О его приезде нас предупредили по телефону из Нижней Ореанды, где Хьюлету Джонсону, известному борцу за мир, лауреату Ленинской премии «За укрепление мира между народами», была отведена резиденция для отдыха.
Был ветреный, дождливый день, один из тех, какие иногда выпадают в Ялте, когда холодный циклон с севера прорывается через горы. Нам сказали, что высокий гость, несмотря на плохую погоду, отправился посетить дом Чехова.
Имя этого выдающегося зарубежного общественного деятеля, настоятеля Кентерберийского собора в Лондоне, стало особенно широко известно в нашей стране в первые месяцы Великой Отечественной войны. В откликах зарубежного общественного мнения на вероломное нападение гитлеровской Германии на Советский Союз не раз сообщалось о массовых митингах в Англии, на которых Хьюлет Джонсон выступал о призывами к организации помощи СССР.
В послевоенные годы, когда началась борьба за укрепление мира, за предотвращение новой мировой войны, Хьюлет Джонсон был в рядах организаторов Всемирных конгрессов участников этого движения. Неоднократно приезжал он в нашу страну, побывал во многих городах.
...И вот он идет по двору чеховской усадьбы. Слышно, как хрустит под его твердым, размашистым шагом потемневшая от дождя морская галька, которой, как при жизни Чехова, плотным слоем покрыт двор и дорожки сада.
Зонт закрывает его лицо. Он приподнимает край зонта, оглядывает кусты лавра и сирени, цветущую сливу. Останавливается у парадного крыльца чеховского дома, переводчица, кутаясь в плащ, показывает ему медную дощечку на двери: «А.П. Чехов».
Хьюлет Джонсон — в темном одеянии церковного служителя и черной шляпе с широкими полями, какую можно увидеть лишь на выцветших фотографиях начала нашего века.
Он показался нам строгим и неприветливым. Но это впечатление быстро прошло. Как только Хьюлет Джонсон снял шляпу, то стал похож на старого священника. Мелкие черты усталого лица и голова с сильно поредевшими светлыми короткими волосами делали его необычайно симпатичным.
Выглядел он элегантно. Одежда хорошо прилегала к его высокой худощавой фигуре. Крепким было пожатие его руки.
Прошли в комнаты А.П. Чехова. Внимательно он слушал переводчицу, не раз останавливал ее, просил повторить сказанное.
В кабинете писателя долго стоял у письменного стола, рассматривая карандаши, ручки, медицинские принадлежности, стопку нераспечатанных бандеролей, полученных, когда А.П. Чехова уже не было в живых. Увидев настольные пружинные весы, на которых писатель взвешивал перед отправкой свою корреспонденцию, спросил:
— Велика была почта Чехова?
И когда услышал, что за пять лет, прожитых Чеховым в Ялте, он написал своим корреспондентам 1367 писем, покачал головой.
— Внушительно! И отправлял, видно, сам!
И как бы между прочим сказал, что видел лондонское издание писем Чехова в двух томах.
Мы подошли к раскрытому окну. Дождь перестал. Из сада тянуло весенним ароматом цветов, свежей влагой, блестевшей на листьях и ветвях. Хьюлет Джонсон просит показать деревья, посаженные Чеховым. Молча смотрит на осыпь алых, белых, розовых лепестков, сбитых дождем с яблонь и слив на темную землю.
Подобно многим посетителям музея, взглянув на икону в спальне Чехова, спросил:
— Писатель был верующим?
Отвечая на этот вопрос, экскурсоводы приводят слова Чехова: «Религии у меня нет». Так писал он незадолго до смерти одному из друзей, проявлявшему интерес к данной теме. Икона появилась в таганрогском доме Павла Егоровича в годы полного благополучия и была почитаема им как «семейный образ». Она прошла через превратности судьбы отца писателя — разорение, бедствование, переезды с одной квартиры на другую. Чехов относился к ней как к «семейной реликвии». Так ответили и Хьюлету Джонсону. Но он попросил рассказать об этом подробнее.
Икона необычная. Выполнена она иконописцем по заказу Павла Егоровича. По его желанию изображены на иконе святые русской православной церкви, именами которых он назвал своих детей.
По лицу Хьюлета Джонсона скользнула улыбка. Что-то показалось ему в этом эпизоде забавным. Бегло взглянул на фотографию отца писателя в кабинете Антона Павловича.
В многогранной личности Чехова, в его духовном и нравственном облике Хьюлету Джонсону, по-видимому, многое понравилось. Именно к этой стороне его личности он проявлял наибольший интерес. И хотя, думая о чем-то, он долго стоял у письменного стола Чехова, за которым были написаны пьесы «Три сестры» и «Вишневый сад», но ни о чем не спросил. Только потом сказал, что пьесы Чехова очень популярны в Англии.
Зато тронуло его, как бережно относился Антон Павлович к памяти отца, хранил многие вещи, принадлежавшие Павлу Егоровичу: картину «Иоанн Богослов», написанную им в молодые годы, дубовую палку, на которую он опирался во время одиноких прогулок, — в верхней части ее искусно вырезана голова собачки.
На этих вещах ощутим отпечаток художественных склонностей отца писателя. Сам Чехов однажды сказал: «Талант у нас со стороны отца, а душа со стороны матери». В кабинете Антона Павловича «Иоанн Богослов» находится в соседстве с картинами старшего брата писателя художника Николая Павловича Чехова и рисунками их сестры Марии Павловны.
Заинтересовали Хьюлета Джонсона в кабинете Чехова резные изделия русских народных мастеров: шкафчики, шкатулка, блюдо, на донышке которого вырезаны деревенский домик и ветряная мельница. Он попросил перевести надпись из накладных букв по ободку блюда: «Чем хата богата, тем и рада».
Хьюлет Джонсон очень оживился, когда услышал, что крестьяне деревни Новоселки Серпуховского уезда Московской губернии поднесли Чехову на этом блюде хлеб-соль во время торжественного открытия школы, которую писатель построил на деньги, заработанные им литературным трудом. Потом, по просьбе крестьян, Чехов построил еще две школы. Покупал дрова, учебники, устраивал для детей новогодние елки с подарками.
— Кто из английских общественных деятелей был в музее? — спросил он.
Была Клементина Черчилль, жена английского премьер-министра У. Черчилля, во время пребывания его на Ялтинской конференции весной 1945 года. Кто еще из английских общественных деятелей был в музее, я не мог вспомнить. Но Джонсон не проявил особого интереса ни к визиту К. Черчилль, известной английской общественной деятельницы в годы второй мировой войны, ни к тому, что в знак уважения музей ей показывала сама Мария Павловна. Он рассеянно слушал переводчицу, словно что-то промелькнуло в это мгновение в его памяти.
Прощаясь, он говорил, что посещение музея доставило ему истинное удовольствие. Это чувствовалось в его голосе, который неожиданно стал мягким и взволнованным. Обаяние личности Чехова захватило его, очевидно, сдержанного и не склонного к личным излияниям человека.
— До посещения музея было у меня, — говорил Хьюлет Джонсон, — отвлеченное представление о Чехове. Теперь он мне стал не только понятнее, но и ближе. Он хорошо знал людей, и ему нужно верить... Когда я вернусь в Англию и буду рассказывать прихожанам о своей поездке в СССР, я скажу и об этом замечательном человеке и писателе.
Мы подарили Хьюлету Джонсону книгу о музее на английском языке, изданную в Москве, и несколько снимков интерьеров чеховских комнат.
Через три дня из Нижней Ореанды пришло письмо, в котором он писал.
«Уважаемые господа!
Позвольте мне горячо поблагодарить Вас за то, что Вы подарили мне чрезвычайно интересную книгу о жизни великого русского писателя. Фотографические снимки дополняют ее достоинства.
Мы чрезвычайно благодарны,
Хьюлет Джонсон,
Настоятель Кентерберийского собора
Англия 9 мая 1959 года»
Хьюлет Джонсон умер в Лондоне восемь лет спустя, на 92-м году жизни. Из его книг можно узнать, что он почувствовал дружеское расположение к нашей стране после первой поездки к нам в 1936 году. Он остался верным другом советского народа и в самый трагический период борьбы против немецко-фашистских полчищ, когда осенью 1941 года вся буржуазная печать подсчитывала дни, оставшиеся до падения Москвы.
Много хорошего Хьюлет Джонсон нашел в нашей стране. Он верил в социалистические идеалы, в неминуемое преобразование жизни на всей земле и старался убедить своих соотечественников и всех людей доброй воли, что только на этом пути человечество обретет спасение от кошмара новой мировой войны.
За два года до смерти он отказался от поста настоятеля Кентерберийского собора, но борцом за мир, за братство народов оставался до конца своих дней.
Это был человек, как сказала о нем Мария Павловна, искренней учтивости и бесстрашной честности. Он нашел правильный путь к людям настоящего времени и о Чехове сказал то, что близко и дорого всему человечеству.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |