя надежду на то, что в России есть и должны быть настоящие, достойные пастыри, способные на исполнение своей особой миссии, на многотрудный священнический подвиг. Здесь можно сослаться на высказывание И.А. Бунина о том, что Чехова отличало «тонкое знание церковных служб и простых верующих душ» [Бунин 1967. Т. 9: 170].

Настоящее искусство в том, что оно несет в себе высшие нравственные качества, прежде всего — любовь к человеку. О «поразительной силе жалости к людям» у А.П. Чехова писал и протоиерей В. Зеньковский [Зеньковский 1959: 10]. Т.Л. Щепкина-Куперник, приятельница А.П. Чехова, в воспоминаниях о нем пишет: «...его рассказы — иногда на несколько страничек... Какая в них страстная жалость и любовь к своим героям — именно любовь, о которой он «не говорил вслух» [Щепкина-Куперник 1954: 331].

Таким образом, в художественной картине мира отражаются особенности национальной картины мира (национальный концепт священнослужитель содержит сакральный и секулярный полюса, он развивается во времени от положительного к отрицательному и наоборот, что является национально-специфическим и обусловленным исторически).

Данная работа не претендует на исчерпывающую полноту, но все же обнаруживает отношение А.П. Чехова к тому социальному слою, к которому и сейчас общество проявляет немалый интерес.