До посещения каторжного острова Б. Ховардом, А. Чеховым, В. Дорошевичем о Сахалине писалось немало как у нас, так и за рубежом. Однако все труды не содержали информации «из первых рук». После возвращения с Сахалина доктор Ховард «не смог найти ни одной книги на любом языке, в которой рассказывалось бы о повседневной жизни чиновников, ссыльных и заключенных острова Сахалин, увиденной глазами автора»1.
В подтверждение слов Ховарда, что в XIX веке общество не имело четкого представления о Сахалине, так как отсутствовали правдивые, точные сведения, приведу строки А.П. Чехова. Готовясь к поездке на остров, в письме от 25 февраля 1890 года он писал брату Александру: «Статьи писались или людьми, никогда не бывавшими на Сахалине и ничего не смыслящими в деле, или же людьми заинтересованными, которые на сахалинском вопросе и капитал нажили и невинность соблюли»2. В.М. Дорошевич перед поездкой на Сахалин в прошении начальнику Главного Тюремного Управления А.П. Саломону указывал, говоря о целях своего путешествия: «Такого рода согласное с правдой описание должно разрушить массу ложных легенд, которые связаны у нас с представлением о каторге...»3. Таким образом, мы приходим к мысли, что в то время информации было недостаточно. Поэтому тема каторги, тюрьмы, преступления и наказания все больше привлекала внимание мирового сообщества, которая, в свою очередь, отразилась в очерках А.П. Чехова, П.Ф. Якубовича, В.М. Дорошевича, Г.И. Успенского и других.
Упоминания о Сахалине были различного характера, но все их объединяет одно — это представление о Сахалине как о каторге в виде некоего зловещего образа, ада. Например, в своей книге Б. Ховард использует информацию князя Кропоткина: «В Российской империи найдется немного мест ужаснее этого острова, поэтому русское правительство отправляет именно на Сахалин всех приговоренных к каторжным работам... Так на земле был создан новый ад, куда хуже Атакни. Приговоренных к каторжным работам теперь отправляют умирать на сахалинские острова»4.
А.П. Чехов в письме к Суворину сообщал о Сахалине: «Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников и все это сваливали на тюремных красноносых смотрителей»5.
Спустя 7 лет после поездки Чехова, известный журналист, корреспондент газеты «Одесский листок» В. Дорошевич тоже совершает путешествие на Сахалин. К этому решению его подвигли разные причины, в том числе и правительственные меры в отношении ссыльных и собственные наблюдения над отправкой каторжан из Одессы. В одном из своих обозрений он пишет: «В трюме — тишина. Слышен только лязг кандалов и плеск воды... Внизу могильная тишина мира отверженных, мира наказанного преступления, угрызений совести, тоски, гнетущих воспоминаний, бессильной злобы, ужасных кошмаров, снов, от которых просыпаются или в холодном поту, или с мучительно сжатым тоскою по родине сердцем...»6.
В очерках с тюремной тематикой предстает целая галерея мира отверженных. Задачей таких очерков считается: возбуждать интерес в обществе, вызывать сострадание к бедным и несчастным, которые проживают свою жизнь в стенах российских тюрем. Перед писателем Чеховым и журналистом Дорошевичем стояли различные по своему составу задачи поездки на Сахалин. А.П. Чехов попытался воссоздать достоверную картину каторжной системы, ему предстояло провести объективное исследование условий жизни каторжных на Сахалине, в то время как Дорошевич ставил перед собой несколько иную задачу — вскрыть социальные мотивы преступления каждого отдельного человека, проникнуть в духовный мир, постичь его психологию7. А Ховард целенаправленно изучал устройство каторги в различных странах, криминологию, реформу тюрем.
Но каким образом выполненные задачи могли воздействовать на публику с целью привлечения к себе внимания, и кто смог в большей мере прикрепить взгляды жаждущей толпы?
В то время как книга Чехова привлекла внимание своей информативностью и обилием статистического материала, личными впечатлениями и переживаниями, а «Сахалин» Дорошевича, по оценке газеты «Русские ведомости», — «это большое, яркое стихотворение в прозе, проникнутое тяжелым настроением, навеянным впечатлениями каторги...»8, то книга Ховарда привлекла внимание общества только многими любопытными сведениями. Например, интересные факты публика почерпнула из отдельных глав: «Репутация острова Сахалина», «Кнут, его применение и результаты», «Проблема перевоспитания» и пр.
Но пока мы остановимся на рассмотрении книг Чехова и Дорошевича, принимая во внимание тот факт, что в России публике наиболее известны именно эти книги. Считается, что именно «Остров Сахалин» А.П. Чехова произвел резкий переворот в общественно-политических отношениях. Благодаря этой книге к Сахалину оказалось приковано внимание нескольких тысяч людей, власти были встревожены. Подобный резонанс произвели очерки В.М. Дорошевича, на них обратила внимание цензура, которая в 1897 и 1898 гг. под различными предлогами приостанавливала выход газеты «Одесский листок». А после выхода в свет книги «Сахалин» в 1902 г. по специальному правительственному распоряжению книга на некоторое время была изъята из публичных библиотек, запрещалась ее продажа на железнодорожных станциях и рынках9.
«Остров Сахалин» Чехова и «Сахалин» Дорошевича призывают исследователей к сопоставлению. Известный чеховед М. Теплинский в одной из своих публикаций писал: «Конечно, книга Дорошевича написана более живо, в ней нет статистических таблиц и обилия документального материала, но в познавательном отношении она далеко уступает «Острову Сахалину» Чехова»10. В «Тюремном вестнике» за декабрь 1902 года была заметка, в которой писалось о том, что все фельетоны Дорошевича, как и состоящая из них книга, не исключая и иллюстрации, дают читателю очень мало нового, автор придал старому материалу лишь новую, более легкую, доступную форму. Различные мнения существовали и существуют до сих пор по этому поводу, но так или иначе обе книги несут большую смысловую нагрузку, ими интересуются, их исследуют и изучают.
Сопоставляя книги Чехова и Дорошевича, можно с интересом проследить наблюдения авторов по той или иной тематике. Вот как описывает тюрьму в Александровском посту А.П. Чехов: «Тюрьма находится близ главной улицы, но по внешнему виду она мало отличается от военной казармы, и потому Александровск совсем не носит того мрачного острожного характера, какой я ожидал встретить»11. Внешнее впечатление, как правило, бывает обманчивым. Уже на улице Александровского поста писатель увидел кандальных каторжных, которые, «звеня цепями», тащили тяжелую тачку с песком, «по сторонам плетутся конвойные с потными лицами и с ружьями на плечах... кандальные возвращаются тою же дорогой назад, и звон кандалов слышится непрерывно»12. Звон кандалов, как символ человеческого страдания, слышался повсюду. А вот, что пишет Чехов о кандальной: «Оборванные, немытые, в кандалах, в безобразной обуви, перепутанной тряпками и верёвками: одна половина головы взлохмачена, другая, бритая, уже начинает зарастать... Постелей нет, спят на голых нарах»13. Всюду, где бывал, А. Чехов отмечал тяжкое положение человека, отсутствие в общих камерах чистоты и гигиены. По этому поводу он дал свою оценку существующим «порядкам» в тюрьмах Сахалина, как врач: «...гигиена никогда не выйдет здесь из той тесной рамки, какую ограничили для нее сахалинский климат и рабочая обстановка каторжного, и какими бы благими намерениями ни была проникнута администрация, она будет бессильна и никогда не избавится от нареканий»14.
У Дорошевича в книге «Сахалин» мы тоже находим главы, в которых автор повествует о том, что собой представляют сахалинские тюрьмы. Каждая глава книги — это своеобразный репортаж журналиста. И если Чехов дает свою оценку увиденному, делится впечатлениями, передает личные переживания и при этом преподносит материал как научное исследование, то Дорошевич преподносит публике сенсации, живые, эмоциональные очерки. Что касается сахалинской тюрьмы, Дорошевич пишет: «Из темницы на момент выглядывали старые, молодые, мрачные, усталые, свирепые, отталкивающие и обыденные лица и сейчас же снова исчезали во тьме... Загремел огромный замок, клуб сырого, промозглого пара вырвался из отворяемой двери, и мы вошли в один из «номеров» кандального отделения... Наше появление словно разбудило дремавшие кандалы. Кандалы забренчали, залязгали, заговорили своим отвратительным говором»15.
Посетив кандальную, В.М. Дорошевич увидел те же «голые нары, свернутые комком грязные матрацы в головах»16, автором отмечается та же грязь и много человеческого страдания. А это значит, что за 7 лет на Сахалине мало что изменилось.
Существуют различные мнения о книгах Чехова и Дорошевича. Сахалинские знакомые Чехова посчитали ее неправдоподобной, так как автор смягчил краски, в то время как картины, нарисованные Дорошевичем, в большей степени правдивы и вызывают только удивление. Книга Дорошевича написана так, словно никаких предшественников у автора не было. Для Дорошевича не существовало границ, в то время как Чехов вынужден был считаться с цензурой. Журналист с легкостью расправляется с чиновниками, для описания их он не жалеет мрачных красок, также описывает правдивую жизнь каторжных и поселенцев. Возможно, Дорошевичу было намного легче привлечь публику, он хорошо знал вкусы и потребности читателей, ведь в тот период все общество было охвачено сенсациями, которым отводилось огромное место в газетах. Но так или иначе документальными свидетельствами, яркими, образными картинами, научной обоснованностью фактов все-таки книги Чехова и Дорошевича воздействовали на передовую общественность, а тем более на правительство, которое, в свою очередь, всячески пыталось переубедить общество в том, что образ Сахалина писателя и журналиста не соответствует действительности.
По своему содержанию книга Б. Ховарда «Узники России» во многом уступает российским авторам. В ней отсутствует личностное отношение к увиденному, разоблачение тюремной системы в России. Он видел Сахалин глазами иностранца, с уже сложившимся представлением об устройстве и принципах работы каторжных систем в Англии и Америке. И все, что он наблюдал на Сахалине, шло в сравнении с зарубежным опытом. Информацию автор преподносит читателю сухо. Все то, что российским писателям на острове показалось удручающим и крайне невыносимым, Б. Ховард представил, более или менее сносным; создается иллюзия некоторого благополучия. В пример приведём выдержки из VIII главы его книги «Чем питаются каторжники». «...Я бывал в местной пекарне, наблюдал процесс выпечки хлеба и его распределения среди потребителей... Могу утверждать, что и заключённые, и... чиновники, включая начальника округа, едят хлеб из одной выпечки без какой-либо дискриминации в этой сфере»17. Сравним у Чехова: «...те, которые довольствуются из котла, получают порядочный хлеб, живущим же по квартирам выдается хлеб похуже, а работающим вне поста — еще хуже»18 и далее: «...хорош только тот хлеб, который может попасться на глаза начальнику округа или смотрителю»19. В то время, когда мы у Б. Ховарда читаем: «Суп варят из мяса или рыбы с непременным добавлением овощей, обычно картофеля или капусты, а иногда — и того и другого вместе»20, у Чехова мы находим: «Мясо употребляется в пищу только соленое, рыба также; дают их в вареном виде, в супе»21.
Сравнивая произведения трех авторов на тему наказания каторжных, мы приходим к выводу, что описания Ховарда существенно отличаются от размышлений по этому поводу российских авторов. Ховард как врач исследовал процесс экзекуции кнутом в сибирских и сахалинских тюрьмах и пришел к выводу, что: «Вообще-то либеральным критикам не мешало бы побывать на Сахалине и лично изучить положение дел, прежде чем бичевать Россию за столь «варварскую» форму наказания, как порка кнутом. С медицинской точки зрения последствия для здоровья от порки, наблюдаемой мной в ее различных формах на территории Сибири, значительно меньше, чем я мог предполагать...»22. Чехов же, наблюдавший сцену наказания плетьми, ужаснулся. Увиденное навело его — тончайшего знатока человеческих душ — на размышление такого рода: «От телесных наказаний грубеют и ожесточаются не одни только арестанты, но и те, которые наказывают и присутствуют при наказании»23. В. Дорошевич об избиениях арестанта плетьми с болью пишет: «Это был человек, в котором было всё уничтожено... ему истерзали тело и наплевали в душу»24. Отношение А. Чехова и В. Дорошевича к подобным видам наказания объединяется общим неприятием этих существующих фактов и омерзением, в то время как Б. Ховард относится к физическому наказанию арестантов как к вынужденным мерам.
Исходя из всего вышесказанного, приходим к выводу, что А.П. Чехов с проницательностью художника-мыслителя в «Острове Сахалине» воспроизвел трагедию гибели человеческих ресурсов, трагедию духовного умерщвления народа. Дорошевич своей книгой дополняет мысли Чехова: «Если исправление и возрождение немыслимы без раскаяния, то Сахалин не исполняет, не может исполнять своего назначения»25.
Надо учитывать то, что Б. Ховард приехал на сахалинскую каторгу по приглашению начальника Корсаковского округа. А это значит, что ему некоторым образом демонстрировали объекты каторжной тюрьмы в выгодном свете для всей пенитенциарной российской системы. В своем исследовании он сделал вывод о том, что в Сибири «система содержания самая гуманная, оставляющая оступившемуся человеку шанс на исправление и возвращение к честной трудовой деятельности»26. А.П. Чехов всему миру заявил, что «...каторга убивает нравственную силу человека, растлевает и губит душу»27.
Примечания
1. Ховард, Б. Узники России. Жизнь среди сибирских дикарей / Б. Ховард. — Южно-Сахалинск, 2007. — С. 82.
2. Чехов, А.П. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 12 / А.П. Чехов. — М., 1963. — С. 396.
3. ГАРФ. — Ф. 122. — Оп. 6. Д. 2158. — Л. 9. (копия МКЧ НВФ 185—264).
4. Ховард, Б. Указ. соч. — С. 84.
5. Чехов, А.П. Указ. соч. — С. 399.
6. Букчин, С.В. Сахалинская эпопея Власа Дорошевича // В.М. Дорошевич. — Сахалин. Т. 1. — Южно-Сахалинск, 2005. — С. 7.
7. Прокурова, Н.С. Автореферат чего (докторской и кандидатской?). Нравственно-психологические аспекты проблемы преступления и наказания в русской литературе 2-й половины XIX века / Н.С. Прокурова. — М., 2000. — С. 14.
8. Букчин, С.В. Указ. соч. — С. 28.
9. Там же. — С. 28.
10. Теплинский, М.В. Влас Дорошевич — автор книги / М.В. Теплинский «Сахалин» // Сахалин. Литературно-художественный сборник. — Южно-Сахалинск, 1962. — С. 133.
11. Чехов, А.П. Остров Сахалин / А.П. Чехов. — Южно-Сахалинск, 1980. — С. 28.
12. Там же. — С. 32.
13. Там же. — С. 54.
14. Там же. — С. 57.
15. Дорошевич, В.М. Сахалин. Т. 1 / В.М. Дорошевич. — Южно-Сахалинск, 2005. — С. 190—192.
16. Там же. — С. 195.
17. Ховар, Б. Указ. соч. — С. 138.
18. Чехов, А.П. Указ. соч. — С. 226.
19. Там же. — С. 225.
20. Ховард, Б. Указ. соч. — С. 137.
21. Чехов, А.П. Указ. соч. — С. 226.
22. Ховард, Б. Указ. соч. — С. 196.
23. Чехов, А.П. Указ. соч. — С. 262.
24. Дорошевич, В.М. Сахалин. Т. 2 / В.М. Дорошевич. — Южно-Сахалинск, 2005. — С. 336.
25. Прокурова, Н.С. Указ. соч. — С. 16.
26. Ховар, Б. Указ. соч. — С. 308.
27. Чехов, А.П. Указ. соч. — С. 303.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |