Ю.Н. Караулов справедливо заметил: «человек живет в мире текстов» [Караулов 2003: 216]. Тексты эти разнообразны по своему содержанию, жанрам и многим другим своим характеристикам. Чтобы иметь более полное представление об этих текстах, на современных этапах развития науки уже недостаточно использовать традиционные методы лингвистики текста.
Текст — явление настолько многогранное и разноплановое, что не существует единого его понимания и определения: данный феномен исследуется в различных аспектах: семиотически как вербальная знаковая система (Р. Якобсон, Ю.М. Лотман и др.); дискурсивно (Э. Бенвенист, Т.А. ван Дейк, Р. Барт и др.); лингвистически в системе функциональных значений единиц языка (В.В. Виноградов, Г.О. Винокур); речедейственно в рамках прагматической ситуации (Дж. Остин, М. Бахтин, Н.Д. Арутюнова и др.); деконструктивистски как анализ текста в понятиях «культурного интертекста» (Ж. Делез, Р. Барт и др.); нарратологически в рамках теории повествования как активного диалогического взаимодействия писателя и читателя (В. Пропп, В. Шкловский, М. Бахтин, Н. Фридман и др.); психолингвистически как динамическая система речеобразования и его восприятия (Л.С. Выготский, А. Лурия, А. Леонтьев и др.); психофилологически как многомерный феномен, реализующий психологию автора в определенной литературной форме языковыми средствами (Е.И. Диброва, И.А. Семенова и др.).
В Лингвистическом энциклопедическом словаре дается следующее определение текста: «текст — объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность» [ЛЭС 2002: 507]. Предложенное определение, как нам кажется, не отражает в полной мере исследуемый феномен, т. к. остается неясным, например, о каких знаковых единицах идет речь. Также спорным является вопрос: только ли связность и цельность являются основными свойствами текста? Но все эти вопросы только лишь подчеркивают неоднозначность, многоаспектность проблемы понимания текста.
Понимание текста с точки зрения семиотики смыкается с поисками универсальных логических закономерностей, так или иначе связанных с категориями мышления. Текст предстает как «стандартизированный и отфильтрованный культурой или временем тип сообщений» [Почепцов 2002: 182]. В отличие от сообщения текст принципиально сориентирован на хранение, следовательно, на многократное размножение. В частности, тексты писем — это сообщения, зафиксированные на бумаге. Они могут сохраняться в единственном экземпляре и, если имеют определенную культурную значимость, могут тиражироваться, как случилось с письмами А.П. Чехова. При этом опубликованные письма часто теряют статус частного письма и переходят из неофициального к официальному коммуникативному пространству. Знаковость таких текстов резко возрастает. «Официальное пространство будет всеми возможными способами ограничивать нежелательную информацию, ускоряя обращение информации желательной» [Там же: 183]. Так, например, в опубликованных письмах А.П. Чехова очень часто встречаются купюры, которые с одной стороны, сохраняют облик писателя, принятый в нашем обществе, с другой стороны, осложняют работу исследователей, изучающих текстовое пространство эпистолярия [см. Чудаков 1991].
Однако при изучении литературы структурно-семиотический подход раскрывает лишь один, хотя и очень важный аспект произведения (логический аспект его внутренней текстовой организации), но он не объясняет его социально-идеологическую и художественную природу, составляющую его сущность.
Исследуя текст в психофилологическом аспекте, Е.И. Диброва указывает на его неоднозначность и неопределенность «параметризации». Автор говорит о том, что «в стороне остались сущностные характеристики текста, представляющие его ментально-конструктивные свойства:
1) семантическое пространство текста и его структурация;
2) единицы текста и их ансамбли;
3) семантическая комбинаторика в тексте и пр.» [Диброва 1998: 250].
Интегративное описание позволяет рассмотреть текст с позиции теории познания и теории отражения. При этом психофилологический способ, по мнению Е.И. Дибровой, основан на тезисе о том, что художественный текст создается на основе отражения познанного реального мира. Однако сознание не только отражает объективный мир, но и творит его. Поэтому «текст представляет мир авторского творения, близкий к миру действительному, но практически духовно освоенной и смоделированной им реальности» [Диброва 1998: 250].
Подход к тексту с позиций речевой деятельности позволил учитывать и фактор языковой личности, и фактор коммуникативной ситуации. По выражению Г. Вайнриха, мы говорим не разрозненными словами, а предложениями и текстами, и наша речь покоится на ситуации. Текст есть продукт, порожденный языковой личностью и адресованный языковой личности, текст мертв без акта познания [цит. по Красных 1986]. Если рассматривать текст с такой точки зрения, то следует учитывать тот факт, что главными проявлениями специфических черт текста являются не только его связность и целостность, но и коммуникативная направленность, что и обусловливает статус этой единицы речевого общения.
Связность текста проявляется через соотнесенность смыслов входящих в текст языковых средств. Для описания этого явления — семантической взаимопереплетенности или простого повторения смыслов в соседних и достаточно близко расположенных отрезках текста, выраженного в эксплицитной или имплицитной форме, — в лингвистике введено понятие «изотопии», которое признается одним из главных положений структурной семантики Т.А. Ван Дейка, А. Греймаса и др. Изотопия — это «наличие семантически близких элементов у членов цепочки связного текста» [Николаева 2000: 468].
Коммуникативная направленность текста связана с такими понятиями, как семантика и прагматика. По мнению В.В. Богданова, семантика текста вне прагматического контекста оказывается неполной, семантика без прагматики «лишена определенности, как лишено определенности внеконтекстное слово» [Богданов 1993: 57]. Автор утверждает, что мир, «отражаемый или создаваемый текстом, должен быть встроен в мир коммуникантов — повествователя (автора) и адресата (читателя) — и ограничен пространственно-временными координатами» [Богданов 1993: 48]. Учитывая вышеназванные факторы, мы можем говорить о формировании «прагматического компонента содержания», который включает в себя иллокутивные акты, реализующиеся в текстовых высказываниях, систему принципов и постулатов, которых придерживается автор текста в своей ориентации на читателя и в текстопостроении, дейктические средства маркировки автора и адресата, систему ссылок на источник информации, указание пространственных и временных ориентиров и пр.
Коммуникативная направленность текста подразумевает наличие диалогичности. На это свойство текста указывал М. Нюстранд. Исследователь отмечал, что «письменный текст (writing) хотя и является совершенно монологичным как вид деятельности, тем не менее диалогичен по своей коммуникативной структуре» [Nystrand 1986: 36].
Тексты воспринимаются читателем не единовременно, а по мере движения текста, от его начала к концу. Адекватное восприятие текста «становится возможным лишь после завершения процесса ознакомления с текстом, когда оказывается явной вся система отношений, организующих текст» [Романова 2003: 9]. Таким образом, при анализе текста неизбежно предварительное изучение его составных частей. Однако это лишь предварительный этап исследования. Подлинное исследование текста возможно только на основе анализа его цельности. Текст не просто сумма частностей, а что-то качественно совсем иное, что и позволяет установить истинное текстовое значение, текстовую функцию отдельных компонентов [Адмони 1985].
Понятие целостности часто трактуется как нечто сборное. «Наличие связей между самостоятельно оформленными предложениями, особенно дистантными, позволяет видеть в тексте даже самого большого произведения единое смысловое и структурное целое высшего порядка» [Лосева 1980: 58]. С точки зрения Т.А. ван Дейка, целостный, или глобальный, характер текста, точнее его содержания, может быть определен через понятие микроструктуры, или макропозиции, которая «является пропозицией, выведенной из ряда пропозиций, выраженных предложениями дискурса», а из последовательности макропропозиций «можно вывести макроструктуру еще более высокого ранга» [Дейк 1989: 42].
И.Р. Гальперин для обоснования цельности как основного свойства текста вводит понятие «интеграции». «Интеграция, — пишет он, — это объединение всех частей текста в целях достижения его цельности. Интеграция может осуществляться средствами когезии, но может строиться и на ассоциативных и пресуппозиционных отношениях» [Гальперин 1981: 125]. Так, целостность невозможна без связности, как формальной (когезии), так и содержательной (когеренции) [Богданов 1993].
Важнейшей онтологической характеристикой текста является специфическое использование в нем языковых единиц, при этом необходимо учитывать двуединый статус текста, т. е. единство текстостроительных и текстообразующих факторов, с помощью которых в тексте устанавливаются сложные и многоплановые отношения.
Долгое время в лингвистике господствовала традиция изучения текстов как статических объектов, существующих независимо от обстоятельств их возникновения, но в современной лингвистике исследователи все чаще рассматривают тексты как результат языкового взаимодействия адресата, адресанта и «высказывательной» ситуации. Адекватное восприятие текстообразующих факторов в плане синтагматики и парадигматики требует от адресата и исследователя дискурсивной компетенции.
В связи с этим текст в современной науке чаще рассматривается как частный аспект более широкого явления — дискурса и исследуется дисциплиной, именуемой дискурсивным анализом. Хотя языковое взаимодействие на протяжении веков было предметом таких дисциплин, как риторика и ораторское искусство, а затем — стилистики и литературоведения, как собственно научное направление дискурсивный анализ сформировался лишь в последние десятилетия. Произошло это на фоне господствовавшей в лингвистике на протяжении большей части XX века противоположно направленной тенденции, борьбы за «очищение» науки о языке от изучения речи. Ф. де Соссюр считал, что истинный объект лингвистики — языковая система (в противоположность речи), Н. Хомский призвал лингвистов изучать языковую «компетенцию» и абстрагироваться от вопросов употребления языка. В последнее время, однако, познавательные установки в лингвистике начинают меняться, и все чаще лингвисты приходят к убеждению, что языковые явления не могут быть адекватно поняты и описаны вне их употребления, без учета их дискурсивных аспектов. Поэтому дискурсивный анализ становится одним из центральных разделов лингвистики.
Трактовка понятия дискурса значительно менялась на протяжении последних десятилетий, поэтому, прежде всего, необходимо уточнить значение этого термина. Если в 60—70-е годы дискурс понимался как связанная и согласованная последовательность предложений или речевых актов [Э. Бенвенист, З. Харрис, М. Фуко и др.], то с позиций современных подходов дискурс — это сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста [Т.А. ван Дейк, Г.А. Орлов и др.]. Н.Д. Арутюнова понимает дискурс как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте» [Арутюнова 1990: 136]. Этого определения придерживаются многие современные отечественные лингвисты [Климова 2000; Макаров 2003; Руднев 1996].
Анализ дискурса учётом ментальной сферы языковой личности обогатила когнитивная лингвистика. Рассматривая дискурс с точки зрения этой науки, Т.В. Милевская предлагает вкладывать в данное понятие прежде всего «совокупность мыслительных операций по обработке языковых данных и экстралингвистической ситуации при порождении речи» и под дискурсом понимать «совокупность речемыслительных действий коммуникантов, связанную с познанием, осмыслением и презентацией мира говорящим и осмыслением языковой картины мира говорящего адресатом» [Милевская 2002: 190].
Таким образом, на основании сопоставительного анализа различных пониманий мы можем дать следующую дефиницию дискурсу:
Дискурс — такое измерение текста, взятого как цепь/комплекс высказываний (т. е. как процесс и результат речевого (коммуникативного) акта), которое предполагает внутри себя синтагматические и парадигматические отношения между образующими систему формальными элементами, связанные с познанием мира и идеологическими установками субъекта высказывания и с осмыслением языковой картины мира говорящего адресатом.
Эпистолярный дискурс рассматривается нами как непрерывный процесс, зафиксированный в целом корпусе текстов и связанный с экстралингвистическими, социокультурными, психологическими и другими установками субъекта речи и адресата.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |