Одни считали нашего дядю Митрофана Егоровича чудаком, оригиналом и даже юродивым, другие относились к нему с уважением, а мой брат, писатель Антон Чехов, с нежной любовью. Человек этот посвятил свою жизнь общественным делам и, отдавшись им целиком, умер от истощения, ибо работал через меру. Правда, «общественные дела» 50—60 лет назад были совсем не похожи на теперешние; то, что делал дядя Митрофан, было прежде всего благотворительством. Он был и гласным, и церковным старостой, и создателем Таганрогского благотворительного братства, имевшего целью помочь бедным. Его дом всегда был доступен для бедняков; в день его именин ворота этого дома раскрывались настежь; среди двора были накрыты столы, уставленные пирогами и разными яствами, и каждый имел право войти и усесться за еду.
Это был богомольный человек, устраивавший у себя на дому целые молебствия, но в то же время любивший бывать в театре и смеявшийся до слез на веселых комедиях и водевилях вроде «Маменькиного сынка» и «Беды от нежного сердца». Он ходил всегда изысканно одетым и в цилиндре, его дом внешне представлял собой полную чашу. Его деятельность начиналась с рассветом и кончалась поздно вечером, и только один воскресный день он проводил в полном покое, весь целиком уходя в чтение книг и газет и в разговоры с детьми. Он обожал своих детей, говорил с ними на «вы» и ласкал их так, что нам, его племянникам, становилось завидно. Когда мы еще мальчиками затевали какое-нибудь представление, в котором будущий писатель Антон Чехов, тогда еще гимназист, принимал деятельное участие, то дядя Митрофан всегда был нашим гостем и ценителем. Это был человек не без литературного дарования, и его письма, которые, уже взрослыми, мы получали от него, всегда по части слога и поэтических приемов были безукоризненны. В молодости он был большим романтиком, увлекался сочинениями А. Марлинского (Бестужева) и на всю жизнь усвоил его манеру выражаться. В нашей семье долго хранились его письма, переплетенные в целую книгу, которые он писал, еще будучи холостым, моим родителям, когда совершал путешествие по России, — и я твердо уверен, что литературное дарование дяди Митрофана в известной степени передалось от него и нам, и в особенности моим братьям Антону и Александру, которые сделались потом настоящими литераторами.
В жизни Митрофана Егоровича интересными страницами прошла история его любви и женитьбы. В канцелярии таганрогского градоначальника служил некто Евтушевский. У него была дочь Людмила, которую все звали Милечкой. Эта Милечка была поразительно похожа на дочь герцога Гессен-Дармштадтского Максимилиану, которая вышла потом замуж за тогдашнего наследника Александра Николаевича и приняла имя Марии Александровны. Увидев однажды ее портрет, дядя Митрофан Егорович полюбил ее как женщину с первого же взгляда. Эту свою симпатию он перенес на Милечку и сделал ей предложение. Она отказала ему. Тогда, романтик до мозга костей, он исчез из города. О том, что он отправился путешествовать, узнали только из писем, которые стали приходить от него с дороги.
О трудностях тогдашнего путешествия можно судить уже по тому, что между Таганрогом и Харьковом, на пространстве целых 470 верст, в то время не было ни одного города, и по пути можно было встретить разве только одних чумаков. Ночевать приходилось часто под открытым небом, прямо среди безграничной степи. Тогда это были все «новые места», описанные Данилевским в его романе такого же заглавия, с раздольем, разбойниками и рассказами о таинственных приключениях, в которых была замешана нечистая сила. Железных дорог не существовало, и когда наш отец ехал в Харьков за товаром, то, отправляя его, служили молебен. Одна только Николаевская (ныне Октябрьская) железная дорога находилась еще в постройке и в описываемое мною время действовала только на головных участках, причем расстояние от Москвы до Твери (157 верст) поезд покрывал за полутора суток. И это считалось тогда верхом удобства и быстроты.
Письма дяди были полны глубокого интереса. Все в том же стиле Марлинского он описывал свою поездку в Москву и в Петербург и свои впечатления от путешествия по первой тогда железной дороге. Письмо же о посещении им Царского Села побило рекорд и сразу выявило всю тайную цель такого путешествия.
Войдя в дворцовый парк, дядя остановился в ожидании, не удастся ли ему видеть ту, на которую походила его возлюбленная. И вдруг — неожиданность: он увидел направлявшуюся к нему пару. Это шел Александр II под руку со своей женой, бывшей принцессой Максимилианой. Они приближались прямо к нему. Дядя опустился на колени. Думая, что это какой-нибудь проситель, Александр II нагнулся к нему и спросил:
— Что вам угодно?
— Мне ничего не нужно, государь, — ответил ему дядя. — Я счастлив только тем, что увидел ту, на которую похожа любимая мною девушка.
Максимилиана, вероятно, не поняла его слов, а Александр приподнял его, похлопал по плечу, и они пошли далее.
В этой сцене, конечно, много наивного, но в ту пору, в особенности на окраине, на далеком юге, она должна была произвести известное впечатление. Так, по крайней мере, писал романтик дядя, может быть, в значительной степени и прикрасивший в письме историю встречи в дворцовом парке.
Вот почему, когда Митрофан Егорович вернулся потом на родину, то у Милечки не нашлось уже больше никаких возражений против выхода за него замуж. Они зажили вдвоем, состарились, и в их уютном, гостеприимном домике мы, племянники, всегда находили родственный прием; позднее, поселившись на севере, при каждом нашем наезде в Таганрог мы любили останавливаться у дяди Митрофана. В этом именно домике и схвачены Антоном Чеховым некоторые моменты, разработанные им впоследствии в таких рассказах, как, например, «У предводительши». Мне кажется, что дядя Митрофан пописывал и сам, потому что, когда мне было уже 25 лет, он затеял со мной переписку и целыми страницами присылал мне выдержки из описаний природы: «цветочков в монастырской ограде на монашеских могилках», «ручейков», игриво протекавших по «росистому лугу», и так далее. Все это были выдержки, в которых по слогу и по манере письма можно было легко догадаться, что он был их настоящим автором.
Как я упомянул, дядя Митрофан был церковным старостой, и по своему характеру и по должности он любил принимать у себя духовенство. Желанным гостем у него был всегда протоиерей Ф.Н. Покровский. Это был своеобразный священник. Красавец собой, светский, любивший щегольнуть и своей ученостью, и своей нарядной рясой, он обладал превосходным сильным баритоном и готовил себя ранее в оперные певцы. Но та обстановка, в которой он жил, помешала развить его дарование, и ему пришлось ограничиться местом настоятеля Таганрогского собора. Но и здесь он держал себя, как артист. Он эффектно служил и пел в алтаре так, что его голос покрывал собой пение хора и отдавался во всех закоулках обширного собора. Слушая его, действительно казалось, что находишься в опере. Он был законоучителем в местной гимназии. Нас тогда училось в ней пять братьев; я — в первом классе, брат Антон — в пятом. Никто из нас никогда не слышал от Покровского вопросов. Он вызывал, углублялся в газету, не слушал, что отвечал ему ученик, и ставил стереотипное «три». Свою нелюбовь к нашему отцу за его религиозный формализм он перенес на нас, его сыновей. Уже будучи взрослым, брат Антон рассказывал не раз, как Покровский в разговоре с нашей матерью, в присутствии его, Антона, высказал такое мнение:
— Из ваших детей, Евгения Яковлевна, не выйдет ровно ничего. Разве только из одного старшего, Александра.
Он любил давать своим ученикам насмешливые имена. Между прочим, это он, Покровский, первым назвал Антона Чехова «Антошей Чехонте», чем и воспользовался писатель для своего псевдонима...
Уже будучи известным писателем, брат Антон вместе с петербургским адвокатом Коломниным, тоже окончившим курс в таганрогской гимназии, послал протоиерею Покровскому в подарок серебряный подстаканник.
Протоиерей, в умилении от подстаканника, благодарил брата Антона и просил выслать ему свои сочинения.
«Поброунсекарствуйте старику», — писал он (Броун-Секар — изобретатель омолаживающей жидкости).
Антон Павлович распорядился о высылке ему «Пестрых рассказов», на заглавном листе которых стояло: «А. Чехонте».
Предсказание старика, таким образом, не сбылось. Из Антона все-таки вышел толк, но выдуманный Покровским псевдоним стал достоянием русской литературы.
То, что нас было в семье шестеро человек детей — пять братьев и одна сестра — и все мы были гимназистами, придавало нашей семье большую светскость и интеллигентность, чем это чувствовалось у дяди Митрофана. Правда, и наш отец, Павел Егорович, любил помолиться, но, сколько думаю даже теперь, сколько вдумываюсь в его жизнь, его больше занимала форма, чем увлекала вера. Он любил церковные службы, простаивал их от начала до конца, но церковь служила для него, так сказать, клубом, где он мог встретиться со знакомыми и увидеть на определенном месте икону именно такого-то святого, а не другого. Он устраивал домашние богомоления, причем мы, его дети, составляли хор, а он разыгрывал роль священника. Но во всем остальном он был таким же маловером, как и мы, грешные, и с головой уходил в мирские дела. Он пел, играл на скрипке, ходил в цилиндре, весь день пасхи и рождества делал визиты, страстно любил газеты, выписывал их с первых же дней своей самостоятельности, начиная с «Северной пчелы» и кончая «Сыном отечества». Он бережно хранил каждый номер и в конце года связывал целый комплект веревкой и ставил под прилавок. Газеты он читал всегда вслух и от доски до доски, любил поговорить о политике и о действиях местного градоначальника. Я никогда не видал его не в на-крахмальном белье. Даже во время тяжкой бедности, которая постигла его потом, он всегда был в накрахмаленной сорочке, которую приготовляла для него моя сестра, чистенький и аккуратный, не допускавший ни малейшего пятнышка на своей одежде.
Петь и играть на скрипке, и непременно по нотам, с соблюдением всех адажио и модерато, было его призванием. Для удовлетворения этой страсти он составлял хоры из нас, своих детей, и из посторонних, выступал и дома и публично. Часто, в угоду музыке, забывал о кормившем его деле и, кажется, благодаря этому потом и разорился. Он был одарен также и художественным талантом; между прочим, одна из его картин, «Иоанн Богослов», находится ныне в Чеховском музее в Ялте. Отец долгое время служил по городским выборам, не пропускал ни одного чествования, ни одного публичного обеда, на котором собирались все местные деятели, и любил пофилософствовать. В то время как дядя Митрофан читал одни только книги высокого содержания, отец вслух перечитывал французские бульварные романы, иногда, впрочем, занятый своими мыслями, так невнимательно, что останавливался среди чтения и обращался к слушавшей его нашей матери:
— Так ты, Евочка, расскажи мне, о чем я сейчас прочитал.
Я не знаю, кто был наш прадед с отцовской стороны, Михаил Емельянович. Со слов отца мне известно, что у прадеда был брат, Петр Емельянович, который по какому-то случаю собирал на построение храма, исходил всю Россию пешком вдоль и поперек и действительно выстроил церковь в Киеве. Наша семейная хронология застает нашего деда, Егора Михайловича, в селе Ольховатке, Воронежской губернии, Острогожского уезда, уже женатым, имеющим трех сыновей и дочь. Все они — крепостные помещика Черткова, внук которого впоследствии был ближайшим единомышленником Льва Толстого. Ненасытная жажда свободы заставила нашего деда выкупиться на волю еще задолго до всеобщего освобождения крестьян. На выкуп дочери Александры у него денег не хватило, и, прощаясь с помещиком, — он убедительно просил его не продавать ее на сторону, а подождать, пока у него будут деньги и он сможет выкупить и ее. Чертков подумал, махнул рукой и сказал:
— Так уж и быть, бери ее в придачу.
И стала таким образом свободной и моя тетушка Александра Егоровна.
То, что мои прадед и дед носили у себя в Ольховатке прозвище «Чехи», а не Чеховы, и то, что они всегда алчно стремились к свободе, заставило моего дядю-романтика Митрофана Егоровича верить в следующую выдумку, которой он неоднократно делился со мной.
— Несомненно, что наш предок был чех, родом из Богемии, бежавший вследствие религиозных притеснений в Россию. Здесь он, естественно, должен был искать покровительства кого-нибудь из сильных людей, которые его и закрепостили впоследствии, или же, женившись на крепостной, он тем самым закрепостил и прижитых от нее своих детей, сам, по своей воле, или же в силу требований закона.
При этом романтик-дядя прибавлял:
— Я так думаю, душенька, что простому крестьянину бежать из своей родины незачем и даже почти совсем невозможно. Наверное, это был какой-нибудь особо знатный человек.
С этим легендарным предположением дядя Митрофан и умер, а мы, его племянники, только улыбались, так как к нашим услугам имелась еще и другая, более документальная версия: Царь-пушку, находящуюся в Кремле в Москве, отлил в 1586 году литейный мастер Андрей Чехов. Но значило ли это, что наши предки происходили от него?
Дед отдал своею старшего сына, Михаила, в Калугу в ученье к переплетному мастеру, а сам поступил в управляющие к графу Платову, в его необъятные имения под Таганрогом и Ростовом-на-Дону, куда и переехал вместе со своими двумя другими сыновьями, Павлом и Митрофаном. Дочь Александра тогда же была выдана замуж в Ольховатке и осталась там навсегда. Таким образом, мой отец и дядя оказались на дальнем юге, у побережья Азовского моря. Отец был отдан в приказчики к таганрогскому купцу и городскому голове Кобылину, дядя — в Ростов к купцу Байдалакову. Впоследствии дядя тоже переселился в Таганрог. Пробыв у Кобылина требуемое количество лет, Павел Егорович открыл потом свой собственный колониальный магазин и женился на девице Евгении Яковлевне Морозовой, нашей дорогой, незабвенной матери.
Мы не знаем, кто был нашим прадедом по матери. Наш дед, Яков Герасимович Морозов, жил в Моршанске, Тамбовской губернии, где и женился на Александре Ивановне, нашей бабушке. От этого брака у них было трое детей: две девочки — Фенечка и Евочка (наша мать) и сын Иван (наш дядя Ваня). Яков Герасимович вел большую торговлю сукнами, знался с французами, которые называли его «мосье Морозоф», и по своим торговым делам часто надолго уезжал из Моршанска. Между прочим, он заезжал и в Таганрог, игравший тогда роль столицы, где останавливался в доме генерала Папкова, граничившем с садом дворца Александра I. У нашей бабушки, Александры Ивановны, была сестра, Мария Ивановна, которую выдали замуж в город Шую, Владимирской губернии, в семью старообрядца. В одну из таких отлучек мужа по его суконным делам Александра Ивановна забрала своих девочек и сына и отправилась погостить с ними к сестре в Шую. В это время случилась холера, и наш дед, Яков Герасимович, умер от нее в Новочеркасске, далеко от дома и от родных. По всей вероятности, после него остались там суконные товары и кое-какие деньги. Тогда наша бабушка, Александра Ивановна, наняла тарантас, забрала своих детей и отправилась через всю Россию на лошадях из Шуи в Новочеркасск отыскивать могилу своего мужа.
Это путешествие оставило глубокий, неизгладимый след в душе моей матери и ее сестры. Дремучие леса, постоялые дворы с запертыми, точно в остроге, воротами, с убийствами и ограблениями проезжих купцов, всевозможные встречи, наконец — раздолье и свобода приазовских степей, где не нужно было останавливаться в подозрительных постоялых дворах, а ночевали прямо под открытым небом, на лоне природы, не боясь ни лихих людей, «ни нападений, — все это послужило потом для нашей матери и тети Фенечки неистощимыми темами для семейных повествований, когда мы были маленькими и слушали их, затаив дыхание и широко раскрыв глаза. Тетка и мать были впечатлительными, чуткими созданиями, умели прекрасно рассказывать, и я уверен, что в развитии фантазии и литературного чутья моих братьев эти их повествования сыграли выдающуюся роль.
Александра. Ивановна с детьми не нашла в Новочеркасске ни могилки мужа, ни каких-либо вещественных после него воспоминаний. Она уже не вернулась к себе обратно в Моршанск, а поехала далее, в Таганрог, остановившись по пути в Ростове-на-Дону, где пристроила на службу по торговой части своего сына Ивана у купца Байдалакова.
Здесь наш дядя Ваня встретился с братом нашего отца, Митрофашей, который, как я сказал, тоже служил тогда у Байдалакова. Оба большие мечтатели, они скоро сдружились и оставались друзьями до самой кончины дяди Вани, умершего от чахотки.
Александра Ивановна приехала с двумя девочками в Таганрог и поселилась в нем навсегда в доме генерала Папкова, где ранее живал ее муж.
Время шло, и Митрофан «дядя Ваня стали уже молодыми людьми. Митрофаша переехал из Ростова в Таганрог, открыл здесь свою собственную торговлю и вслед за ним переехал туда же, к матери и сестрам, и дядя Ваня. Через него-то и Митрофашу наш отец и познакомился с семьей Морозовых и женился затем на младшей дочери Александры Ивановны — Евгении Яковлевне. Артист в душе, музыкант на всех инструментах, художник и полиглот, дядя Ваня женился на Марфе Ивановне Лобода, нашей любимой тете, а о Митрофаше и его сватовстве к Милечке я сообщил уже в начале этих записок.
Мой отец женился на моей матери 29 октября 1854 года, в то самое время, когда только что начиналась севастопольская война. По-видимому, первый год своей брачной жизни он прожил у тещи, так как родители мои любили рассказывать о том, как англичане бомбардировали в 1855 году летом Таганрог и какой переполох это произвело в их общей семье, из чего можно думать, что Чеховы и Морозовы жили в то время вместе. Летом, под Казанскую, наша бабушка, Александра Ивановна, была у всенощной в соборе. Служил отец Алексей Шарков. Вдруг бомба ударила в стену, и все в церкви задрожало. Посыпалась штукатурка. Публика испугалась и сгрудилась в кучку. Отец Алексей, у которого от страха затряслись руки, державшие книжку, продолжал читать шестопсалмие. Но когда служба кончилась и прихожане вышли со страхом из церкви, то английские суда, с которых последовал выстрел, уже ушли и только белелись на горизонте.
Затем они не показывались вплоть до 26 июля. Накануне этого дня, вечером, к нашей бабушке, Александре Ивановне, пришел отец Алексей Шарков и предупредил ее, что на горизонте опять появились белые корабли. Он сам влезал на соборную колокольню и видел их оттуда стоящими на рейде. Он советовал ей увезти на всякий случай из города мою мать, которая в то время была беременна моим старшим братом, Александром. На следующий день было воскресенье, и мой отец и дядя Ваня отправились к обедне. Когда после ее окончания они взошли на «валы», то есть на самый край высокого берега над морем, то действительно увидели прямо перед собой английскую эскадру. Они стали с любопытством рассматривать диковинные суда, из труб которых клубился дым, как вдруг с них раздался залп. Мой отец со страха покатился вниз, а дядя Ваня со всех ног пустился бежать домой. На дворе, у входа, прямо на воздухе грелся самовар. Александра Ивановна только что поставила вариться суп из курицы. Моя мать лежала. В это время бомбы уже летали через весь город, и тогдашние хулиганы стали врываться в дома и разбивать зеркала и ломать мебель... Дядя Ваня схватил кипевший самовар и стал его вытряхивать. Встревоженные женщины не знали, что им делать. Как раз к этому времени подоспел мой отец, прихвативший по дороге деревенскую подводу. На нее усадили тещу, мою беременную мать и Фенечку, и, бросив все, женщины выехали в деревню. Сидя на телеге и слыша отдаленные выстрелы, Александра Ивановна то и дело вздыхала:
— Курица-то, курица-то моя там в печи перепарится...
Доехали до слободы Крепкой, за 60 верст от Таганрога, остановились у местного священника отца Китайского, и там 10 августа 1855 года моя мать, Евгения Яковлевна, разрешилась от бремени первенцем — сыном Александром.
Это был впоследствии интереснейший и высокообразованный человек, добрый, нежный, сострадательный, изумительный лингвист и своеобразный философ. Он был литератором и писал под псевдонимом «А. Седой». Благодаря своим всесторонним познаниям он вел в газетах отчеты об ученых заседаниях, и сами лекторы специально обращались перед своими выступлениями к редакторам газет, чтобы в качестве корреспондента они командировали к ним именно моего старшего брата, Александра. Известный А.Ф. Кони и многие профессора и деятели науки часто не начинали своих лекций, дожидаясь его прихода. Но точно в подтверждение того, что он родился в такие тревожные дни, — так сказать, под выстрелами неприятеля, — он страдал запоем и сильно и подолгу пил. В такие периоды он очень много писал, и то, что выходило у него во время болезни из-под пера, если попадало в печать, заставляло его потом сильно страдать. Так, его воспоминания о детстве Антона Чехова, о греческой школе и многое другое написаны им под влиянием болезни, и в них очень мало достоверного. Во всяком случае, к тому биографическому материалу, который напечатан им об Антоне Чехове, нужно подходить с большой осторожностью. Но когда он выздоравливал, когда он опять становился настоящим, милым, увлекательным Александром, то его нельзя было наслушаться: это была одна сплошная энциклопедия, и не могло быть темы, на которую с ним нельзя было бы с интересом поговорить. Он умер в 1913 году, оставив после себя сына, моего крестника Михаила Чехова, известного артиста Художественного театра.
В мае 1857 года у моих родителей появился на свет второй сын, будущий художник, Николай. Это также был высокоодаренный человек, превосходный музыкант на скрипке и на рояле, серьезный художник и оригинальный карикатурист. Он выступал на выставках с огромными полотнами («Гулянье в Сокольниках», «Мессалина), его работы находились в бывшем московском храме Христа-спасителя. О том, как легки, изящны и остроумны были его рисунки и карикатуры, могут свидетельствовать кое-какие остатки, собранные в московском Чеховском музее, а также картина и две-три акварели, находящиеся в ялтинском доме писателя А.П. Чехова. Он умер в самом расцвете лет, тридцати одного года от роду, и теперь мирно почивает на Лучанском кладбище, близ города Сум, Харьковской губернии.
17 января 1860 года родился Антон Чехов, будущий знаменитый писатель, а годом позже — брат Иван, известный московский педагог. Затем появились на свет моя сестра, Мария Павловна, и я.
Примечания
В комментариях С.М. Чехов использовал материалы своего исследования «Родословная А.П. Чехова», включающего генеалогические таблицы как со стороны отца (с конца XVII веха), так и со стороны матери (с середины XVIII века).
Чехов Митрофан Егорович (1830—8/IX 1894)1 — дядя А.П. Чехова, родился крепостным крестьянином в селе Ольховатке, Острогожского уезда, Воронежской губернии. В детские годы выкуплен на волю своим отцом, позже отдан в Ростов «в мальчики» к купцу Байдалакову. Став у него приказчиком, приписался к мещанскому сословию. В 50-х годах переехал в Таганрог, где открыл свою бакалейную торговлю.
Имел четверых детей: Георгия, Владимира, Александру и Елену. В воспитании детей никогда не применял телесных наказаний. Недооценивая значения средней и высшей школы, дал детям лишь начальное образование, чем осложнил их жизненный путь.
Всю жизнь занимался самообразованием и общественными делами, был торговым депутатом, попечителем городских начальных школ, бессменным старостой Архангело-Михайловской церкви, корреспондентом Афонского монастыря в Греции и т. д. Город Таганрог обязан ему своими каменными мостовыми, сделанными из лавы Везувия, привезенной итальянскими кораблями в качестве балласта.
Его дом... — ныне домик на улице Розы Люксембург, № 75. Был приобретен дедом А.П. Чехова Егором Михайловичем. В годы 1855—1859 в нем жил Павел Егорович с молодой женой Евгенией Яковлевной. В 1859 г., сразу же после свадьбы, в нем поселился Митрофан Егорович, а Павел Егорович выехал в маленький домик (ул. Чехова, 69), где родился А.П. Чехов.
Позже Е.М. Чехов разделил участок земли между обоими сыновьями, и Павел Егорович в 1874 г. построил на своем участке каменный дом.
...письма, переплетенные в целую книгу... В чеховской семье была традиция переплетать письма в книги.
...которую все звали Милечкой. Чехова Людмила Павловна (1841—4/VII 1917), урожденная Маркевич-Евтушевская, образование получила в греческом закрытом пансионе. Была полной хозяйкой в доме, детей строго наказывала за провинности. Как сообщает ее внук И.В. Бренев, она боялась ездить на извозчиках и испытывала чувство страха перед городовыми. Всякий раз, когда эти представители власти, следуя по улице, не заходили в ее дом, она, крестясь, приговаривала: «Слава богу, слава богу».
Чехов Михаил Емельянович (середина XVIII века — начало XIX века) — прадед А.П. Чехова, потомок выходцев из Московской Руси, крепостной крестьянин Евдокии Степановны Тевяшовой. Выйдя замуж за Дмитрия Васильевича Черткова, Е.С. Тевяшова принесла ему в приданое свои необъятные острогожские имения, в том числе село Ольховатку, в которой жил М.Е. Чехов. С этого времени Чеховы стали крепостными Чертковых.
М.Е. имел пятерых сыновей: Ивана, Егора, Артема, Семена и Василия. Он был человеком непреклонной воли, детей воспитывал в исключительной строгости. Даже выросшие и поженившиеся сыновья находились в полном подчинении у отца и необычайно чтили его. Обращаясь к нему, они говорили: «паночи!» (от «пан отче»). М. Е. ходил в длинной рубахе, медленной, степенной походкой, с посохом. Жил в белой хатке, с соломенной крышей и трубой, сплетенной из лозы и обмазанной глиной.
Когда сыновья обзавелись своими семьями, он, чтобы прибавить пашни, с разрешения помещика, поставил себе новый дом рядом с хутором крестьянина Неровного, в 12 верстах к югу от Ольховатки. Здесь он поселился с сыновьями Иваном, Артемом и Семеном. Так возникло существующее ныне селение Неровновка.
О прапрадеде А.П. Чехова Емельяне Евстратиевиче известно лишь, что он жил в XVIII веке в Ольховатке и был крепостным, а его отец Евстратий Чехов жил на рубеже XVII и XVIII веков.
Следует отметить, что в Ольховатке на протяжении полутора столетий жили бок о бок две ветви Чеховых — крепостные, предки А.П. Чехова, и свободные разных профессий. Родословная обеих этих ветвей выяснена до конца XVII века, дальше она обрывается, общие предки не установлены. В настоящее время в разных городах СССР проживает несколько семей Чеховых; предки одних были свободными, других — крепостными; все они в XVIII веке жили в Воронеже и Воронежском наместничестве. Отношение этих линий к предкам А.П. Чехова пока также не установлено. Сам факт, что воронежская земля является колыбелью нескольких ветвей фамилии Чеховых, дает основание предположить, что в XVII веке, в период освоения Московской Русью «дикого поля», сюда, на пустопорожнее место, подвергавшееся набегам татар и ногайцев, волею или неволею пришел с севера некий Чехов, который осел здесь и дал многочисленных потомков, расселившихся в Воронеже, Острогожске, Богучаре, Россоши и по берегам речки Черной Калитвы — в Ольховатке. Был ли он сыном или внуко м знаменитого пушечного мастера Андрея Чехова, неизвестно.
Чехов Егор Михайлович (1799—12/III 1879) — дед А.П. Чехова, крепостной крестьянин Чертковых. Был смышленым мальчиком, почему его и постарались обучить грамоте. Сначала занимался хлебопашеством, затем был определен на хозяйский сахарный завод, где впоследствии стал приказчиком. Был женат на крестьянке Е.Е. Шимко, имел четверых детей: Михаила, Павла, Александру и Митрофана. Сам грамотный, отчетливо понимал разницу в положении грамотных и неграмотных, поэтому дал максимально возможное для крепостных людей образование всем трем своим сыновьям.
Человек сильной воли и большой сметки, он упорным трудом скопил крупную по тем временам сумму — 875 рублей серебром (3500 рублей ассигнациями) — и в 1841 г. выкупил себя и свою семью на волю. Став свободным, он в том же году пригнал из воронежских земель в Ростов косяк лошадей — битюгов для продажи2. В Ростове приписался к мещанскому сословию.
В начале 50-х годов он купил в Таганроге маленький домик. Но горожанином он так и не сделался и всю свою последующую жизнь прожил в селе, лишь наезжая в Таганрог. В 1855 г. мы видим его конторщиком в имении графа Платова в слободе Больше-Крепинской, в 60 километрах от Таганрога, а в 1859—1860 гг. в селе Волчья Балка, Харьковской губернии. Сохранилось трогательное письмо Е.М. из Волчьей Балки, в котором он желает всяческого благополучия своему новорожденному внуку Антонию.
В 60-х годах Е.М. вновь возвратился в Больше-Крепинскую, но уже не конторщиком, а управляющим имениями овдовевшей графини Платовой.
В 1870 г. графиня сместила Е.М. за его непокорный нрав и перевела с понижением в усадьбу Княжую, ныне Плато-Ивановка. Сюда в 1871 и 1872 гг. к Е.М. приезжали из Таганрога на летние каникулы его внуки. Мальчик Антоша близко наблюдал здесь своего деда, своевольного, упрямого, крутого, строгого к своим подчиненным и одновременно, выводившего их в люди, склонного к юмору.
У Е. М. было четыре брата — двоюродных деда А.П. Чехова.
Иван (ок. 1793—?) был человеком мечтательным. Поселившись в Неровновке, он развел фруктовый сад, сажал диковинные сорта деревьев и все время проводил в саду, в одиночестве. Воспитав пятерых сыновей, он постригся в монахи в Ново-Афонском монастыре.
Артем (ок. 1803—?) — землепашец, человек практического ума, устроил у себя в доме маслобойку собственной конструкции, чем и промышлял зимою. Отходы — вкусные прижарки подсолнечной муки — он называл «сычиками», почему его и всю его семью прозвали «сычами», а улицу, где он жил — «Сычевкой».
Семен (1809—1871) жил бедно, был чумаком, возил господские и купеческие товары в Ростов, Таганрог, Царицын, Новочеркасск.
Василий (?—1907) был иконописцем. Его работы славились по всей округе. Живя в слободе Нагольной, он получал заказы даже из Москвы.
Ряд потомков Ивана, Артема и Семена ныне состоят членами неровновского колхоза «Красный партизан».
...уже женатым... Жена Е.М. Чехова — урожденная Шимко Евфросинья Емельяновна (1806—26/II 1878), крепостная крестьянка села Зайцевки, украинка, из семьи коноводов. Мужа своего боялась, называла его на «вы», а за глаза «они», ходила в украинской свитке и очипке, была простодушна, наивно верила в нечистую силу. После рождения младшего сына Митрофана пешком ходила «по обещанию» из Ольховатки в Киев на поклонение святыням. Известный петербургский врач Шимко был родственником Евфросиньи Емельяновны.
Чехов Андрей (ок. 1552 — ок. 1623) — знаменитый мастер литья, живший при Иване Грозном, Борисе Годунове и Михаиле Романове. За свою жизнь отлил около 1600 пушек, из которых главнейшие: «Единорог» (1577) с подписью «Чехов», Царь-пушка (1586) с подписью «Ондрей Чохов», «Скоропея» (1590) с подписью «Ондрей Чохов», мортира Лжедмитрия I (1605) с подписью «Ондрей Чехов», «Царь Ахиллес» (1617) с подписью «Ондрей Чохов». Последняя пушка отлита им в 1622 г. После себя оставил целую школу литейщиков и около 15 первоклассных мастеров. Его литейный двор помещался в Москве на нынешней Пушечной улице, угол Неглинного проезда.
Чехов Михаил Егорович (1823—30/XII 1875) — старший дядя А.П. Чехова, родился в селе Ольховатке, выкуплен отцом на волю в возрасте 18 лет, после чего отдан в Калугу в обучение переплетному делу. Около 1845 г. открыл здесь собственную переплетную мастерскую на Воробьевке (спуск к Оке) и женился.
Имел двух сыновей и четырех дочерей: Михаила, Григория, Екатерину, Александру, Елизавету, Клавдию, которым дал лишь самое начальное домашнее образование. Его переплетное дело годами шло слабо, вследствие чего обоих своих сыновей он вынужден был отдать в Москву «в мальчики» к купцу И.Е. Гаврилову (отсюда знакомство таганрогских Чеховых с Гавриловым). Был человеком патриархальным, очень религиозным.
Чехова Александра Егоровна (1827—1906), тетка А.П. Чехова, родилась в Ольховатке, выдана замуж за Кожевникова Василия Григорьевича, с которым после свадьбы уехала на его родину в село Твердохлебово. Дед А.П. Чехова, Егор Михайлович, умер на ее руках.
Чехов Павел Егорович (1825—12/X 1898) — отец А.П. Чехова, родился в селе Ольховатке крепостным крестьянином. В детстве обучался грамоте в сельской школе, пению по нотам у дьячка и игре на скрипке у регента. В 1840 г. учился сахароварению на ольховатском сахарном заводе Черткова.
В 1841 г. выкуплен отцом на волю в возрасте 16 лет и в том же году приписан к мещанам города Ростова. В 1842 г. гонял из Ольховатки гурты чертковских быков в Москву для продажи. В 1844 г. был определен отцом к таганрогскому купцу И.Е. Кобылину, у которого через год стал «заниматься торговлею по конторской части»3. 29/X 1854 г. женился на Евгении Яковлевне Морозовой, имел шестерых детей: Александра, Николая, Антона, Ивана, Марию и Михаила.
Прослужив у Кобылина 13 лет и скопив путем бережливости около 3 тысяч рублей, в 1857 г. открыл собственную лавку «с сахаром, чаем и другими товарами», в чем ему содействовал Кобылин, знавший его аккуратность и безукоризненную честность и кредитовавший его товарами4.
Для ведения торговли вышел из мещанского сословия, и 21 июля 1858 г. утвержден в купеческом звании по третьей гильдии, а в 1859 г. — по второй гильдии, которую выплачивал в продолжение 16 лет.
Занимался общественной деятельностью по городскому управлению. В 1866 г. утвержден членом торговой депутации. В 1870 г. получил формулярный список, в 1871 г. награжден медалью для ношения на шее.
В 1876 г. разорился в связи с общим упадком торговли в Таганроге, вызванным проведением железных дорог в Ростов. Непосредственным поводом для разорения послужила постройка собственного небольшого каменного дома, которая по вине недобросовестного подрядчика обошлась очень дорого. Бежал от долговой ямы в Москву, где полтора года бедствовал и лишь в 1877 г. поступил на постоянную службу конторщиком к купцу И.Е. Гаврилову, у которого проработал тринадцать с половиной лет. Сохранились его московские записные книжки, в которых он в продолжение более десяти лет, день за днем, вел запись своих приходов и расходов. Эти книжки рисуют материальное положение чеховской семьи по приезде в Москву. В них также есть записи о некоторых письмах А.П. Чехова из Таганрога, позже украденных в Мелихове5.
С 1892 г. жил в Мелиховском имении А.П. Чехова, где присматривал за хозяйством, ухаживал за садом, вел дневник, прочитывал все газеты и давал потом справки А.П. Чехову о любых статьях.
Умер после неудачной операции в Москве, где и похоронен на Новодевичьем кладбище.
Исключительной заслугой П.Е. является то, что он всем своим детям стремился дать среднее и высшее образование. По словам М.П. Чеховой, он с трудом выплачивал вторую гильдию, делая это, главным образом, ради детей, чтобы к ним лучше относились в гимназии. М.П. Чехова утверждала также, что в их семье не было злоупотребления телесными наказаниями, что вопрос этот сильно преувеличен А.П. и Ал. П. Чеховыми и некоторыми биографами писателя.
Мы не знаем, кто был нашим прадедом по матери. Прапрадед А.П. Чехова со стороны матери — крепостной крестьянин Никита Морозов — жил в середине XVIII века в деревне Фофаново, ныне Южского района, Ивановской области.
Младший сын его, Герасим Никитич (1764—3/V 1825), прадед А.П. Чехова, — тоже крепостной — хлебопашеством не занимался; он был офеней (торговцем вразнос и вразвоз). Женился на крепостной крестьянке Татьяне Леонтьевой, от которой имел пятерых детей: Алексея, Василия, Марию, Федора и Якова.
Г. Н. был участником «Моршанского каравана». В зимние месяцы торговые люди скупали на Тамбовщине хлебные товары и свозили их в Моршанск — самый южный приокский речной порт. Весной, в половодье, эти товары большими караванами отправлялись во Владимирщину по Цне, Мокше, Оке и Клязьме. Участники каравана при удаче иногда обогащались в один год.
Имея свои баржи, Г. Н. пригонял их с юга в Холуйскую пристань на Клязьме и продавал привезенные товары во время весенней ярмарки в селе Холуй. Кроме хлеба, он торговал поповскими бобровыми шапками (в 4 км от Холуя — озеро Сорокино, где исстари водятся бобры).
Общий подъем торговли после войны 1812 г. позволил ему накопить достаточно денег и в 1817 г. выкупить на волю от своего помещика, поручика А.И. Татаринцева, себя и всю свою семью. Получив вольную, он приписался к купцам Гавриловского Посада, Владимирской губернии. Благоприятные условия позволили ему в дальнейшем открыть постоянную мануфактурную торговлю в Моршанске. В 1823 г. он приписался к моршанским купцам, но моршанскую торговлю осуществлял через приказчиков, живя постоянно в своей родной деревне. Он умер от паралича и похоронен в селе Хотимль, близ западной стены существующей ныне Никольской церкви.
Морозов Яков Герасимович (до 1802—1847), дед А.П. Чехова, родился в деревне Фофаново. В юном возрасте выкуплен отцом на волю. Помогал отцу в офенстве и присматривал за торговлей в Моршанске. Имел троих детей: Ивана, Федосью, Евгению.
В начале 30-х годов XIX века моршанская торговля Я.Г. пошатнулась, и он перешел из купцов в мещанское сословие. В 1833 г. он совсем разорился и вскоре уехал на юг, где стал комиссионером таганрогского градоначальника П.А. Папкова, имевшего близ Красного Кута в Донбассе суконную фабрику. Одновременно Я.Г. открыл в Ростове торговлю сушеной рыбой.
Все эти годы Я.Г. периодически навещал свою семью, которая жила то в деревне Фофаново, то в Шуе.
В 1835 г. родилась его младшая дочь Евгения, ставшая впоследствии матерью А.П. Чехова.
Морозова Александра Ивановна (1804—1869) — бабушка А.П. Чехова, урожденная Кохмакова, родилась в деревне Сергеево, ныне Ивановской области, в 2 километрах от села Палех. Ее дед Матвей Кохмаков и отец Иван Матвеевич были иконописцами и держали в своем большом двухэтажном доме с мезонином иконописную мастерскую. Одновременно они офенствовали, имея связи с обеими столицами. (Иван Матвеевич числился московским купцом.)
Выйдя замуж за Я.Г. Морозова (1820), А. И. поселилась у мужа в деревне Фофаново в его новом доме (существующем и поныне). Во время последней поездки мужа по югу России А.И. гостила с дочерьми у сестры Марии Ивановны в Шуе, где 11 августа 1847 г. произошел пожар, уничтоживший лучшую часть города. Оставшись без крова, А. И. вскоре получила известие о смерти мужа. Она поехала с дочерьми в Новочеркасск, затем в Ростов, здесь встретилась с сыном Иваном и, наконец, в Таганрог, где поселилась в доме генерала Папкова. В 1851 г. А. И. с обеими дочерьми совершила вторую поездку через всю Россию на лошадях в Шую. Вместе с младшей дочерью Евгенией она посетила село Палех и свою родную деревню Сергеево.
В 1854 г. Александра Ивановна выдала в Таганроге замуж свою дочь Евгению за П.Е. Чехова. В 1855 г. она выдала дочь Федосью, а около 1862 г. женила сына Ивана.
Феничка — Морозова Федосья Яковлевна (1829—25/X 1891), тетка А.П. Чехова.
В 1855 г. была выдана замуж за торговца красным товаром Алексея Борисовича Долженко, от которого имела сына Алексея (1865—1942).
Деятельно помогала сестре воспитывать детей и даже взяла к себе ее старшего сына Александра. Кроткая, спокойная, с выдержанным характером, Ф. Я. оказывала большое влияние на детей, будучи одарена фантазией и юмором, рассказывала им интересные истории.
Овдовев в 1870 г., переселилась к П.Е. Чехову, после его разорения и бегства в Москву оставалась в Таганроге и лишь в 1878 г. переехала в Москву, где часто и подолгу жила в семье Чеховых.
Евочка — Морозова Евгения Яковлевна (24/XII 1835—3/I 1919), мать А.П. Чехова, родилась, по-видимому, в деревне Фофаново6 в ночь под 24 декабря. Имя Евгения ей было дано в силу традиции называть детей в честь тех святых, чья память чтилась в день рождения ребенка. Грамоте обучалась дома и недолго. Ей не было еще 12 лет, когда умер ее отец и она вместе с матерью и сестрой переехала из Шуи в Таганрог. Здесь она была отдана в частный «институт благородных девиц мадам Куриловой», где обучалась манерам, хорошему тону и танцам.
Е.Я. сыграла значительную роль в формировании характеров своих детей, в частности А.П. Чехова, который говорил: «Талант у нас от отца, а душа от матери». От нее Антон Павлович унаследовал мягкость и отзывчивость. Она заложила в нем основы того, что позже сделало его писателем-гуманистом, во многом помогла ему переделать «рабскую кровь» на «настоящую человеческую». Именно она поддерживала и укрепляла взгляды Павла Егоровича на образование детей.
Разорение мужа (1876) и переезд всей семьи в Москву Е.Я. переживала исключительно тяжело, и лишь когда в семью вернулось благополучие, почувствовала себя спокойной. Как в Москве, так и в Мелихове и Ялте она руководила всем домашним хозяйством писателя.
Ее всегда отличали ласковость и гостеприимство. Однажды в Мелихове она сказала:
— Мои дети любят меня каждый по-своему. И я стараюсь любить каждого из них так, как это нужно именно ему.
Умерла в Ялте, не дожив трех дней до 83-летнего возраста.
Иван — Морозов Иван Яковлевич, дядя А.П. Чехова (род. между 1821 и 1828 гг., умер между 1866 и 1869 гг.). Мальчиком и юношей сопутствовал отцу в торговых поездках по югу России, помогал вести торговлю в Ростове. После смерти отца (1847) поступил в торговое дело ростовского купца Байдалакова, где в это время уже служил Митрофан Егорович Чехов.
Спустя несколько лет переселился в Таганрог к своей семье и поступил к купцу Кобылину, который вскоре прогнал его за отказ продавать протухшую икру. Очень дружил с мальчиками Чеховыми.
Женился на Марфе Ивановне Лободе, сестре купцов-миллионеров и поселился в их доме. В 1863 г. открыл на ее приданое собственную лавку в таганрогских «рядах», но скоро прогорел, так как даром раздавал товар беднякам. Был всесторонне одаренным человеком: играл на скрипке, трубе и флейте, владел несколькими языками, рисовал портреты, писал красками композиции («Атака крепости»), был гримером, мастерил движущиеся игрушки, цветные фонари, модели кораблей, чинил часы, умел делать пироги, из которых вылетали птицы, приготовлял халву, изобрел удочку «Самопал», которая сама выдергивала клюнувшую рыбу. Но, будучи мечтателем, он не умел извлекать денежной пользы из всего этого, и ему приходилось ежедневно выслушивать от братьев жены попреки в своей неудачливости и серьезные угрозы высечь его, взрослого человека.
Его лирическая, нежная душа не могла перенести такой грубости. Подавленное состояние содействовало развитию процесса в легких. Он умер от чахотки.
Кохмакова Мария Ивановна (после 1804—1876) — двоюродная бабушка А.П. Чехова, в юности красавица, выдана замуж в Шую за старообрядца-купца Гр. Фед. Пряхина, по прозвищу Кохмак. В детстве (1812) видела в Шуе пленных французов, которые просили: «Хлеба, хлеба, хлебушка!»
Лобода Марфа Ивановна (около 1840—1923) — жена дяди А.П. Чехова — И.Я. Морозова. Овдовев и не имея детей, вела хозяйство брата, крупного таганрогского купца И.И. Лободы, племянники которого, после его смерти получившие миллионное наследство, выгнали ее из дому. Была в дружеских отношениях со всеми братьями Чеховыми, в 90-х годах приезжала к А.П. Чехову в Мелихово. Умерла в крайней бедности в деревне под Таганрогом у своей бывшей домработницы.
29 октября 1854 г. ... Бокалы, из которых пили на свадьбе шампанское, хранятся в настоящее время в Ялтинском доме-музее А.П. Чехова.
Чехов Александр Павлович (10/VIII 1855—17/V 1913) — старший брат А.П. Чехова, литератор; в 1885 г. окончил курс таганрогской гимназии с серебряной медалью и в том же году переехал в Москву, где поступил в университет на физико-математический факультет, который окончил по обоим отделениям в 1882 г.
Еще будучи студентом, начал сотрудничать в журналах и газетах под псевдонимами «Агафопод Единицын», «Алоэ», а позже «А. Седой». Руководил первыми литературными опытами А.П. Чехова.
В 1881 г. вступил в гражданский брак с А.И. Хрущевой-Сокольниковой, которую Тульская духовная консистория не развела с мужем и осудила на вечное безбрачие. От нее он имел двух сыновей: Николая и Антона.
С 1882 по 1886 г. служил по таможенному ведомству в Таганроге, Петербурге и Новороссийске. Эта служба отрицательно отразилась на нем, — он почти перестал творчески работать. В конце 1886 г. А.П. Чехов устроил его в Петербурге на постоянную работу в газету, что вновь вернуло его к творчеству.
В 1888 г. Ал. П. овдовел, а в следующем году обвенчался с гувернанткой своих детей — Н.А. Гольден, от которой родился сын Михаил, впоследствии известный артист.
Ал.П. написал значительное количество рассказов, повестей и романов, опубликованных в различных журналах и газетах: «Новом времени», «Осколках», «Новостях дня», «Историческом вестнике» и др. Отдельными изданиями под псевдонимом «А. Седой» выходили «Святочные рассказы» (СПБ, 1895), «Птицы бездомные» (сборник рассказов, СПБ, 1897), «Княжеские бриллианты» (сборник рассказов, СПБ, 1904), «Коняка» (СПБ, 1913) и др.
Известны его работы по специальным вопросам: «Исторический очерк пожарного дела в России» (СПБ, 1892), «Химический словарь фотографа» (СПБ, 1892), «Алкоголизм и возможная с ним борьба» (СПБ, 1897) и др.
Редактировал журналы «Слепец», «Пожарный», «Вестник Российского общества покровительства животным». Интересны его мемуарные произведения: «В гостях у дедушки и бабушки», «Чехов в греческой школе», «Антон Павлович Чехов лавочник» и др. В некоторых случаях факты биографии творчески переплетаются в них с художественным вымыслом.
Ал. П. был большим оригиналом, любил изобретать и мастерить: искусственные наседки согревали цыплят, вылупившихся в самодельных инкубаторах; на стене висели чудовищные часы, сделанные из пробок, прутьев и древесных лишаев; пол его кабинета был покрыт самодельным линолеумом, сделанным из бумажной массы переваренных старых газет, и многое другое. Умер от рака горла.
Чехов Михаил Александрович (16/VIII 1891—1/X 1955) — племянник А.П. Чехова, известный драматический артист. В 1907 г. поступил в театральную школу Петербургского Малого (Суворинского) театра, в 1912 г. приглашен К.С. Станиславским в Московский Художественный театр и зачислен в филиальное отделение. Через год в Первой студии МХТ стал работать под руководством Л.А. Сулержицкого и Е.Б. Вахтангова. Здесь им созданы роли Кобуса в пьесе «Гибель Надежды», Калеба («Сверчок на печи»), Фрезера («Потоп») и др.
С 1918 по 1922 г. занимался педагогической работой в своей студии в Москве.
В 1921 г. создал две роли — Эрика XIV и Хлестакова.
С реорганизацией студии МХАТ в Московский Художественный театр 2-й (1924) он занял в нем ведущее положение, создав роли Гамлета, Аблеухова («Петербург»), Мальволио («Двенадцатая ночь»), Муромского («Дело»).
В 1928 г. выехал за границу. Умер в США.
Чехов Николай Павлович (9/V 1858—17/VI 1889) — брат А.П. Чехова, талантливый художник. Пройдя пять классов таганрогской гимназии, в 1875 г. переехал в Москву, где поступил в Школу живописи, ваяния и зодчества, которую не закончил. С ранних студенческих лет выступал в журналах как рисовальщик и карикатурист. Из его живописных полотен в настоящее время известны «Девица в голубом» (1881) — хранится в Мелиховском музее-усадьбе А.П. Чехова, портрет А.П. Чехова (1883) — в Московском доме-музее А.П. Чехова, «Бедность» (1885—1886) — в Ялтинском доме-музее А.П. Чехова и ряд жанровых этюдов.
Картина «Гуляние первого мая в Сокольниках» была с выставки 1882 г. приобретена Солдатенковым за 600 рублей. Большое полотно «Въезд Мессалины в Рим», в котором небо и задний план были разработаны И.И. Левитаном, а арка Траяна — архитектором Ф.О. Шехтелем, некоторое время хранилось у Шехтеля. Местонахождение этих картин в настоящее время неизвестно. В храме Христа-спасителя Н.П. писал настенные композиции на хорах. В картине И.И. Левитана «В Сокольниках» им написана женская фигура. Ряд графических работ Н.П. хранится в Московском областном краеведческом музее, в Мелиховском музее-усадьбе и др. Множество рисунков и карикатур опубликовано в журналах «Зритель», «Осколки», «Будильник» и др. Он иллюстрировал ряд произведений А.П. Чехова. Сохранились его карикатуры на брата-писателя.
Антон Павлович высоко ценил своего брата как художника. «Хороший, сильный, русский талант», — писал он Ал. П. Чехову в феврале 1883 г. А в семье не раз говорил, что по силе таланта Николай стоит выше его, Антона Павловича7.
Музыкальное образование получил лишь в пределах домашних уроков мадам Шопэ в Таганроге, но почти виртуозно играл на рояле и, в частности, приводил в удивление одного из крупных тогдашних дирижеров — П.А. Шостаковского исполнением Второй рапсодии Листа. На скрипке иногда играл на балах и танцевальных вечерах, не беря платы, за что получил прозвище «бесплатного кадрильщика».
Обладал чрезвычайно мягким характером. А.П. Чехов писал ему: «...ты добр до тряпичности» (письмо Н.П. Чехову. Март 1886 г.).
Личная жизнь Н.П. Чехова сложилась неудачно. Вступив в гражданский брак с А.А. Ипатьевой-Гольден, он подпал под ее влияние и не смог освободиться от мещанской, нездоровой среды, в которой оказался. А.А. Ипатьева видела в нем лишь добытчика денег. Она приучила его к алкоголю, из-за нее он постепенно перестал творчески работать.
Каждое возвращение Н.П. Чехова в семью было общей радостью, но продолжалось недолго. В последний раз А.П. Чехов нашел брата на Каланчевке больного, кашляющего, лежащего за занавеской в накуренной комнате. Антон Павлович перевез его к себе, а затем на дачу на Луку, где он через два месяца скончался. Н.П. Чеховым написаны незаконченные воспоминания о раннем детстве братьев Чеховых8.
Чехов Иван Павлович (16/IV 1861—6/III 1922) — брат А.П. Чехова, педагог. После отъезда семьи в Москву (1876) остался в Таганроге с братом Антоном и зарабатывал на жизнь переплетным ремеслом. Через год, оставив из-за тяжелого материального положения пятый класс гимназии, переехал в Москву, где вначале предполагал поступить в учительскую семинарию, но, выдержав экзамен на приходского учителя, был 18/XII 1879 г. назначен в Воскресенск, Московской губернии (ныне г. Истра).
В 1884 г. И. П. перевелся в Москву. Здесь он заведовал рядом народных школ, в которых учительствовал (Мещанское училище, Арбатское казенное, Миусское 1-е, 3-е и 6-е, Петровско-Басманное). Учительствовал он также в Дубасове, Владимирской губернии, и в Ялте — Штангеевское и Аутское училища.
Не получив высшего и даже законченного среднего образования, тяжело переживал это и всю жизнь занимался самообразованием. Характером обладал твердым и властным.
9 июля 1893 г. женился на С.В. Андреевой. Свадьба состоялась в Мелихове. Антон Павлович был шафером невесты, а брат Михаил — жениха. У И. П. и С.В. был сын Владимир (1894—1917).
Чехова Мария Павловна (31/VII 1863—15/I 1957) — сестра А.П. Чехова, педагог, художница, создательница Дома-музея А.П. Чехова в Ялте.
В 1872 г. поступила в Таганрогскую женскую гимназию. После переезда в Москву закончила среднее образование в московском филаретовском епархиальном женском училище (1884) и поступила на Высшие женские историко-литературные курсы Герье, где училась до 1887 г. С 1887 по 1904 г. состояла преподавательницей истории и географии в частной женской гимназии Ржевской в Москве. В 90-х годах увлеклась живописью, училась в Строгановском училище, а потом в частной студии А.А. Хотяинцевой под руководством В.А. Серова и К.А. Коровина. После смерти А.П. Чехова посвятила себя сбору и изданию литературного и эпистолярного наследия брата (шеститомник писем А.П. Чехова и др.). С 1922 г. была бессменным директором созданного ею Ялтинского дома-музея А.П. Чехова. Умерла в Ялте от инфаркта.
1. Павел Егорович Чехов в своей автобиографии «Жизнь Павла Чехова» говорит, что его брат Митрофан родился в 1836 г., дети же М.Е. Чехова — Александра и Владимир — утверждают, что он умер на 64-м году жизни и, следовательно, родился в 1830 г. Даты до 1917 г. указаны по старому стилю.
2. Заявление Е.М. Чехова Ростовской градской думе 1841 г., изложенное ростовским краеведом Краснянским в письме от 20/I 1940 г. Таганрогскому литературному музею. Сообщено М.Т. Колодочко.
3. «Жизнь Павла Чехова», «Красный архив», 1939, № 6.
4. Некоторые уточняющие данные о П.Е. Чехове заимствованы из рукописи П.Д. Карпуна «Чеховские места в Таганроге» и из его писем, с разрешения автора.
5. Записные книжки П.Е. Чехова хранятся в Государственной публичной библиотеке имени В.И. Ленина.
6. В письме А.П. Кондакову от 2 марта 1901 г. А.П. Чехов пишет: «...моя мать уроженка Шуйского уезда...»
7. Сообщено М.П. Чеховой.
8. Архив С.М. Чехова.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |